В заколдованном Тринидаде - читать онлайн

Кладоискатели Капри

Если вы хотите пожить в окружении мировых звезд и не боитесь нелегальной работы, поезжайте на Капри. Я проделал этот путь и еще узнал, что это остров ненайденных сокровищ.

Андрей встречал меня в аэропорту Неаполя.

– О, Лехандро, молодец, что приехал! – Обняв, он уколол меня в щеку щетиной рыжей бороды. – Тачка под парами!

Таксист довез нас до причала. Отсюда предстояло отправиться на остров. Мы скинули сумки у столиков летнего кафе.

Андрей позвал официанта.

– Так, по бокалу «Веки Романио» моему другу и мне.

Официант мигом обслужил.

– Ну, за встречу! Сейчас паром подойдет. Насчет работы не беспокойся. Я договорился с хозяином строительной фирмы. Нелегалы получают у него по 50 евро в день. Это совсем не плохо, если учесть, что в Неаполе расценки чуть ли не в два раза ниже. А вообще с работой не торопись. Оглянись, позагорай, полови рыбу, посмотри достопримечательности. Природа здесь великолепна! Недаром от Рождества Христова остров притягивал сюда всякую знать.

Андрей уже больше года работал на Капри – то уличным портретистом, а когда разрешение на работу заканчивалось, строителем. Небольшая вилла, которую он снимал, стояла на склоне горы, и к ней вела мощенная брусчаткой кривая улочка. Она тянулась прямо от порта Марина Гранде. Вокруг виллы был просторный оливковый сад с короткой, выжженной солнцем травой, и в нем, по словам Андрея, жило семейство гадюк. Отсюда, с гористой возвышенности, вид на море и на Неаполь был потрясающий!

Светловолосый худощавый Янош и коренастый чернявый Арек, друзья Андрея, встретили нас обаятельными улыбками с крыльца. Андрей совершенно бескорыстно приютил их у себя на вилле, потому что считал, что для одного ему трех комнат много.

– Знакомство надо отметить, – сказал Арек довольно чисто по-русски, потирая руки и выставляя на стол пятилитровую бутыль с красной жидкостью.

– Ладно, давай пока по винченце, – Андрей пододвинул стакан, – а вечером в таверне у Папы надо будет как следует отметить. Там все наши собираются, звонили Саня, Тишван, Андрес. Узнали, что писатель приехал, а потому народу наберется много.

– Почему? Я разве с ними знаком?

Арек на мой вопрос улыбнулся:

– Народ халяву любит. А потом Андрей про тебя столько рассказывал, что ты им теперь как родной.

Когда свечерело и последние затухающие лучи солнца стерли виднеющийся за проливом силуэт Везувия, мы находились высоко-высоко над морем, в самом сердце Капри, где теснящиеся друг к другу виллы, магазины эксклюзивных товаров и рестораны переплетались узкими, мощенными камнем улочками. Выше этого места в южной части острова располагалась только вилла императора Тиберия, точнее, то, что от нее осталось. Построенная на отдаленном утесе, вилла напоминала об эпохе возникновения христианства, о временах жестокости и насилия.

– Рановато мы пришли, – сказал Андрей, оглядывая столпившихся возле дверей старинной таверны друзей. И мне: – Познакомься, вот наше международное сообщество.

Почесав бороду, он постучался. Открыл худощавый седой старик в фартуке.

– Папа, солюто! Вот Алекс, русо писатель, о котором я тебе рассказывал, извини, что пришли рановато, но так получилось.

Папа чуть замешкался, понимающе улыбнулся и показал ладонью на вход:

– Прего, прего, милости просим.

Я вошел, и за мной повалили остальные. Зал с побеленными стенами и сводчатыми потолками рассчитан был человек на двести гостей. Повсюду стояли длинные дощатые столы, а справа располагалась эстрада с микрофонами и каскадом мощных колонок.

Наша компания заняла левый от входа угол. Папа подошел с блокнотом и авторучкой почти сразу.

– Андре, заказывай, – сказал он. – Пока гостей нет, я сам вас обслужу и скидку вам хорошую сделаю. – Затем перевел взгляд на меня: – Андрей здорово мне помог. Все эти солнечные витражи его работа.

Андрей перевел слова Папы и заказал всем выпивку. Хозяин молодцевато подмигнул и, насвистывая, ушел. В окнах светились разноцветные кусочки стекол, сложенные в рисунки на тему моря.

– Прекрасная работа, амико!

Андрей улыбнулся, с наслаждением затянулся сигаретой, откинулся на спинку стула:

– Прикинь, эта таверна существует с восемнадцатого века. Ее еще далекий предок Папы основал. Сам Папа, представь себе, здесь обслуживал Рузвельта, Черчилля, а из современных – Клинтона, Горбачева и этого паразита Чубайса… Да кто только сюда не заглядывал – от мировых политиков до известных бандитов, отдыхали тут и крутые писатели, и кинозвезды, певцы и музыканты.

– А что ты его Папой зовешь?

– Да, понимаешь, он мне как отец.

– А-а-а…

Папа принес поднос с заказом, стал аккуратно выставлять рюмки с коньяком и блюдца с нарезанными дольками лимона на стол. Все чокнулись и выпили.

– Папа, скажи писателю, что ты обслуживал Горбачева, Клинтона, Рузвельта… кого там еще…

– Да-да, Горбачев хорошо, гуд, он был здесь, Андре прав…

– Горбатова ты нам особо не хвали, – послышалось со стороны, – не любим мы его.

Чтобы замять неловкую ситуацию, Андрей сказал:

– Папа, а можешь принести гитару? Алекс хорошо играет романсы.

– О, романсы давай-давай! – подхватил идею Александр.

Когда-то он служил прапорщиком в Советской армии, за что и получил прозвище. Оказавшись на острове, Прапорщик успел поработать конюхом у итальянской миллионерши, дворецким на вилле у кого-то богатея англичанина, а сейчас трудился строителем с Ареком и Яношем.

– Да что вы, ребята, я уже сто лет не играл!

– Не ломайся! Мы тут соскучились по всему русскому.

Папа принес со сцены красиво инкрустированную гитару. Я перебирал струны, и все тихо слушали, но лица казались кислыми. Папа с любопытством поглядывая, протирал рюмки у стойки.

– Нет, ребята, не идет песня…

– Ладно, после поиграешь. – Андрей повернулся и, улыбаясь почти заискивающе, что для него вообще было нехарактерно, поймал взгляд неродного отца: – Вот если бы Папа нам изобразил что-нибудь!

– Отец родной, – подхватили другие осторожно, – сваяй нам, как ты умеешь, на инструменте!

Андрей настаивал:

– Ну, исключительно для гостя из Москвы!

Старик молча вытер руки о фартук, взял протянутую Андреем гитару, сел на высокий стул, подключил к гитаре электрический шнур и начал выводить столь душещипательную мелодию и с таким мастерством, что у меня слезы так и брызнули из глаз. Как он играл! Как он играл! Казалось, гитара заменяла попеременно разные инструменты: то виолончель, то мандолину, то контрабас, а то вдруг лилась мелодия, похожая на звуки скрипки… Он исполнил для нас две неаполитанские песни, и все с особым чувством аплодировали.

Стали прибывать посетители. Папа убрал гитару и стал давать какие-то распоряжения официантам. Потом подошел к нам, нагнувшись, доверительно произнес:

– Сейчас мои дети будут играть для вас. Вот вы послушаете!

