Если считать, что азартные игры аморальны, тогда любое человеческое увлечение и промысел аморальны. Ибо нет такого занятия, где не играл бы свою роль случай, где человек не рисковал бы потерять в надежде приобрести.
– Ты собираешься играть в азартные игры?
Так высказалась баба Аня, другая моя бабушка, последняя оставшаяся в живых из моих бабушек и дедушек. Я приехала в Бостон повидать родных и только что не подпрыгивала от воодушевления, рассказывая о своем новом проекте, но бабушка не разделила моего восторга. Сказать, что она не обрадовалась, – почти ничего не сказать. Она умеет делать такое лицо, что кажется, ее подбородком можно крушить камни. Точеное лицо бронзового героя-победителя на коне. Или разгневанного генерала. Бабушкино разочарование тяжким бременем легло мне на плечи. Она только-только, после десяти с лишним лет моих увещеваний, простила, хоть и не вполне, меня за то, что я не хочу иметь детей. И вот теперь я пала еще ниже. Если вы думаете, что в состоянии представить себе всю силу разочарования, на которую способна старушка ростом метр пятьдесят, девяноста двух лет от роду, – вы ошибаетесь. Она была советской учительницей. Ее опыту позавидовал бы и армейский сержант, гоняющий новобранцев по плацу.
Баба Аня качает головой:
– Маша, – говорит она. Так меня зовет русская родня. – Маша.
И столько грусти звучит в этом слове, столько сожаления о жизни, которую я готова пустить под откос. Одним-единственным словом она умудрилась дать мне почувствовать, что я на грани краха, что мое решение безгранично ужасно и находится за пределами понимания.
Я догадывалась: перед ее внутренним взором мелькают страницы романа Достоевского “Игрок”, главный герой которого пустил на ветер свою жизнь в вымышленном Рулетенбурге. Достоевский знал предмет не понаслышке: приехав в Висбаден со своей двадцатидвухлетней возлюбленной, Полиной Сусловой, он пристрастился к рулетке и проиграл не только все свои сбережения, но и наличность Сусловой. Но это не остановило писателя: хотя игра в итоге стала причиной расставания с невестой, а потом едва не разрушила второй брак и привела к финансовому краху, игорные столы неудержимо манили Достоевского. “Везде-то и во всем я до последнего предела дохожу, – говорится в одном из его писем, – всю жизнь за черту переходил”.
Вот какая судьба ждет меня, отчетливо читаю я по лицу бабушки. Окончила Гарвард – и решила пойти по такой дорожке?
– Маша, – повторяет она. – Ты собираешься играть в азартные игры?
Возможно, реакция бабушки была предельно острой – что может ранить больнее, чем ситуация, когда твоя внучка катится по наклонной, а ты ничего не можешь с этим поделать? – но нетипичной ее не назовешь. В последующие месяцы многие будут винить меня во всеобщем падении нравов из-за того, что я защищаю покер как инструмент для саморазвития. Незнакомые люди будут называть меня аморальной. Группа интеллектуалов на ретрите скажет мне, что играть в покер, это, конечно, прекрасно, но не мучает ли меня совесть из-за того, что я учу людей (и даже детей!), что лгать – это хорошо?
Мир покера погребен под горой заблуждений. И основное из них – то, что я вижу в эту минуту в полном горя и потрясения лице бабы Ани: якобы покер и азартные игры – одно и то же. А я-то радовалась, собираясь с головой окунуться в новую стихию. Мне казалось, что основания для того, чтобы отправиться в этот путь, очевидны: конечно же, люди поймут, что покер – прекрасный способ научиться принимать решения. Вспомните фон Неймана! Вперед, за столы! Но, глядя на бабу Аню, я понимаю: мне потребуется немало усилий, чтобы добиться поддержки и доказать, что покер – не просто инструмент саморазвития, а один из самых эффективных инструментов. Мне предстоит объяснять это снова и снова, так что лучше, пожалуй, сразу подобрать правильные слова.