Мы встретились с Вероникой в кафе, на Арбате. Когда я собиралась на встречу, мысленно рассказала ей все-все, что произошло со мной за последнее время. И не то чтобы это были какие-то важные события, нет, так, обыкновенное, я бы даже сказала, плавное течение жизни. Но моей жизни. И мне хотелось, чтобы она взглянула на мою жизнь как бы со стороны. Может, посоветовала бы что-нибудь, подкорректировала. Вероника – она очень умная, с ней легко, знаешь, что она всегда все поймет и подскажет. Она каким-то волшебным образом направляет твои мысли по другому руслу, по совершенно неожиданному, и ты начинаешь воспринимать какие-то вещи, события по-другому. Конечно, все это очень сложно, но и просто, с другой стороны.
Некоторые, взглянув на мою жизнь, скажут, что я просто с жиру бешусь. И все дело в том, что у меня все хорошо, по большому счету. Во-первых, у меня хороший муж, и мы любим друг друга. Еще у меня уникальная профессия, вернее, профессия-то у меня обыкновенная, я переводчик, но мой муж Захар помог мне с открытием собственного бюро переводов, и теперь у меня на Лубянке, в одном из тихих и уютных зеленых дворов, есть свое помещение, офис, и там все такое красивое, с коврами и картинами… И девочки у меня работают все как на подбор умные, интеллигентные и очень талантливые.
Я так все организовала, что могу в принципе и не показываться на работе. Но я, конечно же, хожу на работу, перевожу какие-то статьи, но в основном контролирую работу бюро, занимаюсь с бухгалтером, слежу, чтобы у меня было все в порядке.
Я очень люблю Веронику. Я вообще от нее в восторге. Вероника – это огонь, решительность, риск, напор, ураган, сметающий все на своем пути… Она яркая, взрывная, шумная, громкая и ничего не боится. Я же – ее полная противоположность. Если Вероника – огонь, то я – тихое прозрачное – озеро.
Я очень спокойна, рассудительна, боюсь ответственности, чрезмерно осторожна, нерешительна, всегда и за все переживаю, не умею самостоятельно принимать решения. Быть может, поэтому боготворю своего мужа, который просто ведет меня по жизни, помогая мне преодолевать трудности. Да что там – Захар ходит со мной даже к зубному!
Единственное, на что я способна без его помощи, – это путешествовать. Я знаю, что муж занят, поэтому спокойно покупаю себе в соседнем турбюро путевки и отправляюсь одна, куда мне захочется. В этом плане я как наркоман. Меня не утомляют ни перелеты, ни долгие поездки, ни экскурсии, я открыта всему новому, я живу этим, я без этого уже не могу.
Все свои впечатления я записываю в дневник, который храню в одной папке на рабочем столе компьютера. Туда же, между кусками текста, вставляю фотографии. Быть может, когда наши дети подрастут (пока они еще только в проекте), я покажу им, где была, что видела, поделюсь своими впечатлениями.
Дети… Честно говоря, я просто не могу забеременеть. Вроде бы здорова, да и Захар тоже. Не знаю, что с нами, но пока бог нам деток не дал. Не могу сказать, что я отчаялась, нет, я еще молода, и у нас есть время. Да только иногда мне становится как-то не по себе, я начинаю ощущать себя уродом, инвалидом, женщиной-пустышкой, и все эти чувства собственной ущербности захлестывают меня, как морская волна, и в такие минуты мне хочется с кем-нибудь поговорить об этом, выговориться, но только не с подругой, а с кем-то посторонним, с человеком, который или сталкивался с подобной проблемой, или обладающим даром предвидения. Я говорю о гадалках. О тех странных женщинах, ярко накрашенных и вызывающе одетых, говорящих на тарабарском языке непонятные вещи, глядящих в стеклянные шары, зажигающих свечи, раскладывающих карты и, таким образом, приоткрывающих перед запутавшимися в собственных проблемах людьми будущее.
Я знаю, что все они, в большинстве своем, шарлатанки, мошенницы, актрисы, зарабатывающие себе на хлеб с маслом тем, что говорят людям то, что те хотели бы услышать. Но они нужны, и я хожу к ним, даю себя обманывать, плачу им деньги, чтобы хотя бы несколько слов услышать о себе, о своем бесплодии, о том, что я не бесплодна, что мне нужно просто подождать немного, и я обязательно забеременею.
Эти женщины-экстрасенсы обитают повсюду, и в Москве их много, достаточно взглянуть на объявления в газетах.
Но есть такие, о которых узнают не из газет. Это – настоящие волшебницы. Одна из них живет в Панкратово…
– Лилечка, какая ты воздушная, красивая, как стрекоза! – Вероника обняла меня, мы сели и заказали кофе. Приближался вечер, Арбат бурлил прохожими, звучал музыкой уличных музыкантов, голосами поэтов, декламирующих свои стихи, пестрел сувенирными лавками, выставленными на продажу картинами, витринами магазинов и ресторанов. Солнце в тот вечер окрасило все вокруг в золотисто-янтарные тона.
