Моя половинка, резонанс моего кхуйи, моя новая причина существования, только что уперлась своей крошечной странной ножкой мне в грудь и пнула так, как если бы она не хотела спариваться.
Ее странные, безжизненные глаза широко раскрыты от страха, в них нет обнадеживающего сияния. Я хочу сказать ей, что с ней все будет в порядке, что теперь она моя, я позабочусь о ней, мы уничтожим одного из монстров са-кохцк и достанем из его глубин новое кхуйи, чтобы она больше не страдала.
Но я не понимаю, почему она причинила себе вред. Я потираю грудь в том месте, где приземлилась ее крошечная ножка. Без одежды ее тело кажется еще меньше, она мягкая и гладкая. Она, кажется, тоже забыла об этом, потому что бросает на меня возмущенный взгляд, затем воет от боли и хватается за ногу.
Я ее не понимаю. Быть может, отсутствие кхуйи влияет на ее чувства.
– Я не причиню тебе вреда, – медленно говорю я ей, потому что она выглядит испуганной. – Теперь ты моя пара.
– Эт чнь бльн!
– Дай мне взглянуть на твою ногу, – требую я. Если у нее нет кхуйи, она, вероятно, не исцеляется так, как должна. Она продолжает смотреть на меня испуганно, я наклоняюсь вперед и кладу руку ей на лодыжку.
Она что-то вскрикивает и снова набрасывается на меня. Ее рука сжимается в кулак и бьет меня по лицу, моя губа ударяется о зубы. Вспышка боли пронзает мой рот, и я рычу.
Она немедленно замолкает, отшатываясь назад, ее руки подняты в оборонительном жесте.
Я устал от ее поведения.
Эта женщина, это маленькое существо, которое в два раза меньше са-кхуйи, моя половинка, как она может подумать, что я причиню ей вред? Но она даже сейчас съеживается, словно ожидая удара. Ярость переполняет меня, потому что ее реакция ненормальна.
Кто-то причинил боль моей девушке в прошлом.
Протягиваю руку и разворачиваю ее бледное лицо к себе. Она сопротивляется, ее глаза снова закрываются, и она начинает дрожать. Пристально смотрю на ее маленькие, плоские черты лица. Цвет ее кожи нормальный, за исключением темных синяков с одной стороны. Вот доказательство того, о чем я подозревал.
– Кто это с тобой сделал? – спрашиваю я.
Она дрожит, но не отвечает мне. Она не немая, она издает звуки, и я задаюсь вопросом, не ударилась ли она головой. Или, возможно, ее народ говорит на бессмысленном языке твердых звуков, которыми она наполняет мои уши. Это так не похоже на мой язык.
Но опять же, она не са-кхуйи, я не должен ожидать сходства, хотя я полностью ею очарован. Мужчины моего племени говорят, что нет большего удовольствия, чем вкус резонансного партнера на губах, и они правы. Зарыться лицом между ее ног было одним из величайших удовольствий, которые я когда-либо испытывал, и я хочу испытать это снова.
По ее реакции, по тому, как она съеживается, ясно, что я единственный, кто этого хочет. Я озадачен ее поведением, должно быть, это из-за отсутствия кхуйи. Она не чувствует резонанса, как я, не чувствует острой потребности в обладании, не чувствует пустоты одинокого духа. Да и как она может? Внутри нее нет кхуйи, которое могло бы резонировать.
Очевидно, боги послали ее мне, чтобы научить терпению. Я печально улыбаюсь, это не самая сильная моя черта.
– Хорошо, малыш, – говорю я ей и провожу пальцами по ее странной гладкой коже. – Мы вместе научимся терпению.
– Ни пнима тбя!
Слова срываются с ее подвижного рта. В этот момент я замечаю, что у нее нет клыков, и мое сердце замирает, кхуйи перестает резонировать. Несмотря на то, что она шлепает меня по рукам, я открываю ей рот, чтобы осмотреть зубы. Они что, сломаны?
Нет, похоже, ее маленькие зубы целы, но они даже близко не такого размера, как мои клыки. Странное создание.
Я отпускаю ее, и она бьет меня по рукам, ее глаза сужаются.
– Отвли, придрк!
Ее тело отличается от тела са-кхуйи. Оно мягкое, почти без волос, и я не видел хвоста. А еще у нее между ног этот странный сосок. Я нахожу его возбуждающим, потому что он заставляет меня думать о том, какая она на вкус. Я снова хочу ощутить ее вкус на своем языке. Даже сейчас у меня слюнки текут от воспоминаний, и мое кхуйи резонирует в груди.
Поэтому я просто сижу и наблюдаю, что она будет делать дальше.
Она собирает свою странную одежду, решив прикрыть свое маленькое, мягкое тело. Ей холодно? Во мне просыпается защитный инстинкт, и я поворачиваюсь к огню, подкладывая в него побольше дров. Нужно будет нарубить дров и пополнить запасы для следующего охотника, но зато сейчас я порадую свою половинку. Я хочу, чтобы ей было тепло и уютно.
Как только я разжигаю огонь, она придвигается к нему, держа руки около пламени. Они выглядят… странно.
– У тебя пять пальцев, – говорю я ей и поднимаю свою руку. У меня их четыре, это еще одно различие между нами. Я очарован и немного смущен этими лишними пальцами.
Ее рука касается груди.
– Шорши. – Она похлопывает себя по груди и смотрит на меня. – Йа Шорши.
Что-то не так с ее грудью? Она пытается сказать мне, что ее кхуйи исчезло? Это же очевидно из-за ее тусклых бледных глаз.
– Да, я знаю, – говорю я ей. – Не бойся. Мы проведем церемонию, когда вернемся домой, в племя.
– Шорши, – говорит она, снова похлопывая себя по груди, а затем вытягивает руку и похлопывает меня по груди, ожидая чего-то.