Андрей перевел и добавил:

– Сам он играет теперь в исключительных случаях, только для самых дорогих гостей. Понимаешь? У тебя сейчас уровень Горбачева…

Пришлось криво улыбнуться…

На маленькую сцену вышла смуглянка, чернокудрая, в красиво облегающем фигуру длинном черном платье. Двое парней со строгими красивыми лицами, больше похожие на телохранителей этой красавицы, чем на музыкантов, сели на высокие стулья по обе стороны от нее – один за электронное фоно, другой взял гитару.

– Это и есть дети Папы, – сказал мне на ухо Андрей, когда музыканты стали виртуозно выводить душещипательную итальянскую мелодию, а девушка запела таким нежным голосом, что у меня мурашки по телу побежали.

Андрей заказал еще всем выпивку. Гитарист встал и объявил, что поет для Алексея, приехавшего к Андрею из Москвы, и запел красивейшим тенором, а девушка и второй брат ему подпевали. Я не понимал слов, но, казалось, музыка сама говорила о красоте моря, щедрых южных садах, о тяжелом труде крестьянина и о любви…

У Андрея закончились деньги. Он предложил скинуться на очередную порцию коньяка. Интернационалисты замялись, неохотно кидали на стол мелкие скомканные купюры. Я понимал, что заработки нелегалам даются нелегко, и одновременно до меня не доходило, как можно мелочиться, слушая такую музыку!

Вынув триста из приготовленных на первое время пяти сотен евро, я положил их на стол:

– Ребята, гуляем!

На следующий день после ресторана мы с Андреем и Ареком отмокали в море и валялись на пляже. Арек работу пропустил, сказав, что ему по барабану, хозяин все равно не выгонит, потому что у него огромный стаж. Он вообще может выходить на работу, когда захочет, ведь он один из немногих в компании Андрея, кто работает официально. Еще он рассказал, что в выходные подрабатывает тем, что возит отдыхающих на лодке в грот Аззуро. Лодка огромная, принадлежит хозяину турфирмы, и в нее помещается сразу человек пятнадцать. Пообещал как-нибудь устроить нам экскурсию.

Море и свежий воздух благотворно влияли на восстановление наших ослабевших организмов. Однако Андрей и Арек, пошептавшись, о чем-то задумались. Потом Андрей как бы невзначай поинтересовался, не одолжу ли я ему денег, чтобы Арек сбегал за бутылкой. Я сказал, что у меня нет.

– Жаль. – Арек перевернулся на спину, подставляя солнцу свой накачанный пресс.

Андрей грустно вздохнул и, достав мобильный, стал набирать чей-то номер. Через минут десять на пляже появился Миша, полненький, улыбчивый человек, один из тех, кто вчера гулял с нами в «Маленькой рыбке». В прошлом Михаил работал председателем одного из колхозов в Житомирской области, руководил довольно обширным хозяйством.

Из пакета Миша достал бутылку водки «Кеглевич», пяток помидоров, соль и нарезанный хлеб. Все выпили.

– Вот теперь хорошо, – сказал Андрей, закуривая и одновременно закусывая помидором.

Миша после стакана откинулся на спину и тут же захрапел.

Андрей пошел освежиться в море. Посмотрев на спящего Михаила, я вздохнул:

– Вчера хорошо в таверне посидели, но бабок почти не осталось, а у меня обратный вылет в Москву только через три недели.

– Не думай о времени, может, ты вообще не полетишь никуда.

– Как это?

– Так. Тут райский остров. Живи. С друзьями не пропадешь. – Потом вдруг как-то разом Арек погрустнел, стал чертить пивной пробкой по песку. – Знаешь, у Дрона здесь, на острове, мани вообще не держится. Он может заработать кучу на каком-нибудь заказе и прокутить эту кучу в один вечер. Что ты хочешь, грузинская кровь. А это значит, гулять – так гулять! Папа у него грузин, а мама русская.

– Да я знаю.

– Он тут недавно Луиджи, хозяину ювелирного магазина, написал полотно маслом, вот такое огромное, получил за него полторы штуки евро и спустил их этим же вечером в одном ресторанчике, угощая всех подряд, а прихлебателей у Андрона много: хохлы, русские, поляки все подтягиваются, как только слышат, что он работу заканчивает.

– А что на полотне-то хоть было?

– Он сделал копию картины из здешнего кафедрального собора. На ней светлый ангел пронзает золотым мечом падшего ангела. Эту картину Луиджи заказал для своей мамы на день рождения. Луиджи – миллионер, Андрон ему и квартиру ангелочками под Рафаэля расписывал, да куда девались все эти бабки! Андрона тебе нужно увозить отсюда.

– Ладно, пока рано…

Хозяин еще одной таверны, Жанлуиджи, зная, что Андрон склонен к мотовству, выдавал ему гонорар частями, по пятьдесят евро каждый день. Тот на него ругался, требовал деньги за заказ, но босс ни в какую. Каждый вечер Дрону приходилось подниматься пешком по бесчисленным ступенькам на Пьяццо фуникулера, ведь полтора евро за фуникулер было заплатить жалко….

Факт безрассудного транжирства очень не нравился Ареку. Он мне потом еще не раз говорил:

– Прикинь, может потратить несколько сотен, угощая друзей, а на фуникулере экономит. Парадокс?

– Ладно, вы тут Дрона не особо муссируйте, – вмешался проснувшийся и сильно покрасневший от загара Миша.

– Да мы думаем, как бы ему помочь.

– Ему уже не поможешь, он человек мира, – проурчал водочный благодетель и, перевернувшись на бок, снова заснул.

– Что Миша все спит?

– Устает очень, пашет в трех местах: до обеда – на стройке, после обеда до восьми вечера моет посуду на набережной в ресторане, а ночью занимает пост директора туалетов на самой крутой дискотеке. Там звезды пляшут и танцуют голяком на столах.

– Да ну, звезды голяком!

– А как же! Так они от жиру бесятся. И знаешь, там какие голливудские красотки, бывает, оголяются! Не просто красотки, а миллионерши! Тетки, брат, пальчики оближешь! А Миша там смотрит за санитарным состоянием кабинок и выдает гигиеническую бумагу.

– А что делать, – заговорил вдруг Миша, не поворачиваясь к нам, – семью кормить надо, я ведь вызвал на остров жену с пятилетним сыном. В Украине жить стало совсем невозможно.

Мои деньги закончились, а на двоих Андрюхиного заработка явно не хватало – житуха на острове обходилась дорого. Я решил, не откладывая, выходить на работу. Андрей быстро договорился насчет меня с хозяином строительной фирмы, в которой работали поляки и Прапорщик. Андрея на острове многие знали.

– Я, может, и сам с тобой немного поработаю строителем. Знаешь, это неплохая зарядка для организма, – сказал художник.

Каждое утро в восемь часов строители-нелегалы собирались на маленькой площади в центральной части Капри. Главный распорядитель, он же прораб Никколо, обычно, как большинство итальянцев, задерживался, но если опаздывал рабочий, он с ним легко и навсегда расставался.

В то утро я, Андрей и Прапорщик получили разнарядку на реконструкцию виллы образца семнадцатого века, ее купила за три миллиона долларов какая-то англичанка. До виллы было идти километра полтора пешком, и все вверх, почти на тот утес, на котором располагалась резиденция Тиберия. По ходу я разглядывал окрестности: всюду на горе ютились богатые виллы, и дорога вилась то меж домов, то меж заборов, ограждавших обширные площади.

