Это была куртка. Весьма теплая зимняя куртка с воротником из меха. И плевать на то, что она принадлежит клятому Майклу. Я накинула ее на плечи и облегченно вздохнула.
Наконец-то мне стало хоть немного теплее.
От нее пахло чем-то незнакомым и странным. Сомнительный глинтвейн вперемешку с запахом снега. Наверное, этот Майкл недавно был на улице. Хотя какая мне разница?
В любом случае надо сказать хоть какие-то слова благодарности.
– Спа…
– Эй, ты ведь знаешь, что любят девчонки? – внезапно перебил меня Корнер.
От звука его голоса я вздрогнула. Где-то в груди появилось странное волнение. Словно я уже слышала этот голос раньше, еще до Нортенвиля. Словно это голос стал для меня родным. Когда же это произошло?
«Давно, очень давно, – подкинула ответ память, – слишком давно, чтобы помнить».
По телу снова пробежали мурашки, но уже не от холода.
Я уставилась на Майкла. Сейчас он действительно казался копией портрета в холле академии. Те же бездонные серые глаза, в которых плавали льдинки, длинные ресницы, темные волосы. Только сутаны не хватало, вместо нее был серый свитер и джинсы.
Передо мной стоял падший ангел, нарисованный безумным художником.
И, как любому человеку, увидевшему оживший портрет, мне стало не по себе.
– Ты не поняла меня, да? – он вздохнул. – Просто ты одна из них, из девчонок, наверняка знаешь, как можно признаться в любви конкретной особе, чтобы эта конкретная особа осталась довольна.
В этот момент я снова вернулась в реальность. От слов Майкла, точнее, от его циничного тона мне стало немного смешно:
– Ты намекаешь на ответную услугу за куртку?
– Именно. К тому же мне все равно в ней жарко. – Его язык слегка заплетался. Очевидно, глинтвейн не был таким уж безобидным напитком.
– Моя девушка Арабелла, – он нахмурился, – хочет, чтобы я признался ей в любви на вечеринке в честь дня ее рождения. При всех.
Майкл вздохнул и ударил кулаком по каменным перилам:
– А я представить не могу, как это сделать!
– Пф-ф… – На моих губах невольно появилась улыбка. – Странный ты, просишь у меня совета, но это ведь твоя девушка. И если ты ее любишь…
– Вот только не начинай! – Майкл больно ткнул пальцем в мое плечо. – Не надо мне этих нотаций. Я… я не чертов принц на белом коне! Ты же видела Арабеллу! Она всегда получает то, что захочет! – Его голос стал громче, а затем он оглянулся и тяжело вздохнул: – Уж не знаю, зачем я это тебе говорю.
Майкл положил локти на перила и посмотрел в ночную даль. Вся его фигура выражала непонятную мне безысходность. Словно на его плечах лежал непомерный груз.
Мне стало жаль Майкла. Да-да, знаю, что жалость приводит людей в ад, и все же…
Я подошла к нему и начала тихо говорить:
– Любовь – недуг. Моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой.
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды.
– Что? – Он резко повернулся и взглянул на меня.
Я взяла его за руку:
– Запоминай.
И прочитала стих еще раз.
Майкл смотрел с непониманием и надеждой. Удивительно, сейчас передо мной был совсем другой Майкл, не высокомерный и бездушный, а, скорее, растерянный и бесконечно грустный.
– А теперь представь, что ты говоришь это Арабелле в день ее рождения.
После этих слов он нахмурился, затем указал рукой на небольшой участок балкона, освещенный луной.
– Встань сюда, чтобы я мог тебя видеть.
Пришлось сделать то, что он говорит. Если честно, после безалкогольного глинтвейна у меня до сих пор кружилась голова. Наверное, сейчас мы похожи на двух идиотов.
Я улыбнулась.
– Не смейся, – проворчал он, – просто внимательно слушай. Сейчас представлю, что передо мной Белла.
Майкл взял меня за руку, закрыл глаза, затем открыл их снова и начал декламировать:
– Любовь – недуг. Моя душа больна…
В этот момент произошло нечто странное. Балкон Нортенвиля исчез. Мы стояли в саду под тенями деревьев. На мне было длинное громоздкое платье, на Майкле – странная средневековая одежда. А может, это был и не Майкл вовсе.
Мы молча улыбались друг другу, не в силах сказать то, что должны. На моих глазах выступили слезы. Слезы означают расставание. Опять. А мне так не хотелось его отпускать. Наверное, сейчас в моем взгляде читалась мольба. Королевы так не смотрят.
