Вариант «Зомби» - читать онлайн

Пролог

– Покурить бы, – очень тихо, почти беззвучно, выдохнул боец в маскхалате, опустив прибор ночного видения.

Никто не отозвался. Наблюдатель поежился, завозился на месте, устраиваясь поудобнее. Он лежал на холодных камнях уже второй час и, несмотря на теплую одежду, мечтал о том, чтобы побыстрее сдать «вахту». Отползти назад, подняться на ноги, разогнать застоявшуюся кровь. Человек взглянул на небо, вновь прижал к глазам ПНВ. До рассвета оставалось совсем немного времени. Казалось невероятным, что беглецы, пропустив самое темное время суток, попытаются миновать заслон именно сейчас.

– Чертово лето! – недовольно пробурчал наблюдатель, энергично шевеля пальцами ног, чтобы кровь побежала быстрее. – Где этот долбаный полярный день? Где теплая погода? Чуть ли не ноль градусов. Одуреть можно…

– Какое лето? – послышалось из «улитки», вставленной в ухо. Один из «камней» на соседнем склоне зашевелился, изменил форму. – До лета еще дожить надо, и – не забывай – мы за Полярным кругом.

– Тот, кто будет болтать на вахте, точно до лета не доживет! – долетело до обоих. – Дак не пойдут они, командир… – усмехнулся человек с ПНВ. – Не пойдут. Что ж они, идиоты, переть? Через полчаса светло будет…

– Молчать! – злобно прохрипел командир отряда ликвидаторов: – Молчать и выполнять приказы!

– Есть, товарищ бывший подполковник внутренних войск! – шутливо оскалился наблюдатель. Карикатурно вскинул руку к виску: – Разрешите бегом?

– Ты… падла… – пистолет с глушителем ткнулся в висок «мятежному» бойцу. – Ты щас здесь, среди сопок, навсегда останешься! Вместе с теми, кого мы ловим, понял?

– Ты чего разошелся-то, командир? Пошутил я!

– Да я тебя… Я пристрелю тебя, урод! И никто – слышишь, никто – ни одна конторская крыса не спросит с меня за это! Потому что здесь, – подполковник ВВ махнул стволом, обводя сопки. – Здесь и сейчас только я решаю, кто имеет право жить, а кто нет! Все ясно?

– Так точно!

– И если ты хоть раз…

– Ш-ш-ш… – предостерегающе шикнул второй наблюдатель, разом меняя позу, «перетекая» в другое положение, так, что ствол снайперской винтовки чуть выдвинулся вперед, наклонился. Рука бойца легла на приклад. – Ш-ш-ш…

– Что там, Бросов? Докладывай! – подполковник Смердин мигом забыл про лекцию, которую только что собирался прочесть бойцу, оказавшемуся на позиции рядом с командиром группы и проявившему излишнее легкомыслие.

– Сейчас… сейчас! – Бросов что-то высматривал на склоне сопки в полутора сотнях метров от позиции. – Пока не видно… Сейчас… Ага! Есть! Вот он!

– Рохлин! Дай ПНВ! – отрывисто приказал Смердин и за несколько секунд очутился рядом с наблюдателем, обнаружившим движение. – Где? Показывай!

– Смотрите, товарищ подполковник, – чуть подкорректировав направление, сказал боец. – Вон он! Спускается по трещине, маскируясь.

– Точно! – оскалился Смердин. – Молоток, Бросов! Как ты его заметил?! Или нет, ведь ты сигнал дал до того, как уловил движение… Почувствовал, что ли? Как в «зеленке», на Кавказе?

– Ага, – тихо ответил боец. – Вдруг понял, что там кто-то есть. А потом и глазами засек.

– Отлично, Бросов! Считай, премию ты уже заработал. Теперь дело за малым – уложить всю группу, а потом и в Москву мотаем, за гонораром.

– Вашими бы устами, да мед пить, – радостно ответил боец. – Мы…

– Где же остальные?! – вдруг забеспокоился подполковник. – Мне не нужен один! Все нужны. Здесь и сейчас. Неужто опять игру какую затеяли?!

– Не, все должны быть, – рискнул подать голос проштрафившийся Рохлин. Он до сих пор не мог проверить в то, что упустил премию за обнаружение беглецов. Но еще больше вспоминал ствол пистолета, приставленный к виску. – Все должны идти, товарищ подполковник.

– Вижу второго, он наверху. Пещера какая-то, что ли, – доложил Бросов. – Там остальные, похоже. Ждут, как пройдет разведчик.

– Точно! – обрадовался Смердин.

– Щас мы их перещиплем, как курей, – радостно хмыкнул Рохлин.

– Цыть! – рассердился Смердин. – Все, конец базарам! Работаем.

Подполковник еще раз поверил связь. Несколько раз постучал пальцем по динамику, расположенному возле губ, потом негромко, но очень четко произнес:

– «Первый», здесь «Первый». Проверка.

– «Второй» на связи, – тут же откликнулась «улитка» в ухе.

– «Третий» слушает, – хрюкнула она секундой позже.

– Внимание! Есть контакт. Северо-западная часть сопки, ориентир – раздвоенная вершина. Сто пятьдесят – двести метров прямо передо мной. Вниз спускается разведчик. Не трогать. Дать втянуться туда всем! Как поняли?

– Есть!

– Ждем, командир.

В преддверии лета полярная ночь коротка, хотя по-прежнему холодна. Но люди, ожидавшие в засаде много часов подряд, забыли обо всем. Напрягая глаза, они старательно высматривали в предрассветной мгле силуэты беглецов. Мутанты несколько дней подряд уходили от погони, каким-то нечеловеческим чутьем угадывали заслоны, избегали ловушек.

Игра подходила к концу. До того момента, как солнце должно было приподняться над макушками сопок, оставалось еще несколько часов, но с каждой минутой становилось светлее и светлее. Скудное освещение по-прежнему не позволяло рассмотреть детали на большом расстоянии, но уже без прибора ночного видения можно было отличить движущуюся тень на фоне покрытых мхом и травой скал.

– «Первый», «первый», я «второй»! – заворочался в динамике голос наблюдателя, сидевшего в другом «гнезде». – Вижу еще двоих, начали спуск в ложбину, вслед за «разведчиком».

– Ага! – мрачно выдохнул Смердин.

Оба бойца, находившиеся рядом с подполковником, невольно покосились на командира отряда ликвидаторов. Больше всего Дмитрий Смердин напоминал каменную глыбу, изготовившуюся рухнуть на голову зазевавшегося неудачника. Выпятив квадратный подбородок и сжав мощные кулаки, офицер неотрывно следил за маленькими, едва различимыми фигурками на противоположном склоне.

– «Первый» на связь, я «третий»! – пискнул динамик. – Вижу последнего! Он тоже начал спуск в распадок. Готов накрыть его, позиция для выстрела отличная.

– Принято! – выдохнул Смердин.

Он быстро глянул на бойцов, находившихся рядом, дал знак: «Приготовиться!».

Бросов и Рохлин мгновенно припали к прицелам снайперских винтовок.

– «Второй», «третий»! – позвал Смердин. – Я «первый»! Четыре цели в распадке. Огонь на поражение по моей команде. Повторяю: огонь на поражение по моей команде! Бросов – тех, что идут вместе. Рохлин – «разведчика». «Третий» – замыкающего. «Второй» – работаешь на подстраховке. Добивать тех, кто движется. Приготовились!

Бойцы застыли среди камней, готовясь поразить указанные цели. Подполковник замер, словно бы наслаждаясь мгновением триумфа. Он преследовал этих беглецов третьи сутки подряд. Не один раз проигрывал странному квартету нелюдей, ускользавшему из грамотно расставленных ловушек. Потерял несколько проверенных бойцов, с которыми прошел многое, как во внутренних войсках, так и позже, в силовой структуре компании «Норднефтегаз».

И вот теперь, в предрассветной мгле, среди сопок Кольского полуострова, беглецы оказались в его власти. Миг победы!

– Огонь! – коротко приказал Дмитрий Александрович Смердин.

Рохлин стрелял «разведчику» в голову, и тот, едва поднявшись, чтобы преодолеть очередную преграду, так и остался висеть на камне. Бросов, которому требовалось в спринтерском темпе поразить две цели, целился в корпус. Подполковник с удовлетворением отметил, что парень не промахнулся. Первый «клиент» Бросова, нелепо взмахнув руками, отлетел назад, к покрытой мхом стене. Второй, покачнувшись, устоял на ногах, но лишь затем, чтобы получить еще одну пулю от снайпера и медленно осесть на землю.

– Четвертого не вижу, – озабоченно произнес подполковник. – Где он?

– Порядок, – уверенно ответили из другого «гнезда». – Лежит, неподвижно.

– Так, быстро! – Смердин выпрямился, расправил квадратные плечи, словно стряхивая невероятный груз. – Туда! Проверить, есть ли кто живой. Добить!

– Добить или притащить на допрос? – уточнил Рохлин.

– Добить на месте! – жестко приказал подполковник. – Добить, все трупы – вон в ту расщелину.

Бойцы, покинув огневые точки, резво направились в сторону неподвижных тел.

– Связь с центром! – отрывисто приказал Смердин, не дожидаясь результатов.

Он был уверен в том, что беглецы мертвы. Или, в крайнем случае, будут мертвы спустя минуту-другую. Даже если они – нелюди. Даже если обладают нечеловеческими способностями к регенерации. Выстрел в затылок – и полная гарантия, что проблема устранена. Впрочем, потребуется еще «убрать» трупы. Но это задача совсем другого уровня…

Трубка, чем-то напоминавшая древний – большого размера – «мобильник», возникла у него в руке почти мгновенно. Вытянув антенну, Смердин приложил аппарат к уху.

– Алло! – сказал он, по многолетней привычке вытягиваясь по стойке «смирно», хотя на другом конце спутниковой линии был гражданский человек. – Докладываю: проект «Шельф» полностью свернут!

Совершенно секретно

Единств. экз.

Президенту ЗАО «Компания „Норднефтегаз“

Крутову О.А.

от начальника аналитической группы

Соколова Ю.П.

Аналитическая записка № 14/54a

Настоящим извещаю Вас, что военно-морские силы Российской Федерации на прошедшей неделе зафиксировали учения войск Североатлантического блока на территории Норвегии и в государственных водах вышеуказанной страны. В ходе учений вновь, как и в 1999 году, отрабатывались действия вооруженных сил в конфликте, возникшем из-за неурегулированности вопросов разграничения экономических зон континентального шельфа.

Ранее аналитической группой неоднократно отмечалось, что за последние годы в Арктике резко активизировались подводные лодки вооруженных сил США – на территориях, прилегающих к государственным границам России. Вновь, как и в предыдущем докладе, позволю себе сделать акцент на том факте, что в связи с нарастающей напряженностью в странах Персидского залива и непрерывным ростом цен на сырую нефть, ряд стран, в частности США, Великобритания, Франция, Германия, активно ищут альтернативные источники поставки нефтепродуктов и сырой нефти.

На лодках ВМС США, действующих вблизи – на грани фола – территорий Российской Федерации, установлены новейшие системы для картографирования морского дна и донных отложений.

Потенциал арктического шельфа в границах российских полярных владений превышает 88 миллиардов тонн условного топлива. При нынешнем уровне цен это превышает 10 (десять) триллионов долларов.

В свете положения дел в странах Персидского залива, а также естественной убыли сырой нефти по причине постоянного роста ее потребления, можно быть уверенными в том, что уже в ближайшие годы на Россию будет оказано существенное давление с целью сокращения полярного сектора РФ.

Необходимо жесткое закрепление континентального шельфа России в Арктике, несмотря на то, что работа с Государственной Думой, правительством РФ, представительством ряда европейских стран повлечет за собой немалые затраты. Компания «Норднефтегаз» могла бы стать пионером в части освоения запасов нефти на арктическом шельфе, однако для этого требуется произвести венчурные вложения капитала.

Аналитическая группа полагает, что столь существенные затраты финансовых ресурсов компании возможны лишь после снижения риска переоценки (завышенной оценки) месторождений, а именно – после проведения детальных геологоразведочных работ в местах наиболее вероятного нахождения сырья.

Местом проведения геологоразведочных работ может стать Земля Франца-Иосифа (ЗФИ). В научной прессе неоднократно появлялись статьи, свидетельствующие о том, что на архипелаге могут находиться значительные запасы нефти.

(Цитаты из статьи Б.А.Клубова «Проявления природных битумов на арктических окраинах Евразии и Северной Америки», ВНИГРИ:

«Мезозойские отложения осадочно-вулканогенного комплекса Земли Франца-Иосифа являются… продолжением на восток осадочных отложений Шпицбергена…

…платформенные осадочные разрезы мезозоя Гренландии, Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа как бы продолжают и дополняют друг друга…

…Все это достаточно убедительно свидетельствует о том, что в пределах архипелага Земля Франца-Иосифа и особенно в юго-западной части острова Земля Вильчека на глубине имеются газонефтяные залежи, положение которых предстоит еще установить…

…Проявление природных битумов на Шпицбергене и Земле Франца-Иосифа отчетливо подтверждают наличие на определенных участках данных островных территорий газонефтяных залежей, которые необходимо опоисковать…»)

Считаю необходимым подчеркнуть (особо подчеркнуть!), что разведработы на данной территории сопряжены с большим политическим и экономическим риском. В настоящее время невозможно проводить изыскания легально, получив соответствующее разрешение от правительства Российской Федерации. Архипелаг находится в пограничной зоне. С 1994 года создан государственный природный заказник федерального подчинения «Земля Франца-Иосифа» (постановление правительства РФ № 1571-р). Заказник занимает весь архипелаг Земля Франца-Иосифа, прилегающую акваторию Баренцева моря и Северного Ледовитого океана.

Более подробная справка по архипелагу Земля Франца-Иосифа.

ЗФИ – это целая россыпь островов. Их общее число – сто девяносто один. Общая площадь – шестнадцать тысяч сто тридцать четыре квадратных километра. Протяженность архипелага по широте – триста семьдесят пять километров, по долготе – двести тридцать четыре километра. Большая часть территории безжизненна, земля покрыта ледниками. Крупные острова полностью находятся подо льдом (за исключением прибрежной полосы). На мелких – ледников нет совсем.

Климат очень суров. Ураганные ветры достигают скорости сорок метров в секунду, среднегодовая температура – минус двенадцать градусов Цельсия, временами (зимой) температура опускается до пятидесяти градусов ниже нуля. Лето короткое, продолжается около полутора месяцев (июль, август). Средняя температура в этот период – в районе нуля градусов. Часто бывают туманы, полная нижняя облачность (что облегчает незаметную выброску исследовательской группы и оборудования в выбранную точку).

Рельеф преимущественно равнинный, холмы и возвышенности обычно не превышают пятисот метров. На островах множество озер ледникового происхождения. В летний период появляются реки, протяженность наибольших из них – до пятнадцати-восемнадцати километров.

На островах Земли Александры и Рудольфа работают полярные станции. На острове Хейса – геофизическая обсерватория. Во времена СССР количество полярников, зимовавших на станциях, достигало ста пятидесяти человек. В настоящее время группы исследователей небольшие – по два-четыре человека.

Особое значение архипелаг имеет в военном отношении. Острова ЗФИ могут быть использованы для размещения на них радаров и средств раннего оповещения об угрозе нападения. Ядерные ракеты, которые могли бы быть расположены на островах, способны достигать территории США и Канады за считанные минуты.

На островах находится погранзастава Нагурская (схема объектов в приложении к документу).

Ранее на архипелаге базировался полк дальней авиации. Однако, по последним сведениям, после сокращения численности армии военные ушли с ЗФИ, оставив на островах свалки отработанного ГСМ, бочки с горючим, бытовой мусор (что, опять же, способствует маскировке оборудования компании «Норднефтегаз» под старый хлам).

В последние годы резко вырос экологический туризм – в летний период острова посещают организованные группы (в основном иностранцы, так как стоимость путевки колеблется от одной до двух тысяч долларов). Группы доставляются на архипелаг с помощью атомохода «Ямал», а также дизельного ледокола «Капитан Драницын», который Мурманское морское пароходство (владелец судна) перестроило в соответствии с новыми, современными пассажирскими стандартами.

Несмотря на высокую стоимость билетов и суровый климат, туры раскупаются полностью. Путевки реализуют сразу несколько операторов. Цитаты из рекламных буклетов:

«Может быть, это самое удивительное место на всей планете. Здесь нет четырех сторон света: куда ни повернись – юг, и все ветры дуют туда. Над этой „макушкой мира“ вместе с суточным вращением Земли никогда не восходят и не заходят звезды, а главная – Полярная, маяк всех путешественников северного полушария – будто навечно застыла в зените».

«Природа не терпит пустоты, и сразу вслед за прекращением попыток освоения этой Terra Incognita, сюда, во всем своем великолепии, вернулась настоящая арктическая жизнь. Добавив к этому особенность арктической природы консервировать памятники старины и этнической культуры этого региона, можно попробовать представить себе безграничное величие и магнетическую притягательность Крайнего Севера».

«Как и повсюду на архипелаге, у нас будет возможность наблюдать полярных медведей и моржей. Привлеченные незнакомыми запахами, медведи могут подходить прямо к борту ледокола, вставать на задние лапы».

«Остров Чамп находится в центре архипелага и славится необыкновенной красоты скалами и „лунными“ ледниковыми куполами – одними из самых высоких на ЗФИ. На этом острове обнаружены интересные природные объекты: камни идеальной сферической формы, размером до трех метров в диаметре».

«Мы планируем зайти в бухту Тихая острова Гукера. Там расположена скала Рубини (восьмидесятиметровая громада, вершина ее всегда скрыта шапкой тумана), ставшая родным домом для тысяч гнездящихся здесь птиц».

Выводы.

На архипелаге Земля Франца-Иосифа возможно проведение исследовательских работ, однако это сопряжено с риском вследствие наличия на островах большого количества людей (пограничников, туристов, полярников) – особенно в летний период.

Вместе с тем следует отметить, что заброшенные военные базы, большая протяженность архипелага с запада на восток и с севера на юг, тяжелые погодные условия создают отличные возможности для выброски на острова ЗФИ компактной исследовательской группы, способной оценить перспективность нефтегазовых слоев архипелага.

Несмотря на высокий риск, аналитическая группа считает возможным проведение исследований. Чем раньше будет дан старт проекту – тем лучше. Не стоит дожидаться ходов конкурирующих корпораций: как российских, так и зарубежных. Для доставки группы на Землю Франца-Иосифа предлагается использовать одно из судов ледокольного типа, находящееся в собственности компании «Норднефтегаз».

Совершенно секретно

Единств. экз.

(подлежит уничтожению после

ознакомления с документом исполнителей)

Резолюция на документ № 14/54a

Начальнику службы безопасности ЗАО «Норднефтегаз»

Феропонтову С.В.

Начальнику аналитической группы ЗАО «Норднефтегаз»

Соколову Ю.П.