«Воздушная, красивая, как стрекоза!» Стрекоза – это потому что на мне было полупрозрачное платье с короткой пышной юбкой. Я в этом наряде походила скорее на рано повзрослевшую девочку, не успевшую переодеться во все взрослое, чем на женщину. Но мне нравилось это платье, я знала, что эта легкомысленная, похожая на пачку балерины юбка подчеркивает стройность моих ног и что все мужчины разглядывают меня. И что Вероника тоже обратит внимание на мой наряд. Словом, я сама напрашивалась на комплимент.
– Вообще-то никакая ты не стрекоза, а скорее лягушка-путешественница! Ты снова куда-то ездила? Летала? Где ты была, признавайся?! – Вероника, в красном платье, едва прикрывающем колени, в красных коралловых бусах, браслете и сережках, с пунцовыми губами, благоухала, как красная роза.
– Добрый день, я из Парижа, где шампанским пахнут крыши… – засмеялась я, вспоминая, как мы когда-то пытались сочинять стихи про Париж. Две девочки-дурочки. – Сегодня прилетела.
– И как он тебе?
– Хотела бы купить там квартиру, небольшую, знаешь, студию… И вот тогда бы я могла сказать сама себе: это мой город. Понимаешь?
– Конечно, понимаю. Мне показалось, когда мы с тобой говорили по телефону, что ты хочешь мне что-то рассказать.
– Да нет… Просто хотелось увидеться. Расспросить, как у тебя дела. Что нового?
– У меня работа, бизнес, переговоры, деловые обеды, а ужинаю я одна, дома, в обществе своего кота Барсика. Что-то в последнее время мне попадаются очень странные мужчины. Красивые, но бестолковые, безработные, ну и все такое. А я ищу сильного, умного, вот как твой Захар, к при-меру…
Она часто дразнила меня, пытаясь вызвать во мне ревность. И я, зная о том, что она делает это намеренно, злилась.
– Вероника!
– Все-все, не буду! Так что у вас произошло?
– Понимаешь, Захар вчера возвращался домой, а возле подъезда случилась драка… С одной стороны, я понимаю, что он сделал правильно, что защитил парня от двух бугаев… Но с другой – они же могли его самого покалечить, понимаешь? Или даже убить! Вот как он не побоялся? Почему не подумал обо мне? Каково мне будет, если он станет инвалидом или вообще… Ну, ты меня поняла…
– Ответа на этот вопрос не знает никто. Понятное дело, что проще всего пройти мимо и сделать вид, что ты ничего не заметил, что тебя это не касается. Но что, если в такую же ситуацию попадет кто-нибудь из твоих близких людей? И тогда ты будешь возмущаться, что никто не вступился…
Я слушала ее, испытывая при этом стыд за то, что эту историю я выдумала, пока ехала к ней на встречу. Что на самом деле ничего такого не случилось. Просто мне хотелось услышать ее рассуждения о безразличии и небезразличии людей. Мне надо было разобраться в себе, какая я – страус или нет. И всегда ли надо быть неравнодушным к чужой беде? Или просто быть неравнодушным.
Я ехала к Веронике, чтобы задать ей один вопрос, но так и не решалась. Я слушала ее рассуждения о том, как рискованно встревать в чужие ссоры и драки, хотя ничего нового она мне рассказать не могла. Я же не ребенок и сама все понимаю.
«Вероника, я стала случайным свидетелем одного разговора!» Вот так я планировала начать свой разговор с ней.
«Помнишь, мы с тобой ездили в Панкратово, к Зосе?»
Да, конечно, она вспомнит. И что?
«А то, что человек в шаге от меня произнес по телефону: «В Панкратово идет дождь. Полька и русская улетели. Все идет по плану. А я остаюсь в Москве, буду работать».
Вроде бы какая-то абракадабра. Как шифр. Но, с другой стороны, в вечерних новостях сообщили об убийстве Зоси в Панкратово. Вернее даже, о двойном убийстве. И этот человек сказал, что все идет по плану.
Между тем Вероника затеяла разговор о совместной поездке в Барселону. Я отвечала ей машинально, какие-то дежурные фразы, в то время как мне хотелось спросить ее: мне идти в полицию или нет? Оставаться ли мне в стороне от этих убийств или же попытаться помочь следствию? А вдруг эта информация очень важна?