Надо что-то сказать, но я не смогла. Слова застыли на губах.
Он все понял и повторил:
– Любовь – недуг. Моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой.
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды.
Сказав это, он растерянно улыбнулся. В этот момент, я прикоснулась губами к его губам. Это казалось таким правильным и привычным.
Мы стояли, застыв между двумя реальностями, не понимая, где мы и кто мы сейчас. Но это было уже не важно. Все сейчас не важно. Главное – остановить это мгновение, продлить его хоть на чуть-чуть.
На пару секунд мы застыли, прикоснувшись друг к другу губами. А затем он ответил на мой поцелуй. Его губы пахли снегом и казались мягкими. Наверное, именно такие губы должны быть у ангела с картины. Казалось, что наше дыхание смешалось вместе с прошлым и настоящим, остались только осторожные движение, наши изумленные взгляды, его серые глаза и отдаленные звуки музыки…
До этого момента я даже представить не могла, что поцелуй – это так волшебно.
Где-то вдали под оживленный смех людей из колонок доносилось:
«Прощай навсегда и помни
Наш потерянный рай».
В этот момент послышался скрип двери, и кто-то закричал тонким девчачьим голосом:
– Какого черта вы делаете?
Послышался звон разбитого стекла, и наваждение исчезло.
Мы отпрянули друг от друга.
Я оглянулась и увидела девчонку с тугим хвостиком волос мышиного цвета. Кажется, она была из свиты Арабеллы.
– Как ты мог, Майкл! Я все расскажу Белле, а ты! – Она показала пальцем на меня. – Это ведь ты его поцеловала, да? Тебе конец!
Затем она развернулась на каблуках и почти бегом вышла с балкона
– Постой, Мэри! – Майкл ринулся за ней следом, абсолютно забыв про свою куртку, а я так и осталась стоять, обняв себя руками.
Вспомнились слова Эрни, сказанные им после того, как мы разбили мамину любимую вазу:
– Некоторые вещи приводят к катастрофе, малявка Нина.
Похоже, я только что сама себе вырыла могилу. Эта Арабелла – дочь хозяина Нортенвиля, и не стоит рассчитывать на ее прощение.
– Черт! – Я ударила кулаком по мраморным перилам. Что это только что было?
Как мы оказались в саду в странной средневековой одежде? Неужели у меня галлюцинации? Или это все чертов глинтвейн?
В этот момент дверь в очередной раз открылась, и на балконе оказался Стив. Он протянул руку и стукнул меня по плечу два раза. Видимо, таким образом приятель выражал свое сочувствие
– Они уже ушли. В гостиной пусто.
Я кивнула. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как на балконе появилась эта девчонка? Или время здесь тоже течет по-другому?
– Как Арабелла? – Я подняла глаза на Стива.
Он тяжело вздохнул:
– В бешенстве. Видишь ли, Майкл Корнер – ее собственность с первого года старшей школы. Самая красивая пара и все такое, а тут…
Он смущенно отвел глаза.
В сердце закипала злость, я даже не могла сказать, на кого злюсь больше: на Стива с его проклятым глинтвейном, на Нортенвиль с его странностями или на Майкла, из-за которого так глупо и ужасно влипла.
Я сняла с себя куртку и кинула ее Стиву:
– Верни хозяину. Знаешь, если б не твой глинтвейн… – Мне хотелось наговорить ему грубостей, послать к черту, и все же, взглянув на добродушное лицо Стива, я сдержала гнев.
– Спокойной ночи. – Я вышла с балкона и поплелась в спальню, рассматривая по пути осколки разбитых бокалов, лежащие на полу пустые пачки из-под чипсов и помятую обивку красного дивана рядом с камином, на который с торжествующим видом взгромоздился мистер Берри.
Увидев меня, кот подмигнул и сказал свое коронное: «Мяу-у-у-у-у».
– Иди к дьяволу, Берри! – Я зашла в спальню и захлопнула дверь.
Эвелин уже спала или притворялась спящей. Когда я надевала пижаму, услышала странный шорох со стороны ее кровати.
Затем все успокоилось, и комнату накрыла абсолютная тишина ночи
Я с тяжелым вздохом плюхнулась на кровать. Не стоило мне выходить из комнаты на проклятую вечеринку. Глаза слипались от усталости. Где-то между сном и явью я
снова увидела Майкла в средневековом костюме.
Интересно, что это все-таки было? Может я действительно схожу с ума?
Узнать ответ можно только одним способом: переступить через гордость и поговорить завтра с Майклом.
