На темневшем небосклоне Катерина отыскала свою планету – Сатурн. Крошечная точечка, как одинокая горящая свеча в кромешной темени. Катерина навела окуляр телескопической трубы на резкость. Перед глазами появился дрожащий прозрачный шар с продольными кольцами.
Почему древний знак его – могильный крест и под ним дуга? Не потому ли, что это единственная планета, которая указывает на то, что все имеет свой конец и все живое обречено на смерть, и при взгляде на Сатурн появляется тоска, подталкивающая на мерзкие поступки. Катерина не сводила глаз с дрожащего круга. Она стала шептать заклинание, которое с детства усвоила от бабки Полины:
«Самая злая планета Солнечной системы, властитель смерти, – шептали ее губы, – любимая звезда всех черных магов, услышь меня. Люди, родившиеся под твоим влиянием, я знаю, имеют дурные наклонности. Я одна из них. Но меня это не страшит. Я дитя природы, выросшее в одиночестве, оказавшаяся в тени. Пусть коварство, хитрость и лживость будут моим разящим оружием. Пусть все мои пороки останутся при мне. Я люблю черный цвет, люблю ночь, тень, моя любимая птица – сова, мой любимый зверь – черная кошка. Когда приближается ночь и ты всходишь на небе, я начинаю ощущать в себе прилив бодрости и сил. Сон у меня пропадает. Так помоги мне исполнить все замыслы, и я принесу тебе любую жертву»…
Магия – творческий процесс связи реального мира с потусторонним, считала Катерина. Человек с богатой фантазией воодушевляет окружающий его мир, наделяет предметы особыми свойствами, верит в это до самозабвения. И чем сильнее такая вера, тем ощутимее откликаются неодушевленные предметы, они становятся заговоренными. Стоит послать им сильный импульс, и он отразится. Заговоренный да откроет рот. Тогда реальность отступает, и фантазия становится действительностью.
В детстве бабка Полина подарила ей две книжки. Одна называлась «Королева Марго», которую Катерина неоднократно перечитывала, вторая оказалась колдовской – путешествие в мир таинственных чудес и превращений. Она была с картинками. Из нее впервые Катерина узнала, что величественный Бог, которого сотворили люди и сами же распяли, погиб не потому, что был добр, а потому, что был одинок. Добро в единственном числе беспомощно. А злых демонов, сил ночи, коварных призраков, которых, кстати, тоже сотворили люди, – сотни, десятки сотен, тысячи. И они оказались живучи и непобедимы. Бога нет, его убили. А злые силы живут и действуют по сей день. И на кресте нет распятого зла, а есть распятое добро. И это тоже совершили люди. И зло чаще всего появляется в образе человека – это Дьявол или Сатана, поверженный ангел, Асмодей, Люцифер, Вельзевул, Анафема, Молох, Воланд и их подручные, разные вурдалаки, вампиры, оборотни, анчутки, василиски, вервольфы. Их тоже сотни… В лесу водятся лешие, ведьмы, паны, сатиры, вампиры. В воде живут уже мало похожие на человека существа – нимфы, русалки, сирены, левиафаны. Есть еще валькирии, кобольды, инкубы, суккубы, ундины, сильфы, саламандры, големы, шаманы, голиафы, тролли, гномы, гоблены, вольты, сфинксы, гогмагоги, франкенштейны, домовые.