На строительной площадке нас уже поджидало несколько человек – два местных старика-строителя, Янош и Арек. Трехэтажная, без особых изысков, больше похожая на обычный особняк, вилла была окружена древним хвойно-лиственным лесом. Она стояла на площадке, вырубленной в крутом склоне горы, слева от которой за краем скалы виднелись отдаленные каскады террас с заброшенным виноградником, а справа находился отвесный головокружительный обрыв. Где-то посредине обрыва внизу выступал серпантин дороги, и несколько выцветших черепичных крыш выглядывало из-за скалы. И уже совсем далеко внизу переливалось в солнечных лучах море, по которому вдоль острова взад и вперед сновали маленькие, средние и очень огромные яхты, отсюда казавшиеся не крупнее тех обструганных щепочек, которые запускают дети в ручейках.

– Вон тот берег, – Андрей указал рукой, – это Сорренто. А вон видишь, правее остров туманится – это остров Нуриева, который лет пять назад выкупил Стинг. Ниже, там за серпантином, заброшенная вилла Крупа. На ней висит маленькая табличка: «Я построил эту виллу, чтобы созерцать восходы и закаты».

– Красиво сказано!

– Я там жил целый месяц. Мебели там, конечно, никакой, устроил себе логово из подручных материалов.

– И что так запросто можно там жить?

– Ну как сказать, вилла огорожена, приходилось перелезать через забор ночью. На воротах написано, что вилла охраняется государством как памятник. Но я жил. Правда, потом по соседству поселилась команда наркоманов. Пришлось съехать. Стремно стало. Шприцы кругом, да и неприятно созерцать восходы и закаты в такой компании. Тогда я наткнулся на грот возле яхт-клуба, ну да я тебе про эту тему рассказывал.

– Покажешь как-нибудь этот грот?

– Покажу.

Пока мы любовались окружающими красотами, пришел хозяин, дававший ранее разнарядку. Он долго беседовал со стариками-строителями, водя пальцем по чертежам. К этому времени на погрузчике подвезли мешки с цементом, песком и известью. Старики дали знать мне и Прапорщику, что мы будем работать с ними, на пальцах показали, сколько и каких мешков нужно спустить вниз, сами же налегке очень уверенно отправились по вырубленным в скале ступенькам к нижней терраске, из которой планировалось сделать смотровую площадку. Андрей с поляком остались возле виллы дожидаться архитектора – как позже оказалось, они начали рыть котлован под запланированный бассейн.

Наш с Прапорщиком рабочий день проходил так. Один стоял возле бетономешалки, забрасывая в нее составляющие для раствора, а потом этот раствор в ведрах подавал старичкам, делающим по периметру площадки каменное ограждение. Другой носил сверху от виллы глыбы сланца для кладки и двадцатипятикилограммовые мешки. На некоторых ступеньках приходилось балансировать над пропастью. Работали с Александром попеременно, но не покладая рук. Время работы – с девяти до четырнадцати часов, и всего один пятнадцатиминутный перерыв, во время которого старички вытаскивали свои туески с бутербродами и обедали.

Старшего из наших стариков я даже прозвал Папа Карло за его трудолюбие. Если я задерживался, присев с мешком цемента на ступеньки скалы, то сразу слышал строгий окрик: «Алекс, ты где?», «Виникуа!» («Ко мне!») Потом вообще поставили над нами надсмотрщика. Племянник хозяина фирмы приехал к дяде на каникулы подзаработать денег и целыми днями стоял над душой, грозя увольнением с работы. Я возненавидел этого мальчиша-плохиша, да и было отчего – от такой работы вены на ногах уже на второй день раздулись до невероятных размеров.

Потом с разрешения хозяина мы стали периодически меняться работой с ребятами, работающими на котловане. Но и там было не легче – не переставая, киркой долбили каменную землю и вывозили ее на мусорную площадку.

Как-то в середине дня, глядя на меня изможденного, обливающегося потом, старший мастер-старик сказал Андрею:

– А Алекс не привык к тяжелой работе. – И печально покачал головой.

Андрей передал мне его слова. В это время как раз подошел архитектор и попросил расчистить площадку для выборки глыб среди кустарника и деревьев. Мы с Андреем вызвались помахать мачете. Я хотел себя реабилитировать в новых условиях труда. Но работа оказалась совсем не из легких – пыль, грязь, сучья и острые колючки рвут одежду, кора с мелкой трухой осыпается с ветвей и лезет за воротник.

Вдруг Андрей заорал, смахивая что-то с головы, закрутился на месте. Оказалось, на него с дерева свалилась черная почти метровая змея. При этом и сама змея, видимо, так испугалась, что не успела укусить художника, а поспешно уползла в кусты. Я стал работать осторожнее, присматривался к ветвям, боясь увидеть змею или скорпиона, которые здесь также водились, так что получил замечание за медлительность и от архитектора.

Впрочем, я был уж не совсем плохим работником, раз хозяин однажды предложил нам оставаться на подработку, обещая доплачивать пятнадцать евро. Мы согласились. После часового перерыва нужно было делать ту же тяжелую работу еще два часа. Выгодно было то, что во второй половине дня не было надсмотрщика, работа оплачивалась сдельно и мы были предоставлены сами себе. После обеда с молоком и круассанами, которые мы покупали по дороге на работу, и часового сна в тени векового леса силы восстанавливались быстро. Не было не то чтобы никаких окриков надсмотрщика или властных приказов итальянских строителей, но и других звуков, кроме музыки цикад и легкого трепета листвы над головой. Тело отдавалось неге. Хотелось так лежать и лежать, и слушать природу.

Я подсчитал, что за месяц работы с одним выходным в неделю смогу заработать около двух тысяч евро. Эти деньги я собирался привезти в Москву, а самое главное – хотел купить подарок для любимой Марианночки, ведь мои писательские гонорары в ту пору были совсем маленькие.

Первые деньги обещали дать в конце августа, а мы с Андреем уже давно едва сводили концы с концами и почти забыли, что такое выпивка. Да я и не представлял себе, как можно совмещать алкоголь с такой тяжелой работой. Заказов у Андрея не было, рисовать портреты на улице он не мог – на Капри уличному художнику не так просто получить разрешение. Перспектива виделась не очень радостная, ведь Андрей мечтал заработать деньги, чтобы обосноваться на острове как-то понадежнее.

Когда долбили киркой грунт под бассейн, мой друг иногда подшучивал, что он решит все свои финансовые проблемы одним махом, найдя под виллой клад.

– Клад здесь обязательно должен быть, – говорил он, пыхтя от натуги и играя мускулами обнаженного могучего торса. – Ведь этот полкан, который построил виллу, воевал в Африке, он уничтожал и грабил племена.

– Да, – вступил в разговор Прапорщик, подкативший тележку, – племянник хозяина даже сказал, что его род и дом, похоже, прокляты африканскими магами, недаром вилла стольких хозяев поменяла.

– Я здесь однажды ночевал и видел привидение, – сказал Янош, подрулив со второй тележкой. – А это значит, что кто-то здесь умер насильственной смертью.

– Ну-ну, что за привидение? Говори! – Андрей прекратил долбить грунт и, опершись на длинную ручку кирки, внимательно посмотрел на Яноша.