Если, конечно, он не пошлет меня к черту сразу.
Засыпая, я услышала уже ставшее знакомым ворчание:
– Будь проклята чертова ведьма, лучше сгинуть в этой тюрьме. Мрак!
А потом пришло время снов.
Я пасла овец на покрытой зеленой травой поляне. На мне было длинное платье, с заплаткой на рукаве.
– Одна, две, три. – Я старалась пересчитать их всех, потому что скоро домой и матушка разозлится, если хоть одна овечка пропадёт. К тому же по окрестностям деревни ходят волки, они только и ждут, когда кто-нибудь отобьется от стада.
Овечки блеяли, а на душе расцветала весна. Я любила эту поляну и нашу нищую деревню. Главное – чтобы не случилось набега разбойников, и кровавые братья не пришли к нам за добычей.
– Не бывать этому! – От дурных мыслей я поежилась и погладила одну из овечек по голове. Какая мягкая шерсть! Мягкая и теплая. Овечку звали Джульетта, и она была моей любимицей.
Вскоре показались неказистые домики нашей деревни.
– Нина! – На крыльцо вышла мать, в руках она держала корзину с выстиранной утром одеждой. – Ты все в облаках витаешь. А ну быстро домой! Тебе еще полоть грядки!
– Да, матушка, – проворчала я. Радостное настроение моментально улетучилось. Опять чертов огород! От тяжелой работы к вечеру разболится спина, а на поле солнце будет нещадно печь голову. То ли дело – пасти овец и смотреть на пушистые облака!
Вот бы пришел кто-нибудь и забрал меня отсюда. Тогда я наконец-то освобожусь. Никакой стирки в студеной воде, грязного пруда, никаких плантаций, засаженных овощами, – только свобода и утренняя прохлада…
– Нина-а-а-а-а! – снова раздался голос матушки. Я вздохнула и поплелась домой.
– Нина! Нина! Просыпайся! – На меня смотрела веснушчатая Эвелин.
– Господи, сегодня же воскресенье. – Я зарылась в одеяло с головой. Нет, нет, нет! Не хочу возвращаться в эту ужасную реальность. Уж лучше пасти овец.
– Вставай! – Соседка схватила мое одеяло и скинула его на пол. – Администрация школы решила наказать нас за вчерашнюю вечеринку. Сейчас будет урок литературы у всех классов.
– Черт! – Я села на кровать. Голова болела. – Не напоминай о проклятой вечеринке.
Эвелин, уже успевшая надеть школьную форму, продолжала нависать надо мной.
– И как оно? Целоваться с Майклом Корнером? Расскажешь?
В ее глазах появился неподдельный интерес. Два белых хвостика соседки почти касались моей пижамы, от этого было немного щекотно
–Ужасно. Послушай, этот ваш глинтвейн…
– О, так ты думаешь, все дело в нем?
Я кивнула.
– Именно, а в чем же еще.
Затем поднялась с кровати и начала одеваться, стараясь ничем не показать свое волнение.
Эрни всегда говорил: «Никто не должен знать о твоей слабости».
И он не ошибся. Эта практика подтверждена годами обучения в рингвудской школе. Стоит только тебе разреветься, показать испуг или растерянность, и одноклассники увидят того, над кем можно поиздеваться, придумать дурацкую кличку, кинуть скомканным тетрадным листом и написать неприличные слова на парте.
Таковы законы этого мира. Выживает сильнейший.
С этими мыслями я застегнула блузку и положила в сумку тетрадь, вспомнив о том, что до сих пор не взяла в библиотеке учебники на год.
Эвелин фыркнула и, увидев, что я не настроена делиться секретами, вышла из комнаты.
От этого мне стало немного легче.
Внезапно снова послышался ворчливый голос:
– Аим Лерай скучает. Здесь все одно и то же. Клятая тюрьма! Может, придумать поэму? Или спеть песню?
Голос доносился из моего шкафа. Я быстро открыла верхний ящик. Там под тетрадями блеснул камень кольца, найденного мной после приезда в Нортенвиль, в тот роковой вечер, когда Майкл оставил след своего ботинка на моем дневнике.
– Кольцо!
Если честно, положив в ящик, я абсолютно про него забыла, а ведь эта безделушка наверняка стоит кучу денег! И у нее есть владелец – кто-то из богатых учеников Нортенвиля! Кольцо надо отдать в администрацию, иначе дело плохо. Я снова села на кровать и тяжело вздохнула.