Все? Нет, не все, малая толика из известных гадов. Живут еще где-то упыри, химеры, кикиморы, гомункулусы. Нечисти несть числа. Все они были изображены в образе полулюдей, полузверей, включая страшных мохнатых минотавров и кентавров. А в образе животных красовались страшные гарпии, дьяволы, черти, огнедышащие драконы, змеи-горынычи, черные коты. Завершала книгу картинка с изображением черной ведьмы: молодая женщина в островерхой шляпе с широкими полями сидела на пеньке перед костром. Ее зеленые глаза смотрели на Катерину. Женщина варила зелье, а в небе светила круглая луна. Возле пенька пристроились четыре черные кошки. На дереве, нахохлившись, с неподвижным взглядом желтых глаз застыла голубая сова. На древнем валуне перед женщиной стоял череп. В миске лежал кусок глины. Ведьме оставалось только обмазать глиной череп, и он открыл бы ей тайну скрытых сокровищ… Внизу подпись: «24 июня в полнолуние наступает ночь черных магов, это самая короткая ночь в году. Помни, в эту ночь действительность может стать фантастикой, а фантастика легко заменит действительность». Струйка дыма над котлом все увеличивалась…
Катерина потянула носом воздух, ее чуткие ноздри уловили запах сладковатого шафрана. От чугунной курильницы, стоявшей на подоконнике и разогреваемой спиртовкой, исходил желтоватый дымок. Зернышки опиумного мака тоже раскраснелись. Сейчас и они дадут свой аромат. Она снова прислонилась к телескопу и продолжала смотреть, пока на глазах не выступили слезы, пока наконец кольца Сатурна не стали расходиться и вместо них появились тонкие светящиеся линии. Через мгновение полосы сменились сыпавшимися искорками. Они падали медленно и растворялись в пустоте неба. Неужели карты? Темно-синяя обратная сторона карт Таро с серебряными звездочками, искорками и полосками. Значит, все-таки гадание. Она покрутила окуляр, теперь перед глазами возникли фигуры, в этот момент у нее закружилась голова.
Она села, машинально взяла кусок пластилина и привычными движениями стала его разминать, разогревать. Дыхание наладилось, пальцы работали быстрее, все быстрее, как заводные. В который раз принялась лепить Маргариту. Вот на палке появилась голова с чертами знакомого лица, выступил прямой нос, поднялись высокие брови. Глаза подождут, они самые трудные. Чистый открытый лоб, придающий одухотворенный облик. А как быть с волосами? Какую сделать ей прическу? Такую, как на Набережной? Заостренным стеком она убрала с щек лишние складки. У Маргариты нежный овал и тонкие губы. Выходило похоже. Через десять-пятнадцать минут у головы появятся туловище, руки, ноги.
Через полчаса она отложила почти готовую фигурку. Хватит. Силы кончились. Помимо Маргариты у нее уже были готовые слепленные фигурки Антона Палина, Вероники. Валентина изобразила таким, каким увидела его в первый день, – в белом свитере, с пятнами крови на нем. Она усмехнулась, муж Маргариты в пластилине. Смешно. Мягкий, податливый. И про себя не забыла, смотрела в зеркало и лепила. Получилось похоже. Закончит Маргариту и всех поместит в одну комнату, может быть, в гостиную на Дегтярном, к Светлане Жировой.
Работать над Вероникой было проще всего. Вульгарная девица легко поддавалась ее пальцам и вышла стройной, игривой, такой, как в жизни. Нацепила на нее короткую кожаную юбку, на ноги – стоптанные мужские кроссовки. Себя слепила с распущенными черными волосами, сидящей перед зеркалом. Антону придала облик маньяка, стоящего за дверью. Она всех рассадит по местам. Кого в кресло, кого на софу. И побрызгает на каждого «мертвой водой», потом «живой». И поколдует над каждым. Произнесет заклинание, потребует, чтобы каждый действовал по ее плану. Они станут ее вольтами, исполнителями ее воли, простыми орудиями, манекенами. Живые оригиналы не должны догадываться об этих пластилиновых двойниках. В квартире Светы, когда там уже никого не будет, соберутся все, кого она слепила. И там развернется основной спектакль.
