Сентябрь 1060 года от Рождества Христова (6569 год от сотворения мира). Варяжское море. Драккары ярла Сверкера Хитрого. Роман Самсонов.
…Сквозь паутину забытья, сплетенную из каких-то обрывочных воспоминаний, образов и причудливо нарисованных воображением картинок, никогда мною ранее не виданных, иногда цельными кусками прорываются события последних дней перед погружением. Например, отрывок одного из собеседований…
Сидящая напротив меня девушка в черном деловом костюме находится явно в образе – образе холеной, напыщенной стервы. Она практически не смотрит в мою сторону, даже когда обращается ко мне – а если смотрит, то с какой-то неприкрытой, едкой насмешкой. При этом стоит отметить, что сама по себе девушка довольно привлекательна – маленький вздернутый носик, пухленькие губки, красиво изогнутые брови; стройные ножки, изящно закинутые одна на другую, и объемистое декольте дополняют картину.
Вот и сейчас, несмотря на то, что я сам обратился к ней, стерва даже не удосужилась оторвать взгляда от монитора, заполняя или сверяя мои анкетные данные:
– Нет, время в игре бежит гораздо быстрее, чем один к десяти, вас неверно информировали. Один месяц пребывания к капсуле приравнивается к трем годам игрового процесса.
– М-м-м… Мне говорили иначе.
Марина – я прочитал имя на бэйджике, наконец-то оторвав глаза от упругих полушарий груди, хорошо различимых даже в неглубоком вырезе – с очередной едкой насмешкой посмотрела на меня. Словно кошка на загнанную в угол мышь – похоже, мои невольные взгляды она видела и восприняла их как собственную однозначную победу над очередным недалеким мальчишкой, слабым на передок.
– А вас хотя бы информировали, что прописанный в договоре гонорар вы получите, только если пройдете игровой процесс до конца, ни разу не покинув игру?
– Да.
Улыбка, точнее даже ухмылка на губах моей собеседницы стала больше похожа на кривую усмешку, в которой сквозит уже неприкрытое презрение к дурачку, позволившему обвести себя вокруг пальца.
– Ну-ну… И вы в курсе, что не получите при погружении никаких базовых специальных умений, навыков и свойств для становления в исторической эпохе, за исключением навыка «полиглот»?
– Да.
За моим ответом следует очередная кривая усмешка. Тушите свет, сушите весла…
На этом месте воспоминание оборвалось – а некоторое время спустя включилось другое, где ко мне тихо обращался уже Александр, один из разработчиков и идейный вдохновитель виртуальной реальности «Великая Отечественная», а позже и «Варяжского моря»:
– Рома, пойми – никто не верит, что у тебя что-то получится, как и у других бета-тестеров. Потому в контракте прописана едва ли не космическая сумма гонорара – они вольны распоряжаться ей, будучи стопроцентно убежденными, что никто не дойдет до финала.
– Но ты же в меня веришь?
«Интел» очень внимательно смотрит мне в глаза, после чего твердо отвечает:
– Это я убедил руководство назначить столь значительный гонорар за едва ли проходимую с первого раза миссию. Никто из других тестеров, привлеченных большими деньгами и вошедших в игру в однопользовательском режиме, не сумеет ее пройти, никто! Но в тебя я верю, Рома, еще как верю! Ты сумел выжить на полях Великой Отечественной, прошел путь от рядового бойца до капитана, командующего полком, ты сумел переломить ход майского наступления Манштейна и фактически спас Крымский фронт! Если не ты, то кто?!
– Практически как в десанте, елы-палы…
Александр усмехнулся, после чего добавил:
– И к слову, пусть у тебя не будет никаких базовых навыков, соответствующих эпохе, зато в игру ты отправишься в своих лучших физических кондициях, на пике спортивной формы. И сохранишь все навыки рукопашного боя, приобретенные в «Великой Отечественной» – я об этом позаботился. Как ни крути, но рукопашная – она во все времена рукопашная…
Я согласно кивнул, внутренне порадовавшись тому, что очень активно занимался в секции последние три месяца, успев сдать на второй желтый пояс. А «интел», между тем, уточнил:
– Заработанных денег тебе ведь должно хватить на лекарства, да и на восстановление отчима, верно?
– Верно. Еще и на нормальную свадьбу останется…
Очередной обрыв воспоминания – а после мне снится уже Оля, наша последняя ночь перед погружением. Ее мерное дыхание, когда любимая, наконец, уснула – и наши объятия, поцелуи, нежные прикосновения, пока она не спала… Ее слезы утром, когда она провожала меня в игровой центр, на пороге которого меня уже ждал Александр, и последнее признание невесты:
– Я люблю тебя… Я тебя очень люблю!
