Пролог
Ветер, рассвирепевший не на шутку, метался в полночном небе, в ярости раскидывая свинцовые тучи по небосклону; накрапывал мелкий колючий дождь; деревья стонали от порывов урагана, гнулись к земле, швыряя последнюю листву на землю, а вековые сосны сыпали градом иголок, словно мелкими копьями. Страшная ночь, когда и собаки прячутся в конуре, прижав от страха уши и скаля зубы на неведомую опасность.
Изрытая конскими копытами лесная земля сочилась влагой. Совсем недавно промчались тут злобным осиным роем чужаки, загонявшие людей словно дикого зверя, не щадя ни детей, ни женщин. Смертельной угрозой проникали они к городам русичей, надеясь на богатую поживу. Так и в этот раз, пробираясь лесами да околотками, чтобы не попасть на глаза княжеским дозорным, неслись воины через бурелом, не боясь переломать ноги лошадям. Молча и страшно, без единого звука, словно ожившие кошмары. Неслышно было воинственных кличей, хоронились недруги в лесных тенях, укрывались тёмной полночью. Скоро уже покажется приграничный город – Вежа, где на всех хватит богатой добычи и каждому достанется по доброму рабу, похвалит хан своих нукеров за добытые трофеи.
В низенькой землянке, что скрылась в густом лесу, на границе непроходимого соснового леса, сидела на полу старая ведунья, прижимая к себе растерзанное, в кровоподтёках тело девочки. Она баюкала мёртвую, словно родное дитя, глаза старухи были сухими, лишь глухие рыдания сотрясали её тощую, костлявую грудь. Одежда на ней была разорвана, руки и лицо покрывали синяки и ссадины. Вырвавшись из забытья, старуха бережно положила тело девочки на землю и, поправив на ней лохмотья, оставшиеся от платья, на негнущихся ногах доковыляла до стола. Схватив старый иззубренный нож, опустилась на колени. Расчистив от мелкого мусора пятачок земли перед собой, ведунья, сжав зубы, полоснула вдоль запястья холодным лезвием кинжала. Кровь, словно нехотя, лениво наливаясь багряными каплями, показалась из раны.
Отшвырнув нож, старуха подняла безумные глаза к потолку жилища:
– Морана! Внемли мне! – голос ведуньи напоминал вой раненого зверя, нагнувшись к земле, она, то шептала, то кричала слова заклинания, прочерчивая своей кровью на полу древние руны отмщения и смерти. Её шатало от изнеможения, но рука оставалась тверда, лишь когда последний знак занял своё место, всё тело старухи сотрясла дрожь, и она без сил опустилась на землю, прижимая окровавленную ладонь к рунам:
– Написано кровью, скреплено кровью… – бормотала старуха, накрывая рукой древние знаки. Жизнь по капле покидала её тело, из последних сил перевела она взгляд на свою воспитанницу: лицо девушки было спокойно, невидящим взором смотрела она в вечность туда, куда ушла её душа. – Пошли воина, что спасёт люд простой, убережёт детей, матерей их и стариков…
В этот миг содрогнулся мир, по лесу прокатился глухой стон, деревья заскрипели, роняя сучья на землю, по округе пронёсся волчий вой.
– Услышала, – улыбнулась одними губами старуха. Она конвульсивно вздрогнула, её взгляд затуманился, рот застыл, до остатней минуты шепчущий слова проклятий. С последним вздохом прикрыла она глаза, большая капля крови застыла на изрезанном запястье.
***
Воевода Могута Мстиславович
По лесу, нехожеными звериными тропами, ехал всадник. Его широкогрудый конь мягко переставлял копыта в прелой листве, не издавая ни звука. Словно понимал, что нужно сберечь хозяина и его драгоценную ношу от чужаков.
Могучий воин был в железной кольчуге, опоясанный кожаным широким поясом, с притороченным к нему мечом, что не каждый воин сможет поднять. Голову его покрывал шлем с бармицей (прим. автора – кольчужная сетка, защищающая шею), которая закрывала рано поседевшие волосы богатыря. Одной рукой мужчина прижимал к себе девушку, закутанную в широкий, подбитый мехом плащ воеводы. Она была без сознания, волосы плотно, словно ранняя седина, покрывал пепел, толстая коса, выбившись из-под плаща, опускалась на седло. Закрытые веки, обрамлённые густыми ресницами, едва заметно подрагивали, дыхание было прерывистым.
– Терпи, Настенька, – шептал Могута Мстиславович, княжеский воевода, – скоро доберёмся.
Дыхание воина было тяжёлым, из-под кольчуги широкой алой лентой на руку лилась кровь, воевода давно научился не обращать внимания на боль, но силы постепенно покидали воина, он боялся не довезти свою драгоценную ношу – княжну Настасью, единственное оставшееся в живых дитя их правителя.
Могута, одними ему знакомыми с детства тропами, пробирался к избушке лесной ворожеи Жели, что с незапамятных времён жила в глухой чащобе.