– Если бы мне попался хоть кто-то подходящий, тогда я бы смог стать непобедимым Аим-Лераем, как в старые добрые времена!
Голос явно доносился со стороны светло-синего камня.
Но ведь кольца не разговаривают. Этого не может быть! Я ущипнула себя за щеку.
Возможно, у меня поехала крыша. Галлюцинации, говорящие предметы…
Я дрожащими руками взяла кольцо и поднесла его поближе к свету из окна.
– Хм… Смертная девчонка смотрит на меня. Наверняка ее припасли для немертвых ведьм.
Есть ли смысл в беседе?
Голос был низким и немного хриплым. От неожиданности я выронила кольцо, и оно покатилось по скользкому полу.
– Ай-ай-ай! Зачем трясти Аим-Лерая! Никаких манер! Мне же больно! Клятая смертная!
Я подняла кольцо и спросила, игнорируя доводы разума:
– Ты кто?
– Наглая девчонка! Нет смысла отвечать, Аим Лерай будет молчать.
После этого кольцо смолкло. Сколько бы я не задавала вопросов, камень по имени Аим-Лерай игнорировал мое присутствие.
Я вздохнула и положила кольцо в ящик стола, затем закрыла его на ключ.
Меня продолжали терзать сомнения: галлюцинации, странные сны, кот, который сказал в электричке «привет», а теперь еще говорящий перстень!
Между тем стрелка наручных часов неумолимо перескочила цифру 8. Похоже, я опоздала на урок.
Пришлось в спешке покинуть спальню.
В гостиной было идеально чисто, уборщики Нортенвиля уже успели ликвидировать все последствия вчерашней вечеринки.
Я взглянула на висевшую на стене карту и вышла в коридор. До класса пришлось идти очень быстро.
Увидев закрытую дверь кабинета литературы, я сначала вежливо постучала, но не услышав ответа, дернула за ручку и молча вошла внутрь.
На меня синхронно уставились все одноклассники.
Только скрипучий голос учителя эхом отражался от стен:
– Шекспир был великим классиком английской литературы…
Затем, проследив за взглядами учеников, он повернулся ко мне. Это был дряхлый старик, одетый в черный костюм, на вороте рубашки красовалась красная бабочка.
Жидкие седые волосы аккуратно зачесаны назад, не хватало лишь напудренного средневекового парика.
От учителя доносился слабый запах нафталина.
– О-о-о новенькая. – Он натянул очки в роговой оправе, чтобы меня разглядеть – Вы опоздали, новенькая. Что ж, садитесь. На первый раз я вас прощаю.
По классу разнесся громкий шепот.
– Тихо! – Учитель постучал костлявыми пальцами по столу. – Все помнят, что сегодня урок – наказание? – Он взял в руки потрепанную книжку, древнюю, как он сам. – «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда!» Так говорится библии.
Кто-то из одноклассников закатил глаза. Я быстро прошла к свободному месту, которое оказалось рядом со Стивом, и в этот момент почувствовала на себе чей-то колючий взгляд.
Вздрогнула и посмотрела в центр класса.
Там вместе с Арабеллой сидел Майкл, волосы взлохмачены, глаза прищурены, – увидев меня, он отвернулся. Арабелла тоже на меня посмотрела, и от взгляда ее внимательных серых глаз в душе возникло нехорошее предчувствие.
Она выглядела потрясающе, как и всегда. Длинные прямые волосы струились по плечам, на шее висела подвеска с синим камнем, а в ушах блестели серьги, явно недешевые.
Эти громоздкие украшения выглядели бы глупо на ком-то другом. Арабелле же они придавали царственный вид.
Смерив меня презрительным взглядом, подруга Майкла отвернулась.
– Ну ты и влипла, – зашептал на ухо Стив. – Выскочка Арабелла никого не прощает!
– Спасибо, сразу стало легче, – прошипела я в ответ.
– Разговоры! – Учитель застучал по столу, а в его руках вновь мелькнула библия.
– Да-да. Мистер Нафталиновый Бертман не любит постороннего шума, – проворчал Стив.
Я еще раз взглянула на учителя. Наверное, такую кличку он получил из-за назойливого запаха нафталина, пропитавшего потертый костюм. Интересно, сколько лет он здесь работает?
Затем мой взгляд снова перешел на Майкла, который с грустным видом слушал учителя.
Я фыркнула, вырвала лист из тетради и начала писать:
«Что ты знаешь о Майкле Корнере?»