– А я тебя… Очень-очень!
И вновь воспоминания, мысли, образы, что свиваются в какую-то извилистую, непредсказуемую паутину. Видения боев из прошлых погружений в виртуальную реальность – например, первая схватка на семнадцатой погранзаставе под Брестом. А после – спасение Ольки от расстрела, наш отчаянный прорыв в Беловежскую пущу по контролируемой немцами территории. 8 мая 1942-го первые, самые тяжелые бои на парпачских позициях, где благодаря моим усилиям мы сумели тормознуть прорыв Манштейна ровно на один день – день, ставший решающим для судьбы Крымского фронта. Уличные бои в Воронеже – и тут же прибытие в Сталинград, где я наконец-то вытащил сознание Оли, застрявшей в виртуальной реальности… А после – тяжелейшие схватки на северном участке обороны Сталинграда с шестнадцатой танковой дивизией вермахта, штурм немецких узлов обороны у высоты 135,4, ночная атака фрицев… И наконец, тяжелый октябрь 1942-го, где я пытался удержать левый фланг группы Горохова на северном фасе Сталинградской битвы, так называемом «Орловском выступе». Смертельное ранение – и неожиданная помощь от искусственного интеллекта проекта. Слова «интела» о том, что «помощник», очевидно, начал трансформироваться в искусственный разум (уникальный случай!). И что его выбор был между очередным, возможно, бесконечным отключением с моей игровой смертью – и помощи мне взамен последующему стиранию программы. Подобный выбор ИИ сделать бы не смог, по крайней мере, выбор в мою пользу, – а вот ИР сделал…
Последующее возвращение домой, восстановление, официальное предложение Оле, ее счастливое «да»… Первое представление невесты семье, а потом сплошной кошмар после инсульта отчима, больница… Отстраненные, неискренние сожаления врачей, которые давно уже научились абстрагироваться, не пропускать через себя боль родных их обреченных пациентов… Слова о возможном восстановлении отчима, если удастся найти столь неподъемные для семьи деньги на дорогостоящие лекарства… И наконец шанс, данный мне Александром на спасение близкого человека, которого я незаметно для себя стал называть не иначе как «папа».
Шанс, который мне никак нельзя упускать…
А потом я пришел в себя.
Холодно… Очень холодно и сыро. А поверхность подо мной как-то странно кренится то вниз, то вверх – и пытаясь разобраться, в чем же дело, я продираю глаза.
Тут же простреливает болью левую половину лица – при этом глаз здесь открывается едва ли наполовину. Тем не менее мне удается сфокусировать зрение на лицах мерно гребущих веслами свеев, затянувших какую-то заунывную песню с подробным перечислением участников неизвестной мне битвы… Наконец, немного запоздав, ко мне возвращается память – и не удержавшись, я глухо застонал, вспомнив, как нелепо попал в рабство…
Руки мои грубо стянуты веревкой, а сам я лежу на свободной от скамей площадке на носу корабля. Лежу не один – рядом в плотную кучу сбилось сразу пять девушек в возрасте примерно от четырнадцати до шестнадцати лет. Глаза у всех испуганные, заплаканные, у трех девчушек лица покрыты свежими синяками и ссадинами, а просторные холщовые рубахи, доходящие до самых ступней, надорваны на плечах и у воротников. Причем две девушки еще и разуты… При этом, несмотря на следы побоев, не похоже, чтобы девчонок насиловали – во взглядах моих невольных спутниц сквозит отчаянный страх и столь же отчаянная надежда, но сломленными, затравленными, опустошенными они все-таки не выглядят. Ну и подолы их платьев-рубах не испачканы кровью, так что…
– Чего засматриваешься на баб, трэлл? Если думаешь о чем напоследок, так забудь. Их не тронули даже мои воины, ведь славянские девственницы – ходовой товар! А если что попытаешься, так мы тебе стручок и отхватим – а, Хакан? Тебе же ведь все равно, есть ли член у трэлла, или нет?!
С плохо скрытой ненавистью я посмотрел на говорящего. Свей как свей, в летах, с явственно проступившей в рыжей бороде сединой, неопрятный. К тому же не очень высокий – но широкий в плечах, с объемистым, выступающим вперед брюхом, обтянутым льняной рубахой. Последняя окрашена в синий цвет, плюс на плечи накинута меховая накидка. Последний элемент одежды, как и ножны с мечом, притороченные к поясу, выдают в обратившемся ко мне или местного вожака, или близкого к нему человека.