Наивная Маргарита и не предполагала, что в тот злополучный день, когда она ни за что ни про что влепила Катерине две пощечины, обозвала ее и стремглав убежала, Катерина стала ее злейшим врагом. Вмиг были забыты обожание, поклонение, слезы восторга. И появилось желание отомстить. Только месть могла облегчить ей душу, только унижение счастливой соперницы могло залечить ее рану. Две оплеухи и плевок вызвали неукротимое желание расквитаться, унизить соперницу. Она всласть поиздевается над Ритой и над ее ближайшим окружением…
В тот злополучный день Катерина с особым настроением вошла в квартиру Маргариты. Остановилась в прихожей. По стенам стеллажи с книгами. Папюс, Агриппа, Парацельсус, Паскаль, Блаватская. Она осматривалась. Зеркало в металлической оправе. За раму сунула свою цветную фотографию и снова потянулась к сумке, достала роман Дюма, положила на полку и вошла в гостиную. Там стоял мужчина. На нем был белый свитер с голубой рубашкой навыпуск, серые брюки и тапочки на ногах. Лицо бледное, волосы черные с проседью зачесаны назад, глаза зеленые, в уголках губ скорбная улыбка. Это он стоял в окне и смотрел на улицу. Это она смотрела на него. И вот они встретились.
– Здравствуйте, – произнесла она.
– Здравствуйте, – с удивлением в голосе ответил он.
– Меня зовут Екатерина Ледич, – она посмотрела ему в глаза и протянула руку.
– А меня Валентин Коновалов, – ответил он и пожал ее.
– Мы разговаривали с вами как-то по телефону.
– Может быть. К нам часто звонят. А как вы попали сюда?
– Дверь была открыта.
– А, – протянул он. – Вы к Рите?
– Да.
– Договаривались с ней?
– Да.
– Она, к сожалению, срочно ушла на работу, – он опустил глаза. – Ей позвонили… – он пожал плечами.
– Жаль, – произнесла Катерина, размышляя, что делать ей дальше.
Валентин сделал приглашающий жест.
– Проходите, садитесь, можете подождать ее.
Голос у него был глухой, какой-то потерянный. Видимо, уход Маргариты на него сильно подействовал. Катерина села в широкое кресло. Перед ней был пустой стол, накрытый белой скатертью. По стенам висели «заумные» картины, которые выставлялись на Набережной. Она их все знала. Это про них Котов говорил, что они есть заумь, ересь и масонство. Кроме картин ничто не напоминало, что в этой квартире обитает экстрасенс высшего класса. И Катерина не испытывала больше волнения и трепета. На полу мягкий пушистый розовый ковер. На нем осколки стекла. Что-то разбили? Вазу? Из-за чего? Любопытство ее разгоралось.
Валентин заметил ее взгляд, тотчас засуетился, сказал, что вазу сдуло порывом ветра, убежал на кухню и вернулся с щеткой и совком и неожиданно вскрикнул.
– Что с вами?
Она посмотрела на него. Он прижимал к себе палец. На белом свитере виднелись пятна крови.
– Вот, собирал осколки и порезался.
Катерина выскочила из-за стола.
– Давайте я вас перевяжу. – Она достала свой кружевной платочек и перевязала палец. Сквозь белую ткань стали проступать красные пятна. – У вас есть бинт, аптечка?
– Да, в ванной.
Она прошла в ванную, открыла шкафчик, достала бинт и пузырек с йодом. Затем вернулась в комнату, сняла свой окровавленный платок, сунула его в карман, смазала палец йодом и перебинтовала.
– Давайте я застираю вам свитер?
– Ах, ерунда, не стоит беспокоиться. Я брошу его в стиральную машину. Спасибо вам за помощь, – он слабо улыбнулся. – Извините, что у нас с вами такое кровавое знакомство.
– Но это даже к лучшему.
– Почему?
– Потому что мы связаны с вами теперь кровными узами.
– То есть как? Хотите сказать, как мафиозные итальянцы, – он рассмеялся. – Вы моя сестра, а я ваш брат?
– Да, – она подняла вверх свой указательный палец левой руки, по нему стекала струйка крови. – Вот видите, я тоже порезалась.