Затем подвинула записку Стиву и отвернулась к стене. Мне просто необходимо узнать причину того, что с нами вчера случилось. Почему это видение или галлюцинация возникла, когда меня за руку схватил Майкл? Почему именно он, черт возьми?
Стив легонько толкнул меня в локоть и протянул лист, где неряшливым почерком было написано:
«Нуу… Говорят, раньше он был простым смертным, как мы с тобой, потом его отец устроился на работу к папаше Арабеллы, и Корнеры стали неприлично богаты.
Наверное, ты сейчас понимаешь, почему Майкл сдувает с Арабеллы пылинки? Постарайся о нем забыть. И не вздумай влюбляться».
В ответ я нацарапала на смятом листе:
«Пусть идет к черту! И не подумаю!»
Внезапно где-то внутри возникло противное давящее чувство. Зависть. Майкл жил вполне счастливой жизнью и не ведал горя, у него наверняка шикарный дом с дорогущей мебелью, счастливая семья и прекрасное будущее с Арабеллой.
Кто-то имеет всё, а кто-то, как я, еле сводит концы с концами. Если бы не письмо из Нортенвиля, меня бы ждал самый скромный колледж на окраине Нью-Йорка и работа офисного клерка в захудалой конторе.
А еще у Майкла полная семья.
Я надавила ручкой на бумагу тихо прошептала;
– Ненавижу тебя.
– Нина, Нина!
Я вздрогнула, услышав голос Стива.
Он провел рукой перед моими глазами:
– Урок уже закончился.
Внезапно я поняла, что, кроме нас со Стивом, в классе почти никого нет. Старый учитель уже ушел. И как я умудрилось этого не заметить?
– Слушай, помнишь, ты обещала, – приятель с любопытством на меня взглянул, – научить меня общаться с девчонками и стать крутым парнем, даже круче Майкла Корнера.
– А… да. – Я нахмурилась. – Давай попробуем. Только не сейчас, мне надо сначала зайти в библиотеку.
Улыбка сползла с пухлого лица Стива. Мне стало немного его жаль.
– Давай встретимся у библиотеки через час, хорошо?
– Обещаешь? – недоверчиво спросил Стив.
– Конечно, начнем прямо сегодня. Через пару месяцев ты станешь неотразимым.
На лице приятеля расцвела мечтательная улыбка.
Я быстро собрала вещи в сумку и, помахав ему рукой, вышла из класса.
В коридоре одноклассники постоянно таращились на меня. Кто-то даже показывал пальцем.
Я то и дело слышала их приглушенный шепот:
– Смотри, это она.
– Белла на ней живого место не оставит
– Что, прямо на балконе?
– Отвратительно!
Постепенно их шепот превратился в монотонное «ш-ш-ш-ш-ш».
Вдруг где-то в районе лопаток кольнуло. Я почувствовала на себе колючий взгляд и обернулась, но в коридоре было пусто.
Только мистер Берри вальяжно лизал лапу на подоконнике.
Наверное, показалось.
Увидев меня, кот зашипел и спрыгнул на блестящий пол. Затем он вальяжной походкой подкрался к кабинету миссис Уинстон.
Я достала из сумки карту Эрни и решительно направилась в библиотеку. Меня ждала «Комната, куда приходят ОНИ».
Библиотека располагалась рядом с кабинетом миссис Уинстон. И, конечно же, по дороге туда я снова увидела портрет Падшего ангела.
Ангел сидел на темных камнях и грустно смотрел куда-то вдаль. Черные волосы разлетались на ветру, между бровей пролегла морщина. Пожалуй, только она портила почти идеальное лицо. То самое ненавистное лицо, которое мне довелось видеть вчера на балконе.
От этих мыслей на душе стало противно, словно я переступила черту, за которой меня ждет пугающая неизвестность. Как будто портрет презрительно смотрел с пьедестала своего величия на ничтожную Нину Райн.
Сердце заколотилось невпопад, а внутри появились незнакомые гнетущие чувства: отчаяние, сожаление и что-то еще.
Интересно, эти чувства принадлежат мне? Или той женщине в красивом средневековом платье из моего видения на балконе?
Выясню позже. У меня есть карта и пропавший Эрни, а еще место, куда приходят Они.
Я сжала пожелтевший край карты и подошла к деревянной двери с вывеской «Библиотека».
Внутри было уютно и просторно. Вычищенные до блеска парты в читальном зале, ни с чем не сравнимый запах книг и высоченные стеллажи с грозными фолиантами в кожаных переплетах.
Из-под увесистой кучи книг, лежавших на просторном столе с надписью «Руководитель библиотеки мисс Клоенс» виднелась седая макушка.