Между тем, пока я рассматривал говорящего, к нему обратился один из гребцов – Хакан, чей голос я тут же узнал как голос вырубившего меня свея:
– Вряд ли этот трэлл дурак, ярл. Не думаю, что он посмеет коснуться женщин, тем более они жили в его селении, и это против их закона. А если мы его оскопим, так он может и умереть, истечь кровью. Конечно, если ярл готов заплатить мне за работящего, крепкого раба…
В ответ раздался оглушительный хохот рыжебородого:
– Ты рассмешил меня, Хакан, очень сильно рассмешил! Заплатить за раба, хах-хаха-хах! Так и быть, оставлю твоего трэлла мужиком!
Однако развернувшись ко мне, ярл (с его положением среди свеев я угадал точно) заговорил холодно и жестко, будто не смеялся всего секунду назад:
– Слышишь меня, трэлл? По глазам вижу, что слышишь… Хакан добрый господин, и тебе повезло, что это он взял тебя с боя. Но если ты попробуешь испортить мой товар, я перережу тебе горло и выброшу в море. А с твоего господина возьму полную стоимость славянской девственницы при продаже ее персидским купцам.
Русоволосый, уже немолодой гребец спокойно склонил голову в ответ на слова ярла, после чего недобро посмотрел уже на меня:
– Ты слышал волю Сверкера Хитрого, трэлл. И пусть меня проклянут боги Асгарда, если ты окажешься настолько глуп, что ослушаешься ярла, а я посмею возразить против твоей смерти!
Все очень просто и доступно – да я, собственно, и не собирался лезть к испуганным подросткам… А вот пожрать и смочить горло было бы неплохо!
Однако заботиться о том, чтобы накормить меня, никто из команды не собирается. Викинги в очередной раз затягивают свою песнь, мерно гребя веслами:
Ух!
С нами конунг!
Ух!
Реет наш стяг!
Ух!
И мы спляшем!
Ух!
На твоих костях!
Раз!
Только честь и слава!
Раз!
Только жаркий бой!
Раз!
Тут не место слабым!
Раз!
Здесь соратник с тобой!
Эх!
Наберем сокровищ!
Эх!
Не ломаем строй!
Эх!
Победим чудовищ!
Эх!
Мы вернемся домой![1]
Удивительно, но мне на самом деле понравились эти висы. В них словно наяву слышатся звон стали и крики сражающихся… Правда, викинги в этот раз едва не сплясали на моих костях, но песней я все равно заслушался, наконец-то выпрямившись и прислонившись спиной к девичьим коленкам и чьему-то жаркому, упругому боку… Сразу стало теплей – можно сказать даже, что меня бросило в жар, а организм среагировал самым что ни на есть естественным способом. Пришлось подобрать к себе колени, чтобы не демонстрировать свеям внезапный стояк – вдруг Сверкер подумает что плохое и действительно решится исполнить одну из своих угроз… Тем не менее я все же украдкой посмотрел на ту, кто оказалась ко мне так близко. Она поймала мой быстрый, вороватый взгляд, и тут же отвела свой, мгновенно зардевшись. Я только и успел рассмотреть серо-зеленые выразительные глаза, да правильные черты лица девушки лет шестнадцати. Что характерно, отодвигаться она не стала – впрочем, это еще ни о чем не говорит. Скорее всего, просто замерзла… Неудержимо захотелось о чем-то ее спросить, хотя бы узнать имя, – но поймав очередной недовольный взгляд рыжебородого ярла, с явным и совсем нехорошим подозрением на меня воззрившегося, решил пока перетерпеть.
Пару часов спустя подул пронизывающий до костей ветер – но свеи ему обрадовались, быстро подняв окрашенный синими полосами парус. Так же поступили и на соседнем судне, все время идущем чуть впереди нашего драккара.
Викинги, с радостью говорящие друг другу о благословении богов, принялись с дежурными грубыми шутками доставать припасы и трапезничать прямо на скамьях, не вставая с места. А в моем желудке лишь голодно заурчало, да во рту выступила обильная слюна…
Некоторое время спустя Хакан все же поднялся на ноги. Он подошел ко мне, легко преодолев разделяющие нас метры по качающейся палубе, а мне в голову с запозданием пришла оптимистичная мысль о том, что я лишен морской болезни – хоть что-то! Между тем свей протянул мне кожаный булькающий бурдюк, сухую черствую ржаную лепешку и кусок вяленой рыбы:
– Понравились висы, трэлл? Слышал их в первый раз?