– обоим: в срок до марта текущего года сформировать группу инженеров из трех-четырех человек, которая будет руководить бригадой рабочих по проекту «Шельф»;

– начальнику службы безопасности Феропонтову С.В. обеспечить финансовую зависимость вышеуказанных сотрудников от корпорации (проигрыш в казино, долгосрочный кредит на квартиру, тяжелая болезнь кого-либо из близких родственников и необходимость дорогостоящего лечения и т. п. – проработать механизм), который позволил бы легко управлять персоналом в кризисной ситуации. Брать только семейных, с детьми;

– Феропонтову С.В.: в срок до апреля текущего года обеспечить формирование рабочей группы, которая будет переправлена на архипелаг вслед за инженерами корпорации и научно-техническим оборудованием. При подборе персонала отдавать предпочтение одиноким людям, из низших слоев общества, оказавшимся в трудной ситуации (без средств к существованию и т. п.). Ни при каких обстоятельствах не извещать рекрутеров о том, где будут проходить исследования. Персонал подбирается на обычную буровую установку;

– обоим: продумать комплекс мер, обеспечивающих информационную безопасность компании: внедрение в среду рабочих «своих» людей, изоляцию либо ликвидацию тех, кто будет задавать слишком много вопросов, пытаться анализировать, где проводятся исследовательские работы, почему они ведутся в условиях секретности;

– по окончании исследовательских работ – независимо от полученного результата – изолировать наемных работников друг от друга. Ввести препарат, разрушающий иммунную систему организма, с тем, чтобы спустя короткий период времени «посвященные» умерли от хронических заболеваний, развивавшихся у них годами;

– о ходе работ по проекту «Шельф» докладывать мне – курьерской почтой. В условиях форс-мажора – члену совета директоров ЗАО «Норднефтегаз» Куроводову А.Н.

Дима Клоков возненавидел мир через полдня после того, как судно вышло в море. Но больше всего он злился на себя: за сволочной характер, за вечное упрямство. За желание гнуть свою линию любой ценой. Теперь, отсюда, с борта судна, двигавшегося в неизвестном направлении по Баренцеву морю, ссора с родителями казалась рыжеволосому парню какой-то пустяковой, надуманной. Несерьезной.

Ну и что из того, что они пытались устроить сына на «теплое» место после университета? Все родители мечтают о том, чтобы дети заняли какую-то хорошую должность. Стабильное и доходное место в жизни. Могли поддержать предыдущее поколение, в тот миг, когда «старикам» понадобится надежная опора, когда уже не останется сил и здоровья, чтобы тащить воз самостоятельно…

Конечно, с таким отцом – директором рекламной фирмы (пусть и небольшой, но крепко стоявшей на ногах) – можно было не один год жить спокойно. Пользоваться связями «предков». Да и отец, что ни говори, немало отложил «на потом». На черный день, на старость.

Там, в Питере, все это казалось мелочным, каким-то тусклым, серым: день за днем – доллар к доллару, капитал к капиталу. Жизнь по накатанной колее, унылые будни. Расписание «отсюда – и до столба», а от столба – до конца жизни.

Дима долго молчал, скрывая раздражение. Крепился, откладывал сложные разговоры на будущее. Но когда мать и отец уселись в гостиной – на следующий день после того, как он успешно защитил диплом, – и принялись обсуждать, куда лучше пристроить сына, он не выдержал.

Взрыв был коротким и мощным. Кажется, «предки» опешили: не ожидали такого от сына. Теперь Дима понимал – он сам виноват: слишком долго молчал, слишком долго копил отрицательные эмоции. Заговорил лишь тогда, когда «давление пара» превысило критическую отметку.

Отец, не привыкший к подобному тону отпрыска, поначалу растерялся, а потом – в ответ на резкие слова Дмитрия – высказался еще более резко. Мол, ты, парень, зарываешься. Не знаешь, какова жизнь. Всегда за спиной родителей отсиживался, не видел настоящей борьбы за существование. Не ведаешь, что это такое.

В итоге: диплом – в мусоропроводе, мобильник и ключи от дома – на столе. И – брошенная матери едкая фраза: вернусь, когда узнаю, что такое настоящая жизнь. Что такое борьба за существование. Почем людям кусок хлеба дается.

…А потом – долгие часы мотаний по апрельским, еще холодным, питерским улицам. Поиск какого-нибудь ночлега, работы для начала – хотя бы сторожем. Только чтоб с комнатой, где можно передохнуть, согреться. Чтоб не надо было возвращаться домой с признанием: «я проиграл».

Как он набрел на контору, набиравшую персонал на буровую? Теперь уже трудно восстановить картину в точности. В памяти остались какие-то осколки воспоминаний: окоченевшие пальцы, холодный ветер; одна рекрутерская компания, другая, третья. Везде – улыбаться. Везде – терпеливо заполнять анкеты и отвечать на однотипные вопросы. А работа нужна была не потом. Ни через неделю, ни даже завтра! Сейчас. Сразу! И он нашел: правда, не совсем то, о чем думалось поначалу. Тогда, сидя в небольшом офисе и плохо соображая от голода и усталости, он вяло слушал рассказ про мощь России, про ее черное золото – нефть. Про то, какое множество россиян получает дотации из бюджета – с налогов, которые платят нефтедобывающие компании.

Дима буквально ошалел от обрушившегося на него словесного потока. Кажется, пытался узнать – куда именно вербуют добровольцев. Кажется, задавал еще какие-то уточняющие вопросы. Но в памяти, как ни странно, не осталось ничего – только вновь и вновь рушившийся на него водопад хвалебных речей в честь нефтедобывающих компаний России.

Дело закончилось тем, что Дмитрий Клоков на все махнул рукой и поставил подпись под контрактом. Договор был совсем коротким – лишь на два месяца, и парень решил, что столь небольшой срок – то, что надо для начала. Он свалит из Питера к черту на кулички, немного поработает… А как только договор истечет – можно его и не продлевать. Вернется домой, другим человеком. Или придумает что-нибудь еще, благо деньги будут в кармане.

Мобильника у Димы не было: телефон остался дома, на столе. Да, в принципе, Клоков и не собирался звонить родителям. Хотя, усаживаясь в поезд Санкт-Петербург – Мурманск, невольно вспомнил о матери. Сердце болезненно сжалось, но обида на отца, злость, желание доказать, что он чего-то стоит, оказались сильнее.

Ночью рыжеволосый парень спал, как убитый. Забрался на верхнюю полку, даже толком не познакомившись с попутчиками, и провалился в черный омут…

Зато утром проснулся в отличном настроении – ссоры и проблемы остались во вчерашнем дне. Вставать пришлось рано: поезд прибыл на место, едва рассвело. Но даже это казалось увлекательным, романтичным – приключения начинались.

Все изменилось, когда Дмитрий Клоков и другие «техасские рейнджеры» поднялись на борт судна. Уже в тот момент его кольнуло неприятное предчувствие: их всех подвели к трапу так, что невозможно было прочитать название корабля. Команда тоже не отличалась разговорчивостью – она просто исчезла с палубы, словно повинуясь неведомому приказу.

Остался лишь один человек, располагавший скудной информацией о том, что и как надо делать. «Георгий Салидзе», – так он представился. И еще добавил: «Бригадир рабочей группы». Высокий, черноволосый и чернобровый, с горбинкой на носу. На вопросы Жора отвечал уклончиво, часто вместо комментариев улыбался, словно это движение губ было лучшим ответом на все.

Корабль вышел в море вскоре после того, как бригада оказалась на борту. Всех «новобранцев» настойчиво попросили спуститься с палубы вниз, в отведенные помещения. Сделано это было устами того же Салидзе. Жора показал три каюты, предназначенные для завербованных рабочих. Самое любопытное и неприятное заключалось в том, что второй выход из отсека был заблокирован. Пройти дальше по корабельным коридорам не представлялось возможным: только вверх по трапу, на палубу, находиться на которой было запрещено.

Волей-неволей пришлось занять место «согласно купленным билетам» и познакомиться с будущими коллегами.

Это знакомство шокировало Диму Клокова. Всего наемных рабочих насчитывалось около полутора десятков. В первой, самой большой каюте пятеро мужиков отчаянно резались в карты. Непарламентские выражения то и дело слетали с их губ. Причем (что особенно неприятно поразило Диму) они обращались друг к другу исключительно по «кликухам». Бывший студент догадался, что эти люди имели за спиной «ходку» на зону, и, возможно, не одну.

Две другие каюты, выделенные наемным рабочим, оказались меньшего размера. В одной из них, рассчитанной на четырех человек, все места были заняты. Двое храпели на койках, а уже знакомый Клокову Георгий Салидзе сидел за столом, разгадывая кроссворд. Он лишь неприветливо вскинул глаза на рыжеволосого парня, когда тот появился в дверях каюты, и тут же снова уткнулся носом в страницы потрепанного журнала. Четвертый «сотоварищ» испугал Дмитрия побольше зэков – огромный мужик ростом под метр девяносто, бритоголовый, с перебитым носом, сидел на койке, вытянув ноги. Он таращился в стену прямо перед собой и на Диму даже не взглянул.

– Слышь, Клоков, – неожиданно сказал Салидзе. – Как правильно писать: «камплемент» или «камплимент», а?

– Ком-пли-мент, – по слогам произнес Дима, внутренне содрогаясь.

«И это наш бригадир? – подумал он. – Боже мой, если нами будет руководить такой неграмотный человек, что мы там вообще наработаем?!».

Верзила, тупо смотревший в стену, вдруг зевнул и повернулся к Клокову.

– Эй, малой! – сказал он. – Грамотный, што ли? Из большого города?

Дмитрий ничего не ответил, хотя его губы невольно скривились в усмешке. Но детина это заметил, и Димина ухмылка ему явно не понравилась.

– Трава есть, рыжий? – меняя тему разговора, спросил он.

– Про траву можешь забыть, Лишнев, – пробормотал Салидзе, продолжая разгадывать кроссворд.

– Да ладно тебе, – хрустнув набитыми костяшками, гоготнул бритоголовый верзила. – Могу я коллегу спросить, что у него есть, кроме аппетитных бедер?

Кровь ударила в лицо Дмитрия, горячей волной прокатилась по щекам. Он прекрасно понял, что верзила нарывается на скандал. Точнее, на драку. В которой, конечно же, без труда одолеет его, Клокова.

Это было не просто неприятно – унизительно. Начинать карьеру на новом месте с потасовки, в которой у тебя нет шансов на победу. Начинать работу с поражения…

– Краснеет, как целка! – хохотнул верзила, понимающе глядя в глаза Дмитрию.

Он не был таким тупым, каким хотел казаться. Отлично знал, что чувствует невысокий рыжеволосый паренек. И, понимая это, забавлялся Диминой растерянностью.

– Лишнев, про траву можешь забыть! И точка! Не о чем говорить! – сердито повторил Салидзе, бросив короткий взгляд на Клокова, который застыл в проходе.

Бригадир моментально оценил ситуацию и, желая погасить конфликт в зародыше, стал «давить» именно Лишнева.

– Слышьте, там, в трюме… – вдруг раздался сонный голос с верхней койки. – Кончайте базар, а? Дайте поспать человеку.

– А ночью ты что делать будешь? – с любопытством спросил Лишнев. – Я, например, спать собираюсь. И не хочу, чтобы какие-то духи шатались по каюте.

– Сам ты дух, Костя, – добродушно отозвалась верхняя полка. – Ночью я тоже буду спать. Двое суток в дороге, дай в себя прийти.

– Ладно, уговорил, – Лишнев замолчал и снова уставился в стену. То ли потому, что потерял интерес к Клокову, то ли потому, что относился к отдыхавшему наверху человеку с гораздо большим уважением, нежели к выпускнику питерского вуза.

– Ночью тоже будем плыть? – забыв про обиду, спросил у Салидзе Дима.

Он никак не ожидал, что путешествие по морю продлится так долго.

– По морю не плавают, ходют, – отозвался Жора.

– Ходят, – поправил Клоков. И не утерпел: – А когда на место прибудем?

Манера Георгия Салидзе не отвечать на вопросы выводила его из равновесия.

– Когда я скажу, что пора вылезать наверх с вещами – вот тогда и прибудем.

– С вещами на выход! – донеслось из соседней каюты. Словно кто-то подслушал разговор.

И тут же загоготало сразу несколько человек.

– Слышь, парень, – вновь «ожила» верхняя койка. – Ты… это… шагай к себе. Отдыхай покудова. Надо будет – старший прикажет.

– Могу я знать, сколько нам по морю плыть… идти? – резко спросил Клоков, и на его щеках вновь проступили красные пятна. – Что за порядки?!

– Ступай на место! Понял, да?! – черные глаза Салидзе смотрели на Диму в упор. Клоков, несколько секунд «поборовшись» с бригадиром, отвел взгляд. Он проиграл по всем статьям. И ответов на вопросы не получил…

Третья каюта оказалась самой тихой и спокойной. Возможно, это было единственное место на корабле, которое напоминало Дмитрию привычную среду. В ней, кроме самого Клокова, находились двое. Один – парнишка из-под Казани, Саша Гарин, казался в этой компании таким же чужим, как и Дима. Молодой, даже моложе Клокова, светловолосый, с голубыми глазами, он сидел у стены, молча глядя перед собой. Чем-то его поза напоминала позу верзилы-Лишнева, вот только Гарин не просил травы. С ним Дима успел немного поговорить в поезде, утром. Знал, что у парня из родственников – только больная мать, которой требовались деньги на лечение.

История Александра могла бы стать сюжетом для какой-нибудь обличительной статьи или психологической драмы. Закончив восьмилетку, Гарин сразу пошел работать, так как мать его уже в те годы сильно болела, денег на жизнь почти не было. Сашка стал трактористом. Зарабатывал нормально, им с матерью хватало.

Как-то раз, возвращаясь под вечер с дальнего колхозного поля, он заметил впереди машину, плотно «севшую» в огромную лужу. Подъехав поближе, Гарин не без удовольствия признал в ней «семерку» районного военного комиссара Хайрулина. Майора из райвоенкомата недолюбливали многие. Кто за сволочной характер и план по призыву, который Хайрулин стремился выполнять любой ценой, не задумываясь, сколько горя он приносит в дома; кто за взятки, которые ярый «служитель Родины» тряс с родителей призывников и на которые, собственно, приобрел себе машину.

Майор, завидев знакомого тракториста, тут же начал вылезать из легковушки. Сашка злорадно ухмыльнулся, глядя, как ушли в грязь начищенные ботинки офицера. Выскочив на сухое место, Хайрулин стал отчаянно махать руками, приказывая Гарину остановиться. Но Сашка, не сбавляя скорости, промчался мимо. Может, это и сошло б ему с рук, да колесо трактора «Беларусь» ненароком ухнуло в колдобину, и майора обдало фонтаном грязи.

Через несколько дней почтальон сунул в калитку Гариных повестку о призыве на действительную срочную службу. Сашке к тому моменту стукнуло восемнадцать лет, но страна не имела никакого права призывать его в армию – так, по крайней мере, думал парень. Александр Гарин был единственным кормильцем матери-инвалида, а закон запрещает призывать таких на службу. Как уж там Хайрулин обошел правила, кого и где «подмазал» – это мог бы сказать только опытный юрист. Или следователь. А Сашка ничего не понимал ни в законах, ни в своих правах. Он попытался протестовать, но оставалось слишком мало времени, чтобы сделать что-то реальное, заручиться помощью грамотных специалистов. Хайрулин просто запугал парня, пообещал уголовное преследование, если тот не явится на сборный пункт в указанные сроки.

Так Александр Гарин оказался на действительной срочной службе. Как говорится, по просьбе районного военного комиссара, спели ему песню «You in the army now». В любой другой стране за такие шутки Хайрулина посадили бы на несколько лет, да еще грамотные юристы стребовали б с него огромную денежную сумму в качестве моральной компенсации. У нас, в России, майору все сошло с рук. Как сходит с рук сотням таких же майоров и подполковников.

Конечно, в части, куда попал молодой призывник, быстро разобрались, что закон нарушен. И, не желая вешать на себя статью (а такое запросто могло произойти!), командир учебного отряда тут же отдал приказ: готовить документы на увольнение парня с действительной срочной службы. От греха подальше! Однако, бюрократическая возня с документами растянулась примерно на три-четыре недели, и Сашка Гарин вернулся в родное село только через полтора месяца после того, как Хайрулин отомстил трактористу.

К тому моменту мать Александра Гарина стала совсем плоха – сильно перенервничала из-за единственного сына. За ней некому было присматривать, да и энтузиазм врачей сильно поугас, как только иссяк поток денег, что сын давал на лечение.

Дело закончилось больницей, двумя операциями подряд и долгами, за которые надо было срочно рассчитываться. Вот так Сашка и завербовался на Север – рабочим на буровую установку…

Дима, выслушав под стук колес всю эту историю, постеснялся рассказывать в ответ свою собственную. Лишь теперь он начал понимать, что ему здорово повезло; что у него, оказывается, было очень много, невероятно много… Да только он не умел этого ценить.

Второй сосед Дмитрия по каюте казался здесь еще более чужим, чем Клоков и Гарин, вместе взятые. С первого взгляда Дима приклеил к нему ярлык: «сумасшедший». Или священник? Не на своем месте…

Невысокий человечек с русыми волосами. Полный, словно его накачали изнутри велосипедным насосом. С округлым лицом и маленькими глазками, скрытыми под нависшими кустистыми бровями. Диме он совсем не понравился. Но, чуть поразмыслив над ситуацией, рыжеволосый паренек признал, что лучше уж путешествовать в одной каюте с тихим помешанным, чем, например, с верзилой, которого Салидзе назвал «Лишнев». Видимо, того отморозка звали Константин Лишнев. «Лишний, – подумал Дима. – Лишнев тут лишний».

Игра слов понравилась Клокову, и он усмехнулся. А потом с горечью подумал, что здесь некому оценить его остроумие. Даже те люди, с которыми Дима мог более-менее сносно общаться, были представителями совершенно другого круга. Александр Гарин – с восьмилетней школой за плечами и мыслями о том, как поскорее вернуть долг за лечение больной матери. И полоумный священник, лет сорока, который уже несколько часов подряд молился, глядя в темное, будто нарочно замазанное копотью стекло иллюминатора.

– А ведь оно не случайно затонировано, – вслух произнес Дима, продолжая развивать мысль.

Сразу вспомнилось, как их рысцой гнали по причалу, к кораблю, не давая возможности оглядеться, прочитать название корабля.

– Они не хотят, чтоб мы… – парень остановился.

То, что происходило, нравилось выпускнику питерского вуза все меньше и меньше.

– Забетонировано? – вяло поинтересовался Гарин. – Что забетонировано?

– Затонировано, – повторил Клоков и тут же понял: он не сможет растолковать трактористу из-под Казани, что имел в виду.

Священник продолжал молиться, не обратив никакого внимания на слова попутчика. Дима Клоков понял, что действовать придется самостоятельно. Для начала следовало проверить, правильно ли он догадался: покрыты ли копотью иллюминаторы и в двух других каютах?

В первой, самой большой, мужики по-прежнему резались в карты. С тех пор, как Дима заходил к ним, прошел час или два, но тут ничего не изменилось. Быть может, за столом поменялись игроки, кто-то перешел в зрители, но суть происходящего не поменялась ни на йоту: все тот же сленг, все тот же азарт. На вошедшего парня они не отреагировали; впрочем, Дима им долго не надоедал – бросив взгляд на иллюминаторы, убедился, что прав: и отсюда невозможно что-либо разглядеть за бортом.

