Эпидемии поразительно неразборчивы. Они не различают национальности, расы, уровень доходов, вероисповедания, политические взгляды, морально-нравственные качества, границы между государствами. Даже географические границы, особенно в современном мире, не являются для них непреодолимым препятствием. Эпидемия – это стихия, контролировать которую практически невозможно. Не случайно раньше эпидемии воспринималась людьми как Божья кара, как наказание за грехи и грядущий конец света. Даже сейчас, в современном мире, где есть такие чудесные изобретения, как антибиотики, бактериологические лаборатории, продвинутое медицинское оборудование, и где каждый так или иначе может вызвать врача на дом, – возникновение эпидемии, пусть даже в другой части света, неизменно вызывает панику и ужас. Мы боимся новых вирусов, даже если число его жертв ничтожно в сравнении в любой другой болезнью. Слова «пандемия», «эпидемия» в СМИ не только меняют жизнь отдельных групп людей, но и ломают мировую экономику. При этом люди не особенно задумываются, насколько опасна возникшая эпидемия: реальна ли угроза или это просто химера. Они готовы на все, чтобы оградить себя от того, о чем имеют весьма смутное представление. Иррациональный страх перед эпидемиями, вероятно, никогда не исчезнет. Попытаться осмыслить его рационально можно только по прошествии нескольких лет. Эпидемию сыпного тифа в России мы рассматриваем спустя столетие. Вооружившись принципом историзма, мы постараемся понять, как люди жили в самой настоящей катастрофе, когда каждый день им предстояла борьба за выживание, а врагом был не далекий заморский вирус, а вполне конкретное маленькое насекомое, существовавшее буквально везде, – вошь. Итак, речь в этой книге пойдет о великой пандемии сыпного тифа – самой масштабной (учитывая абсолютные показатели погибших) эпидемии в России за всю ее историю.
Как только не называли в то время сыпной тиф: революционный новояз породил слово «сыпняк», а литераторы и поэты именовали его не только «тюремным», «солдатским», «голодным», «железнодорожным», но и давали звучные имена: «Всероссийский палач», «Его Величество сыпняк», «обжора-тиф» и даже – будто в шутку – «сыпнячок». Сыпной тиф часто рассматривается в исследованиях как один из компонентов тяжелой ситуации, вызванной Первой мировой войной и разрухой первых лет советской власти, однако сам по себе он стал детерминатором огромного количества социальных и экономических явлений. Сыпняк не только был причиной смерти множества людей, но и способствовал перерождению жизни городов и страны в целом, навсегда изменил отношение населения к вопросам гигиены и дезинфекции. Эпидемия сыпного тифа – важный компонент Гражданской войны, неоднократно приводивший к тому, что наступление армий было невозможно по причине болезни всех солдат. Сыпняк стал невероятно сложным испытанием для молодой советской власти. То, как люди пытались пережить эпидемию, мы постараемся рассмотреть в этой работе.
Не будет преувеличением заявить, что сыпняк первых лет советской власти превращал людей в животных, а жизнь в ад. Не дай нам Бог оказаться в поезде или сойти на какой-нибудь станции Поволжья – в Самаре или Казани зимой, скажем, 1921 года.
Давайте послушаем голоса из прошлого, например, Бориса Пильняка и представим себя в вагоне поезда эпохи сыпного тифа: «Люди, человеческие ноги, руки, головы, животы, спины, человеческий навоз, – люди, обсыпанные вшами, как этими людьми теплушки. Люди, собравшиеся здесь и отстоявшие право ехать с величайшими кулачными усилиями, ибо там, в голодных губерниях, на каждой станции к теплушкам бросались десятки голодных людей и через головы, шеи, спины, ноги, по людям лезли вовнутрь, – их били, они били, срывая, сбрасывая уже едущих, и побоище продолжалось до тех пор, пока не трогался поезд, увозя тех, кто застрял, а эти, вновь влезшие, готовились к новой драке на новой станции. Люди едут неделями. Все эти люди давно уже потеряли различие между ночью и днем, между грязью и чистотой, и научились спать сидя, стоя, вися. В теплушке вдоль и поперек в несколько ярусов настланы нары, и на нарах, под нарами, на полу, на полках, во всех щелях, сидя, стоя, лежа, притихли люди, – чтобы шуметь на станции. Воздух в теплушке изгажен человеческими желудками и махоркой. Ночью в теплушке темно, двери и люки закрыты. В теплушке холодно, в щели дует ветер. Кто-то хрипит, кто-то чешется, теплушка скрипит, как старый рыдван. Двигаться в теплушке нельзя, ибо ноги одного лежат на груди другого, а третий заснул над ними, и его ноги стали у шеи первого. И все же – двигаются…»[1].