Я принял еду, благодарно кивнув, – зачем портить отношение с господином, коли я стал рабом? Особенно, если этот господин лоялен и даже проявляет заботу? Понятно, что в духе эпохи и следуя специфике нравов, но все же…
– Да, господин. Мне понравились висы.
Хакан довольно хохотнул:
– Их сложил Сигурд, сын Хельга, по прозвищу Воронья Кость. Славный скальд!
Согласно кивнув, я жадно присосался к бурдюку – в горле давно пересохло, и я думал, что мне дали воду. Однако сделав щедрый глоток, тут же закашлялся – содержимое бурдюка оказалось очень горьким на вкус. Я бы сказал даже, что мерзким! Но все же до меня дошло, что мне дали не отраву, а угостили свейским пивом, – и в подтверждение догадки от желудка по телу пошла волна блаженного тепла… Сделав еще глоток, я потянулся к нехитрой снеди – но тут же замер, краем глаза заметив голодные глаза девушек. Стало как-то совестно, и я уже собрался было разделить еду – хотя на шесть человек куска рыбы и тонкой лепешки не хватит даже обмануть живот. Но Хакан резко меня остановил:
– Не будь дураком, трэлл, я делюсь с тобой из собственных запасов, а они невелики. Дашь девкам еду – сам останешься голодным. Тиры – это собственность ярла, и он будет заботиться о том, кормить их, или нет! А ты ешь сам – если, конечно, хочешь, чтобы я вновь поделился с тобой едой.
Я ответил свею кратко и покорно, стараясь его больше не провоцировать:
– Я хочу есть, господин, хочу!
А девушкам пленницам, коих Хакан обозвал «тирами» (я тут же получил справку, что этот термин означает женщину-рабыню), быстро добавил:
– Вас покормит ярл.
После чего жадно вгрызся в пресную крошащуюся лепешку. Какое-то время викинг молчал, наблюдая за тем, как я ем, а после заговорил:
– Ты неплохо управлялся с колуном, едва не убив в бою Стуре, хорошо знаешь наш язык и при этом не похож ни на славянина, ни на свея. Кто ты и откуда?
В принципе, подобный вопрос я уже давно ожидал – а поскольку, судя по лицам, девушки не понимали нашего разговора, решил соврать:
– Я ромей, жил в Константинополе, ваш язык выучил у знакомого гвардейца варанги. А сюда прибыл исследовать земли севера по поручению ученых мужей.
Хакан кивнул, словно соглашаясь с моими словами – видимо, поверил. Не зря мне попалась на глаза статья о варяжской гвардии византийских императоров, когда я лихорадочно штудировал любую доступную информацию перед погружением! Между тем, немного помолчав, господин задал следующий вопрос:
– А драться тебя также учил гвардеец варанги? Как, кстати, его звали?
Отложив недоеденную лепешку, я ответил со всем почтением:
– Его звали Олафом. Он кое-что показывал мне из своих приемов с топором, но сам я не воин.
Викинг словно бы пропустил конец фразы мимо ушей:
– Олаф? Просто Олаф? Без прозвища?
Я немного замялся, и хотя в голове тут же всплыло что-то вроде «мокрые штаны», идея говорить про них показалась бредовой:
– Он не называл мне его.
Свей пристально посмотрел мне в глаза, а после веско заговорил:
– Ты врешь мне, трэлл. Возможно не во всем, возможно, ты действительно ромей – больно у тебя гладкие, нежные ручки, совсем без мозолей. Таких нет даже у наших баб! Но про Олафа из варанги, сдается мне, ты выдумал на ходу… Мы еще вернемся к этому разговору. Возможно, позже ты станешь разумнее и сговорчивее. А пока я тебя предупрежу – мне нужен послушный и верный трэлл, который не создаст мне проблем. И если ты станешь служить верно, с усердием – то круглый год будешь жить в тепле, у неугасающего очага. Будешь сытно есть – ту же пищу, что вкушает и моя семья. Может быть, позже ты даже станешь лейсингом, то есть я дарую тебе свободу – за долгую, верную службу и личную преданность. Но если ты попытаешься бежать или напасть на меня, или напасть на мою семью или свободного карла, то ты умрешь. И смерть твоя будет гораздо страшнее, чем участь, обещанная тебе ярлом. Это понятно?
Я в очередной раз послушно склонил голову, остро пожелав Хакану… не смерти, нет. А чтобы мы поменялись местами, чтобы он также был связан и боялся встать на ноги, а я смотрел ему прямо в глаза и кошмарил бы, при этом всецело распоряжаясь его жизнью…
Неожиданно с кормы раздался резкий, напряженный крик, прервавший мои мечты:
– Паруса! Паруса на горизонте!