Она спрашивает о моем резонансе? Я прижимаю ее маленькую ручку к своей груди, чтобы она могла почувствовать, как вибрирует мое кхуйи. Она испуганно отшатывается и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
– Чт эт? Как тбя звт?
– Это резонанс, – объясняю я ей, и мое кхуйи гудит от ее прикосновения.
Она смотрит на меня с таким потрясением, что я начинаю беспокоиться. Когда она снова кладет руку мне на грудь, и я резонирую, она отдергивает руку так быстро, как будто дотронулась до чего-то холодного, как лед.
– Йа нмгу эт прзнести, – говорит она мне и снова прижимает руку к моей груди, а затем к своей. – Шорши.
– Шиооршии, – повторяю я.
Ее лицо светлеет.
– Дэ! – Она радостно похлопывает себя по груди. – Шиорши!
Она не пыталась рассказать мне о своем кхуйи или об отсутствии резонанса, это ее имя! Она снова касается своей груди и выжидающе смотрит на меня.
Сбитый с толку, я касаюсь своей груди.
– Вектал.
Ее челюсть выпячивается, и она пытается правильно произнести мое имя, но выходит что-то похожее на «Хуптал», она не может произнести первый слог. Все в порядке, это только начало.
– Хуптал, – радостно говорит она и снова похлопывает себя по груди. – Шорши.
Ее собственное имя состоит из искаженных звуков, но я стараюсь произнести его, чтобы сделать ей приятно. Значит, она Шорши.
Шорши для меня загадка. У нее нет ни хвоста, ни шерсти, она носит странную одежду и ходит по опасным охотничьим угодьям без оружия, она слабая и мягкая, у нее нет кхуйи и она не говорит на моем языке.
Это какая-то бессмыслица. Как Шорши здесь оказалась? У каждого существа есть кхуйи. Мой народ, са-кхуйи, единственный разумный народ в мире. Есть метлаки, но они покрыты шерстью и не умнее камней, они даже не овладели огнем.
Шорши умна. Она не отшатывается от огня, как метлак, она понимает его пользу. Она одета в выделанную кожу, ее сапоги прекраснее всех, что я когда-либо видел. Шорши из чужого народа, она пришла из далекой чужой страны.
Но какой? Я не могу ее спросить. Мы едва можем общаться.
И тогда мне приходит в голову мысль… она не резонирует, она не чувствует того же, что и я потому, что у нее нет кхуйи, может, никогда и не было.
Меня охватывает такое сильное чувство потери, что я оскаливаю зубы. Этого… этого не может быть. Как так получилось, что она не может резонировать со мной? Что мы не связаны? Я нашел свою вторую половину после стольких лет и… она как будто мертва для меня. Эта мысль душит меня. Отсутствие кхуйи – это смертный приговор. У меня болит душа от того, что я вижу Шорши такой живой и такой обреченной.
Но нет, она моя пара, моя вторая половинка. Я сделаю для нее все.
У него есть огонь, это большой плюс. Я потираю руки около огня и греюсь. Ветер свистит за дверной заслонкой, и я вижу, что на улице темнеет, но в пещере тепло, пока горит огонь. Виновато думаю о Лиз, Кире и других. Они сумеют согреться, прижавшись друг к другу, не так ли?
Поднимаю глаза, когда Вектал начинает расхаживать по тесной пещере. Он выглядит встревоженным, и это заставляет меня нервничать. Наверное, я сделала что-то не так, но я понятия не имею, что именно. Он продолжает мурлыкать, и я думала, что он счастлив, но, кажется, ошибалась.
Мой живот урчит, и я прижимаю к нему руку. Время для батончика морских водорослей. Проверяю карманы украденного комбинезона, но ничего не нахожу и начинаю паниковать. Я потеряла еду и оружие, единственное, что у меня осталось, – это ботинки, которые жмут, и комбинезон. Моя разведывательная операция полностью провалилась. Вот дерьмо.
Он приближается и опускается на колени рядом со мной, я инстинктивно отшатываюсь назад, бросая на Вектала настороженный взгляд. Мне доставили удовольствие его оральные ласки, но я знаю, чего он хочет, и с подозрением отношусь к тому, что он находится слишком близко.
Но он только указывает на мой живот. «Кууууск?», – в этом слове множество звуков, которые я не смогу передать, как будто в горле что-то странно вибрирует.
– Проголодалась, – говорю я ему и похлопываю себя по животу, затем изображаю, как что-то ем.
Он указывает на мои зубы и задает еще один вопрос. Верно. Что-то в них беспокоит его. Обнажаю зубы, чтобы показать, что они в порядке, и он обнажает свои в ответ.
Клыки. Конечно, у него есть клыки. Они в три раза больше моих и выглядят устрашающе. Неудивительно, что он озадачен моими короткими мелкими зубами.
– Надеюсь, они для жевания овощей, – бодро говорю я.
Он снимает меховую накидку. О боже мой, как я рада, что это одежда, а не часть тела. Я уже почти смирилась с рогами, но хорошо, что этот лохматый мех не его. Теперь я понимаю, что он выглядел таким огромным из-за одежды. Это хорошо. Хотя тот факт, что он выше двух метров ростом, ничем не скрыть.
Настороженно наблюдаю, как он раздевается. «Надеюсь, ты не принял мое урчание в животе за приглашение заняться кое-чем».
Меховая накидка падает на пол, и мои глаза увеличиваются от того, что я вижу под ней. Его кожаная одежда все такого же голубовато-серого оттенка, который заставляет меня думать о пасмурном дне, к тому же она не выглядит теплой. Его руки обнажены, а грудь прикрыта жилетом, который, кажется, полностью состоит из карманов и шнурков. Несколько зловещего вида костяных ножей прикреплены к жилету. Он полураздет, несмотря на бушующую снаружи метель, и мне интересно, насколько теплая эта его дурацкая накидка.