Макушка качнулась, я разглядела сморщенную руку на пачке книг и услышала приглушенное ворчание:
– Ну, кого опять занесло!
Морщинистая рука отодвинула книги, и я увидела старушку в огромных очках, старомодной блузке и древней шали на плечах.
– О, добрый день, Вы – новая ученица? Не видела Вас раньше! – Мисс Клоенс прищурила глаза.
– Да, меня зовут Нина Райн, и я пришла за учебниками.
– Сейчас, минутку. – Мисс Клоенс отделила от кучи книг, лежавших на столе, одну увесистую стопку и протянула мне. – Вот как раз для вас подготовила. Что-нибудь еще?
Она с надеждой взглянула на меня. На столе перед библиотекаршей лежала книжка в мягком переплете. Я успела прочитать слово «Любовник леди…» на обложке, прежде чем мисс Клоенс ловким движением спрятала книгу в ящик стола.
– А, м-м-м-м… – Я окинула взглядом стеллажи. Надо придумать способ пройти к ним и поискать место, отмеченное на карте Эрни. – У вас нет Энциклопедии… эм-м-м-м… домашних животных?
Старушка вздохнула
– Пятый стеллаж справа, указатель с буквой «Э», мисс Райн.
– Спасибо. – Я улыбнулась мисс Клоенс и направилась к огромному стеллажу.
– И не забудьте учебники! – донеслось мне вслед. А затем пожилая дама продолжила ворчливым голосом: – Ох уж эти школьники, вечно что-то им надо. Апчхи! Вот опять чихаю! Все из-за этого противного мистера Берри. Шатается, где ему вздумается. Конечно же, коту все равно, что у Аманды Клоенс аллергия!
Я еще раз взглянула на карту и прочитала надпись, оставленную братом:
«Отодвинь фигурку с черным котом на стеллаже с энциклопедиями».
У светло-серой стены виднелась полка с красной табличкой «Энциклопедии».
Я осмотрела ее два раза, но никакой фигурки не нашла. Может, убрали?
Как же быть? Неужели ничего не выйдет?
Пришлось передвигать книги. «Энциклопедия домашних животных». «Справочник боевых искусств», «Энциклопедия полуночных обрядов» – наконец рядом со стеной я заметила маленькую еле заметную фигурку черного кота, как две капли воды похожего на мистера Берри.
У кота были желтые глаза и белая кисточка на хвосте.
Я осторожно нажала на фигурку, но она не сдвинулась с места. Проклятье! Пришлось нажать сильнее, наконец глиняный кот со скрипом отъехал влево, и одновременно кусок библиотечной стены поднялся вверх, открыв лестницу, ведущую куда-то вдаль.
– Комната, куда приходят ОНИ, – повторила я вслух и вышла в читальный зал. Надо узнать, не потревожил ли скрип открывшегося прохода мисс Клоенс.
Библиотекарь сидела, закутавшись в шаль и склонив крючковатый нос над книгой. Ее ровное дыхание, закрытые глаза и чуть слышное похрапывание говорили об одном: пожилая дама спит.
Я вздохнула, зачем-то вспомнила об амулете, подаренном Эрни и оставленном в ящике прикроватной тумбы, затем с подозрением взглянула на открывшийся проход. Удалось разглядеть только край лестницы, ведущей вниз, а дальше – неизвестность. Наверное, Эрни так же смотрел на эти белые ступени с перилами, похожими на кривые зубы сюрреалистичного монстра. А потом он исчез.
По спине пробежали мурашки страха. Я вздохнула и начала спускаться почти на ощупь.
За стенами замка завывал ветер. Где-то рядом мирным сном спала мисс Клоенс, а я шла к пугающей неизвестности, в место, куда приходят Они.
После самого ужасного вечера в моей жизни мне приснился не менее ужасный сон.
Там во сне на мне были тяжелые доспехи. В руках я сжимал меч, где-то высоко светило яркое солнце, а внутри меня закипала жгучая ненависть.
Она раздирала изнутри, словно в области сердца поселился дикий зверь. Зверь шептал: «Убей, разорви, уничтожь», – и я убивал.
Меч уже стал красным от крови, но усталости не было. Была только ярость.
Я вытащил окровавленное лезвие из тела, лежавшего у моих ног.
Тело принадлежало женщине с молящими глазами. Она тихо прошептала:
– Не убивай, прошу…
Только это не женщина. Передо мной была тварь, а тварь заслуживает смерти, так говорил святой отец. Следующий удар меча пронзил ей сердце, и тварь рассыпалась в воздухе, исчезла, оставив после себя лишь вмятину на траве да кровавый след на зеленых листьях.