Ведунью в городе знали и уважали, но по пустякам не обращались, ведь сварливая старуха могла и прогнать с таким напутствием, что незадачливый проситель неделю животом маялся. Не любила она, когда тревожили её покой по пустякам, однако в серьёзных случаях никогда не отказывала. Доводилось, к ней привозили тяжело раненых гридней (прим. автора – воин княжеской дружины) князя и вырывала лесная ведьма воинов из лап смерти. Так спасла она и свою воспитанницу Аксинью, когда нашла её маленьким комочком на руках у замёрзшей, мёртвой матери. Откуда пришла та девушка, никто не знал, как добралась по лесным сугробам до одинокой землянки, тоже. Наутро обнаружила их Желя, посиневшая мать сжимала в одеревеневших руках крохотную новорождённую девочку, которая уже не плакала и не открывала глаз. Каким-то чудом отмолила старуха дитя, и маленькая Аксинья не только выжила, но и стала для ворожеи любимой воспитанницей и помощницей. С пяти лет без страха бегала она по всему лесу в поисках трав, что наказала собрать бабушка, и вот диво – звери не трогали своих соседок. Поговаривали, что заключила старая Желя договор с самим Лесным хозяином. Правда или нет, но и в самые голодные зимы, когда волки нападали даже на деревни, вырезая скот, обходило зверьё стороной лишь старую землянку, не чинило зла ни ведьме, ни её найдёнышу.
Сколько лет лесной ведунье никто не знал, вспоминал Могута, как ребёнком, увязавшись за братьями, ходил в чащобу, уже тогда она была стара. Задубевшая кожа напоминала древесную кору, худая, словно палка, руки точно сучья, простоволосая, седая, она до икоты пугала мальчишку своим видом, если встречалась на пути.
Очнувшись от раздумий, воин вгляделся в одному ему ведомые ориентиры, вот засохшая сосна рядом с кряжистым дубом, значит, скоро едва заметная тропка выведет их на знакомую полянку, где стояла землянка ведуньи.
Голова воеводы кружилась, скрипя зубами, он из последних сил держался в седле. Надо дойти, во что бы то ни стало Настенька должна жить.
Налёт начался внезапно, впрочем, кочевники всегда действовали исподтишка, хоронясь в лесах и оврагах. Князя Братислава Велерадовича в городе тогда не было: он со своими самыми славными воинами отправился на охоту, ожидали их на вечерней заре. Не поспела дружина на защиту… И вот запели первые стрелы печенегов, сшибающие дозорных со стен и словно по мановению невидимой руки хлынула чёрная орда на город, карабкаясь на высокие стены.
Бывалые воины не растерялись, сколько таких набегов пережила старая Вежа, никто и не помнил, пограничный город был лакомым кусочком для степняков, давно точили они зубы на богатое поселение. Вот раздались первые испуганные крики женщин, и уже воевода выводил на защиту своих гриден.
Битва была яростной, напав с двух сторон, ордынцам удалось прорвать оборону, лавиной хлынув в город, недруги чёрными смертоносными волнами всё прибывали и пребывали и из недалёкого леса, где хоронились, ожидая отъезда князя.
Воевода был у главных ворот, сражаясь наравне со своими воинами, когда услышал крики, а затем и увидел зарево пожара, охватившего детинец (прим. автора – внутренняя городская крепость), прорубаясь через неприятелей, удалось ему прорваться к княжеским палатам. Едва переступив порог, Могута увидел молодых княжичей и воинов, охранявших крепость, все они были мертвы. Нахлынув, ордынцы бешеным наскоком прорвались в цитадель, также молниеносно отступив, не щадя никого на своём пути. Вокруг были тела сенных девушек и седых старух, многочисленной дворни, но воевода искал среди них княжну, надеясь, что умнице Настасье удалось схорониться от врагов. Сколько раз он сам учил её в случае опасности не лезть на рожон, а прятаться в местах неприметных.
Старый воин надеялся, что княжна усвоила его уроки и не ошибся: рыская по разграбленной крепости в зареве разгорающегося пожара он узрел, что заслонка в одной из печей приставлена не так плотно. Заглянув в широкое поддувало, нашёл там бездыханную девочку. Настасья не была ранена, но надышалась печным угаром. Завернув её в свой плащ, воевода услышал горн приближавшейся княжеской дружины, выходит, город спасён, Братислав сумеет отогнать врага от Вежи.
Но медлить было нельзя, Могута прислушался к прерывистому дыханию отроковицы (прим. автора: девочка-подросток), решил сам везти её к лесной ведьме. С помощью верных воинов удалось ему покинуть город через вторые ворота и, свернув на едва заметную в высокой сухой траве тропку, добраться до леса.
Выехав на знакомую поляну, воевода прислушался, недоброе предчувствие сжало сердце. Спешившись и удобней подхватив княжну, Могута, с трудом переставляя ноги, подошёл к хижине. Кругом царила тишина, над крышей не курился дымок старой печурки, жалобно поскрипывая стонала на ветру распахнутая дверь. Пнув её ногой, воин ввалился внутрь. На полу лежала бездыханная хозяйка и её воспитанница, тела женщин усеивали кровоподтёки, губы Жели были разбиты, лицо Аксиньи покрывали синяки.
– Вот оно что… – с горечью сам себе сказал воевода, – не уберёг вас Лесной хозяин и сюда добрались степняки…
Отчаяние заполонило душу старого воина, но ехать назад в город сил уже не было, положив свою драгоценную ношу на широкую, грубо сколоченную лавку, он, тяжело опираясь, осел на пол. Перед глазами заплясали чёрные мошки, руки и ноги онемели, плоть (прим. автора: тело) перестала слушаться. Силясь подняться, Могута опёрся дланями о землю, и тут резкая боль от раны пронзила его насквозь и воевода, глухо застонав, упал на пол, провалившись в небытие.
Прим. автора:
Все персонажи и события книги вымышлены и не имеют ничего общего с историческими личностями, датами и фактами.
Древнеславянская речь адаптирована к современному русскому языку, чтобы не затруднять восприятие происходящего в романе.