И смогу ли я украсть ее.
«Наверное, это плохая идея, Джорджи, – говорю я себе. – Этот парень – твой единственный знакомый тут. Даже если он просто хочет полизать твою киску». Крепко сжимаю бедра при воспоминании об этом и стараюсь не покраснеть. Продолжаю разглядывать нового знакомого. Мышцы на его огромных руках стальные, огромные и пугающие. Наверное, под кожаным жилетом он столь же ошеломляющий.
Инопланетянин стягивает пояс с одного плеча, и я понимаю, что где-то среди бесчисленных застежек и кармашков у него на груди висит сумка. У меня снова урчит в животе, возможно, у него есть еда. Настоящая еда, не батончики из морских водорослей.
У меня текут слюнки, и я скрещиваю руки, чтобы не потянуться за сумкой. Никогда в жизни не была так голодна. Он открывает сумку и достает какой-то пузырь, который оказывается емкостью с водой, а также что-то завернутое в кожу. Он протягивает сверток, я разворачиваю его. Внутри несколько толстых кусков чего-то похожего на мясо, смешанного с какой-то крупой. Должно быть, дорожные пайки. Я дрожу и смотрю на него снизу вверх.
– Это мне?
– Кууус-ках, – говорит он на своем странном языке и изображает, как отламывает кусочек и ест.
Я могла бы расцеловать его прямо сейчас, с клыками и всем прочим.
– Спасибо, – благодарю я и отламываю большой кусок. Меня не волнует, покажусь ли я жадной, я умираю с голоду. Запихиваю весь кусок в рот и начинаю жевать.
И сразу понимаю, что это было ошибкой.
Вкус ужасный, и это самое безобидное, что я могу сказать. Кажется, будто я откусила огромный перец чили, смешанный с чем-то мерзким, мучнистым. Еда настолько острая, что у меня сразу же слезятся глаза и закладывает нос. Кашляю, отчаянно пытаясь проглотить то, что у меня во рту, но еда обжигает язык. В конце концов я выплевываю все себе в руку, а пришелец смотрит на меня с любопытством.
Это жестоко. Давлюсь и кашляю, пока он не передает мне флягу, сопровождая это коротким рявканьем. Опасливо делаю глоток. К счастью, это вода, прохладная и освежающая, с оттенком цитрусовых. Я выпиваю ее с облегчением, и мой сдавленный кашель медленно стихает.
Возвращаю ему сухой паек и качаю головой. Ужасно хочу есть, но это есть не могу. При одной мысли о том, чтобы положить в рот хотя бы маленький кусочек предложенного угощения, у меня сжимаются челюсти и желудок жалобно протестует.
Пришелец озадачен моим отказом. Он снова осматривает мой рот и пытается коснуться языка. Я отмахиваюсь от его руки.
– Проблема не в моем рте, а в твоей еде.
Он опять выдает какую-то тарабарщину и показывает на мои синяки. О, он думает, что я ранена и поэтому не могу есть. Качаю головой.
– Я в порядке. Правда.
Вектал с любопытством смотрит на меня.
– Кажется, вряд ли поблизости есть уютный городишко, полный дружелюбных пришельцев, не так ли? – спрашиваю я. В тесной пещере становится все холоднее, ветер свистит, и я пытаюсь плотнее запахнуть свою куртку.
Вектал поднимает меховую накидку и набрасывает ее мне на плечи, разговаривая со мной на своем грубоватом языке.
– Спасибо.
Кутаюсь в накидку. Он остается раздетым, значит, ему не холодно. Смотрю, как он наклоняется и кидает еще одно полено в огонь.
В этот момент я замечаю, что у него есть хвост. Ну ладно, у многих существ есть хвост, это не так уж и странно. Я пытаюсь не пугаться, он просто такой… другой. Рога, руки с четырьмя пальцами, которыми он подкидывает дрова в огонь, ботинки из мягкой кожи имеют непривычно широкий носок, так что можно только догадываться, что там в них. Ах да, и он дымчато-серо-голубой, чуть не забыла об этом, и он мурлычет. Так что, кроме того, что он двуногий, он не очень-то похож на меня.
– Шорши, – говорит он, искажая мое имя. Он повторяет это, а затем хмурится и встряхивает своими черными волосами. – Шорши, Вектал, – говорит он снова, затем указывает на свой глаз и качает головой.
– Не понимаю, что ты пытаешься мне сказать. Что я не такая, как ты? Я это и так знаю, – говорю я, глядя на еду. Боже, как бы я хотела это съесть, но не могу. Мои глаза наполняются слезами отчаяния. Кажется, это последняя капля.
– Ты не представляешь, какое дерьмо мне пришлось пережить за последние две недели.
Он говорит что-то более мягким голосом и вытирает слезу с моей щеки. Я замечаю, что его кожа на ощупь похожа на замшу. Это… мило, он кажется дружелюбным, хотя все вокруг катится к черту.
Вектал плотнее кутает меня в накидку. Потом похлопывает по меховой подстилке у огня и говорит что-то. Наверное, что-то вроде «ты можешь здесь отдохнуть». Он снова похлопывает и ждет. Я ложусь, мне тепло и уютно в меху. Впервые за целую вечность я не чувствую, что мне грозит неминуемая опасность. Все, чего хочет этот пришелец, – это оральный секс. Эта мысль заставляет меня беззвучно хихикать и я засыпаю, улыбаясь.
Просыпаюсь через какое-то время, чувствуя себя лучше, чем когда-либо за долгое-долгое время. Под меховой накидкой очень тепло, и я прижимаюсь к чему-то большому, твердому и очень теплому, теплее любой грелки. Мои пальцы скользят по поверхности, похожей на замшу, и тут я слышу мягкое мурлыканье и понимаю, что прижимаюсь к груди Вектала.