Это описание поезда эпохи эпидемии сыпного тифа, к сожалению, не просто художественный вымысел. Так все и было. Чтобы убедиться в этом, мы рассмотрим исторические документы: эта книга практически полностью написана на основе архивных источников и воспоминаний современников первых лет советской власти. Эти источники – капля в море, и если трудности, которые в них отражены, усилить в десять раз, то и тогда мы, вероятно, не ощутим весь мрак жизни в то время. Архивные материалы вызывают усиливающийся шок, при знакомстве с ними становится не просто тяжело, часто трудно контролировать эмоции. Современный человек едва ли может себе представить, что он оказался бы в какой-нибудь ситуации вроде тех, что составляли повседневность для очень многих людей лет сто назад. Например, в начале января (прямо в Новый год и Рождество, которое люди хоть и не праздновали, но еще помнили) пойти разгребать залежи трупов и копать в мерзлой земле на окраине Самары могилы на 200–300 человек в день, отбиваясь от стаи диких от голода собак. Или насыпать себе в ухо горчицы, чтобы оглохнуть навсегда, отморозить руки, прострелить ногу, – ведь тогда вас увезут с фронта на санитарном поезде и сыпняк вас пощадит! Или представить себя в таком отчаянии, чтобы пойти воровать трупы или больных из госпиталя, чтобы их съесть. И что бы вы сделали, если бы увидели на вокзале кучу сидящих, лежащих друг на друге маленьких детей, практически голых, с обмороженными ножками и ручками, истощенных от голода, и, будто дворовые кошки, покрытых насекомыми. Отдали бы какому-нибудь малышу свой последний сухарь? Смогли бы бросить новорожденного ребенка на ледяном вокзале, зная, что только так – если его найдут, конечно, – он может выжить?
«Это невозможно, – скажет читатель. – Преувеличение. Если такое и было, это скорее что-то исключительное, отдельные эпизоды».
Однако, к сожалению, все это происходило в действительности и носило массовый характер, это – наша историческая правда. Как гласит английская пословица, факты – упрямая вещь, и сыпной тиф – важнейший и самостоятельный фактор развития России. Он все изменил: сыпняк победил всех.
«Жизнь, – писал Александр Блок в 1921 г., незадолго до своей смерти, – изменилась, она изменившаяся, но не новая, вошь победила весь свет, это уже совершившееся дело, и все теперь будет меняться только в другую сторону, а не в ту, которой жили мы, которую любили мы». Великий поэт в отчаянии взирал на то, во что превратилась Россия за четыре года советской власти. Ведь он, в отличие от многих других интеллектуалов, восторженно встретил Октябрьскую революцию. Отказавшись от эмиграции, он не просто принял советскую власть, но и добровольно работал на большевиков, состоял во множестве советских комиссий, комитетов и организаций. Блок пережил многое: холод и голод в революционном Петрограде, он видел революцию изнутри, и результат четырехлетнего пребывания большевиков у власти поэт оценивал так: вошь победила.
Блок был прав. Вошь действительно победила весь свет, изменив все жизненные реалии. Сыпной тиф разрушил повседневную жизнь в больших городах и маленьких деревнях, уничтожил старшее поколение русских людей – хранителей традиций, привел к смерти большей части городских жителей, сломал мировоззрение и мироощущение всех людей, изменил само понимание жизни и бытия. Сыпняк определил очень многое, что происходили в России в дальнейшем.
Эпидемия тифа, безусловно, – общероссийская трагедия, когда государственная политика привела к настоящей гуманитарной катастрофе. Государство не справилось с главной задачей – спасением граждан, – хотя для ее решения люди готовы были жертвовать очень многим: не только собирали деньги, но и сдавали на продажу серебряные и золотые оклады икон, раки святых, бриллианты старинных Евангелие… Люди были готовы оторвать от сердца действительно очень ценное. И что же мы видим в результате? Можно ли называть то, что произошло, победой над эпидемией, когда столько людей умерло от голода и болезней? Может быть, все-таки трагедия повседневности переоценивается, ведь в истории России было так много периодов потяжелее? В этой книге мы попытаемся ответить на этот вопрос и понять, какую роль сыграл тиф в повседневной жизни обычных людей после 1917 года.