Оставалась каюта «Салидзе, Лишнев и компания». Входить туда очень не хотелось, но Дима был упрям и любил доводить начатое до конца. Сердце заколотилось, как сумасшедшее, когда Клоков вошел и сразу же наткнулся на взгляд Лишнева.

«Да, с таким попутчиком – гляди в оба, чтоб самому не стать лишним. На борту или за бортом…», – Дима быстро перевел глаза на иллюминаторы – и здесь все то же самое. Черная копоть на стеклах. «Это уже система».

От Георгия Салидзе не ускользнули ни интерес Дмитрия к закопченным иллюминаторам, ни его усмешка.

– Что тебе, Клоков? – неприязненно спросил бригадир. – Вопросы какие?

– Скорее, ответы, – невольно копируя тон Салидзе, парировал Дима.

Что-либо объяснять он не планировал. Равно, как и задавать вопросы. Клоков уже понял, что никто, кроме Салидзе, ответов не знал, да и не интересовался ими. А Жора ничего объяснять не хотел.

– …Или у него нет таких инструкций, – пробормотал Дмитрий, возвращаясь в свою каюту.

Следовало накапливать информацию. По возможности незаметно, не привлекая внимания бригадира. А уж потом, когда появится основа для построения гипотез, тогда…

Но вскоре Диме Клокову стало не до гипотез и не до мыслей. Во второй половине дня началась качка, и парень пришел к выводу, что плохо приспособлен для «прогулок» по арктическому морю. До этого они втроем, с отцом и матерью, пересекали Черное море на небольшом прогулочном лайнере, ходили на пароме в Финляндию и Швецию по Балтийскому морю. Дима искренне считал, что у него с морской болезнью «все в порядке». В том смысле, что это – не его ахиллесова пята.

Баренцево море очень быстро убедило Клокова в обратном. Состояние дискомфорта поначалу не очень беспокоило Диму. Возможно, потому, что ощутимая качка появилась не сразу. Первые несколько часов морского путешествия прошли довольно тихо, и только теперь, ближе к вечеру, Клоков начал понимать, что желудок у него не на месте.

От ужина Дима отказался, к удивлению своих спутников. Однако вопросов никто задавать не стал, только черные пронзительные глаза Салидзе долго изучали парня. Дима забился в угол своей каюты, лег, но лучше не стало. Закрыв глаза, Клоков представлял, как судно взбирается на огромную гору. Потом, чуть повисев на вершине, начинает скользить обратно, в пропасть. Корабль делал все очень неторопливо, деловито, преодолевая милю за милей по Баренцеву морю. Куда-то к неведомой цели, до которой было еще черт-те сколько часов пути.

Труднее всего было ожидание. Вот корабль, взобравшись на вершину водяной горы, замирает на мгновение, готовясь начать движение вниз. Уже зная, что сейчас изменится вектор движения, ждешь этого, готовишься, чувствуешь – будет хуже. И, действительно, спустя миг, корабль переваливается через гребень, «клюет» носом. Начинается медленное, неторопливое скольжение к нижней точке. Где опять будет короткая пауза, а затем опять смена вектора движения, путь наверх. И так до бесконечности…

Дима плохо помнил, в какой момент качка умотала его настолько, что не осталось сил сопротивляться. Он даже не мог посмотреть на часы, когда, упираясь руками в стены, пополз в ватерклозет. Рвота не принесла облегчения. Корабль все так же нырял в пропасть и взбирался на горы. Спазмы выворачивали тело Клокова, он дрожащими руками хватался за стены маленькой кабинки, все отчетливее понимая, что до утра не доживет. «Остановите Землю, я сойду. Остановите Землю, я сойду», – вертелось в голове, словно бы пластинка заела на этой избитой, глупой фразе.

«Остановите Землю, я сойду…»

Все осталось в прошлом: университет, выпускные экзамены, дипломный проект, на который было убито столько нервов и сил. И сам диплом, полетевший в мусоропровод, и ссора с родителями – это жило в другом измерении, в котором нет и никогда не было Дмитрия Клокова. Маленький измученный человечек стоял на коленях возле отхожего места, трясущимися руками упираясь в грязный пол. Один. Посреди бесконечного океана, которому не было дела до надвигающейся смерти еще одного проигравшего схватку. Лузера…

– Их столько на дне, – прохрипел Дмитрий, в перерывах между приступами рвоты. – Одним больше, одним меньше. Ему нет дела… Сука.

– Кого «их»? – раздался за спиной тихий голос.

– Людей, – не открывая глаз, пробормотал Дмитрий.

– Совсем плохо, да? – чья-то мягкая ладонь легла на спину.

Клокову показалось, что в этот момент стало чуть легче. Сразу вспомнилось – так было в детстве, когда он тяжело болел. Метался по кровати с высокой температурой, а мама садилась рядом и клала руку на его лоб.

Сейчас рука скользнула на плечо, и это не была ладонь матери. Сил, чтобы говорить, не нашлось, а потому в ответ на заданный вопрос Дима только вяло кивнул.

– Терпи, пожалуйста, – произнес тот, кто стоял за спиной Димы. – Трудно. Очень трудно. У меня тоже было так в первый раз. Терпи. Испытания нам дает Бог, чтоб мы стали сильнее.

Клоков попытался засмеяться, но только зашелся в хриплом кашле, спазмы скрутили внутренности. Дмитрий догадался, что позади него – тот самый святоша, сумасшедший сосед по каюте.

– Возможно, Господь наказывает тебя за какие-то ошибки, – продолжил собеседник. – Возможно, ты причинил зло или боль кому-то из близких. Утешься тем, что сейчас ты страдаешь, но тем самым искупаешь свой грех…

– Мне стало легче от понимания этого! – со злостью выкрикнул Клоков, из последних сил отталкиваясь от пола.

Устоять на ногах он не смог – все кружилось: стены, лампочка на потолке, грязная дыра в полу ватерклозета. Колени подкосились, и Дима точно упал бы, если бы сильная рука не поддержала его.

– Часто бывает так, что помощь нужна не только на физическом уровне, но и на духовном, – пробормотал сосед по каюте, вытаскивая парня в коридор.

– Умру тут… – цепляясь за выступы стен дрожащими руками, прошептал Дима. – Прости, мама.

– Тебе на воздух надо. Погоди, сейчас поднимемся на палубу, станет легче…

Коридор раскачивался из стороны в сторону; святоша, тяжело дыша, тащил Диму вперед.

– Одышка у меня, – как-то смущенно, словно извиняясь, объяснил сосед по каюте.

Диму это ничуть не волновало. Как и многое другое. Он с трудом понял, что под ногами железные ступеньки. Попытался упираться в них, когда его поволокли наверх.

– Куда?! Стоять! – раздался за спиной властный голос. – Фокин, стоять!

Святоша тут же остановился и выпустил Клокова из рук. Диме было абсолютно безразлично, кто еще появился в коридоре. Схватившись за поручни, он начал сползать вниз, пока не ткнулся лбом в какую-то холодную железяку. Это принесло облегчение.

– Георгий, нашему коллеге очень плохо. Морская болезнь.

Здесь, на трапе, ведущем наверх, было чуть легче дышать, чем в каюте с задраенными иллюминаторами. Дима нашел в себе силы, чтобы открыть глаза. Его сосед по каюте – Фокин – стоял напротив Георгия Салидзе, что-то тихо объясняя бригадиру.

– Без моего разрешения никто не имеет права подниматься наверх! – холодно отрезал Салидзе.

– Так дай его! – тут же откликнулся Фокин, не обращая никакого внимания на резкий тон бригадира. – Вряд ли ты будешь рад, если потребуется вызывать медицинский вертолет, чтобы снять человека с борта судна.

Салидзе только оскалился в ответ. Фокин посмотрел на бригадира и вздрогнул. Дима закрыл глаза. Он, как и сосед по каюте, понял: никто не будет вызывать медицинский вертолет. Либо ты, Клоков, сможешь выдержать это, либо… На дне много неудачников, не сумевших найти место в жизни – наверху.

– Побойся Бога, Георгий! – тихо, но внушительно произнес Фокин. – Мы все отвечаем за свои поступки, перед…

– Оставь проповеди для таких, как он! – нетерпеливо перебил бригадир. – Не «лечи» меня, Святослав.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Фокин. И вдруг спросил Георгия: – Нанимали рабочих с запасом или точно в норму?

– Что? – растерялся Жора.

– Ну… – не сразу нашел нужные слова Святослав. – На любой буровой есть что-то вроде штатного расписания. Так? Полный комплект персонала, сколько должно быть. Набрали комплект?

– Да, – помедлив, ответил Салидзе.

– Тогда береги тех, кого набрал! – с легким нажимом сказал Фокин. – А то, если начнешь с первого дня разбрасываться людьми, скоро работать некому будет. Останешься один за всех.

Свежий воздух, такой близкий, желанный, до которого оставалось пройти всего несколько метров по трапу, придал Диме сил. Он поверил Святославу Фокину, поверил в то, что стоит добраться до палубы – и станет легче. Что до конца мучений – лишь несколько минут. Шагов. Только разрешение бригадира… Клоков приоткрыл глаза, с мольбой посмотрел на Салидзе.

Видимо, Фокин обладал даром убеждения. Бригадир, хоть и с большой неохотой, согласился на предложение святоши.

– Хорошо! – сквозь зубы процедил Салидзе. – Вытащи его наверх, но стоять только возле двери! Ни шагу на левый борт! Ни шагу вперед! А то оба на корм рыбе полетите. Все понятно?

– Господь возблагодарит тебя за великодушие, – смиренно произнес Святослав.

Выбираясь на палубу, Дима с тоской подумал о том, что в другое время послал бы на три буквы Жору – за его наглый тон, за жестокость. За пальцезагибание, устроенное совершенно не по делу.

Но теперь он, один из лучших выпускников питерского университета, сын обеспеченных родителей, стоял, забыв про гордость и самоуважение, – получеловек-полуинвалид на скорлупке, мотавшейся посреди огромного моря. Стоял молча, проглотив хамство Салидзе. Человека, не знавшего, как пишется слово «комплимент». Да, Жора был здесь царем и богом, а потому мог оставить молодого парня умирать в трюме, мог выбросить за борт. Мог – по-королевски – подарить жизнь, позволив вдыхать свежий морской воздух в компании Святослава Фокина.

Через какое-то время парню стало лучше. Холодный, обжигающий воздух продул легкие, наполнил их кислородом, разорвал на клочки и унес мысли о том, что мир – это качающиеся стены ватерклозета. Нет, мир – это бесконечность. Ледяной ветер. Яркие, колючие звезды над головой, совсем близко. Протянешь ладонь, и любая из них тут – горячая, переливающаяся, способная исполнить загаданное желание.

– Хорошо, – всхлипнув, прошептал Дима. Против его воли глаза наполнились влагой, может быть, от резкого ветра. – Спасибо, Святослав.

– Благодари не меня. Благодари Всевышнего, – покачал головой Фокин. – Часто бывает так: думаешь, финал. Нет выхода. Стены кругом. Все. Конец. Но выход есть. Надо только увидеть.

– Надо только увидеть, – повторил Клоков, цепляясь за леера.

Корабль по-прежнему взбирался на гребни и соскальзывал вниз, в водяные ямы, но отсюда, сверху, все казалось другим. Тошнота не ушла совсем, но отступила, стала не такой мучительной.

– Долго стоять нельзя, – вдруг сказал Фокин. – Холодно. Ветер.

– Слава, мне бы тут побыть, – умоляюще пробормотал Дмитрий. – Можно?

Спускаться вниз, в духоту прыгающей вверх-вниз каюты совсем не хотелось. От мыслей о замкнутом пространстве тошнота мгновенно усилилась.

– Хорошо, я принесу теплую одежду, – согласился попутчик. – Помни о том, что сказал Георгий, – никуда не ходи, стой только здесь.

– Угу, – радостно кивнул Дмитрий.

– И еще, – Святослав замолчал, оглянулся на проем, темневший за спиной. Потом, наклонившись к самому уху Клокова, сказал. – Будь аккуратнее с Салидзе. Если он появится здесь, наверху, лучше уйди в каюту. Не испытывай судьбу.

На миг глаза молодого парня из Питера и сорокалетнего мужчины встретились, и Дима прочел то, что бывший священник не сказал вслух.

«Салидзе выбросит тебя за борт, как только дашь ему повод».

Осознавать это было неприятно, однако, как ни странно, Диме стало легче. Из него вдруг – за какие-то часы – выветрилась городская дурь, изнеженность, привычка передвигаться по проторенным маршрутам. А теперь, уяснив позицию бригадира и поговорив со Святославом, парень внутренне собрался. Как волчонок, который еще не научился догонять жертву через «не могу», но уже почуял, насколько призрачна грань между этим миром и тем. Клоков начал постепенно понимать, что такое настоящая жизнь. Жизнь, в которой тебя – если будешь слабым – могут выбросить за борт. Ничего не объясняя, не страдая комплексами по данному поводу. Жизнь, про которую говорил отец.

– Значит, я должен научиться быть сильным, – пробормотал Дмитрий, цепляясь оледеневшими руками за леера. – Но, Господи, как мне плохо… Дай силы пережить все это…

Совершенно секретно

Единств. экз.

Президенту ЗАО «Компания „Норднефтегаз“

Крутову О.А.

от начальника службы безопасности

Феропонтова С.В.

Докладная записка № 14/55b

Настоящим извещаю Вас, что по проекту «Шельф» сформирована группа подсобных рабочих в количестве четырнадцати человек. Кандидатуры отбирались в соответствии с перечнем требований, разработанным аналитическим отделом и завизированным Вами. Проверены Соколовым Ю.П. Краткие характеристики и фотографии наемных рабочих прилагаются к документу.

Транспортировка инженерной группы, обслуживающего персонала и оборудования, необходимого для исследований, была выполнена на объект в установленные Вами сроки. Никаких осложнений с пограничниками, военными и проч. по факту присутствия судна ледокольного типа нашей компании вблизи Земли Франца-Иосифа не возникло.

Начата вторая фаза: переброска на объект группы рабочих. Прибытие этой партии к месту исследований ожидается завтра. Прогноз благоприятный: сильный туман, низкая облачность, возможен снегопад.

Командиру судна отдан приказ: сразу после высадки новой группы отдалиться от архипелага, приступить к исследованиям и картографированию морского дна (в соответствии с завизированной в правительстве РФ программой), к островам ЗФИ не приближаться до получения условного сигнала.

Совершенно секретно

Единств. экз.

(подлежит уничтожению после

ознакомления с документом исполнителей)

Резолюция на документ № 14/55b

Начальнику службы безопасности ЗАО «Норднефтегаз»

Феропонтову С.В.

Начальнику аналитической группы ЗАО «Норднефтегаз»

Соколову Ю.П.

– Феропонтову С.В.: еще раз проинструктировать командира судна о режиме радиомолчания с архипелагом, доклады «материку» только в кодовом варианте;

– обоим: проработать комплекс мер по организации беспорядков на погранзаставе Нагурская (побег военнослужащих, авария в поселке) в случае интереса пограничников к проекту «Шельф»;

– сформировать группу экстренной ликвидации проекта «Шельф» на случай возникновения форс-мажора (вариант «Зомби»); подобрать кандидатуру командира группы ликвидации, представить мне на утверждение лично.

О ходе работ по проекту «Шельф» докладывать мне – курьерской почтой. В случае форс-мажора – члену совета директоров ЗАО «Норднефтегаз» Куроводову А.Н.

Святослав Фокин не поленился второй раз подняться на палубу, чтобы принести Дмитрию теплую куртку. В ней переносить ветер и стужу было значительно проще.

– Спасибо, – еле выговорил Клоков застывшими от холода губами, не зная, как еще благодарить почти незнакомого человека, с которым его свела судьба.

Диме припомнилось: еще несколько часов назад он называл Фокина не иначе как «сумасшедший», «святоша». Теперь ему было очень стыдно. Жизнь преподнесла урок: тот, кого Клоков считал нелепым и смешным, оказался во сто крат внимательнее и человечнее, чем все остальные его попутчики.

Даже Сашка Гарин, с которым Клоков вроде бы «сошелся», – и тот преспокойно спал, оставив нового приятеля наедине с бедой. «Мои проблемы – это мои проблемы. А не мои проблемы – они и есть не мои». Получалось так. И только Святослав Фокин, каким-то чудом прознавший, что парню плохо, посреди ночи бросился искать Клокова. И не покинул его в трудную минуту, не отделался дежурными фразами соболезнования, а нашел выход из ситуации. Более того, сумел убедить Георгия Салидзе в своей правоте.

– Мне побыть с тобой или справишься? – вместо ответа на благодарность спросил Святослав.

– Я лучше сам, – честно признался Дима.

Ему действительно хотелось побыть одному. Наедине с ночью, пронизывающим ветром и звездами. Необходимо было еще раз все переосмыслить, найти силы не где-то вовне, а внутри себя. С тем, чтобы стать другим.

– Хорошо, – кивнул Фокин. И, уже собираясь спускаться вниз, добавил: – Будь аккуратен на палубе, помни, что никто не поможет. Кроме тебя. И Бога.

Дмитрий кивнул, а потом не удержался:

– Святослав!

Невысокий круглый человечек замер на полушаге, занеся ногу над высоким порогом.

– Да?

– Ты ведь священник? – спросил рыжеволосый парень.

– Раньше был. Сейчас – я твой коллега. Возблагодарим Господа за то, что так вышло.

– Зачем ты здесь, Святослав? Это не твое место.

Фокин медленно опустил ногу. Обернулся, с недоумением посмотрел на молодого собеседника.

– Везде, где люди – есть место для Бога. И для того, кто несет это в своем сердце.

Клоков не нашел, что ответить. Странный – но никак не сумасшедший – сосед Дмитрия исчез внизу, в темноте.

– Прости, Слава, – прошептал Дима.

Огромные волны вырастали перед носом судна, разбивались о борт корабля. Словно бы норовили слизнуть с палубы все, что там находилось, но им не хватало размаха.

– А ведь мне еще повезло, – вслух произнес парень после долгих минут созерцания этой картины. – Будь ветер посильнее и волны повыше, мне бы не позволили подняться на палубу. Умер бы этой ночью…

Звезды молча смотрели на мальчишку из Питера, который всего за несколько часов стал старше на много-много лет.

– Умер бы на грязном полу ватерклозета, – грустно усмехнулся Дима и покачал головой. – Такая вот, блин, история с хеппи-эндом.

Планета Земля медленно поворачивалась под кораблем, который висел над водой, как на качелях, подвешенных за серебряные нити – лучи звезд. Небесные светила, словно играя, раскачивали судно. Баренцево море лизало днище огромного ледокола, ползущего к какой-то неведомой точке, чьи координаты были известны лишь капитану судна. И, наверное, Георгию Салидзе.

К утру качка уменьшилась – ветер стихал. Дмитрий Клоков, который большую часть ночи провел наверху, на палубе, наконец-то смог забыться лихорадочным сном. Это был совсем другой сон, не свойственный нормальному человеку. Даже провалившись в забытьи, Дима продолжал вместе с кораблем вздыматься на водяные горы. Затем, повисев на вершине, долго и монотонно падал вниз, в темную пропасть.