– Сплю я, значит, – начал поляк, – на мешках с цементом в большой зале и вдруг открываю глаза и вижу в проеме сводчатой двери – там, где коридор, – свечение. Замечаю, фигура человека движется, а сделана она как бы из воска и светится… Вначале подумал – сон. Протер глаза, помотал головой. Нет, понимаю, что не сплю. Пригляделся – правда, человек в военный в форме со знаками различия старой итальянской армии. Лицо бледно-синее…

– А ты что спец по знакам различия? – ухмыльнулся Арек.

– Знаю кое-что. Слушайте дальше.

– Офицер, значит, шапка высокая с пером на голове, мундир с золотыми позументами и огромными золотыми погонами. Хотел спросить: кто ты? – но голос сел, не могу выдавить ни слова, только сип идет из горла. Здорово я тогда трухнул, а полковник – я теперь понимаю, что это был он, – вышел на середину зала, поколыхался, как желе, усмехнулся и удалился в другую дверь.

– Вот врет! – усмехнулся прапорщик.

– Кто я? – запетушился Янош. – Я никогда не вру!

– Янош честный парень, он врать не будет, – подтвердил Андрей, снимая перчатку и стирая пот со лба. – А привидения бывают, мне Мария, служанка Патриции Деферрари, рассказывала. Когда она в ее замке одна ночевала, привидение тоже видела.

– Если ты такой умный, Прапорщик, – сказал обиженно Янош, – давай поспорим, что на вилле ты один не переночуешь.

– Кто я?

– Ты!

– Мажем, что переночую!

– На сто евро!

– На бабки мазать пока не буду, мне надо подготовиться.

– Что, пистолет пойдешь покупать, чтобы от полковника отстреливаться?

– Я ему с пистолетами могу помочь, – оскалился Андрей. – У Папы в рабочем столе вот таких два здоровенных ствола лежат. Можно их потихонечку того… стырить…

– А чегой-то Папа пистолеты в столе держит? – удивился Прапорщик.

– Мафии, говорит, боится.

– От мафии – да, но пистолеты против привидения смешно, – ухмыльнулся Прапорщик. – Я и так переночую. Не таких голыми руками брали…

– Э-э, ты особо не храбрись, – сказал Андрей, – я слышал, что полковник здесь у себя на вилле повесился, а значит, привидение настоящее и, судя по всему, обладает силой, там ведь в африканских племенах знают, как вдохнуть силу и как ее отобрать. Это может и привидений касаться.

– Хорошо, а мы тебя, Прапорщик, закроем и на дверях повесим вот такой амбарный замок, – нагнетал страстей Янош.

Здесь необходимо забежать вперед и сообщить читателю, что Прапорщик так и не собрался заночевать на вилле. Он все откладывал со дня на день, ссылался, что у него вечером дела. А ночью так высоко подниматься нам было лень.

Ежедневно подтрунивая над Прапорщиком, что он боится привидений, а я – змей, наша бригада работала на вилле день за днем. Клад все не обнаруживался. Иногда под ударами кирки звенел металл, но это оказывался кусок ржавой трубы или часть какого-то инструмента. Но вдруг однажды, когда Арека с нами не было (он в этот день, как легал, взял отгул), под ногами Андрея провалилась земля, и он раскопал какое-то квадратное углубление. В нем мы нашли неплохо сохранившийся ларец из красного дерева. Заржавевший замок на ларце открыть не представлялось возможности. Прапорщик поддел петлю замка монтировкой, и она, звякнув, отлетела. В ларце мы обнаружили пожелтевшее письмо с сургучной печатью, верхний край конверта истлел. Посмотрев, как лежало письмо, мы заметили, что угол днища сырой и прогнивший – видимо, по шву ларца просочилась влага.

Осторожно подрезав ножом сургуч, Прапорщик достал сложенный пополам лист бумаги, стал бегать глазами по строчкам, но тут же передал Андрею:

– На, ты больше в итальянском понимаешь.

– …загадочное сокровище племени К… – нерешительно прочитал художник, промямлил что-то и свернул бумагу. – Нет, мне такой итальянский не под силу, да и письмо изрядно подпорчено, – сказал он. – Надо вечером показать Ареку.

– Посвящать еще Арека? – посмотрел подозрительно Прапорщик.

– Арек свой человек, могила. К тому же он бывший спецназовец, а туда кого попало не берут, – сказал Андрей.

– Глядите, глядите, парни, – покачал головой Прапорщик. – Еще раз подумайте. Арек-то прочитает. Но вот скажет ли он правду? Виллу-то эту он знает как облупленную: он в прошлом году на ней работал.

– Арек мой друг, – заверил Андрей.

Вечером Арек переводил нам под лучом карманного фонарика письмо (минут за десять до этого электричество по каким-то магическим обстоятельствам вырубилось). Письмо было такого содержания:

Мы сделали точную копию письма, переведя его на русский и общими усилиями по смыслу восстановили текст.

Когда жил дед этого полковника, нам было не важно, а вот в каком направлении искать клад, было очень существенно, потому что это направление могло быть восточное, северо-восточное или юго-восточное. Андрей сказал, что он заметил какие-то торчащие из-под земли ровные, покрытые мхом плиты неподалеку от площадки, которую начали расчищать от кустарника. Мы немедленно отправились на место, несмотря на поздний час, к тому же через забор лезть необходимости не было: у Прапорщика в кармане лежали ключи от ворот виллы.

Поднявшись к вилле и свернув от нее влево, мы немного прошли по лесу; могучие стволы и корявые ветви в ночи выглядели ужасающе. Подойдя к свалке строительных отходов, мы продрались к каменистому плато через густой кустарник, так как в темноте не могли обнаружить тропу, проложенную Андреем.

На каменистом плато, полукругом обрывающемся к морю, никаких деревьев обнаружить не удалось, сколько не светили фонарем. Местами среди скудной травы и камней вились кусты дикого винограда… Долго шарили по площадке с фонарями, но виденных Андреем плит нигде не было. Правда, мы очень осторожничали в темноте и близко к краю обрыва подходить не решились, потому что местами были кулуары с осыпями, и если что, то до воды лететь и лететь.

Вернулись домой поздно ночью, усталые, и, не поужинав, сразу завалились спать, потому что утром нужно было выходить рано на работу.

Арек, укладываясь, шепнул мне, косясь на кровать Яноша:

– Ага, мы сейчас вот ложимся, а Прапорщик наверняка на вилле с фонарем шарит.

– Успокойся! – хрипловато кашлянул Андрей. – Прапорщик свой человек, – помолчав, добавил, – притом он этих привидений, похоже, как огня боится.

– Как знаете.

Посередине ночи я проснулся от скрипа. Я спал в проходе на раскладушке почти у самого выхода, и Арек крался мимо меня. Я дождался, когда он пройдет через освещенный луной сад и нырнет в калитку. Я знал, куда он направляется, поэтому решил на хвосте не виснуть. Арек действительно пошел на виллу полковника. В лунном свете силуэт ее выглядел устрашающе. Пройдя длинный пустырь, Арек скрылся в тени деревьев, а я, повыглядывав из-за забора минут двадцать, отправился домой досыпать.

Арек прошел мимо меня в свою комнату только под утро. Утром я шепнул Андрею с улыбкой, что Арек, видимо, поджидал Прапорщика в окрестностях виллы. Андрей укорил меня за несерьезность и сказал, что следы поиска сокровищ всегда легко обнаружить.

На следующий день мы работали, как никогда, с энтузиазмом. Вот что значит иметь хороший стимул! Папа Карло удивлялся моей прыти и тому, что я даже не пытался присесть отдохнуть. Когда закончилась первая половина дня и на внеурочную работу остались только мы, четверо нелегалов, и Арек, мы решили как следует осмотреть плато с предполагаемыми захоронениями.