Я тяжело вздохнул и взглянул на солнце. На миг оно показалось мне красным.
Весь мир окрасился в красный цвет, который так любят твари.
Ко мне приближались фигуры в темных одеждах. От них пахло кровью. Похоже, это сородичи убитой. Их было много, а я один. Что ж, один в поле тоже воин.
В глубине души опять проснулась ярость, и багровое солнце стало светить еще ярче.
Я поднял меч и…
Сон изменился.
Зеленые листья растений в один миг превратились в массивные шкафы, кухонную плиту и прозрачное стекло окна. Я сидел на кухне и читал учебник. Кажется, это было за неделю до поступления в Нортенвиль.
Отец тогда часто говорил, что мои оценки – это дорога к хорошей жизни. Отец любил говорить прописные истины, с тех пор как его взяли на работу в фирму Ридели.
После этого он сильно изменился. Постоянно пропадал на работе, забросил утренние пробежки по выходным. Вот и сейчас он ушел куда-то по делам своего босса, а мама поехала в кино с подругой. Скукота.
Внезапно я услышал шорох и звук чьих-то шагов. Вздрогнул, обернулся.
За моей спиной стояла тетя Ингрид. Я закрыл глаза, затем открыл снова, тетя не исчезла.
Вместо этого она положила руку на мое плечо:
– Привет, Майкл.
Руки у тети были теплыми, а вот цепкий прищуренный взгляд и орлиный нос делали ее похожей на большую птицу. И все же я был чертовски рад ее видеть.
– Тетя Ингрид? Но как ты вошла, дверь ведь закрыта?
– Для меня нет закрытых дверей. – Она качнула головой, отчего высокая прическа, напоминавшая муравейник, склонилась в сторону. – Даже если этот паршивец-брат нацепит на свою дверь десять замков, это меня не остановит.
– Не начинай. – Я закатил глаза. Несколько лет назад отец и тетя сильно повздорили, с тех пор она никогда не приходила в гости.
– Майкл. – Тетя Ингрид отодвинула стул и села за стол напротив. – Мне нужно кое-что тебе сказать. Знаешь, – она тяжело вздохнула и сжала в руках маленькую черную сумку, – мир не такой, каким тебе кажется. И это школа Нортенвиль – жуткое место. Там тебе придется сделать выбор. Поэтому, – тетя внезапно схватила меня за руку, – поэтому, пожалуйста, не становись копией своего придурка-отца. Ты можешь выбрать другой путь. Понимаешь?
Я кивнул, хотя не понял ровным счетом ничего.
– Ма-айкл… – раздалось в прихожей.
Похоже, мама уже вернулась. Я невольно повернулся на звук ее голоса.
– Тетя Ингрид, все в порядке, думаю, вам стоит поговорить с мамой.
Ответом мне послужила тишина. Тетя Ингрид исчезла. Там, где она сидела, никого не было. Только пустой стул из красного дерева, который мы купили после переезда в этот огромный дом.
На столе лежала записка:
«Если в Нортенвиле тебе понадобится помощь, обратись к учителю химии мистеру Блейну, все остальные врут».
Пожав плечами, я смял клочок бумаги и бросил в карман, а потом и вовсе забыл о нем.
В комнате зазвенел будильник, и стены моего дома начали расплываться, превращаясь в серые бесформенные пятна.
Проснулся я, тяжело дыша. Мне не хватало воздуха.
Странный сон-воспоминание. И зачем мне снилась тетя Ингрид?
Постепенно я начал приходить в себя.
Голова болела, впрочем, как и щека, на которой до сих пор алело пятно от ладони Беллы.
Проклятье! Я ударил кулаком по спинке кровати.
Мой сосед до сих пор спал. От его раскатистого храпа дрожала мебель.
В дверь два раза постучали.
Не дожидаясь ответа, на пороге появился толстый Стиви. Он с интересом на меня взглянул:
– Эм-м-м… сейчас начнется урок у мистера Нафталина. Это урок-наказание, велено всем прийти. Кстати, вот твоя куртка, Майкл.
Он отвел глаза и протянул мне черную куртку. Ту самую, которую я отдал вчера этой девчонке с балкона. Ее вроде зовут Нина… Проклятая Нина.
Я демонстративно швырнул куртку на кровать.
Стив опасливо на меня покосился, словно хотел о чем-то спросить, но вместо этого молча помахал рукой и вышел.