Прежде чем удалось заснуть, Клоков долго лежал под одеялом, подтянув ноги к животу, сжавшись в комок. Он страшно продрог, да и нервный шок сказывался. Но в конце концов мозг «отключился», и это было избавлением от мук.

Подполковник внутренних войск в отставке, Дмитрий Александрович Смердин, имел все основания быть довольным жизнью. Уволившись в запас, он сумел по знакомству устроиться в очень неплохую частную «контору» – закрытое акционерное общество «Норднефтегаз». Впрочем, «очень неплохую» – это слабо сказано. Очень крутую. Это вернее. Уже полтора года Дмитрий Смердин работал там инструктором по подготовке охранников. Любой серьезный бизнес нуждается в профессиональной защите – аксиома, которая была очень хорошо известна руководству «Норднефтегаза». Смердин не задумывался над тем, когда именно эту аксиому принял на вооружение президент ЗАО: с первых дней существования компании или в эпоху кровавых войн концернов друг с другом.

Важно было другое – компания интересовалась профессионалами серьезного уровня, а Смердин, уйдя в запас, нуждался в подходящей работе в солидной компании. Так они нашли друг друга.

Поначалу Дмитрий Александрович отвечал за довольно простые операции. Ему поручили тренинг персонала, занимавшегося охраной промышленных объектов ЗАО «Норднефтегаз»: чтение курсов по размещению систем видеонаблюдения, по скрытой записи аудио– и видеосигнала. Со временем бывшему вэвэшнику доверили стрелковую подготовку охранников. Курс стал более целенаправленным. Теперь подполковник мог лучше ознакомиться с «деловыми качествами» учеников, мог выделить среди них наиболее интересных и способных. Позднее, когда вышестоящее начальство убедилось в лояльности Смердина, бывшему офицеру намекнули, что зарплата и премиальные могут существенно вырасти, если…

Дмитрий Александрович прекрасно отдавал себе отчет в том, какие «если» бывают у крупного бизнеса. Громкие публичные скандалы, убийства политиков, чиновников и бизнесменов, похищения взрослых и их детей – все это происходило не в ином измерении: в Москве.

Иллюзий или убеждений, которых нельзя было бы продать, у подполковника не осталось еще со времен службы во внутренних войсках. Он не понаслышке знал, как делаются крупные дела. А потому с первых дней работы в компании «Норднефтегаз», втайне ждал именно какого-то такого предложения. Но руководство, как и следовало это предвидеть, долго и внимательно присматривалось к новичку. Всё не решаясь доверить ему действительно серьезные вещи. Именно тогда Дмитрий Александрович Смердин окончательно убедился в том, о чем подозревал давно: «Серьезный бизнес не может быть построен на легальной основе».

«Норднефтегаз» располагал группами силового воздействия на конкурентов и партнеров по рынку, на PR-структуры, работавшие над имиджем «противника», на купленных чиновников и депутатов, которые поставляли концерну нужную информацию и лоббировали интересы акционерного общества.

И потому силовым группам требовались по-настоящему серьезные специалисты. Скажем, чтобы получить информацию о каком-нибудь маленьком АО «Хренопупинскгаз», каковое хотел проглотить «Норднефтегаз», недостаточно было запугать соответствующего налогового чиновника. Нужно было вытащить из него баланс предприятия за последние три-пять лет. Порой возникала необходимость проверять и перепроверять цифры с помощью реальных людей, далеко не всегда соглашавшихся предоставлять нужную информацию… В том смысле, что они не всегда соглашались сразу. Потом-то уж, понятное дело, выбора у них не было. В руках специалистов из группы промышленной разведки мало кто мог не заговорить. Уж если за дело берется серьезное ведомство, то и результат будет выдан по полной программе.

Так и шла жизнь Дмитрия Александровича: от одной интересной «работы» до другой. От одной премии – к следующей. Пока однажды ему не предложили задуматься над задачей, успешное разрешение которой могло стать либо вершиной его карьеры, либо – гвоздем в крышку его гроба. Или – и то, и другое сразу.

Потому что, как понял подполковник ВВ, проект «Шельф» был до такой степени нагл и беспардонен, что убрать могли не только исполнителей. А вообще всех тех, кто в курсе проблемы. Бывший вэвэшник отлично сознавал «перспективы».

И все же, он так же прекрасно понимал, что отступать некуда. В сущности, теперь, когда ненадолго прилетевший в Россию Олег Крутов ознакомил Дмитрия Смердина с материалами проекта «Шельф», вариантов было всего два: либо он согласится возглавить группу ликвидаторов, либо скажет «нет» и проживет после этого еще несколько часов. Возможно, даже меньше часа. Или просто не выйдет из кабинета президента акционерного общества.

– Я согласен, Олег Анатольевич, – спокойно и ровно произнес Дмитрий Смердин.

– Ничуть в этом не сомневался, – ответил президент компании и дружелюбно улыбнулся своему подчиненному.

Смердин растянул губы в ответной улыбке и слегка поклонился, чтобы никто не видел выражения его лица.

– Сергей Владимирович, – обратился Крутов к начальнику службы безопасности. – Пожалуйста, введите Дмитрия Александровича в суть дела более детально.

Президент ЗАО «Норднефтегаз» сделал ударение на словах «более детально» с тем, чтобы командир группы ликвидаторов прочувствовал: он пока знает о проекте «Шельф» не все, далеко не все.

Но отступать было уже некуда.

Утром на палубу подниматься запретили. Георгий Салидзе встал на пути Дмитрия Клокова, и на его лице было написано: поблажки закончены. То, что произошло ночью, там же и осталось. Теперь, когда на пассажира, покинувшего свое место, могли наткнуться члены экипажа, Салидзе не хотел рисковать. Да и как он смог бы объяснить остальным нанятым рабочим, почему для одного из них делаются такие исключения из правил? Почему разрешают подниматься на палубу только Клокову?

Жора решил «похоронить» минутную слабость в минувшей ночи. Теперь он был скорее готов к тому, что Дмитрий Клоков умрет на глазах у товарищей по несчастью, чем к тому, что наемные рабочие начнут всей толпой прогуливаться по палубе ледокола. Видимо, Салидзе следовал соответствующим инструкциям, а потому люди остались внизу, возле задраенных, покрытых копотью иллюминаторов.

Дима отказался от завтрака, хотя от голода его мутило. Он смог протолкнуть внутрь желудка несколько сухарей, но не более того. На его счастье, качка была не такой сильной, как во второй половине предыдущего дня, и парень худо-бедно ее выдерживал. Он по-прежнему чувствовал себя очень некомфортно, но ночной урок что-то перевернул в его сознании. Дима хорошо помнил ухмылку Салидзе. Понимал, что грань, отделяющая от путешествия за борт, к вечному покою, очень призрачна.

Сколько еще оставалось до цели? Дима не знал, но искренне надеялся, что мучения скоро подойдут к концу. Все так же резалась в карты первая каюта. Все так же сидел, глядя перед собой, Лишнев, но теперь напротив верзилы расположился один из вчерашних «сонь» – Марат Доценко. С чуть оттопыренными ушами, черноволосый и черноглазый мужик, которому на вид было более тридцати лет. Точнее Дима Клоков определить не смог.

По всей видимости, Лишнев и Доценко нашли общий язык. Они «травили» байки, развлекая друг друга, а заодно и соседей по каюте. Дима время от времени бегал к умывальнику, чтобы плеснуть на лицо и затылок холодной водой. В какой-то момент, возвращаясь из ватерклозета, он задержался у второй каюты. Потом Клоков сам не смог бы вспомнить, какая именно фраза «зацепила» его и вынудила замереть в коридоре, подле дверей. Невидимым для собеседников.

– Я ведь спецназовцем давно мечтал быть, – говорил Лишнев, видимо, отвечая на вопрос Доценко. – Можно сказать, с детства.

– Да ну! – засмеялся Марат. – Так-таки и с детства?

– Ага, – продолжал Лишнев. – Вот как прочел ту историю про корейца, так и…

Может, Дмитрий услышал из уст верзилы «Северная Корея», «Вьетнам»? Именно это заставило остановиться?

А Лишнев продолжал говорить.

– Знаешь, я плохой рассказчик, не смогу передать так, как прочел это. К тому же, давно читал, то ли в школе, то ли чуть после. В те времена, в общем. Дело там такое было. История про воина-корейца, который убил двенадцать американских солдат, голыми руками.

– Фигня! – подал голос Доценко. – Не бывает так, Костя! Мы же с тобой профи, понимаем, где сказки, где правда.

– Да слушай ты меня! – чуть повысил голос Лишнев. – Клянусь, так было написано! Человека специально к этому готовили. Чуть ли не с детства.

– С детства готовили убивать двенадцать американцев? – уточнил Марат.

Дима одним глазком выглянул из-за двери. Доценко и Лишнев сидели друг напротив друга. Черноволосый Марат Доценко казался миниатюрным по сравнению с Костей Лишневым, который, уперев кулаки в колени, чуть ли не глыбой нависал над соседом по каюте. Но Марата это совершенно не смущало. Он внимательно слушал своего спутника.

– Нет, с детства готовили к пути воина, – попытался объяснить Лишнев, но получилось у него сбивчиво. – Ну, в общем, давай я расскажу, как помню, а ты не перебивай, ладно?

Доценко кивнул.

– Звали этого корейца Пак. Его тело долго превращали в машину уничтожения. Теперь всех деталей не смогу восстановить… Помню лишь, что его били палками, учили блокировать удары. Очень много ударов с разных сторон. Парень лежал, весь опухший, потом приходил в себя. Все начиналось сначала, увеличивались лишь темп и сила ударов.

Пальцы ему тренировали по специальной методике. Заставляли бить по стволу дерева. Не кулаком, не костяшками – именно пальцами. Будто гвоздь в древесину втыкаешь. Сначала Пак ломал ногти. Сосуды, кожа лопались. Парня чем-то мазали, раны затягивались, заживали. Все повторялось.

В холодную воду опускали, связанного. Только «отключался» – его на дно, чтоб дышать не мог. Потом наверх. Дадут продышаться – и заново все начинают. Что-то там еще было. Все это продолжалось несколько лет. В конце концов Пак стал нечувствительным к боли. Его пальцы окостенели, стали плохо гнуться. Зато он мог вгонять их в ствол дерева. Представляешь? Он мог сойти с ума в процессе обучения, но не сошел.

– Да уж, это точно, – задумчиво протянул Доценко. – От такого можно сойти с ума.

– А он выдержал. В том рассказе говорилось, что не свихнулся только потому, что инструкторы очень много времени уделяли его психологической подготовке. Ежедневно втолковывали ему, что все это необходимо родине. Что он, Пак – оружие против врага. Что он нужен для победы корейского народа над американцами.

– Слушай, может, это про Вьетнам было написано? – спросил Марат.

– Да не! Точно помню, про Корею. Северную и Южную. Ну и вот, слушай дальше. Америкосы, разумеется, были вооружены гораздо лучше северных корейцев. Хрен его знает, что там такое было. Короче, какая-то горная тропа, по которой северянам надо было протащить то ли оружие, то ли жрачку, то ли медикаменты. Американцы прощупали болото, нашли островок. Установили орудие так, что держали горную тропу под контролем, как кто сунется – осколочным туда, и привет. Только кишки по камням. И ничего не получалось у северных корейцев. А пройти было необходимо! Уж очень важна тропа… Америкосы не случайно ее под плотный контроль взяли. Понимали, что какая-то там группировка долго без подмоги не протянет. А помощь могла только по этой дорожке, взятой под прицел, пройти.

– Ну-ну.

– Ту пушку охраняли морские пехотинцы. Никого не подпускали, даже близко. Место отвратительное для атаки: болото кругом, позиции так оборудованы, чтоб отразить нападение с любой стороны. Да и вообще, топь же. Особо не разгонишься. В полный рост – из пулеметов выкосят. Ползком? Ага, с пузырями из ушей…

Ну и северяне чего придумали? Послали этого воина – Пака. Одного. Америкосам вода питьевая нужна была, ее через болото приносили местные жители. Корейцы. Ну, водоноса, понятное дело, шмонали на предмет оружия или взрывчатки, только потом на пятачок, к орудию, пропускали.

Так вот, этого, зверя, тоже обшмонали. А у него – пусто. Ни оружия, ни взрывчатки. Только бидон с водой. Пропустили: наверное, чуть расслабились. Тут Пак и начал…

– Убил морпехов, что ли? – недоверчиво спросил Доценко.

– Точно! – воскликнул Лишнев. – В тот момент возле орудия, вместе с расчетом, находилось двенадцать человек. Так он их – руками и ногами. За минуту. Всех! Помню, в рассказе говорилось, что америкосы ошалели от неожиданности, когда он стал «работать». Ударом пальца в спину позвоночник ломал. Потом очухались, попытались за оружие схватиться. Да только парня не случайно так долго готовили. Никто выстрелить не успел. Пак всех уложил. Кого-то ногами, но больше – пальцами-»гвоздями». Тихо работал, быстро. Очень быстро. В глаз, в шею, в спину… Ему ведь надо было не только расчет положить, но и орудие из строя вывести, до того как рота морпехов в основном лагере в полном составе поднимется.

– Удалось? – заинтересованно спросил Марат.

– Вроде да. Убил всех, кто возле орудия находился. Что с пушкой сделал – точно не помню, уже неинтересно. Наверное, гранату – в дуло, гранату – на замок, под прицел, в поворотный механизм. На все про все – минута-другая. А как взрывы начались, тут морпехи в лагере от шока очухались, давай палить.

– Убили, конечно…

– Да фиг знает, – пожал плечами Лишнев. – В книге было сказано, что этот кореец Пак в воду прыгнул, прямо в болото. Ушел на дно, лежал там почти сутки. Дышал через трубку. В смысле, сломал какой-то тростник, сделал трубку для дыхания и вот так вот лежал под водой. Его пиявки жрали, он терпел. Америкосы стреляли по воде – вроде не зацепили. Ночь пришла – уполз через болото. Живым вернулся.

– Очень похоже на сказку, – покачал головой Доценко. – Костя, ты же знаешь, чудес на свете не бывает. Особенно в таком деле. Американские морпехи – не дети с соской. И с трудом верится, что один человек голыми руками мог двенадцать зубров завалить.

– А он и не человек вроде, – помолчав, произнес Костя Лишнев. – Разве это человек? Я тогда, маленьким был, пацаном, все думал: как такое вынести можно? Попробуй представить. Боль, когда тебя палками бьют, тренируя тело. Сломанные, разбитые в кровь, пальцы. В общем, думал-думал, так вот и понял, что хотел бы попробовать сам, что бывает, что нет. Где правда, где вымысел. Где люди, где нелюди.

– Попробовал? – невесело усмехнулся Доценко.

– Угу, – сжал губы Лишнев и замолчал, привычно уставившись в стену, как будто там можно было прочесть ответы на какие-то вопросы.

Потом вдруг повернулся в сторону двери, из-за которой выглядывал бледно-зеленый Дима Клоков.

– Травы бы мне, – просительно, чуть ли не жалобно, сказал бывший спецназовец. В его глазах было что-то такое, что Клоков отшатнулся и энергично затряс головой.

– Эххх, – шумно выдохнул Лишнев и вдруг закашлялся.

Он кашлял долго и надрывно, никак не мог остановиться, а когда все же сумел подавить спазмы, шумно выхлебал стакан воды и повалился на койку. В каюте наступила тишина. Никто не проронил ни звука, словно люди пытались представить, что правда, а что ложь в истории, которую рассказал Константин Лишнев.

Постояв еще немного у двери, Дима Клоков двинулся в сторону своей каюты. Вдруг по трапу скатился Георгий Салидзе, на лице бригадира сияла довольная улыбка. Увидев Дмитрия, Жора заулыбался еще шире.

– Слышь, повезло тебе парень, да? – хлопнув Клокова по плечу, воскликнул Георгий. – Ветер попутный сегодня, весь день. Течение помогает. Через пару часов будем на месте!

– Йес! – тут же откликнулся чей-то веселый голос из первой каюты. – Наконец-то! Уже все, что собирался заработать на буровой, проиграл. Да еще и в долги влез.

Салидзе расхохотался, вслед за ним улыбнулся измученный качкой Дмитрий Клоков. Втайне он позавидовал «простоте» незнакомого мужика, который не видел никаких проблем в том, чтобы проиграть пару-тройку тысяч баксов, а то и больше. Дима никогда б не смог так жизнерадостно известить сотоварищей о фиаско. Для него такая история была бы трагедией.

«Привыкай! – сказал он сам себе. – Это настоящая жизнь. Здесь легко зарабатываются капиталы, легко теряются. Take it easy. Принимай все проще, не бери близко к сердцу».

Совершенно секретно

Единств. экз.

Президенту ЗАО «Компания „Норднефтегаз“

Крутову О.А.

от начальника службы безопасности

Феропонтова С.В.

Докладная записка № 14/56b

Настоящим извещаю Вас, что при формировании бригады подсобных рабочих по проекту «Шельф» аналитическим отделом компании была допущена грубая ошибка. В бригаду завербован Клоков Дмитрий Александрович, который не соответствовал перечню требований, разработанному аналитиками корпорации.

Справка: Клоков Дмитрий Александрович, двадцать один год, выпускник Санкт-Петербургского Университета, красный диплом. Постоянное место проживания – Санкт-Петербург. Был завербован там же, при заполнении штатной анкеты сказался сиротой. Проверка его личных данных, изложенных в данном документе, была осуществлена с грубым нарушением инструкций.

Родители. Отец: Клоков Александр Леонидович, сорок три года, директор рекламно-производственной фирмы «Суперсайн». Компания «Суперсайн» занимается производством рекламных световых стендов, подсвеченных тумб, оформлением витрин магазинов. Время существования компании – около пяти лет. Персонал – около двадцати человек. Налоговой задолженности, иных проблем с фискальными органами фирма не имеет.

Мать: Клокова Варвара Петровна, тридцать восемь лет, в настоящее время – домохозяйка.

После того, как сын пропал из дома, родители подали соответствующее заявление в районный отдел милиции, инициировали розыск Клокова Д.А. с помощью государственных служб. В настоящее время фотографии Клокова Д.А. расклеены на информационных стендах в г. Санкт-Петербурге и Ленинградской области, сотрудникам районных отделов милиции передана ориентировка на него.

В свете вышеизложенного, возвращение Клокова Дмитрия Александровича обратно, в Санкт-Петербург, по окончании срока действия контракта с ЗАО «Норднефтегаз», невозможно.

Грубую ошибку при анализе анкетных данных Клокова Д.А. допустил сотрудник аналитического отдела компании Мусин Вадим Николаевич.

Совершенно секретно

Единств. экз.

(подлежит уничтожению после

ознакомления с документом исполнителей)

Резолюция на документ N14/56b

Начальнику службы безопасности ЗАО «Норднефтегаз»

Феропонтову С.В.

Начальнику аналитической группы ЗАО «Норднефтегаз»

Соколову Ю.П.