Вацлава попросили создавать видимость работы на тот случай, если появится архитектор, хозяина же и его племянника во второй половине дня мы вообще никогда не видели. При дневном свете Андрей быстро нашел проход в кустарнике, который все время цеплялся за одежду, но идти было достаточно легко, потому что тропа была ровная. Потом неожиданно разверзся распадок с осыпью камней, за которым открылась голая стена, выложенная из черного сланца. Мы обогнули распадок, цепляясь за кусты, чтобы не сорваться вниз, и стали взбираться на возвышающееся впереди плато по слоям сланца, кое-где развороченным и превращенным в глыбы.

– Вчера мы этой дорогой не шли, – сказал Прапорщик. – Вчера мы как-то легко вышли на плато.

– Хрен его знает, – проворчал Андрей. – Вчера мы впотьмах тыркались. Да и сейчас мы не совсем правильно пошли, надо было брать левее, чтобы распадок не обходить.

– Вчера мы все были поддатые, – сказал я.

Андрей успокоил:

– Сейчас выйдем.

Мы поднялись на довольно просторную ровную площадку, отчасти покрытую лесом и нагромождениями камней, свалившихся с прилегающей к ней горы, и сразу увидели еще одно плато, расположенное чуть ниже и ближе к вилле, – край его выглядывал из-за леса.

– Вот туда я вас вчера и привел, – указал рукой Андрей, и по интонации было не понять, сделал он это с умыслом или нет.

Мы остановились, не доходя нескольких метров до края обрыва. От того, что гигантская пропасть была совсем рядом, перехватывало дыхание. Андрей долго бродил по площадке, прежде чем обнаружил то, что искал. Мы тем временем искали тоже. Кругом глыбы, каменистая почва, заросшая лишайником, вьющимися растениями и низкорослым кустарником. Наконец Андрей воскликнул:

– Вот эти плиты.

Мы увидели две сильно выветренные гранитные плиты явно ручной огранки. Одна сильно завалилась назад, а у другой вообще только один край торчал из-под навала камней.

– Надписей я тут не нашел, – вздохнул Андрей устало. – Представляешь, сколько лет здесь ветра, дожди – все же открыто. Надписи все постирались. Да вот камней еще с горы с годами, похоже, нападало. Где здесь центральная клумба кладбища, понять будет трудно. И платана этого конечно же нет, должно быть, давным-давно вывернуло ураганом.

– Но, безусловно, клад был зарыт над самым обрывом, – предположил я, – пусть это будет северо-восточное, восточное или юго-восточное направление, безразлично, как видите, плато над пропастью выступает неровным полукругом.

– Да искать тут и искать, нужен по крайней мере металлоискатель, – опять вздохнул Андрей.

– Представляешь, какой он должен быть мощности? Везде каменная почва. А клад может быть зарыт на глубину больше метра, – сказал я.

– Значит, искать надо так, – рубанул ладонью Прапорщик. – Сначала нужно определить границы кладбища, а потом от его центра отсчитать двадцать пять шагов в направлении северо-востока, востока и юго-востока и бить в этих местах шурфы.

В словах Прапорщика был какой-то смысл. Во всяком случае, ничего лучшего в голову не приходило, за исключением того, что по-любому нужно найти хоть какой-то металлоискатель, поиском которого мы и занимались какое-то время.

Пока шел этот поиск, Прапорщик предлагал бросить работу во второй половине дня, чтобы у нас было больше времени на поиски клада. Однако Андрей сказал, что клад еще не факт что найдешь и синица в руках лучше, поэтому продолжать работать надо. К тому же каждое утро нужно показывать результаты труда архитектору. Кстати, забыл сказать, что края обнаруженного колодца мы осыпали в тот же час, как только вынули ларец, и таким образом замели следы.

– Вот найдем клад, – часто мечтательно говорил Андрей, – сниму на острове подходящий дом под мастерскую, напишу ряд картин и сделаю персональную выставку, благо раскручивать меня не надо, ведь, когда Лучано, полицейский, организовал мне в прошлом году разрешение на работу, у меня рисовались мама Альбана Пауэр, Мишель Платини, Ивана Трамп, секс-символ Италии Сабрина Ферилли, внук короля Фахда, а у маркизы Александры я вообще работал придворным художником в ее замке.

Однако возможность открыть свой салон подвернулась Андрею неожиданно с другой стороны. А дело было так. В восемь часов вечера он собрался идти за очередной полусотней в кабак. Получив деньги, художник завернул в «Маленькую рыбку» пропустить рюмочку. Зал был полон. Андрей примостился с краю занятого посетителями стола и уже опрокинул пару рюмок коньяка, подбираясь к третьей, как вдруг откуда-то сбоку послышалась грузинская речь. Почти инстинктивно Андрей вскочил, поднимая рюмку, и воскликнул: «Гамаржоба, генацвали!» Это было почти все, что он знал, но из компании ему приветливо кивнули. Тогда он рванулся со своей рюмкой за этот стол, но тут же ему путь преградил сидящий поблизости качок в пиджаке.

Художник опешил:

– Ты чё, дай к землякам пройти!

Но мужчина, оказавшийся телохранителем, заломил ему руки. Андрей вырвался, чуть не завязалась драка. Тут подоспел еще один дюжий телохранитель, и Андрея уже собирались выбросить на улицу, но в это время высокая гламурная дама, заседавшая в центре компании, на которую были обращены все взгляды, взмахнула рукой:

– Не трогайте его! Пусть подойдет ко мне.

Андрея пропустили, но он уже был озлобленный, смотрел из-под бровей.

Женщина спросила:

– Ты грузин?

– Почти. Папа – грузин, держал сапожную мастерскую в Тбилиси, а мама – русская, врач.

– И я родом из Тбилиси, подумать только!

Пока Андрей говорил это, он видел, как быстро менялось лицо этой властной женщины. Ее суровость вдруг превратилась в нежность, одухотворенность и саму ласку.

– Милости просим к нашему столу! – сказала она, и сидящий рядом с ней мужчина мигом уступил Андрею место. – Мария, – представилась она и спросила, из какого он рода.

Андрей сказал, что он из рода Гагачури, и стал рассказывать о своих кавказских родственниках. Она не верила своим ушам! Воскликнула: «Подумать только!» Получалось, что ее дедушка Автандил приходится троюродным дядей Давиду, дяде Андрея.

– Господа, – вдруг торжественно провозгласила Мария, хочу представить вам своего дальнего родственника Андрея Румянцева. В честь этого угощаю всех гостей шампанским!

– Ура! – раздались возгласы в копании и по сторонам и посыпались аплодисменты.

Мария дала указание, ее подручный подошел к метрдотелю, и вскоре всех посетителей таверны стали обносить подносами, на которых стояли высокие бокалы с дорогим напитком.

– Широко гуляешь, Мария, откуда такие капиталы? – поинтересовался Андрей.

– Я, Андрей, президент одного из филиалов компании «Смирнов-водка». Во время отдыха могу себе позволить… А ты как на Капри оказался?

– Я художник. Живу на Капри уже третий год нелегалом, иногда хорошо зарабатываю на портретах, но пока жду очередной пермит, предыдущее разрешение на работу давно закончилось.

– А что, за портреты здесь хорошо платят?

