Один византийский крестьянин сказал сказочнику, что если тот не видел Константинополя, то он не видел мира – ведь в одном этом городе сосредоточилась вся Вселенная! Сказочнику ничего не оставалось, как направиться прямиком в столицу Восточной империи.
В Константинополе, в театре Диониса он услышал трагедию Еврифокла. (Сказочник всецело принадлежал к западной, ватиканской культуре и едва ли мог понять морфологию этой драмы, но, будучи аккуратным, как все ватиканцы, он пунктуально сохранил в памяти, а затем и записал всё, что услышал. А сказка то была или нет, уже не имело для него особого значения.
Коль властью ты прельстился
И злодеянье совершить
Готов ты ради трона,
И суверена кровь пролить,
Не потерпев урона,
Пусть раньше попадётся
В твои глаза сей скромный труд.
Надеюсь планы мерзкие
Тотчас умрут…
Вместо тебя.
Константинополь в зарю одевался,
Солнце входило в дворцы и лачуги,
Форумы вмиг суетой наполнялись,
В улицы-вены народ изливался.
Зёв подавляя, в синклит шёл сенатор.
А у эмпорьев толпились навклиры.
И стратиотов шла тагма по Месе,
Путь направляя в восточные фемы.
А у Галаты дромоны стояли —
Слава и мощь Византийской державы —
Огнь мидийский готовые вылить
На моноксилы гостей нежеланных.
Звон в эргастериях с улиц был слышен.
И бык догорал неудачником греком.
Пригласил муж благородный,
Что проэдром был синклита,
Двух друзей, высоких рангом,
На фиал вина с Родоса.
Первый был друнгарий виглы,
А второй – магистр оффиций.
Оба были родом славны
И севаст (к ним благоволил.
Сигму (заняв, кубки взяли —
И вино лилось рекою.
Вместе с ним лилась беседа,
С каждой чашей всё вольнее.
В час урочный наш хозяин
(Звался он Феофилактом,
Родом был из Кесарии).
Осторожно мысль озвучил:
«Император всем хорош наш —
Бел лицом, румян щеками,
Только есть один изъян в нём —
говорит как иудей он,
«р» произнося фальшиво.
Да ещё вот незадача:
Эфиопы из Аксума
Захватили весь Египет».
Поддержал его друнгарий —
Мокий, уроженец Тарса:
«Император наш, о боги,
Благосклонен, вот, к венетам.
Мне же по сердцу прасины.
Да к тому же некий варвар
Разорил уж пол-Эллады».
Наконец вступил магистр,
Славной Смирны уроженец.
(Осторожность подсказала
Выступить ему последним).
«Я, Флегонт, вам заявляю:
Император наш прекрасен —
Ходит он с осанкой гордой,
Речи говорит умело.
Был бы я ему так предан,
Если б не одна формальность:
Мы с Армении налогов
Уж давно не получаем:
Вследствие войны последней
Край под властью шахиншаха.
Но уж если откровенный
Разговор идёт, о други,
То совсем я недоволен,
Что стою от трона слева,
Хотя должен быть правее».
Вот и амфора
Опустошена.
План созрел у «триумвиров» —
Взять севастову порфиру,
Свергнуть кесаря долой
Иль проститься с головой.
Но тотчас неумолимо
Встал вопрос: «А кто же будет,
Троном обладать вакантным?
Все хотели государство
Вознести к вершинам славы.
Вновь заговорил проэдр:
«Коль была моя идея
Может, мне и стать владыкой?
Впрочем, всё ещё обсудим».
Тут восстал друнгарий Мокий,
Взвился пылкий киликиец,
Очень власть его прельстила.
Но однако ж спохватился,
Обуздал свои порывы,
Скрыл свои улыбкой мысли —
Уж давно в столице жил он.
«Ну конечно ж, всё обсудим, —
Вкрадчиво Флегонт вступил тут, —
А пока наполним кубки,
Ни к чему сейчас волненье».
Ещё амфора
Выпита до дна
Гелиос пó небу мчит колесницу,
В пределы Зефира (свой путь направляя.
Коварный Дионис, простёрши десницу,
Ввергает в погибель, умы отравляя.
Третьей амфоры настало
Время жертвою пасть Вакха.
Среди планов грандиозных
Кронос (мчится незаметно.
Вдруг, живот рукой схвативши,
С ложа вскакивает Мокий.
Вон из пиршественной залы
В атрий (бег свой направляет.
Яд из жаб и саламандр,
С медной зеленью и ртутью,
Сделал своё дело быстро,
Душу передав Танату.
(Фолиант Диоскурида
Многие тогда имели).
«О, завистливые боги!
О, жестокая судьбина!» —
Возопил Флегонт тотчас же, —
«Величайшая утрата!..
Кстати, часом, не заметил,
Как наш Мокий торопился,
Жадно пищу поглощая?
Видно, заворот кишечный
Приключился с нашим другом».
Не успев сказать всё это,
Он в конвульсиях забился,
И, лицом побагровевши,
Выкатил глаза наружу.
А из-под него на ложе
Шипя, змейка выползала.
(Очень интересовался
Наш проэдр всяким гадом,
И в саду Феофилакта