Это… не самое худшее место в мире сейчас. Если у меня будет выбор: вернуться в грузовой отсек, остаться одной среди снегов или уютно устроиться рядом с любящим киску пришельцем, я выберу вариант номер три.
Пытаюсь притвориться спящей, но что-то твердое упирается мне в живот, сигнализируя о том, что Вектал бодрствует и очень рад моему присутствию. Он одарен гораздо более щедро, чем любой парень, которого я когда-либо встречала.
Сажусь, натягивая на себя одеяло. Мое дыхание клубится в холодном воздухе, пока я оглядываю пещеру. Слабый солнечный свет проникает через дверную заслонку, огонь погас. Ужасно холодно, если только не прижиматься к Векталу, и я испытываю сильное желание обнять его, чтобы согреться.
Но он садится и поправляет одежду. «Выдрош», – говорит он мне. Не знаю, это «доброе утро», или «черт, как холодно», или еще что-то. Он встает, и в этот момент у меня снова урчит в животе.
Вектал бросает на меня косой взгляд.
– Я знаю. Поверь мне, я знаю, – говорю я смущенно.
Он начинает разворачивать вчерашнюю еду, но я строю гримасу отвращения и качаю головой. Изображаю, как еда обжигает мой язык. Он хихикает, а затем делает жест, похожий на укачивание ребенка, что ставит меня в тупик. Вообще не улавливаю суть наших разговоров.
– Проголодалась, – говорю я, потирая живот и изображая, как что-то ем. – Еда?
Каждая клеточка моего тела просит о еде, плюс «еду» легче изобразить, чем «если ты дашь мне оружие, я сама позабочусь о завтраке», поэтому я действую осторожно.
Вектал кивает и начинает надевать снаряжение, которое снял ночью. Он обнажен по пояс, и мышцы на его дымчато-голубой груди грозны и очаровательны, как я и предполагала. Они выглядят как куски холодного железа. Я вспоминаю его теплую замшевую кожу, как к ней было приятно прикасаться. Наблюдаю, как он одевается, заинтригованная различиями наших тел. Кое-где на его теле есть бугристые выступы, они тянутся вдоль тыльной стороны рук до самого локтя, спускаются к центру груди, почти исчезают где-то между грудью и пупком, затем проступают на бедрах. Такой же рельеф украшает его лоб, спускаясь прямо к носу. Интересно, для чего он предназначен?
Вектал сегодня утром разговорчив, он ведет со мной одностороннюю беседу, надевая жилет и привязывая ножи и лезвия на свои места. Я хочу попросить его дать мне оружие, но не знаю особенностей его культуры. Вдруг такая просьба будет оскорблением? Не хочется злить его, ведь он – мой спасательный круг. Пока он продолжает говорить, я наблюдаю, как мое дыхание клубится в воздухе, и думаю о девушках на корабле, прижавшихся друг к другу.
Надеюсь, они в порядке. Боже, я правда надеюсь, что с ними все в порядке. Мне нужно вернуться сегодня, чтобы они не волновались. Расскажу им, что нашла… на самом деле не так уж и много. Я нашла рыбу, готовую вгрызться в лицо, с отростками на носу, похожими на бамбук, нашла теплый ручей (полный вышеупомянутой рыбы) и пришельца, который любит лизать киску в качестве приветствия.
Но ничто из этого не поможет нам вернуться домой. Я не нашла город, не нашла другой корабль и, разумеется, не нашла кого-то, кто говорит по-английски. А что хуже всего, я потеряла наше единственное оружие. Спасательная операция летит к чертям.
Вектал заканчивает завязывать свои сумки и мешки, а затем надевает ботинки. Украдкой бросаю взгляд на его ступни, просто чтобы удовлетворить любопытство. Три больших, растопыренных пальца и костлявая пятка, которая, вероятно, была четвертым пальцем на каком-то этапе эволюции. Я не смогла бы носить его обувь, и эта мысль угнетает меня, когда я засовываю ноги обратно в свои неудобные украденные ботинки.
Встаю, и у меня перед глазами все плывет. Еле переставляю ноги, спотыкаюсь и снова прижимаюсь к твердой груди. Вектал что-то шепчет мне на ухо и опять предлагает свою еду, но я отталкиваю ее. Я не вредничаю, просто не могу есть эту дрянь. Беру воду, которую он протягивает, и пью ее, но мне этого надолго не хватит. Может быть, я смогу убедить Вектала вернуться к месту, где он поймал меня, чтобы поискать выпавшие батончики. Сейчас я настолько голодна, что съем их, даже если за ночь они превратились в ледышки.
Он помогает мне выйти из пещеры. За ночь выпало много снега, и я с отчаянием отмечаю, насколько выросли сугробы. Не совсем то, что нужно для поиска моих припасов.
Вектал указывает на свои обнаженные плечи (его меховая накидка на мне), опускается на колени и жестами показывает, что я должна забраться к нему на спину и обнять за шею. Что ж, это унизительно, но я так устала и ослабла, что не протестую. Я обнимаю его, прижимаюсь к его спине и обхватываю ногами за талию. Он гладит мою руку, говорит, кажется, что-то успокаивающее, а затем мчится вниз по склону горы.
Я на мгновение ошеломлена тем, насколько он быстр. Сугробы ему не помеха, его ботинки скользят по поверхности снега как ни в чем не бывало. Он весь горячий как печка, и те части моего тела, которые соприкасаются с ним, тоже становятся теплыми, а те, что остались на ветру, холодны как лед. Осознав, что накидка ему совсем не нужна и что он прекрасно чувствует себя в этом зимнем царстве, я прижимаюсь к нему еще теснее, кладу голову ему на шею и зарываюсь холодным лицом в его теплые волосы. Он приятно пахнет.