– Феропонтову С.В.: сотрудника аналитического отдела, допустившего просчет при найме персонала, уволить без выходного пособия, исполнение доложить Куроводову А.Н.;

– Соколову Ю.П.: предупреждение за недостаточный контроль деятельности подчиненных при отборе персонала по проекту «Шельф»;

– Соколову Ю.П.: продумать комплекс мер по созданию финансовых проблем компании «Суперсайн», с тем, чтобы в ближайшее время снизилась активность Клокова А.Л. и Клоковой В.П. по розыскам сына. Подготовленный проект мер завизировать у Куроводова А.Н., передать на исполнение Феропонтову С.В.

– Соколову Ю.П.: продумать комплекс мер, блокирующих возврат Клокова Д.А. в Санкт-Петербург по окончании срока контракта, доложить лично.

Обед Дима Клоков пропустил, точно так же, как и завтрак. Когда молчаливый стюард – единственный из членов команды ледокола, кто спускался в отсек к рабочим – принес котел с супом, парень почувствовал, как забурчало в животе от голода. Дима не ел почти целые сутки, от слабости ноги и руки стали ватными, чужими. Голова соображала плохо, но, несмотря на все это, Клоков решил не рисковать. По словам Салидзе, до цели оставалось совсем немного. Значит, лучше чуток перетерпеть, помучиться, а уж потом, на берегу, после высадки – там он возьмет свое.

Запах борща пополз по каютам, тут и там быстро-быстро стучали ложки по алюминиевым мискам, из которых ели Димины коллеги. Очень хотелось закрыть не только глаза, но и уши, лишь бы только не слышать довольного урчания из соседних кают и причмокивания Саши Гарина, торопливо уплетавшего свою «пайку».

А потом все разом, неожиданно, изменилось. Наверху, по палубе, загрохотали сапоги. Несколько раз сработал ревун, словно предупреждая экипаж о чем-то. Георгий Салидзе, наскоро доев свою порцию, бросился к трапу.

Сердце забилось часто-часто. Неужели конец мучениям? Они у цели? Дима машинально шагнул к трапу вслед за бригадиром, пытаясь разглядеть, что происходит наверху.

– На, возьми «на потом», – раздался голос позади него, и в ладонь Дмитрия толкнулась увесистая краюха хлеба.

Клоков, не долго думая, схватил ее, спрятал в карман куртки. И не надо было угадывать с трех раз, кто стоит за спиной. Только один человек в эту минуту мог думать не о себе, а о ближнем. Святослав Фокин.

– Спасибо, Святослав, – пробормотал Клоков, невольно краснея.

Он и сам мог бы взять еды про запас, да как-то неудобно было – с общего стола. Не привык он так. А вот Фокин ни о чем подобном не задумывался – просто взял чуть ли не полбуханки, да отнес голодному парню. Впрочем, Святославу было легче решиться на такой шаг – он брал не для себя, для товарища.

– Что там? Кажется, наше морское путешествие подходит к концу? – Фокин встал рядом с Клоковым, плечом к плечу.

– Кажется, так, – ответил Дмитрий.

Суета наверху продолжалась. Люди сновали по палубе, временами черные силуэты закрывали кусочек серого, укутанного облаками неба. Потом кто-то длинно выругался, раздались крики, заскрипела лебедка.

– Что они делают? – почему-то шепотом спросил Клоков.

– Скоро узнаем, – ответил Святослав, отступая чуть назад. – Мы прибыли к месту. Видишь, качка прекратилась.

Только теперь Дима обратил внимание на то, что корабль перестал болтаться вверх-вниз на волнах. Он стоял ровно. Даже тихая, ощущавшаяся всю дорогу вибрация от работавших двигателей прекратилась.

– Похоже, дизеля заглушили, – снова шепотом произнес Клоков. – Не знаю, наверное, в бухте какой. На якорь становимся…

Фокин не успел ответить. Кусочек туманного неба пропал – его закрыла фигура быстро спускавшегося вниз человека. Фокин и Клоков едва успели отойти в сторону, Георгий Салидзе буквально слетел по трапу.

– Быстро! Быстро! – гаркнул он. – Всем! Внимание! Вещи собрали, все личные вещи! Все с собой, и на палубу. Быстро!

– На палубу! – радостно выдохнул Дима Клоков.

Личных вещей у него не было. Только небольшой рюкзак с амуницией, который ему сунули в руки в Мурманске. При погрузке на судно всем наемным рабочим выдали теплое белье, носки, верхнюю одежду. Подхватив баул, Дима первым ломанулся по трапу вверх. Навстречу небу, навстречу свежему морскому воздуху.

– Обалдеть! – добравшись до выхода на палубу, он замер в проеме, оглядываясь по сторонам.

Корабль находился в небольшой скалистой бухте, защищенной от ветра с трех сторон. Над головой висела низкая плотная дымка. То ли здесь небо находилось близко к земле, то ли отсутствие движущихся потоков воздуха способствовало появлению тумана.

– Эй, давай, вытаскивай свою задницу! – недовольно крикнул кто-то, застрявший на трапе из-за того, что Клоков еще не вышел на палубу.

Дима быстро сделал несколько шагов вверх и в сторону, освобождая дорогу. Его коллеги начали один за другим выбираться на свет. Кто-то заковыристо матерился, кто-то, оглядевшись по сторонам, восторженно присвистывал.

Холода не чувствовалось. Температура, конечно, была ниже нуля, градусов пять. А, может, и больше, не представлялось возможным определить точно, после теплого «брюха» корабля. Но отсутствие холодного колючего ветра, который терзал судно в море, сильно меняло дело. Ледокол стоял посреди бухты, на якоре. Мелкие волны, совсем не такие, какие бились в борт несколько часов назад, бежали мимо, ласково облизывая мощные бока корабля.

Прямо по носу судна возвышалась скала. Или, может, не скала. Дима не знал точно, как это назвать. Словно большой, обточенный морем камень, бросили на край океана, вырастили до размеров многоэтажного дома, вершину скрыли в низких облаках, а подножие – в хлопьях пены и наростах белого льда. В молочную дымку, висевшую над водой, ныряли сотни, может, тысячи птиц, забывших о земном притяжении. Птиц было очень много. Невероятно много. Дима никогда не подозревал, что где-то возможно такое скопление пернатых. Больших, маленьких, белых, разноцветных. Всяких. И многоголосый птичий гомон наполнял ледяную бухту, заставлял позабыть о холоде.

– Курорт, ядрена вошь! – радостно гоготнул рядом Константин Лишнев. – Русский север, мать его! Приехали.

Дима не понял, ругался верзила или радовался красоте окружающего пейзажа. Бывший студент только-только успел подумать, что, наверное, верзила-спецназовец вообще не умеет радоваться величию и великолепию чего бы то ни было, как его отвлекли от размышлений.

– Что встали, кого ждем? – закричал Салидзе, поднявшийся на палубу последним. Видимо, проверял, не осталось ли на борту чьих-то вещей. – Вперед! Вперед! Двадцать метров вперед, на борт катера. Бегом!

– Слышь, бригадир! – внушительно произнес Лишнев, не двинувшись с места и удержав Святослава Фокина, который рванулся исполнять команду. – Ты, это, понтов-то сбрось! Надо сесть в лодку – так и скажи. Мы те что? Мы дети грудные, а?

– Да ты с кем так… – начал было Жора, но его перебили.

– Поддерживаю! – басовито рыкнул один из пассажиров первой каюты – видимо, неформальный лидер бывших зэков. – Следи за базаром, начальник!

Салидзе стал красным, как помидор. Видно было, что ему неприятно сопротивление подчиненных, но сейчас, когда явно никто не собирался принимать его сторону, бригадир решил не идти на конфликт.

– Хорошо! Хорошо! – быстро, торопливо проговорил Жора, поднимая руки в успокаивающем жесте. – Хорошо, мужики! Сейчас не время для споров. Судно должно немедленно выйти в море, пока не начался шторм. Пожалуйста, – он сделал упор на слове «пожалуйста». – Пожалуйста, займите места в катере. Вместе с вещами. Побыстрее.

Все расселись по деревянным скамейкам за минуту, а может, и меньше. Почти сразу после этого, словно невидимая команда наблюдала за действиями пассажиров, загудели электромоторы. Лебедки оторвали маленький катер от палубы. Стрела крана развернулась, и легкая посудина закачалась над волнами, на очень даже приличной высоте.

Александр Гарин рискнул выглянуть за борт, вниз, и ту же стал белым, как хлопья пены у подножия скалы.

– Что, круто? – хохотнул Лишнев, опустив мощную пятерню на плечо съежившегося от страха паренька. – Медвежья болезнь не мучает?

Сашка только затряс головой, плохо соображая, о чем говорит верзила.

– Смотри, не испорти нам тут воздух! – радостно заржал Константин.

От юмора бывшего спецназовца Диму Клокова внутренне передернуло.

– Хорошо, что коровы не летают! – загоготал Лишнев, тыча пальцем в птиц, пикировавших к морю. – Правда, если эти дуры сиранут на башку, тоже мало не покажется.

«Господи, до чего же этот Лишнев тупой!» – подумал Клоков. А через мгновение забыл обо всем, потому что вновь неприятно заныло в желудке – лебедки заработали с сумасшедшей скоростью, опуская катерок на воду. Ощущение было куда противнее, чем в скоростном лифте. И чем-то напоминало свободное падение в воду вместе с суденышком.

Впрочем, до свободного падения дело не дошло. Катер мягко шлепнулся днищем о воду. Салидзе отцепил тросы, и посудина, рыкнув дизелем, устремилась к берегу. Она прошла так близко от корпуса ледокола, что Дима, изо всех сил задиравший голову в попытке прочитать название корабля, так и не смог что-либо разглядеть, кроме букв «е» и «о».

– Я заинтригован, – сообщил всем Марат Доценко. – За время путешествия не увидел ни одного члена экипажа, кроме стюарда. Вот и сейчас – катер идет к берегу, кто-то есть внутри – рулевой, моторист, – а мы их не видим. Прячутся от нас, что ли?

– Дак в чем проблема-то, Марат? Ты открой дверь в машинное отделение, да и загляни, – посоветовал Лишнев.

– Хрена с два, – жизнерадостно отозвался Доценко. – Не откроешь ее. Заблокирована.

– Как это заблокирована? – удивился верзила, потянулся к двери, дернул за ручку. – И в самом деле…

Почесав затылок, он поднялся с места, подошел к рулевой рубке, попытался толкнуть створку. Но и тут было заперто.

– Зашибись, – резюмировал бывший спецназовец и оглядел сотоварищей. – Что это значит, братва?

– Винт! – вдруг негромко сказал тот самый пассажир из первой каюты, что вступил в пререкания с Салидзе вслед за Лишневым. – Открой дверь!

– Момент, Леха! – один из любителей карточных игр тут же пружинисто вскочил с места, приблизился к рулевой рубке, доставая из кармана связку отмычек.

Клоков догадался, что странная кличка «Леха-Гестапо», которую он слышал вечером от карточных игроков, принадлежала неформальному лидеру зэков.

– Щас сделаем! – ухмыльнулся Винт и подмигнул Лишневу.

– Сядь на место! – нервно приказал Салидзе. – Сядь! Дверь не трожь. Так начальство приказало. Вы не должны общаться с экипажем корабля. И ты сядь, Лишнев. Костя… Пожалуйста. Мы уже прибыли…

И действительно, пассажиры, увлекшись борьбой с дверью, чуть не пропустили торжественный момент. Суденышко как раз проходило мимо огромной каменной стены. Казалось, пологие склоны покрыты сплошным ковром, сотканным из разноцветных лоскутков – малиновых, красных, зеленых, желтых, оранжевых. Некоторые кусочки покрывала имели очень яркие краски. Даже небольшие возвышения, то ли кочки, то ли камни, были покрыты растительностью и напоминали брошенные на ковер мягкие подушки.

– Вот это балдеж! – пробормотал Винт, забыв про рубку управления и запертую дверь. – Потом, когда вернусь, ни за что не смогу рассказать братве, как оно выглядело… И слов не хватит, да и не поверит никто. Даже после бутылки.

– Мхи, – коротко выдохнул Доценко. – Мхи и лишайники. Я такое уже видел.

Салидзе подозрительно покосился на Марата, но промолчал. От Димы Клокова не ускользнуло беспокойство бригадира. Чем дальше продвигалось дело, тем очевиднее становилось, что неведомое руководство компании, нанявшее людей на работу, всеми силами пыталось скрыть, куда и на чем перебрасывается группа. В эту схему логично вписывалось то, что пассажирам не давали узнать названия корабля, а иллюминаторы корабля старательно замазаны копотью. И запертые двери, и запрет экипажу судна разговаривать с наемными рабочими, появляться в тех местах, где они находились.

Фактов для того, чтоб делать выводы, пока было маловато, но Дима невольно задумывался о том, что все далеко не так просто, как показалось вначале. Это была какая-то неправильная буровая. Конечно, выпускнику университета ни разу в жизни не приходилось бывать в таких местах, но уж больно странным выписалось начало рабочей вахты.

Будь у Димы побольше опыта, он, при своих аналитических способностях, давно бы понял, что бригаду «подписали» на что-то нелегальное, преступное. Но жизненного багажа у бывшего студента питерского вуза было совсем немного, а потому парень лишь отгонял прочь тревожные мысли, вместе с другими пассажирами маленького кораблика любуясь красотой окружающей дикой природы.

Суденышко еще чуть пробежало вперед, и перед скитальцами открылась новая интересная картина. Казалось, будто какой-то исполин протащил по скалам плуг, выпахав в них широкие проходы. Теперь путешественники разглядели, что сбоку, слева, за «плечом» огромной скалы, открывается пролив, который ведет в глубину острова.

– Ледники, что ли? – пробормотал Марат Доценко.

Клоков покосился на товарища.

– Ледники, – повторил Марат. – Думаю, только движущийся лед мог пропахать в скалах такие борозды…

Катер, ловко обогнув небольшой скальный выступ, выскочил к отмели, и тогда пассажиры увидели… домишки. Небольшие домики, вросшие в землю. С серыми, залепленными пылью и грязью окнами.

– Матерь Божья, да здесь целый поселок! – подал голос кто-то.

– Заброшенный поселок, – уточнил сквозь зубы Марат. – Давно. Много лет.

И действительно, стоило чуть-чуть повнимательнее приглядеться, становилось заметно, как давно деревянные домишки находились без присмотра, без хозяйской руки. Покосившиеся срубы, крыши с огромными дырами, полусгнившие двери, вросшие в землю. И, в дополнение к этому, причал. Вернее, остатки причала – торчащие в разные стороны черные, источенные льдом бревна – вместо настила и перил.

А чуть впереди, ближе к суденышку, заходившему «на посадку», под водой, виднелись ржавые металлические конструкции. Скорее всего, брошенные плавсредства, которые за годы вынужденного бездействия были раздавлены льдами. Ушли под воду, образовав железный риф возле того, что когда-то было причалом.

– Восхитительно! – загоготал Лишнев. – Я прям слезу пущу от праздничной встречи нашей делегации.

Дима Клоков покосился на верзилу. У того на лице сияла довольная улыбка. Поглядев на Константина, можно было подумать, что он действительно счастлив видеть мертвый поселок. Разруху на берегу. В то время как на многих она навеяла уныние, и народ приутих.

– Бааа! – вдруг сказал Леха-Гестапо. – Да там люди!

Откуда-то из глубины развалин – пассажиры не успели заметить, откуда именно – появились три человека. Они медленно и спокойно шли к берегу, навстречу катеру. Сбавив скорость, тот маневрировал между останками судов, подбираясь к «причалу».

– А вот и торжественная встреча… – рассматривая хозяев, пробормотал Марат Доценко.

Теперь пассажиры катера забыли про окружающие пейзажи, они дружно уставились на тройку людей у самой кромки воды. На фоне дикой природы, галдящих птиц, полупровалившегося в землю поселка и развалин старых кораблей люди казались здесь чем-то чуждым, инородным. Пассажиры катера смотрели на них примерно так же, как смотрели бы жители большого города на инопланетян, высадившихся на центральный проспект в час пик.

Катер ткнулся во что-то невидимое, располагавшееся под водой. Вздрогнул всем корпусом, так, что пассажиры схватились за страховочные леера.

– О! – подал голос Салидзе. Видимо, бригадир от неожиданности немного потерял контроль над собой (обычно Георгий старательно взвешивал каждое слово, дабы не сказать лишнего). – Неужто в этот раз не пролез? Не хватало дыры в корпусе… – и тут он осекся, вспомнив, сколько людей слышат его слова.

Но Дима Клоков успел отметить фразу «неужто в этот раз». По всему получалось, что Жора был тут не впервые и ему уже доводилось подходить на катере к берегу. Возможно, в тот день, когда на остров высаживали тройку нынешних «хозяев» – тех, что встречали прибывшую группу рабочих?

Никто из экипажа не появился на палубе, не было заметно никакой суеты, словно ничего не произошло. Катер, резко отработав назад, чуть изменил курс, подкатил к остаткам причала, почти к самому берегу – глубина там оказалась очень даже приличной. Мягко ткнувшись в толстое бревно, замер. Салидзе тут же схватил трос, кинул его на берег, и один из людей, ожидавших прибытия катера, ловко, сноровисто закрепил конец на железной опоре.

– Прибыли, – коротко сообщил бригадир.

Суденышко неподвижно стояло возле острова, названия которого наемные рабочие не знали. Стояло и едва заметно покачивалось на волнах, а люди на палубе замерли неподвижно, словно им требовалось время, чтобы осознать: «Прибыли!»

– Побыстрее, пожалуйста! – подал голос один из встречавших. – Пожалуйста, – повторил он. – Надо постараться выгрузить топливо и еду за полчаса-час, чтобы катер мог уйти… обратно.

Человек на берегу чуть было не сказал – куда должен уйти катер. Чуть не произнес вслух название корабля. Но вовремя остановился.

– Да-да! – тут же заторопился Жора. – Коллеги! Мы прибыли и поступаем в распоряжение группы инженеров нашей компании. Выгружаемся на берег. Вещи пока оставляем тут, возле скал. Сначала надо освободить катер – ящики с едой, бочки с горючим. Начинаем! Аккуратнее с теми упаковками, на которых стоит знак «хрупкое».

Колонистов не надо было долго уговаривать. Всем и так не терпелось сойти на берег. Первым по ветхому, скользкому причалу пробежал Леха-Гестапо. Спрыгнув на землю, Леха ненадолго замер. Вдруг, покачнувшись, схватился на торчащее из воды бревно, выматерился.

– Вот, блин, – повернувшись к сотоварищам с глупой улыбкой, сказал он. – Земля качается…

Люди один за другим начали спускаться на берег, со многими происходило то же самое, что и с Лехой. За время путешествия на корабле – а это было около полутора суток – они привыкли к качке. Пусть небольшой, пусть малозаметной, но постоянной. И теперь, сойдя на твердую землю, на неподвижную опору, «качались» сами, по инерции.

Дима ступил на берег одним из последних. Так уж вышло, что его опередили почти все. С ним произошло ровно то же самое, что с Лехой, – потеряв равновесие, Клоков чуть было не упал, но его поддержал Святослав Фокин, оказавшийся рядом. «Спасибо», – одними губами прошептал Дима.

Оставив баул с вещами в стороне, как приказал бригадир, Клоков шагнул к ящику, за который уже схватился Сашка Гарин. Крякнув от натуги, они приподняли ношу. Медленно, пошатываясь, потащили ее вслед за Лишневым и Доценко, которые перли еще более здоровый груз.