Вероника – она точно не равнодушный человек. И я с уверенностью могу сказать, что она отправила бы меня в полицию и даже вызвалась бы сопровождать меня. Эмоциональная, она всплакнула бы, вспомнив Зосю, чудесную женщину, которая с уверенностью сказала мне, что у меня будет девочка, а Веронике предсказала счастливый брак (правда, со своим дальним родственником). Старый, с темными стенами дом в лесу, где нас принимала эта женщина, казался нам тогда чуть ли не дворцом, настолько хорошо нас там приняли, угощали какими-то лепешками с маслом, сладким чаем на травах. Мы были там счастливы, рядом с Зосей, и полны надежд. И вот теперь ее убили.
Время шло, мы заказали семгу, болтали ни о чем, и я так и не решилась рассказать ей даже о смерти Зоси. Побоялась, что не выдержу и проговорюсь, расскажу о том, свидетельницей какого разговора я оказалась.
И вот, наконец, когда дежурные темы были исчерпаны, Вероника каким-то очень уж обычным тоном сказала, что вчера к ней нагрянул гость. Из Санкт-Петербурга. Сын подруги ее матери или что-то в этом роде, режиссер, он будет ставить спектакль в каком-то молодежном театре, что он очень талантлив (по словам матери, которая с опозданием предупредила ее о его приезде), что в быту он неприхотлив, очень культурный, выносит мусор, моет после себя чашки и заправляет постель, а еще что он веселый, по ночам не спит, а смотрит какие-то мультфильмы и что он вообще очень позитивный человек.
– А почему он не остановился в гостинице? – поинтересовалась я просто так, чтобы поддержать разговор. Я вообще вела себя в тот раз неестественно, потому что моя голова и душа были заняты более серьезными вещами.
– Вообще-то он остановился в гостинице, – каким-то извиняющимся тоном проговорила Вероника, разглядывая лимон на розовой семге в своей тарелке, – а ко мне зашел, чтобы передать пакет от мамы, там – шарф, который она связала мне к зиме, коробка домашнего печенья, ну и по мелочи… Словом, мы выпили чаю, он показался мне довольно приличным молодым человеком, ну я и предложила ему пожить у меня… Как бы сэкономить на гостинице, понимаешь?
Она подняла голову, и я увидела, как покраснело ее лицо.
– Ну и правильно, – спохватилась я, догадавшись, что Вероника ждет от меня реакции. – Раз приятный человек, да к тому же рекомендован как бы твоей мамой, почему бы не помочь ему, тем более режиссеру… Гостиница – это дорого.
– Лиля, да при чем здесь деньги?
– А что? Он понравился тебе? – обрадовалась я возможности услышать подробности зарождающегося романа.
– Уф, Лилька… И что только у тебя в голове? Просто у меня в доме какое-то время, несколько месяцев, будет жить мужчина. Может, кран починит или полку прибьет… Да и вообще, мне будет не так страшно ночевать одной… Знаешь, иногда в нашем доме по ночам раздаются такие странные звуки… Как будто кто-то скребется в дверь или завывает…
И мы с ней расхохотались!
– Ладно, Лилечка, – сказала она мне перед тем, как мы с ней распрощались, – мне надо еще успеть приготовить ужин. Я вчера купила баранину, сегодня накручу котлет, на гарнир рис отварю, помидоры порежу… Вино у меня есть…
– Вероника, я так за тебя рада, – сказала я ей искренне. Хотела подобрать еще несколько слов, чтобы выразить свою радость по поводу появления в ее жизни мужчины, а заодно и объекта заботы, всего того, чего ей так не хватало как женщине, но ничего не сказала. Подумала, что это может прозвучать как-то искусственно. Нерешительность всегда была моей второй натурой.
– Знаешь, если бы ты его увидела, то он понравился бы тебе непременно. Он вообще не может не понравиться. Очень хотелось бы тебе пообещать, что приглашу вас с Захаром к себе в гости, чтобы познакомить с Сергеем, но боюсь сглазить, сама себя боюсь… Не будем торопить события, да? Постой, Лиля, мы тут все о пустяках разных болтали. И я не успела спросить тебя о самом главном: как у вас с Захаром дела? Ты не беременна? Я почему-то надеялась, что ты захотела со мной встретиться, чтобы рассказать что-то важное.
Я пожала плечами. Нет, новостей такого рода у меня нет.
– Ну ладно, подождем! – Она улыбнулась, приободряя меня. – Какие еще ваши годы. Постой… Минутку… Только ты не обижайся на меня, хорошо?
И Вероника, смущаясь, достала из сумочки розовую коробочку «фраутеста». Сунула мне в руку.
– Тест на беременность? – Я усмехнулась, не зная, как реагировать на это. Действительно ли обидеться, мол, не дразни меня, мне и так тяжело. Или же отблагодарить ее улыбкой за заботу и ту надежду, которую она попыталась в меня вселить. Я выбрала второе. – Спасибо, Вероника!