Отлично, кажется у меня стокгольмский синдром.
Он спускается вниз по крутым склонам, как будто по равнине. Мы пересекаем очередную рощу, и тут я впервые понимаю, что мы движемся в другую сторону от места крушения. Я не обращала внимания раньше, мое сознание затуманено голодом и холодом. Но это неправильно, там наверху все ждут меня, я не могу их оставить.
– Подожди, – говорю я, похлопывая его по плечу. – Вектал, подожди!
Он останавливается, я соскальзываю с его спины. Холод моментально пронизывает меня. Я показываю на холм в том направлении, откуда пришла.
– Мы должны вернуться и спасти остальных.
Он качает головой и указывает вниз. Там, куда он указывает, я вижу густые деревья и больше растительности. Он хочет спуститься с горы.
Но я не могу бросить остальных. Настойчиво указываю назад.
– Пожалуйста. Мне нужно подняться на холм. Там есть люди, девушки, они голодны и замерзли, и у них ничего нет.
Вектал качает своей лохматой головой и изображает, как ест. Затем указывает на лес внизу, у заснеженных склонов.
Я в сомнениях. Могу ли я позволить ему увести меня вниз, чтобы накормить? Если мы сразу же пойдем к остальным, то будем голодать все вместе. Они, наверное, уже думают, что со мной что-то случилось.
У меня снова урчит в животе. Вектал бросает на меня сердитый взгляд. Он снова произносит слово «еда».
– Кууск.
Кусаю губы, размышляя, и оборачиваюсь на гору. Все во мне говорит, что мне нужно стоять на своем, но я чувствую себя такой слабой и голодной. Мы ведь можем вернуться позже, как только я что-нибудь съем. И не лучше ли будет появиться не с пустыми руками?
Тяжело вздохнув, я оглядываюсь на Вектала. Его сияющие голубые глаза, кажется, прожигают во мне дыру.
– Кууск, а потом вверх по склону, хорошо? Давай раздобудем достаточно кууска для всех.
Может быть, набитый едой живот заглушит мое чувство вины.
Когда моя девушка снова взбирается на мою спину и обнимает своими маленькими мягкими ручками, мне приходится сделать усилие, чтобы подавить удовольствие. Она замерзла, проголодалась и чем-то расстроена. Потребность утешить ее съедает меня заживо. Я принесу ей еду, чтобы она могла наесться и набраться сил. Сейчас ее белая кожа стала еще бледнее, и я боюсь, что она заболеет и станет слишком слабой, чтобы принять кхуйи.
У меня есть планы на мою милую половинку. Нравится ей это или нет, но она примет кхуйи. Я не могу позволить себе потерять ее теперь, когда только нашел.
Долина изобилует дикими животными. По тому, как беззаботно моя подруга держится, я понимаю, что она не видит крадущихся вдалеке снежных кошек или серповидный клюв, выглядывающий из-за ближайшего дерева. Мой взгляд охотника легко подмечает это, и я ищу безопасное место, в котором могу оставить свою пару на некоторое время. Она слишком слаба, чтобы охотиться или защищаться, если кто-то нападет.
На дальней стороне долины есть большой валун, который можно использовать для наблюдения, и я направляюсь туда сквозь глубокие сугробы. Хотя погода на меня не влияет, дрожь тела моей девушки все усиливается. Она не сможет перемещаться на дальние расстояния, если я не достану ей что-нибудь потеплее. Итак, сначала еда, потом мех, чтобы я мог одеть свою мягкую, хрупкую Шорши.
Я буду защищать ее ценой своей жизни, если придется.
Потребность заявить права на нее резонирует в моей груди, мое кхуйи напоминает мне, что я нашел свою пару, но еще не востребовал ее. Я похлопываю себя по груди, как бы говоря: знаю, я знаю, что она моя. С ней трудно общаться, она напугана и слаба. Как только она окрепнет и мы сможем наладить контакт, она поймет, что я пытался ей сказать. Затем она снова раздвинет для меня свои мягкие розовые бедра, и я буду чувствовать ее вкус на языке, я погружу свой член в нее и почувствую резонанс между нами.
Мой член тведеет, поэтому я быстро отгоняю эти мысли.
Добравшись до валуна, я осторожно опускаю Шорши на землю, она взбирается на камень.
– Оставайся здесь, – говорю я ей.
Конечно, она пытается следовать за мной.
Жестом показываю ей, что она должна остаться, и она бросает на меня испуганный взгляд.
– Шорши, Вектал?
– Я не оставлю тебя, мой милый резонанс, – говорю я ей, проводя пальцем по бледной щеке. – Вокруг опасность.
Указываю на притаившихся существ, которые даже сейчас наблюдают за нами: серповидный клюв, снежные кошки и тот грызун в перьях, который будет ее обедом. Шорши требуется пара мгновений, чтобы увидеть существ, сливающихся со снегом. Но как только она их видит, ее глаза расширяются от ужаса, и она бросает на меня еще один испуганный взгляд.
– Ты останешься здесь, – говорю я ей. – Я найду что-нибудь поесть.
Она что-то бормочет на своем языке.
– Вт чрт, эт тври огрмн, не бросй мня!
– Все будет хорошо, – успокаиваю я ее и плотнее закутываю в накидку. В ответ она тянется за одним из моих ножей с вопросом в глазах. Киваю и отдаю мой самодельный нож с костяной ручкой. Теперь у нее есть защита.
Очевидно, Шорши чувствует себя лучше с ножом в руке. Она присаживается на камень и кивает мне. Снова провожу пальцами по ее холодной гладкой коже, а затем достаю все необходимое из рюкзака. У меня в руке несколько камней, я кладу один в мешочек на веревке, затем вращаю им в воздухе, пока прицеливаюсь. Мои руки напрягаются, я запускаю камень и с удовольствием наблюдаю, как грызун, дернувшись от удара, падает на землю.