– Да, остров миллионеров, да и богатых туристов много. Пятьдесят евро я беру за портрет, когда рисую на центральной площади, на Пьяцо Фуникулера.

– Какие дальнейшие планы? Разбогатеть на портретах?

– Открыть салон, писать и продавать большие художественные полотна.

Андрей слышал отовсюду раздавшиеся возгласы за их здоровье и прикидывал в голове, что бокал самого рядового шампанского здесь стоит 25 евро, а посетителей в таверне человек двести и все пьют шампанское. Это сколько же у нее денег, если она вот так одним махом может швырнуть пять тысяч долларов.

– Ты точно из рода Гагачури, – сказал он, – только мы можем так гулять!

В это время со сцены полились волшебные звуки грузинской мелодии – оказывается, дети Папы умели играть не только итальянскую классику. Вокруг Андрея народ зашевелился, на него бросали льстивые взгляды, яства подавались роскошные и в большом количестве. Художник посматривал на всех горделиво, взглядом доброго грузинского князя.

– Извините, Мария, я ответную поставить не могу, в кармане не хрустит, но я хочу спеть для вас песню, мои друзья, дети Папы, мне подыграют.

Мария проводила его взглядом до сцены. Андрей о чем-то переговорил с музыкантами и запел хрипловато «Сулико». Зал стал подпевать и в конце песни зааплодировал. После этого Мария снова угощала всех в зале шампанским.

– Кстати, Андрей, – сказала она, в очередной раз сблизив со своим родственничком бокалы, – давай-ка ты, друг, завтра приходи в эту таверну часам к восьми. Поговорим о том, как тебе открыть художественный салон и мастерскую. Финансово я тебе помогу, все ж не чужой человек тебе.

– Правда, поможешь? – Андрей улыбнулся ошалело.

– Конечно!

Художник замолчал, задумался.

– А можно я прихвачу своего друга? Он писатель, из Москвы, неделю уже гостит у меня.

– Писатель? Как интересно! Конечно, бери его с собой.

Об этом своем похождении Андрей рассказывал мне, когда под утро вернулся домой. Только-только за проливом над горной Италией забрезжил рассвет, проникая через толстые ржавые прутья маленького окошка ко мне в комнату. Андрей вошел с улицы, не закрыв дверь, впуская свежий морской воздух, сел у меня в ногах на раскладушку, бодрый, веселый. Давно не стриженная его борода топорщилась. От него пахло спиртным, и весь он пропах сигаретным дымом. Настроение у художника было говорливое. А мне так хотелось спать.

– Леха, кого я сегодня встретил! – Друг тряс меня за плечо, стараясь разбудить, но я был так измучен работой, что даже под утро лежал, словно прижатый гирями.

Сквозь нарушенную сладость сна слушал я восторженный рассказ о необычной встрече в таверне у Папы, о том, что красивая женщина, президент компании «Смирнов-водка», приглашает нас обоих завтра на ужин.

– Леха, она хочет открыть для меня салон на Капри. И тебе тоже с ней надо обязательно познакомиться. Завтра вечером идем в «Маленькую рыбку».

– Андрюха, – я усилием воли взглянул на часы, – ложись спать, до работы осталось всего два часа. А то сил совсем не будет.

– Нам, грузинам… мы можем засосать хоть цистерну вина и обойтись без сна!

Я разлепил один глаз и смотрел на его хмельное, возбужденное лицо и блестящие, какие-то очумелые глаза.

Он как-то по-детски захихикал своей шутке, затем встал и, поправляя на мне одеяло, сказал:

– Ты отдыхай, а я встречу восход на терраске, все равно теперь не засну.

На удивление, Андрей весь день работал с удвоенной энергией. После основной работы он, правда, прилег под тенистой стеной виллы, и на послеобеденную работу мы его добудиться не смогли.

Вечером Арек, Янош, Андрей и я ужинали на террасе виллы. В центре большого стола стояла кастрюля салата, а в ней порубленная капуста, красный перец и консервированный тунец, все полито оливковым маслом и перемешано. Это был наиболее бюджетный и, как нам казалось, полезный вариант питания. Красное вино у нас не переводилось. Обычно мы покупали в местном магазине пятилитровую бутыль с ручкой довольно приличного пойла всего за пять евро.

– Скоро восемь, пора идти в ресторан к президентше, Андрей, – сказал я, пользуясь моментом пока Арек и Янош отлучились.

Лицо Андрея, и без того кислое от бессонницы, еще больше скривилось.

– Знаешь, я передумал. У нас, грузинов, как-то не принято гулять за счет женщины, а мы-то ей поляну накрыть не сможем…

– А зачем накрывать, сама накроет, у нее бабла до фига!

– Я ж тебе сказал, не принято у нас так…

– Да ты что, Андрюха, это же шанс… шанс понимаешь!? Такое бывает один раз в жизни! Много у тебя таких спонсоров?

– Да я постоянно с этими миллионерами пересекаюсь.

– Андрюха, здесь другое дело, она тебе дальняя родственница, поэтому обязательно поможет. Это шанс, который сделает тебя знаменитым на весь мир художником! Не упускай его!

– Нет, ты иди, если хочешь, а я не пойду. Я человек мира! Не мое это – быть под пятой у женщины!

Он закурил и вышел в сад, где, прислонившись к старой оливе, стал пристально всматриваться в дальний, светящийся огнями берег Неаполя.

– Может, подумаешь?

– Нет, я лучше клад искать буду.

Вечером Андрей ходил получать очередные пятьдесят евро и встретил в городе Симона по прозвищу Длиннобородый. Это был его собрат художник, бородатый грек, зарабатывающий на морских пейзажах. Андрея он знал еще по его прошлым приездам на Капри. Симон сказал, что ему дали разрешение на организацию выставки и он вот уже вторую неделю продает свои работы возле дискотеки Гвидо.

– Я закинул удочку одному знакомому греку на счет металлоискателя, – рассказывал мне Андрей, вернувшись из города, когда я уже почти засыпал на своей раскладушке.

– Ну и как?

– Обещал достать.

– Да ну! – встрепенулся я и даже привстал на локте. – С металлоискателем совсем другое дело искать клад!

– Я сказал Длиннобородому, что у меня почетный гость из Москвы, и завтра он пригласил нас на свою выставку. Пойдем?

– А ты опять не передумаешь, как с президентшей?

– Да ты чё сравниваешь? – Андрей сделал вид, что обиделся. – С бабами я вообще дела вести не люблю…

– Пойдем, конечно. А грек не поинтересовался, зачем нам металлоискатель?

– Не боись, этому греку наши сокровища не нужны. – И, увидев мой недоверчивый взгляд, добавил: – Я ему ничего не сказал о кладе.

– Ладно, главное бы, ребята держали тайну.

– Значит, говоришь, его выставка возле дискотеки Гвидо?

– Да.

– А ты что, Гвидо лично знаешь?

– Знаю. Это богатейший итальянец. Он любит позагорать на пляже рядом с моим местом, ну там, куда Миша водку приносил. Я его знаю еще с тех времен, когда жил в гроте за Марина Гранде. Он по вечерам любил приходить на Пьяцо Фуникулера посмотреть, как я портреты рисую. Между прочим, меценат и коллекционер картин, благоволит к разного рода искусствам, да и сам он виртуозно играет на гитаре. Часто выступает с программой в собственном ресторане.

На следующий день после работы, наскоро перекусив приготовленным салатом, мы с Андреем отправились к греку. По пути встретили Арека, который сказал, что он познакомился с новой девчонкой и, скорее всего, дома ночевать не будет, а будет заниматься с ней любовью на горе, в одном ему известном месте.