– Вот увидишь, этот тест окажется волшебным и судьбоносным. И знаешь, почему? Потому что его держала в руках влюбленная женщина. Ну, вот я и призналась тебе в том, что влюбилась. Как девочка. Как дурочка.
Я хотела ей сказать: осторожнее на поворотах! Я всегда знала, что любовь – чувство опасное и что не всем женщинам, вышедшим замуж по любви, так повезло, как мне с Захаром. Опыт миллиона женщин, статистика показывает, что брак по любви недолговечен, что невозможно на страсти и взаимном чувстве построить крепкую семью, основанную на уважении, где есть место таким понятиям, как порядочность, верность, ответственность. Женщина воспринимает страсть и увлечение за любовь, принимает какие-то радикальные решения, меняет свою жизнь, подчас предавая поистине родных и близких людей (детей, родителей!), и в результате, столкнувшись с предательством мужчины, остается одна.
Вероника, дорогая, будь осторожна, не доверяйся ему до конца, постарайся видеть в нем не только хорошее, будь объективна, не будь слепа! Вот такие слова хотела я сказать ей, но не сделала этого. Просто обняла.
– Любовь… – вздохнула я. – Любовь – это так прекрасно.
– Спасибо… Честно говоря, мне так хотелось поделиться с тобой тем, что со мной происходит… И так здорово, что ты мне позвонила!
И тут произошло что-то странное, непонятное. Мы стояли на выходе из кафе, мимо нас шли люди, вечер опустился на Арбат, вокруг зажглись огни, и вот в какое-то мгновенье на нас с Вероникой словно опустилось невидимое облако крепких лесных запахов: мха, мокрой хвои, дубовой коры, мяты, ромашки… Прохлада окутала наши плечи. И мимо нас прошла, словно сошедшая с акварели, прозрачная, в бежево-кофейных тонах женская фигура в длинной одежде. Призрачная женщина повернула голову и, глядя куда-то мимо меня, сквозь меня, улыбнулась мне и даже кивнула головой, словно здороваясь. Я смотрела ей в спину, как она уходит, держа гордо голову, и успела разглядеть густые волосы, скрученные в тяжелый узел на затылке, даже несколько мелких полевых ромашек с крепенькой, пахучей желтой сердцевиной, застрявших в спутанных прядях…
Видение исчезло, и я увидела Веронику, которая тоже смотрела в ту же сторону, куда ушла, растворившись в своем, нам не ведомом измерении, лесная фея, пани Зося.
– Вероника? С тобой все в порядке? – спросила я, испытывая легкое головокружение от только что пережитого. Вот что значит постоянно думать о ком-то, и этот «кто-то» словно материализуется! Главное, никому не признаваться в том, что видела. Иначе подумают, что ты сошла с ума.
– Представляешь… Может, я, конечно, сегодня перегрелась на солнце или же во всем виновата моя впечатлительность… Послушай, Лиля, ты, наверное, не знаешь… Зося… Пани Зося, помнишь в Панкратово?
Меня словно током ударило. Только что на моих глазах Вероника собиралась признаться мне в том, что видела призрак Зоси!
– Да, помню, конечно… – Я почувствовала, как мой лоб покрылся испариной. – И что?
– Мне показалось, что она сейчас прошла мимо нас…
– Да? И где же она?
– Нет, ты не поняла… Она не могла здесь – пройти…
– Почему? Думаешь, она не выходит из своего леса?
– Она умерла, Лилечка. Ее убили вчера ночью, в ее же доме.
– Убили? Как это? За что? Кто?
– Мне одна знакомая позвонила, она тоже к ней собиралась… В новостях было… Уф… – Она затрясла головой, прогоняя призрак из своего сознания. – Вот и не верь после этого в привидения… Не поверишь, вот как тебя видела! Только что! И даже воздух стал прохладнее, лесом потянуло, ветерок такой, ледяной… Она совсем близко от нас прошла, словно сквозь тебя… Она еще повернулась, и я увидела ее лицо. Мне показалось, что оно совсем молодое. И вообще, она была не старая, просто одевалась, как старуха… Лиля! Стой!
Она вдруг отстранила меня рукой, нагнулась и подняла с пола головку ромашки, растерла в пальцах, поднесла к носу:
– Вот он, ее запах… Так пахло в ее доме… Эта ромашка упала с ее головы… Ладно, Лиля… Понимаю, что это уже чертовщина какая-то… или знак…
Я хотела ей признаться в том, что и я тоже видела эту живую акварель, эту пани Зосю, но рот мой словно кто-то запечатал.
– Ладно, Лилечка, я побежала! Привет твоему Захару!
Мы снова с ней обнялись, и она убежала. Я разжала правую ладонь и увидела на ней желто-белое ромашковое крошево… Испугалась.
– Прости меня, Зося, – прошептала я и быстро двинулась прочь из кафе.