Подхожу к нему прежде, чем он успевает прийти в себя, и перерезаю горло одним движением ножа. Затем я делаю разрез на шее, чтобы слить кровь, и еще один на животе, чтобы выпотрошить. Я приберегаю сердце и другие лакомые кусочки для своей девушки, а затем оставляю кровавый след для снежных кошек, но они не выйдут из укрытия, пока чуют меня. У них долгая память, и им не нравится вкус плоти са-кхуйи, мы – горькая пища.
Возвращаюсь с добычей и показываю ее своей дрожащей подруге. Она морщит нос и бросает на меня растерянный взгляд.
– Тебе раньше не приходилось встречать пернатых грызунов, не так ли? – Мне приятно с ней разговаривать. Я кладу добычу на холодный камень рядом с ней и замечаю, что она вздрагивает. – Он мертв, мой милый резонанс. Смотри, я приберег для тебя самые лакомые кусочки. – Я приоткрываю разрез на животе и показываю сердце и печень. Они все еще теплые, хотя в такую погоду быстро остынут и будут не такими вкусными. – Мы достанем тебе накидку побольше. В этом районе водятся пушистые двисти, из которых также получится отличный обед.
Шорши безучастно смотрит на добычу, затем указывает на нее.
– Ты ождш, чт я бду эт сть?
Неужели она не знакома с этой едой? Она достаточно легко согласилась на дорожный паек. Я вытаскиваю сердце и подношу его к ее губам.
– Вот, попробуй.
Она чуть не падает с валуна, отступая назад.
– Ни зчт н свте!
Она указывает на еду, зажатую между моими пальцами.
– Рди бга, пджрь эт!
Я наклоняю к ней голову.
– В чем дело? Что ты говоришь?
Она имитирует жест, протягивая руки, как над огнем, затем указывает на еду.
– Гооонь, – говорит она. – Пджрь!
На этот раз я искривляю губы.
– Ты хочешь поджечь еду? Неужели ты не понимаешь, что это такое?
Бросаю сердце в рот и жую, чтобы показать ей. Ароматная кровь, горячая и сладкая, разливается по моему рту.
Она морщится и жестом велит мне убрать грызуна.
– О бж, ужс.
– Ешь, – строго говорю я ей. Она слишком слаба, чтобы быть разборчивой в еде. – Я подожгу его для тебя позже, если захочешь, но сейчас ты должна поесть.
Срезаю еще один кусок мяса, протягиваю ей и заставляю взять, игнорируя тот факт, что она снова издает хрипящий звук.
– Ешь, чтобы набраться сил до конца дня.
Она качает головой.
Демонстративно откусываю кусочек, а затем жестами настаиваю, чтобы она тоже откусила. У нее урчит в животе, и на лице появляется страдальческое выражение.
– Ндсь, чт на вкс кк суши.
Шорши корчит гримасу, а затем жует.
Я доволен. Она, конечно же, нет, но по крайней мере мне удается ее покормить. Раз ей не нравятся эти вкусные внутренние органы, я съедаю их, не обращая внимания на ее тихие возгласы, потому что хороший охотник не тратит мясо впустую. Отрезаю самые вкусные кусочки мяса и скармливаю их ей, она все время протестует, но ее живот все-таки наполняется. Она выпивает всю мою воду, а затем показывает, что все еще хочет пить.
Киваю. Одно дело сделано. Забота о Шорши на такой опасной территории требует особой осторожности. Последнее, чего я хочу, – чтобы она столкнулась со снежной кошкой возле ее логова или, что еще хуже, со стаей охотящихся метлаков. Я должен тщательно оберегать ее и не выпускать из виду. Это будет означать медленную охоту и еще более медленное возвращение в племенные пещеры, но я готов сделать все, что потребуется.
– Пойдем, – говорю я Шорши, подвешивая добычу к поясу, чтобы мясо могло замерзнуть на холоде и быть съеденным позже. Подаю ей руку, помогая слезть со скалы. Она забирается мне на спину, и я снова понимаю, какая она маленькая и хрупкая, почти ничего не весит. Это нехорошо. Даже самый худощавый из моих товарищей по племени может сломать ее, как веточку. Это пробуждает во мне защитный инстинкт, и я борюсь с желанием зарычать при этой мысли.
Шорши будет в безопасности, чего бы это ни стоило.
Какое-то время мы бредем по снегу, и я рад видеть, что Шорши спокойно наблюдает за окружающим миром. Она не привлекает к нам внимания, не жалуется и не требует большего на своем странном языке, не задает вопросов, когда я отламываю ветку от ближайшего деревца и заметаю наши следы. Она молчаливый наблюдатель.
Но я все еще обеспокоен тем, что она не знает, как постоять за себя. Ее просьба разжечь огонь залегла в моем подсознании и беспокоит меня. Я нахожу незамерзший ручей, подогреваемый землей. Несмотря на запах гнили, вкус воды будет достаточно приятным, а тепло благотворно подействует на уставшие мышцы. К тому же это послужит проверкой для моей Шорши. Некоторые вещи о дикой природе знает даже ребенок, но, я боюсь, ей они неизвестны.
И действительно, она доверчиво бежит к ручью, подходит слишком близко. Все понятно. Хватаю ее за руку, и она вскрикивает от боли.
Я мгновенно смущаюсь собственной силы.
– Шорши?
Если я причинил боль своей половинке, я себя возненавижу. Мое кхуйи, кажется, пошатнулось в груди в знак согласия.
– Вс в прдке, – говорит она, тяжело дыша, затем морщится и протягивает руку. – Эт псле ктстрфы.