Пройти надо было всего несколько сот метров. Но за это время Дима Клоков вымотался так, будто целый день разгружал вагоны. Обогнув один черный домик, потом другой, они поставили ящик перед третьим. Там, куда показал один из «хозяев».

Отдыхать пришлось на ходу – чтобы не отстать от коллег. Работали все. Работали быстро, как-то остервенело, чуть ли не бегом направляясь к берегу, чтобы подхватить очередной груз.

Второй раз Дима опять тащил контейнер вместе с Гариным и сил потратил еще больше. Пока брел обратно к берегу, никак не удавалось восстановить дыхание. На третий раз его напарником оказался Доценко, потому что Лишнев попер какой-то баул в одиночку. Марат, ухватившийся за ручку железного ящика, оказался без помощника.

Клоков шагнул к Доценко, нагнувшись, схватился за ручку. Охнул – Марат выбрал очень тяжелую ношу, – приподнял, выпрямился. Вдруг перед глазами появились белые звездочки. Земля вновь закачалась. Дима попытался не упасть, но рядом не было никакой точки опоры, и бывший студент, словно мешок с опилками, повалился на камни.

Вадим Мусин, сотрудник аналитического отдела «Норднефтегаза», сильно переживал из-за допущенной ошибки. Он работал в компании третий год, и до сих пор за ним не числилось ни одного хоть сколько-нибудь серьезного прокола.

Неожиданная командировка в Санкт-Петербург, случившаяся несколько дней назад, выбила его из колеи. Во-первых, Вадим не ожидал ничего подобного. Во-вторых, собирался спокойно отметить тридцать четвертый день рождения в кругу друзей. С выездом на шашлыки, куда-нибудь подальше от Москвы. В итоге его выдернули чуть ли не из-за праздничного стола. Выезд получился не за Садовое кольцо и даже не за Кольцевую, а в Питер.

Вот тебе и день рождения! Но это, как оказалось, было не самым страшным. Он, Вадим, всегда отличавшийся аккуратностью, теперь откровенно «зевнул». Тот парень, Клоков, обвел его вокруг пальца. Конечно, если говорить честно и откровенно, как на духу, Вадим сразу отметил, что рыжий парень слишком ухожен и воспитан для сироты. Грамотно пишет и нормально изъясняется. Короче, врет. Но копаться в деталях чужой биографии не хотелось. Хотелось побыстрее вернуться обратно, выцепить Анжелку, ребят. Махнуть подальше от города…

Кто бы мог подумать, что инструкции окажутся столь важными? Хоть бы предупредили, черти! А то – «обычный набор», «обычный набор»… Вот и донабирались! Блин, да если б он знал, что Феропонтов лично будет контролировать операцию! Подумать только, сам начальник службы безопасности «Норднефтегаза» нашел ошибку Вадима. Теперь не отвертишься…

Триндец квартальной премии, хана доверию со стороны Соколова. Это раньше босс проверял результаты его, Вадима, работы спустя рукава. Доверял. Да. Петровичу тоже влетело, видать. Уже второй день ходит мрачнее тучи. Едва кивает в ответ на приветствие, не «нагружает» работой. Словно он, Вадим Николаевич Мусин, перестал существовать. Пустое место, а не сотрудник.

И даже с работы пораньше сбегать теперь не тянет. Почему? Раньше было трудно до вечера досидеть, все больше мысли были то об Анжелке, то о Лидке. То об обеих сразу, или еще о какой… ненароком подвернувшейся… к месту.

Вадим аккуратно досидел до конца рабочего дня, но его трудовой героизм никого не восхитил. Мусин помаялся дурью еще немного, ковыряя пальцем в носу. Соколов по-прежнему находился в кабинете, но ретивого сотрудника к себе не вызывал. Новой работы не давал, исполнением старой не интересовался. Зайти, что ли, самому? Спросить, насколько все это серьезно и надолго? Может, получится убедить старика, что промашка вышла случайно, на фоне дня рождения?

Вадим, поколебавшись, встал из-за стола, поглядел в окно. На Москву потихоньку опускался вечер. Фонари уличного освещения еще не горели, но рекламные стенды уже вспыхивали то в одном месте, то в другом. Вздохнув, Мусин шагнул к двери в кабинет начальника аналитического отдела. Поднял руку, чтобы постучаться, как вдруг та сама распахнулась.

Его начальник, Соколов Юрий Петрович, стоял на пороге. Вадим застыл напротив босса, с приподнятой рукой. Потом медленно опустил ее вниз.

– Какие-то вопросы? – глядя в сторону, тускло спросил Соколов.

– Петрович… – смешался Вадим. То, о чем он собирался говорить с начальником, вдруг потеряло смысл. Видно, несколько последних дней дорого обошлись боссу – он как-то разом постарел, под глазами появились мешки. – Петрович, слушай, ну виноват я! Виноват, да. Исправлюсь, вот те крест!

– Езжайте домой, – холодно произнес Соколов и, чуть отодвинув сотрудника в сторону, вышел из кабинета, захлопнув дверь.

Мусин онемел. Щелкнул замок, включилась сигнализация. Начальник прошел до выходной двери. Исчез в коридоре, так и не обернувшись. Сердце Вадима застучало быстро-быстро. Он вдруг понял, что дело значительно хуже и тут пахнет не только квартальной премией. «Уволят», – с ужасом подумал Вадим.

Настроение разом снизилось до нуля. Усевшись в «Тойоту», Мусин попал ключом в замок зажигания только с третьей попытки. Больше уже не хотелось думать ни об Анжелке, ни о Лидке. Ни о том, что в Москву пришло тепло и дамы «разделись». Многие уже скинули тяжелую зимнюю одежду, переключились на плащи, а то и на «мини». На улицах было на что посмотреть.

Но Вадима не тянуло завязывать новые знакомства. Внутри поселилось беспокойство. И это оказалось непривычным. Тягостным. Словно бы он враз, за полдня, утратил веру в себя. Впрочем, неудивительно. До этого жизнь бежала по накатанным рельсам, все было просто и хорошо. Стабильно и твердо. И не беда, если порой скучновато. Потому что всегда можно добавить «специй». Новых ощущений. Вдоль трассы, по которой Мусин ежедневно возвращался домой, голосовали и блондинки, и брюнетки. Симпатичные…

А теперь пропало главное – чувство уверенности в завтрашнем дне. «Уволят», – еще раз подумал Вадим, аккуратно заруливая на стоянку возле дома. Он тщательно проверил, сколько метров до машины, которая находилась позади, – надо было оставить пространство для маневра соседу. Вытащил съемную панель магнитолы, тяжело выбрался наружу. Квакнула сигнализация. Вадим неторопливо побрел в сторону подъезда, на ходу засовывая в карман «сигналку» от машины и пытаясь выцепить электронный ключ домофона.

Фонарь возле подъезда был разбит. Тройка парней, пившая пиво около входа в дом, сразу «напрягла» Мусина. Он подобрался, нервно поднял руку к замку, стараясь как можно быстрее оказаться за надежной защитой металлической двери. Но войти в спасительный подъезд ему не удалось.

– Куда торопимся, приятель? – тихо спросил один из парней.

Вадим Мусин не успел ни ответить, ни осознать что-либо… Его били по голове – но не бутылками, а чем-то тяжелым, невероятно горячим. Так показалось Вадиму в ту секунду, когда на затылок обрушился первый удар. Перед глазами вспыхнули огни салюта – сто или двести залпов одновременно. А потом пришла холодная чернота космоса. Бесконечность…

Все продолжалось меньше минуты. Нападавшие скрылись раньше, чем кто-то успел вызвать патрульную милицейскую машину, но та все равно приехала бы слишком поздно. «Реанимация» очень торопилась, врачи подоспели к месту событий, когда Вадим Мусин был еще жив. Он скончался по дороге в госпиталь, так и не придя в сознание, что было бы удивительным чудом при тех травмах, которые получил «уволенный» служащий аналитического отдела АО «Норднефтегаз». Сотрудники районного отдела милиции, прибывшие на место преступления с большим опозданием, зафиксировали разбойное нападение с целью грабежа. По данному факту было заведено уголовное дело, быстро перешедшее в мертвый «глухарь».

Еще до того, как врачи перестали бороться за жизнь пациента, окончательно зафиксировав смерть, один из тройки нападавших передал ничего не значащую для посторонних SMS-ку. Условный сигнал человеку, который заплатил за «разбойное» нападение. Приняв информацию, заказчик с другого мобильного телефона позвонил бывшему подполковнику ВВ Смердину и сообщил, что заказ выполнен. В свою очередь, Дмитрий Александрович Смердин лично доложил Сергею Владимировичу Феропонтову об увольнении без выходного пособия проштрафившегося сотрудника.

Вадима Мусина все это уже не интересовало. Как не интересовало его и то, что незначительная, казалось бы, ошибка при подборе персонала вызвала целую вереницу смертей. Ибо вслед за Мусиным – совсем скоро, через несколько дней – отправился в лучший мир, а вернее, на дно канала, лидер тройки, избившей Вадима до смерти. Только этот человек знал заказчика, оплатившего убийство сотрудника «Норднефтегаза». С его смертью восстановить истинную картину событий стало значительно труднее. А когда на собственной даче, от разрыва сердца, скончался тот, кто передавал убийцам деньги и общался со Смердиным, цепь оборвалась начисто.

Вадим Мусин был далек от всего этого. Он лежал на столе морга, и врач-патологоанатом, осмотрев голову «пациента», сделал вывод: в данном случае не требуется вскрытие, чтобы установить причину смерти.

Очнулся Дима Клоков в каком-то полутемном помещении. Точнее, сначала появился запах жареной картошки и чего-то мясного: скорее всего, шницеля. «Похоже, я начинаю бредить…» – подумал парень, чувствуя, как голодный желудок требовательно и настойчиво напоминает: неплохо бы съесть хоть что-нибудь. Дима открыл глаза и с удивлением обнаружил, что лежит на кровати, под белым одеялом. А вокруг – полутьма, и потому остальные детали рассмотреть было трудно.

Парень с трудом приподнялся – в голове сразу же зашумело. Сел на кровати, опираясь рукой на матрас, огляделся по сторонам. Света было мало, так как в комнате, в которой находился Клоков, имелось только одно маленькое оконце. Да и оно было покрыто то ли грязью, то ли копотью.

– Слава богу, что не на корабле, – пробормотал парень, с трудом опуская ноги на пол. – Хотя, судя по окошку, игры в шпионов продолжаются…

Он вспомнил, как таскал ящики от причала вглубь острова, как закружилась голова… А потом был провал в памяти. И вот – этот домик, запах жареной картошки.

– Ой! Наш герой проснулся, – вдруг произнес голос, от которого Дима в первые секунды онемел, потерял способность соображать.

Голос принадлежал не мужчине! Открыв от изумления рот, Клоков наблюдал, как в комнату пробралась молодая женщина с длинными волосами, собранными в пучок на затылке. Поначалу Дима больше ничего не успел разглядеть, только понял, что незнакомка примерно его возраста. Нет, чуть постарше. Она несла в руках небольшой ковшик, причем как-то необычно: держа его не за ручку, а обнимая двумя ладонями.

– Ну что уставился, боец? – весело спросила женщина, видимо, забавляясь Диминым трансом. – Меня зовут Люба, хотя местный народ чаще кличет Любаша. Или Любаня. Кому как больше нравится.

– Люба, – оторопело повторил Клоков и покраснел.

Женщина неторопливо подошла к темной деревянной табуретке, стоявшей возле кровати. Аккуратно поставила на нее ковшик.

– Это тебе, – объяснила она. – Травяной отвар. Обязательно надо выпить, тогда станет легче. Зинка сказала.

– Зинка? – еще больше недоумевая, переспросил парень.

– Зинка-корзинка, – приподняв брови домиком, пояснила Любаня. – Наш доктор.

– Доктор, – машинально повторил Дима. Мысли в его голове напоминали электрический ток, вышедший из пункта А в пункт Б, но застрявший по дороге.

– «Доктор-доктор», – копируя его интонации, передразнила Люба и весело рассмеялась.

Дима почувствовал, что краснеет еще больше, хотя минуту назад ему казалось, что больше некуда. Любаня оказывала на него какое-то магическое воздействие. Он словно утратил способность мыслить здраво с первой секунды появления этой молодой женщины. Теперь, когда прошло какое-то время, парень немного оправился от шока и украдкой рассматривал Любаню. Она не походила ни на одну из университетских девчонок – вечно живших в каком-то ином измерении, понятном только им самим. То далеких и неприступных, то близких и открытых, но все равно ускользавших. Сиюминутных, взбалмошных.

Люба сидела рядом – абсолютно земная женщина. Не игравшая никаких ролей, не подстраивавшаяся ни под кого. Чуть полноватая, что нисколько не делало ее дурнушкой. С правильными чертами лица, полными губами и живым, выразительным лицом. Дима вдруг понял, что если бы эта женщина распустила волосы, да если бы над ее образом хорошо поработал визажист, то Любаня легко могла бы украсить обложку женского журнала. Или мужского… Смотря сколько одежды на ней оставить…

Дима опустил взгляд, боясь, что молодая женщина прочтет его мысли по глазам. А Любаня, отсмеявшись, продолжала:

– Зинка – наш доктор. А как ты думал? Без доктора в таком месте никак. И без повара тоже. Так что здесь, помимо стада мужиков, есть и доктор, и повар. Повар – это я.

– Понятно, – сказал Дима.

Он попытался выпрямиться, но от этого в голове опять зашумело, и Клоков покачнулся. Что не ускользнуло от пристального взора Любы.

– Ты пей, Дима, пей, – почти по-матерински жалостливо попросила она, и сердце парня чуть заметно дрогнуло: Любаня впервые назвала его по имени. – Пей травы, что Зинка дала. Через полчаса я тебе еду принесу. Сразу после лекарства нельзя. Надо выждать. А так – наши все уже поели, ты один остался.

– А где она сама? – зачем-то спросил Клоков.

Ему показалось, что Люба даже не хмыкнула, а чуть ли не хрюкнула от смеха, и тут же озорно посмотрела на парня.

– А тебе что, меня мало, да? – каким-то глубоким, грудным голосом сказала она и кокетливо прищурилась.

– Нет, – облизнув пересохшие губы, честно ответил Дима. – Вполне. В самый раз.

– От! – довольно улыбнулась женщина и поправила выбившуюся прядку волос. – Это другой разговор. А то сразу: «Зинка, Зинка».

– Так врач же! – попытался объяснить Дима. Ему абсолютно не хотелось обижать разговорчивую и симпатичную Любаню, отталкивать ее от себя. Это было бы непростительной глупостью. – Люб, я просто это… узнать хотел… что со мной.

– Занята она, – снова хмыкнула женщина. – Сильно занята… ближайшие полчаса, – и тут Люба рассмеялась. А потом, посерьезнев, сменила тему. – С тобой все просто и понятно. Упадок сил. На фоне этого – слабость. Головокружения. Слава говорил, что ты по дороге сюда не ел ничего. Укачало.

– Слава? – не сразу понял Дима.

– Фокин, – пояснила Любаня.

– А-а-а, – парень только теперь сообразил, что Люба при ее общительности была на «ты» со всеми: как с ним, Клоковым, которому было чуть за двадцать, так и с сорокалетним Святославом.

– Ну и вот, – жизнерадостно продолжила женщина, – он говорил, ты не ел ничего, укачало. А потом, когда на берег сошли, сразу надо было груз с катера снять, оттащить до поселка. Тут ты и надорвался.

– Так груз сняли? – с любопытством спросил Дима.

– Конечно, – Люба небрежно взмахнула рукой, словно речь шла о какой-то незначительной мелочи. – Все сняли, притащили сюда. Катер давно ушел.

– И корабль? – Дима вдруг решил, что можно попытаться разговорить Любаню, которая чесала языком, не останавливаясь.

Опасаясь, что женщина по глазам поймет, как важно ему получить точный ответ, парень наклонился вперед, подхватил ковшик с питьем. Припал губами к жидкости. Но, по всей видимости, о корабле Люба знала еще меньше Клокова.

– Видать, ушел, – равнодушно ответила она. – Нам-то какая разница? Нам тут жить.

– Где «тут»? – допив горьковатую влагу и отдышавшись, поинтересовался Дима.

– В гостинице «Прибалтийская», – без раздумий выпалила Любаня и тут же прыснула от смеха. А потом добавила: – Ты в нашей санчасти. На самом деле, это домик, в котором живем мы с Зинкой. Только мы обитаем на другой половине. А эта под лазарет отведена.

– Понятно, – кивнул Дима. И подумал, что, наверное, болеть тут, на острове, приятно и полезно, ибо это дает возможность на время переселиться на женскую территорию. А уж все остальное – дело техники. От санчасти до другой половины «коттеджа» совсем недалеко.

Он улыбнулся.

– Слушай, Люб, а че в домике окна такие грязные? Не видно ж ничего! Помыли бы…

– Нельзя, – отрицательно помотала головой женщина. – Запрещено. Ты пока еще не знаком с правилами обитания на острове. А вот выйдешь отсюда – тебе инженеры все объяснят, растолкуют подробно. Со всеми остальными разговор на эту тему уже был.

– А чего такого в том, что вы помыли бы окна? – удивился Дима.

На самом деле, он отлично понимал, что все это логично вписывается в общую концепцию «буровой».

– Не знаю, – беспечно ответила Любаня, и пожала плечами. – Сказали нельзя – и нельзя. Говорят, надо, чтоб поселок заброшенный вид имел. Будто тут никто не живет. Ну надо – так надо. Им виднее, у них голова большая. А мне деньги платят по контракту – что еще требуется?

Дима промолчал. По всей видимости, никого из его сотоварищей действительно не настораживали странности, о которые приходилось «спотыкаться» на каждом шагу. Люди, не отличавшиеся таким складом ума, как он, Клоков, просто не замечали того, на что обращал внимание выпускник универа. Или замечали, но делали вид, что ничего не происходит. Лишь бы деньги платили…

– Ладно, побежала я… – спохватилась Любаня. – Мне там еще посуду мыть… Наши орлы нажрали гору тарелок и свалили. Впрочем, мужики всегда такие, да? Свое получат – и полный вперед!

Любаня расхохоталась и, не дожидаясь ответа Клокова, направилась к выходу из комнаты. Дима пристально смотрел, как женщина, будто нарочно копируя походку фотомодели, закидывает ногу за ногу на каждом шаге, отчаянно виляя бедрами. У самой двери Люба резко обернулась, убедилась, что Дима смотрит именно туда, куда ей хотелось. Еще раз прыснула со смеху, послала ему воздушный поцелуй и исчезла на «другой половине».

Парень откинулся на кровати, прикрыл глаза. «Сумасшедшая баба», – подумал он, невольно улыбаясь. Думать о Любе было приятно, несмотря на все ее бесконечные шуточки и смешки. Несмотря на многословие и некоторую развязность. Дима легко мог представить, как подошел бы к Любане, положил руки ей на талию. Притянул к себе, припал к полным, сочным губам…

Он так и лежал с закрытыми глазами, думая о Любе. Примерно через полчаса молодая женщина должна вернуться, принести ему обед. А что, если… пока никого нет…

«А тебе что, меня мало, да?» – вспомнились ему слова Любани.