Я вздохнул и начал надевать школьную форму. В голове до сих пор звучали слова Беллы, которые она яростно выкрикивала во время вчерашней разборки:
– Как ты мог! С какой-то мерзкой девицей из захолустья!
Из глаз ее лились слезы, в тот момент мне даже стало немного стыдно. Немного.
Белла со своим актерским талантом была идеальной королевой драмы. Наверняка, все случившееся этой ночью станет для нее еще одним поводом засунуть меня под каблук своих красивых туфель. Сколько букетов придется купить, чтобы заслужить прощение? Сколько дурацких признаний в любви я должен произнести, прежде чем она снова начет мне улыбаться?
Мне опять стало стыдно, на этот раз из-за циничных мыслей, которые постоянно лезли в голову.
В конце концов, отец всегда говорил, что Белла – лучшее, что случилось в моей жизни.
Перспектива работать на семью Ридели – это такая честь, бла, бла, бла…
Между тем стрелка часов почти дошла до 8. Надо торопиться, мистер Нафталин не любит опозданий.
Я снова вздохнул, размышляя о том, стоит ли будить соседа по комнате, но в итоге решил, что в этом нет особого смысла. От него до сих пор несло противной смесью ликера и бренди, пусть лучше спит.
Моя куртка неаккуратным комком лежала на кровати. Она раздражала, как и все, что связано с Ниной Райн. Я брезгливо схватил меховой воротник.
От него пахло чем-то знакомым. Отчего-то вспомнились летние дожди и… роза? жасмин?
Что ни говори, запах был приятным, им пропиталась вся ткань. Придется отдать в химчистку. Или от меня всю жизнь будет нести проклятыми цветами.
Отчего-то вспомнились лавандовые поля, где я любил гулять в детстве с тетей Ингрид. До тех пор, пока они с отцом не разругались.
В то время я мог часами лежать в густых зарослях и читать любимые книжки про пиратов.
Вспомнилась тетина улыбка, а потом перед глазами возникло растерянное лицо девчонки с балкона.
Вот дьявол!
Я с силой захлопнул дверцу шкафа. Сосед что-то проворчал и перевернулся на другой бок.
Хватит думать о дурацких цветочках, есть более важные вещи. Например, что я должен сказать Арабелле? «Прости» в сотый раз? Свалить все на глинтвейн?
Из груди вырвался тяжелый вздох. Чувствую, меня ждет паршивый денек, один из самых паршивых за все время в Нортенвиле.
Завязав галстук, я достал из портфеля ручку и стикер, написал на розовом листочке «С добрым утром, красотка» и приклеил его на лоб спящему соседу Билли.
Так-то лучше.
Билли заворчал и сделал рассеянное движение рукой, словно отгоняя невидимую муху.
Я вышел из комнаты, аккуратно прикрыв дверь.
В коридоре меня снова настигли невеселые мысли. Ладно, с Беллой я как-нибудь все улажу, но что, черт возьми, вчера произошло на том балконе?
Последствия глинтвейна и мутного коктейля, которым всех угощал сосед Билли?
Нет, невозможно, я был почти трезвым.
Мимо глаз проплывали стены коридора.
Думай, Майкл, думай.
Я вспомнил хмурое лицо девчонки. Потом свои слова: «Ты намекаешь на ответную услугу за куртку?» Ее улыбку.
И этот стих Шекспира.
Дьявол! Зачем я вообще дал ей куртку и начал разговор? Это ведь совсем на меня не похоже.
Вспомнились слова тети Ингрид, услышанные в детстве: когда стоишь лицом к ветру, в левое ухо тебе шепчет скверные советы злой демон.
Я вздохнул. Допустим, все дело в глинтвейне, но то, что было дальше, вообще не поддается логике!
Почему балкон превратился в проклятый сад с деревьями? А на девчонке появилось длинное средневековое платье?
Галлюцинации? Такие реалистичные? Быть не может, если только я не схожу с ума.
Глинтвейн пили все, а странные видения были только у меня и, возможно, у нее.
В любом случае есть только один способ проверить: разыскать эту Нину и расспросить ее.
Или смириться с собственным безумием.
В классе сидели понурые не выспавшиеся ученики. Я мельком взглянул на пустое место за партой рядом с толстым Стиви. Девчонки с балкона там не было. Не было ее и за другими партами. Интересно, почему?
На короткий миг захотелось плюнуть на все, ворваться к ней в комнату и устроить допрос. Тогда я получу ответы, и мне станет немного легче…