Беру ее маленькую ручку в свою, она доверчиво позволяет мне осмотреть ее. Рука в синяках, плоть распухла. Она ранена, а я даже не знал этого. Я злюсь на себя за то, что упустил нечто столь очевидное.
– Мне очень жаль, моя Шорши. Я больше не буду таким беспечным.
Отвожу ее от ручья и оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем можно было бы перевязать ей запястье. Похлопываю себя по одежде в поисках ненужного куска ткани, но Шорши смеется и качает головой. Она бормочет что-то и указывает на воду, как бы говоря, что хочет пить больше, чем возиться с рукой.
Ну хорошо, значит, я покажу ей, как пить. Оглядываюсь и нахожу сломанную палку возле дерева. Беру ее и делаю знак Шорши, чтобы она наблюдала. Затем подхожу как можно ближе и бросаю палку в воду.
Долгое время ничего не происходит, затем вода бурлит от внутренней активности. Шорши ахает, когда обитающая в воде рыба-клык нападает на палку. Ее удивление пугает меня. Наша местность небезопасна большую часть года, но даже маленькие дети знают, что вонючие теплые ручьи кишат опасными существами. Рыба-клык может содрать плоть с взрослого двисти в считаные секунды. Шорши погибла бы прежде, чем я успел моргнуть.
Эта мысль заставляет меня прижать ее к себе. Она дрожит и в ужасе придвигается ближе.
– Смотри, – говорю я ей.
– Смотри, – повторяет она, глядя на меня огромными бледными глазами, которые не излучают свет кхуйи. Они напоминают мне о ее уязвимости, хрупкости. Это надо исправить в самое ближайшее время.
Достаю свою дорожную сумку (ни один охотник не покинет племенных пещер без нее), нащупываю несколько красных снежных ягод, которые растут в избытке в это время года, разминаю их пальцами, смешиваю сок с горстью утрамбованного снега и бросаю все это в ручей. Затем снова поворачиваюсь к Шорши.
– Смотри.
Она наблюдает, ее лицо сосредоточено. Я вижу ее удивление, когда вода начинает дрожать, и стая опасных рыб уплывает вверх по течению, спасаясь от ягодного запаха, который они так ненавидят.
– Им не нравится сок, – говорю я ей. – Они не вернутся сюда, пока луны снова не зайдут за горизонт. Теперь мы можем попить.
Она с любопытством смотрит на меня. Я подхожу к воде и наполняю свою фляжку, затем делаю знак Шорши, что она может пить воду прямо из ручья.
– Вс в прдке? – осторожно спрашивает она. – Мострв нт?
Киваю в ответ на какую-то белиберду, которую она говорит, и снова пью, затем умываю лицо пригоршней воды.
Это привлекает ее внимание.
– Помться? – спрашивает она, дергая меня за жилет. Теперь я вижу, что все это время она сжимала в руке мой костяной нож, без сомнения, испугавшись рыбы-клыка. Но ее взгляд устремлен на мое лицо, и она повторяет жест, сделанный мной минуту назад. – Помться?
– Да, ты можешь искупаться, – говорю я, забирая у нее нож, прежде чем она поранится. Вместо него я протягиваю ей еще несколько ягод. Их запах не нравится живущим в ручье рыбам, а еще они служат отличным мылом. Я показываю, что Шорши может намылиться ими, и она выглядит взволнованной.
– Вектал, помыться? – спрашивает она, затем выдает еще один бессмысленный поток слогов, прежде чем повторить те же слова и изобразить купание. – Вектал, помыться?
– Ты боишься войти в ручей одна, мой резонанс? – Я поддразниваю. – Может, мне встать выше по течению, чтобы рыба-клык набросилась на меня прежде, чем доберется до тебя?
Она слегка качает головой, показывая, что не понимает, но на ее лице появляется взволнованная улыбка.
– Помыться? – снова спрашивает она.
Киваю и начинаю снимать свою одежду, предвкушая, как вымою свою девушку. Я наблюдаю за ее изящными формами, когда она освобождается от своей странной кожаной одежды. Впервые замечаю, что ее одежда покрыта пятнами и воняет потрохами. Я был так очарован Шорши, что не обратил ни малейшего внимания на то, что она грязная. Неудивительно, что она так взволнована мыслью о купании.
Мой сладкий резонанс болтает без умолку, дрожа и потирая руки, пока раздевается догола. Как и на руках, на ее крошечных ступнях слишком много пальцев и они странной формы, но я не обращаю на это внимания. Я люблю каждый миллиметр ее странного тела, даже если у нее нет шерсти и хвоста. Мое кхуйи начинает резонировать от удовольствия при виде нее, и сняв одежду, я направляюсь к воде.
– Нчво сбе, – выдыхает она, все еще стоя на берегу и глядя на мой пах. Довольный ее вниманием, я потягиваюсь и потираю рукой живот. Мой член твердеет под ее пристальным взглядом, а тело наполняется резонансом. Так Шорши инициирует спаривание?
– Тогда иди ко мне, моя половинка. – Жестом приглашаю ее подойти. – Я удовлетворю все твои потребности.
Выражение «большой как у коня» никогда не было настолько актуально, как сейчас.
Стараюсь не пялиться, но не выходит.
Я могу смириться с клыками, хвостом, голубовато-серой кожей, похожей на замшу. Черт, мне даже нравятся рога, которые вьются вокруг его головы, образуя нечто наподобие короны.
И я говорю себе, что должна была догадаться, что у чувака ростом больше двух метров будет огромный член, соответствующий его размерам. Я почти готова к этому. Но видя, как его член увеличивается, я инстинктивно сжимаю ноги.
Я не готова к гребням. У него чертовы гребешки на члене!
Точно так же, как на груди, лбу и руках, у него есть ребристые выступы на верхней части члена. Его очень большого, очень толстого члена. Один выступ у самого основания похож на рог, но тупой на конце, не острый. Просто чудеса какие-то. Итого: мы имеем огромный ребристый член с выступом примерно в два сантиметра.