Дима не заметил, как уснул.

Из доклада аналитического отдела компании «Норднефтегаз»

совету директоров акционерного общества.

Цена фьючерсных контрактов на мировых рынках (прогноз, третий квартал текущего года) впервые в истории «пробила» психологическую отметку шестьдесят долларов за баррель. Эксперты отмечают, что спрос на нефть, несмотря на положительную динамику цен, продолжает расти.

При этом у ОПЕК практически не осталось способов покрыть спрос, оказать существенное влияние на рост цен, тем более, что нестабильность во многих нефтедобывающих странах еще больше «давит» на нефтетрейдеров.

ОПЕК попыталась оказать стабилизирующее влияние на рынок. Успокоить его, проинформировав заинтересованные стороны об очередном увеличении добычи на пятьсот тысяч баррелей в день. Однако, отмечают эксперты, данные меры никак не повлияли на рынок. Они были, скорее, психологическими, – в силу того, что у стран ОПЕК практически нет резервных мощностей для увеличения нефтедобычи.

Более того, по независимым оценкам, в настоящее время добыча нефти и так превышает согласованную ранее квоту. По прогнозам аналитиков, один из ведущих экспортеров нефти – Саудовская Аравия – могла бы еще нарастить добычу, но это требует времени. Реальное предложение «черного золота» со стороны Саудовской Аравии вырастет не ранее, чем через год-два. Кроме того, даже если эта нефть выйдет на рынок, неизбежно появятся сложности с ее переработкой. Саудовская нефть содержит большое количество серы, что требует специальных технологий очистки. В результате, большинство нефтеперерабатывающих заводов США и Европы просто не смогут ее принять, т. к. они не предназначены для переработки такого сырья.

Биржевые игроки, пользуясь совпадением ряда факторов, активировали «бычью» тенденцию, играют на повышение цен. Однако нельзя не отметить, что биржевые «телодвижения» спекулянтов вторичны. В основе – фундаментальный разрыв между спросом и предложением на сырую нефть, который увеличивается.

Ряд аналитиков предполагает, что сформировавшийся восходящий тренд – лишь начало «взрыва». В результате возможен сверхскачок цен на нефть: штурм отметки «сто долларов за баррель», что может негативно сказаться на всей мировой экономике, спровоцировать общий кризис, обратной волной ударить по рынку нефти. Слишком высокие цены на сырье вызовут торможение роста промышленного производства (за счет невероятного удорожания энергетической составляющей в себестоимости продукта). Как следствие, коллапс промышленности вызовет падение спроса на сырье, «схлопывание рынка», банкротство ряда биржевых нефтетрейдеров.

На фоне такой негативной тенденции рынок нефти может «переохладиться». Таким образом, падение цен окажется более резким, чем это должно было бы произойти.

Радикально изменить положение дел на рынке способно только открытие новых (альтернативных) источников энергии.

В настоящее время желательно принять все меры к тому, чтобы повысить добычу сырой нефти в России. Необходимо увеличение поставок сырья на мировой рынок: для стабилизации ситуации и недопущения мирового кризиса промышленности, который неизбежно и сильнее всего ударит по странам с развивающейся экономикой, к числу которых относится и Российская Федерация.

Резолюция совета директоров ЗАО «Норднефтегаз»

на доклад аналитического отдела

Секретно

Для служебного использования

– увеличить финансирование входящих в холдинг проектно-изыскательских структур, занимающихся оценкой перспективности нераспределенных месторождений;

– выделить управление разведки нефтяных и газоносных месторождений в отдельную структуру, определить для нее приоритетное финансирование, обеспечение необходимыми ресурсами и специалистами;

– президенту ЗАО активизировать работу с правительством и парламентом Российской Федерации, с целью получения необходимых согласований на проведение исследований в ранее закрытых зонах.

Сколько он спал, Дима не мог определить. Не догадался посмотреть на часы перед тем, как уснул. Однако алюминиевая миска, заботливо укутанная полотенцем, стояла на табуретке рядом с койкой. Там были теплая картошка со шницелем.

Парень улыбнулся – Любаня заходила к нему. Может, даже посидела рядом, но не стала будить. Ему было приятно внимание женщины – та не только не забыла про еду, но еще и позаботилась, чтоб все осталось теплым…

Спустив ноги на пол, Дима потянулся всем телом, схватил ложку и умял порцию за несколько минут. Повариха отлично готовила. Компот, стоявший тут же, был холодным, но вкусным. Клоков выпил его, закусывая сухарями.

Парень уже начал подумывать – не стоит ли подняться с койки, чтобы позвать Любаню, как вдруг неясное чувство тревоги охватило его. Дима замер на койке, пытаясь разобраться, что произошло. Так он сидел некоторое время, прежде чем понял: где-то, совсем рядом с его комнатой, несколько человек разговаривают шепотом.

Да! Два человека. Изо всех сил напрягая слух, Дима смог определить это. А спустя еще несколько мгновений краска бросилась ему в лицо. За дверями санчасти находились двое. Мужчина и женщина. Некто, чей голос не смог узнать парень, уговаривал Любаню пойти в лазарет. Туда, где находился пациент.

«Да он спит», – чуть повысив голос, заявил мужчина, эту фразу Дима услышал совершенно отчетливо.

«Нет, нет, так нельзя», – ответ Любани он скорее угадал, чем расслышал.

Но мужчина был настойчив, чуть груб, нетерпелив, и женщина поддавалась его напору. Дима затаил дыхание, не зная, что делать.

Дверь тихонько скрипнула, и в образовавшийся проем заглянула Любаня. Теперь ее волосы были распущены по плечам. Она некоторое время всматривалась в полумрак лазарета, пока, наконец, не разглядела, что пациент госпиталя сидит на койке и молча смотрит в ее сторону.

– Ой, ты уже проснулся! – притворно обрадовалась повариха, и фальшь в ее голосе прозвучала настолько отчетливо, что Дима болезненно поморщился.

– Я проснулся! – хрипло, но достаточно громко подтвердил Клоков, чтобы и тот, кто стоял позади Любани и гладил ее бедра, узнал об этом.

Любаня глупо засмеялась, пытаясь – скорее для вида, чем по-настоящему – остановить ухажера. И тогда дверь широко распахнулась. Втолкнув женщину в комнату, следом шагнул Леха-Гестапо. Отстранив Любу, он быстро закрыл дверную створку и прижался к ней спиной, в упор глядя на парня.

Дмитрий все еще не мог поверить в происходящее. Любаня стояла молча, но Дима понимал, что сейчас, в эту минуту, он был третьим лишним. Ненужным. Человеком, который мешал.

Мешал им заняться любовью. Удовлетворять похоть? Разве можно было говорить о каких-то чувствах между двумя людьми, которые знали друг друга менее суток? И тут Дима вспомнил, что ведь и он сам – еще совсем недавно! – был не прочь оказаться на месте Лехи. Просто так легли карты – Любаня выбрала другого!

– Слышь, рыжий! – прервал затянувшуюся паузу Леха. – Ты давай… погуляй там пока. Снаружи. Посмотри на птичек, на небо. Вернешься попозже, когда я разрешу.

Дима побелел. Бывший зэк четко расставил акценты. Он был хозяином тут, Клокову следовало убираться к черту.

– Лешенька, ему нельзя ходить. Зинаида пока не разрешила, – вымолвила Любаня. – Проведает – рассердится. Ругаться будет…

Клоков не узнал голоса женщины – просительного, чуть ли не униженного.

– Нельзя? – тупо переспросил Леха. Огляделся по сторонам. И вдруг принял новое решение. – Ты, рыжий, ляг и отвернись к стене.

Любаня охнула. Дима молча сжал кулаки.

– Ну, что непонятно-то?! – угрожающе рыкнул Леха и сделал несколько шагов вперед.

– Нет, – твердо выдохнул Клоков, хотя и не сомневался, что бывший зэк, предводитель банды себе подобных отморозков, легко справится с ним.

Но Димины упрямство и гордость не позволяли ему отступить.

– Ну?! – в руках Лехи-Гестапо появился нож.

Лезвие сверкающей молнией промелькнуло перед глазами, едва заметно царапнуло Димину щеку. Клоков прищурился, но не двинулся с места.

– Не надо, Леша! – чуть не плача, Люба сорвалась с места, подскочила к ухажеру, отводя его нож в сторону. – Пожалуйста, Лешенька! Не надо, я сама.

Потом опустилась на краешек табуретки возле кровати (звякнули алюминиевая миска и стакан). Любаня схватила Дмитрия за руки, сжала их в своих ладонях и быстро-быстро забормотала, умоляюще глядя в глаза парню:

– Димочка! Димочка! Ну, пожалуйста! Ляг. Отвернись. Пожалуйста.

Клоков, сжав губы, смотрел на краешек полотенца, который торчал из-под аппетитной Любиной попки. Полотенце еще недавно закрывало еду. Повариха заботливо сохраняла ее теплой для пациента лазарета. А теперь Любаня сидела на этом куске материи, а Дима думал о том, каким был идиотом, рисуя в воображении нелепые картины. Строя иллюзии.

– Димочка, Димчик, Димуля, ну, пожалуйста, – шептала Любаня. – Пожалуйста! Для меня…

Дима вздрогнул, отвел глаза от дурацкого полотенца, уперся взглядом в темные зрачки женщины.

– Для тебя? – медленно, с усилием переспросил он.

– Ага-ага, – согласно закивала женщина, думая, что говорит именно то, что нужно.

– Для тебя… – повторил Дима.

Он горько засмеялся. А потом упал на койку, отвернулся к стене и закрыл голову подушкой. Даже зажмурился, словно это что-то могло изменить. Думать ни о чем не хотелось. Дышать не хотелось. Видеть людей не хотелось. Слушая вздохи Любани, проникавшие сквозь подушку, Дима ненавидел все человечество.

Потом к томному голосу молодой женщины прибавилось довольное рычание Лехи-Гестапо, перешедшее в хриплый стон. Хлопнула дверь. Все затихло.

Дима Клоков находился на неизвестном острове, где-то за Полярным кругом, в лазарете, на койке. Он лежал, все так же не открывая глаз, хотя понимал, что в комнате уже никого нет. С того момента, как его отец, Александр Клоков, произнес фразу: «Ты еще не знаешь, что такое настоящая жизнь» – прошло лишь несколько дней.

– Я знаю, папа, – горько сказал вслух бывший студент. – Прости меня…

Вчерашний мальчишка, повзрослевший еще на несколько лет, поднялся с койки. Пошатнулся, ухватился за спинку. Постоял, огляделся, двинулся к шкафу. Вытащил оттуда свои вещи. Смахнул с табурета грязную посуду на пол, уселся и принялся одеваться.

– Димочка, куда же ты, – прежняя Любаня, с собранными в пучок волосами, впорхнула в комнату, засуетилась, убирая с пола и не переставая причитать: – Куда же ты? Куда? Зиночка не разрешила тебе. Нельзя!

– Нельзя? – громко, гневно выкрикнул Клоков, уставившись на Любаню.

– Нельзя, – всхлипнула та, прижимая к груди грязную посуду.

– Можно! – выдохнул Дима. – Можно!

Он резко поднялся, забыв про слабость. Пошатнулся.

– Что тут за шум? – вдруг раздался из-за двери веселый голос. – Что за шум, а мордобой погулять вышел?

Марат Доценко, появившийся в комнате, вовремя успел поддержать Диму, который чуть было не упал от вновь навалившейся слабости.

– Помоги мне, – отрывисто попросил Клоков, – Марат! Помоги дойти до нашего дома!

– Тю! Так ты ж вроде на больничном, – удивился Доценко, поглядел на Любаню, которая молча сидела на полу, все так же прижимая посуду к груди. – Зинаида говорила, что тебя только завтра…

– Помоги-мне-дойти-до-нашего-дома! – медленно, отчеканивая каждое слово, повторил бывший студент и крепко ухватил коллегу за руку.

– Без базара! – пожал плечами Доценко. Он еще раз посмотрел на Любаню, озадаченно почесал ухо. Подхватил баул Клокова: – Давай-ка эту кошелку я понесу…

– Димочка… – всхлипнула Любаня, но пациент госпиталя даже не взглянул на нее.

Доценко и Клоков вышли на улицу, Дима вдохнул морозный воздух, ненадолго остановился, глядя в небо, все так же укутанное плотными облаками. В белый облачный пух то и дело ныряли большие птицы, они тревожили душу жалобными криками.

– Веди! – Клоков двинулся вперед.

– Что у тебя с ней? – с любопытством поинтересовался Марат, когда они чуть отошли в сторону от женского домика. – Запал на Любаню, что ли?

– Я?! – против воли крикнул Дима.

Он покраснел, но не от стыда, а от злости. На себя самого – сопливого, наивного сосунка, лишь недавно придумавшего себе какой-то смешной, нелепый образ. Образ женщины, которой не существовало в природе. Была только дешевая потаскуха, готовая отдаться первому встречному. А он, идиот, чуть было не поставил эту тварь на пьедестал…

– Да ладно тебе… – засмеялся Марат. – Ладно, не лечи! Здесь всего две бабы – Зинка да Любаня. А нас, мужиков, почти два десятка. Так или иначе, все либо туда, либо туда. Если не гомики…

Доценко замолчал, потому что Клоков внезапно остановился.

«Так или иначе, все либо туда, либо туда», – про себя повторил Дима фразу более опытного спутника. И только теперь прозрел. У Любани не было никакого чувства к Лехе-Гестапо. Не было и не могло быть! Потому что даже если рассуждать чисто арифметически, на острове находилось еще около десятка мужиков, которые претендовали на эту женщину. В то время как другие претендовали на Зинку.

«Наши орлы нажрали гору тарелок, и свалили. Впрочем, мужики всегда такие, да? Свое получат – и полный вперед».

«А мне деньги платят по контракту – что еще требуется?»

Дима вспомнил эти фразы Любани, которые теперь приобретали совсем другой смысл. И еще отчетливо всплыли смешки женщины, ее ответ, когда он, Клоков, спросил, где Зина, врач.

«Занята она. Сильно занята… ближайшие полчаса».

– А мне вот Зинка нравится, – подмигнув, сообщил Доценко, словно по секрету. – Люблю блондинок. Так что я к ней лыжи подкатываю…

Клоков молча шел вперед. И вдруг опять остановился, медленно повернулся в сторону спутника.

– Слушай, Марат, – произнес он, глядя в черные глаза Доценко. – Ты в лазарет зачем приходил?

– Тебя проведать, – не моргнув глазом, соврал тот.

– А если честно? – с нажимом спросил Клоков, хотя уже знал ответ.

– Ну, видишь ли, – замялся спутник. – Тебе Любаня нравится, а мне блондинки. Мне Зинка нравится. Вот я… это… с ней, тыры-пыры, пока…

– Ага, понятно, – удар следовал за ударом. Впрочем, стоило ли надеяться на то, что Доценко пришел в лазарет для того, чтоб проведать больного коллегу? Это было бы верхом наивности со стороны Дмитрия. Здесь каждый думал о себе, за исключением, быть может, Святослава Фокина.

– А ты, это, кстати, подумай, – пытаясь сменить тему, продолжал Марат. – На Любаню Костя Лишнев глаз положил. Обхаживает ее. Так что ты аккуратнее, если чего к ней имеешь. А то Костя наш, сам знаешь, долго думать не любит. У него чуть что – сразу: «В ухо дам». И даст. Не только в ухо.

Дима вдруг расхохотался, как сумасшедший.

– Лишнев обхаживает Любаню? – с трудом выдавил он.

– Тише ты! Тише! – быстро оглянувшись по сторонам, шикнул Марат. – Ты, блин, базар фильтруй, парень. Я-то на Костю управу найду, если что. А вот тебе несладко придется. Он тебя и так не любит…

– Не любит?! – уже чуть ли не рыдал со смеху Клоков. – Меня не любит?! А Любаню любит? О-хо-хо!

– Слышь, парень, – разозлился Доценко и ткнул спутника кулаком в солнечное сплетение.

От удара Клоков не устоял на ногах, полетел на мерзлую землю.

– Блин, прости, – протянул руку Марат. Помог рыжеволосому парню подняться. – Вот черт! Это у меня на автомате, невольно вышло. Прости, Димон!

Но Клоков даже не обратил внимания ни на удар, ни на извинения Доценко.

– Значит, к Любане лыжи подкатывает? – отдышавшись, спросил он. И, видя, что Марат не понимает, добавил: – Опоздал он, Лишнев. Опоздал! Леха-Гестапо уже подкатил свои лыжи туда. Трахает Любаню. По полной программе.

Месть была восхитительной. Не только Константин Лишнев недолюбливал Дмитрия Клокова: теперь можно было бы смело говорить и об обратном. Сейчас, передавая информацию Марату Доценко, парень точно знал: она дойдет до верзилы-тугодума. Лишнев – чуть раньше или чуть позже – узнает, что его опередил другой. А он, Лишнев – лишний!

За несколько дней, прошедших с момента, как пропал Дмитрий, Варвара Петровна Клокова состарилась на десяток лет. Еще недавно подруги завидовали тому, как великолепно выглядит Варя в свои тридцать восемь. В общем-то это не было удивительным, так как Александр много лет назад принял решение, что деньги для семьи должен зарабатывать мужчина, а дело женщины – быть хранительницей домашнего очага. Создавать в семье уют. Александр Леонидович Клоков взвалил на себя бремя пополнения семейного бюджета и со своей задачей справлялся неплохо. Варвара не очень сожалела о том, что супруг отвел ей такую роль. Она успевала и убрать, и приготовить, и пробежаться по магазинам. При этом у Вари оставалось время на бассейн и фитнес – тем более что муж относился к спортивным занятиям супруги очень положительно. В итоге мама Дмитрия Клокова выглядела максимум на тридцать, что неоднократно приводило к горестным вздохам подруг, и втайне, и явно завидовавших столь хорошо устроившейся в жизни Варе. Не каждой женщине доводится иметь такого супруга…

За то время, пока Александр и Варвара в отчаянии бегали по знакомым, перерывали старые записные книжки, чтобы найти телефоны Диминых друзей по университету, по школе, пусть даже оставшихся в прошлом, давно забытых и потерянных, пока обзванивали иногородних родственников – день за днем ожидая, что Дима вот-вот найдется – оба потеряли сон, осунулись и похудели. С Варвары как будто сняли глянцевую кожу. На месте ухоженной, красивой, изысканно пахнувшей куклы оказалась женщина. Растерянная, испуганная, потерявшая смысл жизни.

Общение с милицией не добавило родителям Димы оптимизма. Заявление у них приняли, хотя и не с первого раза. Дежурный делал все возможное, чтобы «замылить» вопрос. Только резкое, чуть ли не агрессивное поведение Александра Леонидовича привело к тому, что бумага была официально принята и зарегистрирована, как того требовал закон.

Однако от этого не стало легче ни на йоту. Дима не появился у иногородних родственников. Не звонил и не приходил ни к кому из друзей. Дима не вернулся домой.