– Уж не на полковничьей ли вилле он собрался девчонку матросить? – подозрительно хмыкнул Андрей, когда Арек ушел.

– Хочешь проверить? – улыбнулся я.

– Да нет.

В это время на Андрюхин мобильник позвонил Прапорщик. После короткого разговора Андрей сообщил:

– Прапорщик сказал, что примкнет к нам возле дискотеки Гвидо.

Следом раздался еще один звонок.

Прислушиваясь к голосу в трубке, Андрей вдруг расплылся в улыбке:

– О, Мартин, салюто! Правда? Интересно, интересно! Я тебя сто лет не видел! Зайдем, зайдем, мы как раз сейчас по пути идем с другом. – Андрей убрал трубку и интригующе прищурился: – Знаешь, куда мы сейчас заглянем?

– Откуда мне знать. У тебя здесь все так непредсказуемо…

– Пойдем бухать к Шумахеру!

– Как это? К тому самому знаменитому автогонщику?!

– Да! Да! Он сейчас у Мартина в ресторане гуляет.

– А кто такой Мартин?

– Мой друг, молодой паренек, югослав! – В предчувствии выпивки Андрей расправил крылья. – За столом мы с ним, конечно, сидеть не будем, потому что Шумахера я еще не рисовал, но Мартин нам нальет из шумахерской бутылки вискаря и принесет.

– Хочешь приобщиться к знаменитости?

– Нет, просто надо размяться перед дискотекой. – И Андрей радостно потер руки.

– А к греку не опоздаем? – на всякий случай поинтересовался я.

– Как пойдет. Никогда ничего не планируй. – И, посмотрев на меня, уже более мягко добавил: – Не боись, не опоздаем, и металлоискатель у нас будет, все у нас будет! – Андрея прям лихорадило, когда он узнал о пятилитровой бутылке вискаря, которая, как сказал Мартин, стоит на лафете рядом со столом знаменитости и из которой Шумахер угощает посетителей ресторана. – Не боись!

Одноэтажный ресторан с большой открытой верандой был весь увит плющами и располагался возле каскадно поднимающейся в гору пешеходной дорожки. Заглянув на веранду, Андрей вышел оттуда с худеньким молодым официантом в очках, сильно похожим на студента:

– Познакомься, Мартин, это Алекс.

Мы пожали друг другу руки.

– Я много слышал о вас от Андрея, интересная у вас жизнь, много путешествуете, пишете книги…

– Многие путешествия состоялись благодаря Андрею.

– Вы извините, долго с вами стоять не могу. Вы тут на камне посидите, – он показал на огромный валун возле цветущего белыми цветочками кустарника, – а я вам хорошего вискаря вынесу.

Мартин ушел и вскоре принес на подносе два хрустальных бокала, наполненных до краев янтарным напитком. Мы с Андреем чокнулись, занюхали дорогой напиток нежными розовыми цветочками с кустарника. Виски с тонким, едва уловимым дубовым ароматом был действительно потрясающий! Торопиться не хотелось, но Андрей осушил бокал довольно быстро.

– Извините, больше принести не смогу. И мне пора работать.

Прощаясь с нами, Мартин бросил едва уловимый взгляд по сторонам:

– Все работаешь… Для меня у тебя когда-нибудь найдется время? Просто посидеть, поговорить… Помнишь, как тогда встречали закаты на вилле Крупа?

– Конечно помню.

– Давай договоримся на конкретный день.

– Не знаю, если только через воскресенье. У меня ведь всего один выходной. А в это воскресенье надо подменить напарника.

– О’́кей!

Мы пошли по дороге вниз.

– Вот такой парень! – Андрей поднял большой палец кверху. – Всегда выручит, если надо. Его бы в долю взять по кладу. Он нам много чем может помочь в этом деле.

– Не знаю, смотри сам…

Выставку Симон организовал под открытым небом. Работы он разместил на временных щитовых конструкциях, установленных по обеим сторонам выложенной брусчаткой аллеи, которая вела к дискотеке Гвидо. Вечером здесь любила дефилировать богатая публика, отсюда с огороженной площадки был хороший вид на море, на огни Неаполитанского залива.

Грек своими выразительными глазами, длинной седой бородой и не менее длинными седыми волосами походил на старца. Он встретил Андрея с распростертыми объятиями. Андрей представил меня, достал из пакета предусмотрительно захваченную с собой бутылку мартини, Симон тут же организовал небольшой столик, выложил простую закуску – кусок сыра, порезав его довольно грубо раскладным ножом. Пили из пластиковых стаканчиков. Андрей говорил с греком на английским о московской жизни, о Греции. И я вставил пару слов, вспоминая, как в 1998 году куролесил с греками в Афинах:

– Молодой тогда был, в такие переплеты попадал… Греческие фашисты, проститутки, трансвеститы – в ту пору там много всего такого было. Но ты не подумай, пидарасов я не люблю, а к проституткам отношусь с состраданием. Гадко все это… Зато запомнились мне места силы в Греции. И одно из них – древний олимпийский стадион…

Симон, слушая мой короткий рассказ, опечалился, ведь он давно не был на родине.

– Ну ладно, – встрепенулся грек, – это все лирика. Теперь о деле. Насчет металлоискателя я договорился. Приходите сюда послезавтра вечером. Он будет у меня.

– Сколько за аренду? – осторожно спросил Андрей.

– Андрей, ты мой друг. Какие деньги? Попользуешься и вернешь.

Между тем появился Прапорщик.

– Слушайте, – сказал он, присаживаясь на корточки рядом с нашей скамейкой. – Я тут позвонил Мише, попросил, чтобы он нас провел на дискотеку. Он обещал. Писателю же надо показать самые интересные места.

– Я Гвидо, конечно, знаю, – оправдывался Андрей, – но мне неудобно просить за всех. Мише проще провести.

– Не переживай, Дрон, все будет о’́кей! – Прапорщик потрепал друга по плечу.

– Ну, тогда звони ему.

– О’́кей, звоню.

Прапорщик вынул мобильник.

Через минуту он сообщил:

– Все хорошо, пошли.

Перед входом на дискотеку толпился разодетый гламурный люд. Миша, начищенный до лоска, в черном костюме, при галстуке, встретил нас у административного входа, где тоже стояла охрана. Нас беспрепятственно пропустили. Мы пошли по коридору.

– А знаешь, сколько билет сюда стоит? – Прапорщик повернул ко мне свое довольное лицо.

– Откуда мне знать.

– Пятьдесят евро за человека. Считай, мы сэкономили сто пятьдесят.

– И что же здесь за дискотека такая? – удивился я.

– Посмотришь. Ничего особенного, Гвидо сегодня будет играть на гитаре, а телки от него тащатся. Его раскрутка почти всегда заканчивается тем, что гламурные чики запрыгивают на столы и заголяются.

– Как заголяются?

– Так. Иногда настолько увлекаются со стриптизом, что остаются в чем мать родила!

– Прикольно. Блин, но завтра ж на работу…

– Да, тяжеловато придется, дискотека только в одиннадцать начинается.

– Вот сюда садитесь. – Миша указал на столик за колонной, из-за которой сцена была видна плохо. – Я вам сейчас что-нибудь принесу.

– Ты нам воды хотя бы принеси, тут гулять у нас лавэ не хватит.

– Не беспокойся, я все знаю.