Чувствую себя победителем в инопланетной лотерее. Рога? Есть! Хвост? Есть! Невероятный член? Есть, есть, есть!
Поскольку я пристально смотрю, Вектал бросает на меня томные взгляды, как будто подначивая прикоснуться к его члену.
И… да, мне немного любопытно, как все это оборудование будет ощущаться внутри, но меня сейчас больше интересует купание, чем игра «спрячь сосиску». Я смотрю, как он стоит по бедра в воде, скрестив большие руки на груди.
Верно, моя очередь. Я все еще побаиваюсь рыб, которых видела недавно, но если Вектал в воде, наверное, опасности нет. Дрожа от холода, я подхожу поближе к тому месту, где он находится. Нужно либо залезть к нему в чертову воду, либо снова одеться.
Смотрю на свою грязную одежду и решаю залезть в воду. Я все еще чувствую запахи крови и пережитого ужаса, которые прилипли ко мне, и отчаянно хочу очиститься, поэтому совершаю прыжок веры и оказываюсь в воде.
От воды пахнет тухлыми яйцами. Я слышала, именно так пахнут подземные горячие источники, но мне все равно. Вода теплая, как в ванне, и, учитывая, что снаружи снег и ужасный холод, мне это нравится. Когда вода касается моих конечностей, я постанываю, а затем погружаюсь глубже, окуная все тело в горячую воду.
Это потрясающе. Прямо сейчас я бы могла расцеловать Вектала за то, что он привел меня сюда, прогнал страшную рыбу и все такое. Я обливаю водой и растираю свои руки, чтобы избавиться от неприятного запаха последних десяти дней плена.
Вектал подходит ближе. Он что-то говорит, затем протягивает ягоды, показывая, что я должна раздавить их и втереть в себя сок. Возможно, я недостаточно расторопна, потому что он сам берет ягоды и выдавливает сок мне на плечи, а затем втирает его в меня своими большими руками.
Сначала я напрягаюсь, но его прикосновения деловиты, как будто он понимает, что мне просто хочется помыться, а не дурачиться. Хотя огромная эрекция Вектала намекает на обратное. И это вроде как… мило. Он прикасается ко мне не для того, чтобы облапать, а чтобы показать, как пользоваться мылом. Растираю странную, но приятно пахнущую фруктами пену по рукам и ногам, а когда он зачерпывает ее и начинает мыть мои волосы, я издаю стон удовольствия.
Никогда еще мне не было так приятно быть чистой.
Слышу его неровное дыхание и как в его груди снова зарождается вибрирующее мурлыканье. Он что-то бормочет хриплым голосом, но все, что он делает при этом – моет мои волосы. Никаких требовательных или настойчивых прикосновений. Просто удовольствие для меня.
На самом деле, если не считать, что он шокировал меня приветственным оральным сексом, он довольно мил. Все, что он делал, было для того чтобы доставить мне удовольствие и угодить, сейчас я понимаю это. Возможно, во мне говорит стокгольмский синдром, а возможно, все дело в том, что с Векталом я чувствую себя в безопасности, безопаснее, чем когда-либо за последние две недели, но я не возражаю против его прикосновений.
Я не могу смотреть на него, пока я… мы… купаемся. Мои щеки горят, потому что время от времени он наклоняется ближе и упирается в меня своим огромным членом, и это порождает во мне грязные мысли. Мысли о его губах на моей киске, о его коже, похожей на замшу, о его тепле и интригующем запахе.
– Шорши, – шепчет он, пока его руки ласкают мою голову.
– Джор-джи, – поправляю я его. В его языке, должно быть, нет звука «дж», потому что он произносит его невнятно.
– Шорджи, – пытается он.
– Джор-джи, – подсказываю я.
– Ш-ш-ш-ш-ш… – начинает он, затем останавливается и пытается снова. – Корджи.
Я хихикаю. Корги? Не совсем. Поворачиваюсь и указываю на свой рот, чтобы показать ему, как двигать языком.
– Джорджи.
Его пальцы ласково касаются моих губ.
– Жорже. – Затем он пытается снова. – Джорджи-и.
– Очень хорошо, – говорю я мягко. Только сейчас я поняла, что обнажена и практически прижимаюсь к нему.
– Джорджи, – повторяет он, мурлыча мое имя. Затем он берет мою руку и кладет себе на грудь, урча как кот. – Джорджи са-акх Вектал.
То, как он это говорит, прижимая мою руку к себе, заставляет меня думать, что это имеет для него большее значение, чем я могу себе представить. Он смотрит на меня пристально и напряженно, будто ждет ответа.
Он инопланетянин. Я напоминаю себе об этом, даже когда мне приходит в голову мысль, что можно убедить его помочь мне, помочь нам сбежать от других инопланетян. Похитителей, которые хотят нас продать.
Я понимаю, что это должен быть многоуровневый план. Планета Вектала чертовски холодна, и, судя по его снаряжению, местные еще живут в каменном веке. Но я отказываюсь терять надежду. Понятно, что маленькие зеленые человечки или баскетбольные головы никогда не вернут нас домой. Для них мы скот.
Вектал – лучший вариант.
Может быть, я немного играю на его чувствах, когда ласкаю пальцами его грудь. Мои пальцы замерзли на морозном воздухе, а соски затвердели, я намеренно прижимаюсь к нему, позволяя ощутить мое тело. Облизываю губы, смотрю в эти сияющие голубые глаза и указываю на горный склон вдалеке, где, как я знаю, много девушек (половина из которых в капсулах) ждут спасения, пока я принимаю ванну с местным жителем.
– Поможешь мне добраться до склона горы?
Он гладит мое лицо, в его взгляде вопрос.