Еще больший шок родители испытали, когда принялись обзванивать больницы, а потом и морги. Теперь Варвара Петровна уже только плакала. Сначала она никак не соглашалась звонить туда, и Александр Леонидович понимал почему. Уж лучше не знать, что твой сын оказался там. Тешить себя иллюзией, будто он жив. Верить в то, что когда-нибудь он вернется, и все будет хорошо. Надо только ждать…

Иногда, с трудом забываясь в тревожном сне, больше похожем на бред, Варвара Петровна неожиданно вскакивала: ей казалось, что Дима звонит в дверь. Она бросалась в коридор, но раз за разом за порогом квартиры никого не было. Женщина без сил опускалась на пол, плача от горя. Снова брела к мужу, ложилась на кровать, не снимая одежды. Часами ждала, чтобы потом, едва-едва провалившись в небытие, побежать к телефону – Дима звонит!

Дима не звонил. Не приходил. Он пропал. Бесследно. Будто испарился. Родители были на грани безумия. Александр Леонидович, как мог, поддерживал супругу, но, видя, что ничего сделать невозможно – жизнь была перечеркнута за несколько дней – замкнулся, ушел в себя. Попытался с головой уйти в работу. Оставалось только одно – ждать. Ждать и верить. Однажды Дима появится на пороге, черные полосы не бывают вечными. Надо терпеть. И Александр Леонидович пытался закопаться в работу с головой, забыть обо всем. Отвлечься, чтобы выдержать удар.

Казалось, у него хватит на это сил, но однажды, вернувшись домой, Клоков-старший застал супругу в истерике. Варя в очередной раз бросилась к двери, на звонок – встречать Диму. Звонок действительно прозвенел, на этот раз у женщины не было слуховых галлюцинаций. За порогом оказался посыльный сотового оператора, компании «Мегафон», принесший конверт с месячным отчетом-балансом.

Вот тогда нервы у Варвары сдали окончательно.

– Ты во всем виноват! – гневно закричала она. – Ты выгнал его из дома!!!

– Варенька, что ты такое говоришь? – побледнев, спросил Александр.

Он схватился за левую половину груди, массируя сердце. В последние дни неприятное ощущение возникало снова и снова, но Клоков старался не думать о себе.

– Ты! Ты! Ты! – ярость женщины клокотала в голосе, во взгляде. – Ты говорил, что он не знает жизни! Что, не знал Димкин характер?! Не догадывался, что после таких слов он пойдет на принцип? Воспитатель хренов! Все пытался сделать из сына человека. Добился своего? Добился, да?! Ни сына, ни человека!

Она бросилась на пол, разрыдалась. Клоков-старший ничего не ответил, только стал растирать грудь еще сильнее. Хуже всего было то, что он сам ежедневно повторял эти слова. Много раз Александр Леонидович возвращался к злополучному разговору, во сне и наяву. Пытался остановиться, заткнуть себе рот, но вернуться к прошлому было невозможно. Он сказал Димке именно такие слова, а значит, он, Александр Леонидович Клоков, виновен в том, что сын пропал. И все, абсолютно все, что он сделал в жизни, потеряло смысл…

В тот вечер Александр не стал утешать супругу, рыдавшую на полу около входной двери. Он молча умылся и лег спать, не поужинав. А на следующее утро так же тихо ушел на работу. Варя, уставшая и измученная, спала.

На столе Александра Леонидовича лежало две докладные записки от главного бухгалтера. Первая гласила, что «Т.Т.Д. – Style», один из главных и самых надежных, проверенных партнеров «Суперсайна» не сможет вернуть долг. По нему начата процедура банкротства, реализуемые активы начисто отсутствуют. Этой компании «Суперсайн» держал постоянную кредитную линию. Оплата взятого оборудования и выполненных работ осуществлялась задним числом. Банкротство «Т.Т.Д. – Style» пробивало очень существенную дыру в бюджете «Суперсайна».

Вторая записка извещала генерального директора о том, что контракт с новым партнером – контракт, над которым фирма работала последние два с половиной месяца, буквально «облизывая» клиента, заключен не будет. Накануне о том получено уведомление на официальном бланке.

Прочитав документы, Александр Леонидович рассмеялся.

– Беда не приходит одна, – сказал он сам себе, чувствуя, как немеет левая рука. – Уж если началась черная полоса, так она действительно будет черной.

Он хотел встать из-за стола, подойти к окну. Резкая, невероятная боль в левой половине груди, заставила его захрипеть, упасть на стол. На счастье, в офисе уже были сотрудники, которые вбежали в кабинет шефа сразу после того, как услышали грохот полетевшего на пол графина с водой.

В этот раз «Скорая» не опоздала, врачи спасли Александра Клокова. Он был госпитализирован с диагнозом «инфаркт миокарда».

Хижина, в которую поселили Доценко и Клокова, располагалась совсем неподалеку от лазарета. Как объяснил Марат, всего в поселке было четыре обжитых дома. В одном обитали инженеры и Георгий Салидзе. В другом – уже хорошо известном Клокову – Зина и Люба. Там же располагались столовая и лазарет. Остальное жилье заняли наемные рабочие. И, так уж вышло, что вновь прибывшие разделились на две большие группы. В доме, где предводительствовал Леха-Гестапо, обосновались те, что подчинялись блатным законам или прошли через зону, – всего семь человек: сам Леха, а также Винт, Хром, Шныра, Косой, Пинцет и Крым. Имен их Марат не знал, так как приблатненные «коллеги» общались друг с другом исключительно по «кликухам».

Шестеро остальных разместились под крышей четвертого домика. Кроме Марата и Дмитрия, там поселились Константин Лишнев, Святослав Фокин, Александр Гарин и Борис Седов. Последнего Дима совсем не запомнил во время путешествия по морю. Наверное, потому, что Борис все время спал на верхней полке в каюте.

Выяснив расстановку сил, Дима сначала огорчился, что придется жить в одном доме с Лишневым. Новость была из разряда неприятных. Однако, поразмыслив, Клоков пришел к выводу, что это все-таки лучше, чем оказаться в одной компании с бывшими зэками. Жить по их законам, плясать под дудку Лехи-Гестапо. Еще в период морского перехода до острова Дима проникся недоверием к этой компании, а теперь, поближе познакомившись с Лехой в лазарете, отчетливо понимал: хуже варианта и быть не могло.

В конце концов парень утешился тем, что в домике, кроме Лишнева, обитали и вполне нормальные люди, а именно – Александр Гарин и Святослав Фокин. Вместе с самим Дмитрием их было уже трое, то есть половина. Марат Доценко, несмотря на дружбу с Лишневым, тоже казался человеком вполне адекватным. В общем, Дима вздохнул и принял все как должное.

– Заходи, – сказал Марат, приоткрыв дверь.

Дима вошел и огляделся. Когда-то раньше здесь все было сконструировано и приспособлено так, чтобы по максимуму сберечь тепло. Маленький «тамбур», сразу после входной двери. Еще одна дверь, уже не такая толстая и крепкая, но обитая то ли войлоком, то ли еще каким-то утеплителем. А потом короткий коридорчик и плотная ткань, перекрывающая проход в жилую зону. Три преграды на пути холодного воздуха. Сняв утепленную куртку и сапоги, Дима прошел внутрь дома.

Там царил полумрак – такой же, как и в женском домике. Маленькое закопченное окошко уже не удивило Клокова, стало чем-то привычным, чуть ли не естественным. Света хватало на улице. Хижина предназначалась для того, чтобы в ней отдыхать после трудного рабочего дня, а для этого не требовалось ни солнца, ни яркого освещения. На вечер и на ночь – лампы на аккумуляторах, генераторные фонари да охапка свечей про запас.

– Вот твоя койка, – показал Марат. И тут же, недолго думая, забросил туда баул Клокова, который до того держал в руках.

– А кто рядом? – облизнув пересохшие от волнения губы, спросил бывший студент.

– Рядом? – Марат огляделся, почесал затылок. – Там, у стены, – Святослав Фокин. Упросил место в углу, образок повесить. Потом – Сашка Гарин. Следом ты. Дальше Борис Седов и я. С другой стороны, у окна – Костя Лишнев.

«Лишнев самое лучшее место выбрал, – неприязненно подумал Дима. – Помню, читал, пахан на зоне всегда место возле окна выбирает. Типа, круто. Вот и Лишнев туда же. Пахан, е-мое…».

Дима подошел к грязному закопченному окошку: из него открывался вид на женский домик. Поморщившись, Клоков шагнул назад, вновь огляделся по сторонам.

– Марат, а где все? – спросил он, вдруг припомнив, что сто лет не видел сотоварищей из бригады.

– Как это где? – Доценко, сидевший на койке, даже подпрыгнул от удивления. – На работе, конечно!

– А почему никого не видно? Где они, что делают?

– Генератор резервный ставят, – махнул рукой Марат. И вдруг засмеялся: – Слушай, здесь все, как в шпионском фильме! Не видел еще трубы печные? Пойдем, покажу.

Он встал с места, двинулся к печке, потрескивавшей то ли дровами, то ли углем, в дальнем углу комнатки.

– Вишь, какая? – спросил Доценко, рукой вычерчивая извилистую линию.

Дима проследил за указательным пальцем собеседника. Труба у печки и впрямь была удивительная. Она уходила не вверх, а вбок. Причем старую кирпичную кладку разобрали совсем недавно, заменив обычную вытяжку на толстую железную трубу, которая, как ни странно, шла не вверх, а к полу! И исчезала где-то за стеной дома.

– Просек? – ухмыльнулся Марат. – Такая вот штука в каждом доме. И знаешь, что самое прикольное? Эти трубы по земле идут. В сторону, чуть ли не на сто метров. К скале. Лишь там уходят вверх. Так что, когда мы топим печь, дым где-то над скалой уходит в облака.

«Еще один факт в пользу того, что наши работодатели обожают игры в секретность, – подумал Клоков. – Черт! Зачем же им все это надо?!»

Но вслух он спросил совсем о другом.

– Марат, я, конечно, не печник, профан в этом деле. Однако тяга вверх должна идти. Иначе печь по-черному топиться будет. Весь дым внутри помещения останется.

– Точно! – кивнул Доценко. – А потому, здесь есть очень хитрая штука – воздухонаддув.

Он похлопал ладонью по небольшому ящику, который стоял неподалеку от печки. Дима, осмотрев прибор, увидел патрубок, толщиной с человеческую руку, который подходил к железной печной трубе.

– Ага! – понял он. – Когда растапливаешь печь, надо запустить электромотор. Поток воздуха разгонится по магистрали. Труба понемногу разогреется, возникнет тяга. Дым пойдет к выходу, а не внутрь комнаты. Хитро.

– Именно, – поддержал Марат. – Мы тут хотя и недолго, но таких прибамбасиков много нашли. Тот же дизель-генератор, что наши сегодня монтируют. Он расположен в подземной пещере. Выхлоп – точно так же, как дым из нашей печи – отводится в скалы. В трещины. Чтоб создавалась иллюзия, будто из-под земли, из-под камней дымок «курится». Впрочем, дизель-генераторы сам увидишь, еще запасной монтировать надо. Сегодня тебе нельзя на работы, Зинаида не велела. А завтра – смена, в полный рост.

– А ты чего? – дослушав Марата, спросил Клоков. – Ты чего тут?

– Сегодня дежурю по казарме, – приставив ладонь к виску, пояснил Марат. – За печью приглядываю. Тут, знаешь, центрального отопления не имеется. Если погаснет огонь да налетит холодный ветер, останемся ночевать при минус десяти. Жизнь медом не покажется. Так что будем по одному, по очереди, оставаться в избушке – хранителями огня.

– Выходит, – задумчиво глядя на закопченное окно, не удержался Дима, – ты и за огнем присмотрел, и за Зинкой…

– А то ж! – ухмыльнулся Марат, ничуть не обидевшись. – Надо место застолбить, пока не поздно. Люблю я, знаешь, светленьких…

Дима опустился на свою койку, подпер голову руками. Ни о каком чувстве Доценко к «Зинке-корзинке», как назвала ее повариха, речи не шло. Точно так же, как у Лехи-Гестапо к Любане. Были животные инстинкты, которые просились – нет, рвались! – наружу. Требовали удовлетворения. И каждый выкручивался, как мог. Как позволяли обстоятельства.

Дима снял теплый свитер, лег на койку и накрылся одеялом. Говорить ни о чем не хотелось.

– Ты отдохни покудова, – поддержал его Марат. – Правильно! Зинка говорила – тебе надо сегодня побольше лежать. И есть. Покемарь пока. А я за печкой послежу да за углем потом сбегаю.

«Зинка-резинка, – подумал Клоков. – Такая же давалка, как и Любаня…».

Он горько усмехнулся, повернулся на бок. Закрыл глаза, притворяясь, будто спит.

Информация о том, что Любаня «неровно дышит» в сторону Лехи-Гестапо, таки дошла до нужного адресата. Это Клоков понял на следующее утро. Стычка Кости Лишнева и лидера «партии зэков», как окрестил ее Дима, произошла сразу после завтрака. Кто кого зацепил, кто кому не уступил дороги – оставалось только догадываться. Скорее всего, инициатором потасовки выступал бывший спецназовец, так как в истории с Любаней именно его можно было считать пострадавшей стороной.

Дима только-только успел встать из-за стола. Холодно поклонился поварихе, обронив дежурно-равнодушное «спасибо», как в тамбуре что-то загрохотало.

– Ссука! – раздался крик. – Попишу, в натуре!

Мгновенно образовалась цепочка людей, рвавшихся в тамбур. Дима оказался в хвосте «очереди», но он сразу узнал голос Лехи-Гестапо. «Началось!» – подумал парень, внутри как-то неприятно похолодело, словно бы в предчувствии беды.

Удивительно, как в маленький коридорчик сумело набиться столько народу, но и Дима, и оказавшийся возле него Святослав Фокин, и даже Любаня – все столпились перед тамбуром, у дверей, с ужасом наблюдая, как, сплюнув кровь, Леха-Гестапо выхватил нож и прыгнул вперед, на Лишнева, прижимавшегося спиной к стене.

Любаня пронзительно завизжала. От этого правое ухо Димы Клокова тут же утратило способность воспринимать любые звуки…

– Назад! – яростный крик Зинаиды не способен был остановить «пахана», резко выбросившего вперед руку с ножом.

Дима, очумевший от калейдоскопа событий, успел восхититься мужеством докторши. Каким бы человеком ни была Зинаида, она рванулась с улицы навстречу зэку! Словно пыталась защитить Лишнева от удара…

И отлетела назад. Дима впервые увидел в деле, что такое спецназ. Что такое Константин Лишнев, в недавнем прошлом – боевая машина, предназначенная для того, чтоб убивать врага и выживать самому. Секунду назад взгляд Константина был сосредоточен на лезвии ножа: казалось, все остальное потеряло для него значение. А потом, как только на «линии огня» появилась беззащитная женщина, Лишнев сработал почище автомата. Одной правой рукой он прервал движение Зинки. Мгновенно вытолкнул докторшу обратно, на улицу. Из тамбура, в котором та чуть было не повстречалась со смертью.

Возможно, до того, как в дело вступила Зинаида, Лишнев собирался просто увернуться от удара. Но теперь, потеряв драгоценное время на спасение докторши, он упустил момент. А потому левая рука спецназовца мощно, резко сдержала выпад противника. Леха-Гестапо полностью «вложился» в удар. Казалось, нож движется со скоростью молнии, но Лишнев сумел отвести смерть в сторону. Острое лезвие лишь скользнуло по его плечу – вверх и влево, когда Костя блокировал нападение. И сразу, без раздумий, ударил Леху ногой в пах.

Зэк закричал – как-то протяжно, с надрывом. Согнулся пополам, выронил нож, но Лишнев и не думал останавливаться. Схватив обезумевшего от боли соперника, он сильно ударил его головой о стену. Потом вытолкнул их дверей навстречу визжащей Зинке, которая теперь рвалась внутрь, чтоб спасти Леху-Гестапо от Лишнева.

Докторша полетела в одну сторону, стонущий зэк – в другую. Следом, расправив плечи, выскользнул Константин – танцующей, незнакомой поступью. Клокову показалось, что он видит этого человека впервые. Лишнев как будто включил дополнительные аккумуляторы – казалось, из него во все стороны «рвется» энергия. Энергия разрушения. Смерти. Хаоса. Боли. Казалось, эта невероятная сила, заточенная в сосуде, беснуется, ищет выхода. Находит. Выплескивается на жертву.

Один удар следовал за другим. Леха-Гестапо, попытавшийся встать на ноги, получил в пах второй раз. Потом третий. Лишнев делал паузу, затем бил прицельно, калеча противника. Это было очевидным для всех.

«Пахан» упал на мерзлую землю, так и не сумев подняться на ноги. Похоже, он потерял сознание после очередного удара.

– Стоять! Лишнев!!! Стоять! Убью!

Выстрел из ружья. Дикий гвалт птиц, сорвавшихся с насиженных мест. Салидзе с дымящимся стволом в руках. Зинка – рядом с ним. И тройка инженеров компании-работодателя… Без теплой одежды. Один – с кружкой кофе в руках.

По всей видимости, докторша успела добежать до домика руководства, подняла всех на ноги. И Салидзе, недолго думая, схватился за ружье.

– Стоять! Лишнев! – снова выкрикнул бригадир. Жора быстрыми шагами сокращал расстояние до замерших возле столовой людей.

– Стою! – сплюнув на землю, сообщил Константин.

На ствол в руках бригадира он смотрел довольно равнодушно, словно перспектива получить в лоб пулю его ничуть не пугала.

– Урод! Ты что делаешь, а?! – прошипел Салидзе, в ярости потрясая ружьем. – Да я тебя…

– Не надо, мальчики, – всхлипнула Любаня за спиной Дмитрия.

«Все из-за тебя, стерва, – мстительно подумал парень. – Мучайся теперь…».

– Господи, дай нам всем разума… – отчетливо произнес Фокин, выступая вперед. – Братья мои, давайте прекратим…

– Так, всем молчать! – резко отчеканил человек, державший кружку с кофе в руках. – Говорить буду я!

Лишнев отступил на несколько шагов назад и чуть приподнял ладони, словно признавая чужую власть. Докторша присела возле поверженного Лехи, пытаясь привести того в чувство нашатырным спиртом, какими-то лекарствами.

Инженер вышел вперед, остановился напротив кучки наемных рабочих. Пристально оглядел всех, задержал взгляд на Лишневе. Потом обернулся к стонущему Лехе.

– Зинаида! – резко сказал человек. – Этот – как? Жить будет?

– Будет, Геннадий Андреевич! – торопливо ответила Зинка. – Полежать немного придется. Но все будет нормально, обещаю.

– Тогда пусть лежит молча! Для его же пользы, – цинично произнес инженер. И вновь обратился к собравшимся: – Значит, так! Вчера я представился всем, за исключением Клокова, который находился в лазарете. Я – Геннадий Андреевич Прохоров, главный инженер проекта. Еще раз повторяю для наемных рабочих, особенно для тупорылых: здесь я решаю, кому как жить и кому как дышать! Вы – свободны в передвижениях по острову. В разумных пределах, о которых говорилось вчера. Вас никто не ограничивает в личной жизни. Только не забывайте об одном, самом главном! Вы подписали контракт с компанией, дающей работу. Там четко сказано, за что начисляются зарплата и премиальные. В каких случаях наемный работник может быть оштрафован или уволен за нарушение условий контракта.