– Ой, давайте я вас перевяжу, – забеспокоился он.
– Не стоит, кровь сейчас сама остановится. Через пару секунд и следа не останется.
– Значит, у нас с вами в самом деле кровавое знакомство, – чуть улыбнулся он.
– Что-то в этом роде, – она тоже улыбнулась.
– А давайте мы с вами выпьем? – неожиданно предложил он. – Вы меня спасли, можно сказать, от потери крови.
– Ах, ерунда. – Она почувствовала, как у нее слегка порозовели щеки. Этот мужчина ей нравился. Голос бархатистый, глаза теплые.
– Как ваш пальчик? – он серьезно посмотрел на нее.
– Уже все прошло, никаких следов, – она повертела в воздухе своим чистым указательным пальцем.
– Я хочу предложить вам на пробу греческий коньяк. Очень ароматный и мягкий напиток. Это, знаете, такой букет.
Он принес поднос, на нем бутылка, нарезанный лимон, чашечка с черными маслинами.
– В нем и спелость винограда, и привкус дубовых листьев, – продолжал Валентин. – В нем теплота южного солнца и вкус соленого моря. Хотите попробовать?
Катерина удивилась. Валентин говорил поэтично. Она согласно наклонила голову. А он продолжал пояснять, что коньяк – это особый напиток, пить его следует только из широких тонких бокалов, что помещаются в ладони. Сперва надо согреть их своим теплом, взболтнуть, понюхать и потом чуть отпить. Несколько капель на язык.
– Наш предпоследний государь Александр Третий, – не унимался он, – был большой любитель российских традиций и, кстати, алкоголя. Но был вынужден прятать от жены бутылки с коньяком по разным шкафчикам. Мария Федоровна, или, как он ласково называл ее, Муся, опасалась за состояние его здоровья. А у него, действительно, со временем проявилась больная печень. Так вот, Александр частенько прятал коньяк за дверцами напольных часов.
Катерина слушала его внимательно. Ему это понравилось.
– И в кармане у него всегда был свежий лимон, – глаза у Валентина улыбались. – Когда же вокруг никого не было, царь нюхал корку лимона, наливал коньячок, вдыхал его аромат, делал глоток, второй, третий… И спокойно закусывал долькой лимона, – при этих словах Валентин выложил на блюдечко желтые кружки. – Попробуйте.
Катерина отпила коньяк, положила лимон на язык.
– Нравится? – тотчас спросил ее Валентин.
– Да, – негромко произнесла она.
Катерина никак не могла прийти в себя. Казалось невероятным, что сидит она в квартире «прекрасной леди», в жилище «божественной», у самой «Королевы Марго», спокойно разговаривает с ее мужем, пьет коньяк. А тот, похоже, не собирался закрывать рот. Он был явно расположен поговорить и выпить. Она только кивала головой и отвечала «да». И снова «да». Что ж, ей не стоило волноваться. Она в доме у соперницы, платок с кровью ее мужа Валентина у нее в кармане, свой палец она вовсе не порезала, а только измазала его кровью, так что кровосмешения не произошло. Она осталась чиста, верна своим принципам и своим помыслам, значит, может расслабиться.
Через полчаса на столе появились большая коробка с шоколадными конфетами и еще одно прозрачное блюдечко с дольками желтого лимона.
Валентин разлил в бокалы коньяк и посмотрел на Катерину. Он никогда раньше не видел эту женщину. Было в ней что-то загадочное. Сидит прямо, не шелохнется, едва улыбается. Законченная статуя из музея восковых фигур. Не похожа она на обычную посетительницу. Смуглая, глаза зеленые. Нос с горбинкой. Когда растягивает губы в улыбке, то в ее облике проскальзывает что-то от египетской царицы Нефертити. Волосы черные натуральные, некрашеные, глаза неподведенные. Лицо одухотворенное. Откуда она родом? Ему захотелось почему-то поближе познакомиться с ней и пооткровенничать.