Я рассматривал помещение. Оно было в форме амфитеатра с низким потолком и однотонно покрашенными в бежевый цвет стенами. Из-за тусклых светильников все казалось довольно сереньким, но просторным. Множество столов стояло по окружностям от периферии к сцене ровными полукруглыми рядами.

Заиграл ансамбль из трех музыкантов – две гитары и фоно, так, какую-то итальянскую попсу, несколько человек стали танцевать у сцены. Потом ансамбль сменил Гвидо. С длинными волосами, в темных очках, чем-то напоминал Элтона Джонсона. Под Гвидо подвалило больше народа, но я не понимал, что в его музыке выдающегося, хотя играл он на электрогитаре виртуозно. Вообще ничего особенного в этой дискотеке не было, по крайней мере пока.

Подошел Миша, принес бутылку минеральной и, налив немного по фужерам, улыбнулся:

– Это водка. Гуляйте. Я на службу.

– Э-э, Миша, а воды?

Но Миши и след простыл.

– Придется без воды и без закуся, – вздохнул Андрей и выпил одним махом.

После водки стало еще грустнее, и пить захотелось сильнее, но мы упорно продолжали пялиться на сцену и на публику, которая потягивала дорогое шампанское, обжиралась устрицами и лобстерами.

– Не, ребята, я не буду ждать полночного раздевания голливудских телок, – сказал я спустя какое-то время, – меня уже в сон клонит.

– Ладно, – махнул рукой Андрей, – пойдем.

Мы все трое поднялись и вышли.

Следующий день мы работали в обычном порядке: двадцатипятикилограммовые мешки и не менее весомые камни перемещали по склону так же стоически, как и всегда. Во второй половине дня, оставив на стройке Яноша, чтобы он в случае чего мог бы предупредить нас звонком с мобильного о приходе непрошеных гостей, мы снова отправились исследовать площадку над обрывом. На этот раз, вырывая руками и кромсая лопатой стелющуюся траву и низкорослый кустарник, нам удалось немного расчистить проходы между камней, напоминающих остатки древних плит, и вычислить, как проходила северо-восточная кладбищенская аллея. Расчисткой этой аллеи мы занимались два дня, соблюдая полную конспирацию. Еще неделя ушла на вычисления пути прохождения остальных двух аллей. И, несмотря на этот титанический труд, нам пока не удавалось понять, где находится клад. Я видел, что ребята уже устали, изрядно нервничают и вот-вот могут сорваться и запить горькую. Но выхода не было, оставалось только ждать доставки металлоискателя.

И вот однажды Андрей сказал, что грек назначил встречу в десять вечера возле Дома-музея Максима Горького. Чтобы не расслаблять выпивкой своих компаньонов, мы решили с Андреем провести пару часов перед встречей возле обрыва. Там, сверху, открывался красивый вид на море, на Сорренто и остров Нуриева. И притом место притягивало своей историей: здесь любил созерцать дали вождь российского пролетариата Владимир Ленин.

Мы расположились на скамейке под соснами неподалеку от белой стелы, которая имела треугольное сечение и в средней части кусок ее был повернут слегка по оси. Таким образом, белые вытянутые пирамидки как бы взгромоздились друг над другом, и на средней из них был высечено лицо вождя с надписью ниже «A LENIN CAPRI». Почему А, а не В, нам было непонятно. Но мы это недопонимание быстро стерли стаканчиком-другим прихваченного с собой мартини.

Накануне этого дня мы, по обыкновению, курили на терраске виллы. Узнав, что встреча с греком будет возле музея Горького, я спросил у Андрея, знает ли он что-нибудь о жизни пролетарского писателя на Капри. И он мне стал что-то в общих чертах рассказывать, но поскольку сам он не очень интересовался литературой и историей, то быстро как-то утих. В конце концов устав от моих расспросов, он ушел в комнату и вернулся с книгой в руках.

– Вот полистай, я тут достал по случаю.

Книга, написана на итальянском, была хорошо проиллюстрирована черно-белыми фотоснимками. Называлась она «Горький на Капри». По тем временам, когда в России народ бедствовал от голода и вскоре должна была начаться Великая Октябрьская революция, Горький буквально купался в итальянской роскоши. По крайней мере, так показалось мне: роскошная вилла, на террасах которой он фотографировался с гостями, прогулки по экзотической средиземноморской природе, купание в море; думаю, и не дурные обеды он давал своим гостям! Что ж, у писателя тогда были огромные гонорары, печатались его произведения по всему миру. И на Капри было написано глобальное произведение о бедах и чаяниях трудового народа «Мать». Впрочем, наверное, в других условиях, в условиях суеты и разрухи, писать великие произведения бывает почти невозможно.

Кстати, несколько фотографий было прелюбопытнейших. Так, на одной из них Горький сидел на веранде виллы в окружении знаменитостей. Здесь были Куприн, Бунин, Луначарский и Ленин, которому Луначарский состроил над головой двумя пальцами рожки. Оказывается, и великим не чужды были забавы… Впрочем, рожки уже и на какую-то другую мысль наводят…

Мартини в бутылке заканчивалось, не хотелось никуда идти. Вот так бы сидеть и смотреть, смотреть вдаль. Но подходило время встречи с греком.

На площадь перед музеем Симон подкатил на своем стареньком «форде», в который он непонятно как помещался своей огромной, упитанной фигурой. Пожав нам руки, он достал из багажника сложенный металлоискатель, сослался на большое количество дел и уехал.

Однако на следующий день он позвонил и сказал, чтобы мы с Андреем приходили вечером на Пьяцца Фуникулера.

Встречу назначил в кафе. И вот в тот день, когда мы втроем потягивали из изящных чашек кофе, поглядывая на снующих по старинной брусчатке прохожих и на не менее старинные дома, Симон, нагнувшись к Андрею, сказал:

– Я тут у одного местного долгожителя выяснил, что на северо-восточной окраине кладбища действительно над обрывом рос когда-то платан. Старик помнил его еще по детству, они с ребятишками любили играть в прятки на этом кладбище. Но потом, как он утверждает, случился обвал и платан упал в море.

– Значит, сокровища нужно искать под обрывом в море, – округлил глаза Андрей.

А я нахмурил брови и толкнул Андрея под столом ногой: мол, на фига всему острову про клад рассказываешь, сами бы разобрались.

Андрей, словно прочитав мои мысли, повернулся ко мне:

– Не боись, Симон свой чел, никому не скажет.

Симон что-то залепетал синими губами, сложил руки лодочкой, как при молитве, но я так и не понял, что он мне сказал. Во всяком случае, глаза его казались честными.

Итак, знающих о кладе стало на одного человека больше. Вечером мы с поляками, как обычно, совместно отужинали и потом сидели за бокалами красного вина на веранде виллы, покуривая и обсуждая, как вести поиски клада дальше. Чуть позже подтянулся Прапорщик, наиболее активный член нашей поисковой команды. Он принес в свертке тонко нарезанный хамон, который ему для Андрея передал Мартин. Мы угощались изысканным угощением, а Прапорщик больше налегал на вино и все нахваливал вид, который открывался с нашей виллы на далекий туманный Везувий. Потом он стал толкать идею, что нужно будет скидываться с первой строительной зарплаты на покупку или аренду аквалангов для исследования дна под скалами. Все вроде бы согласились, но выходила одна загвоздочка: нужно было иметь разрешение на поиск сокровищ, а его нам навряд ли кто бы дал.

– Разрешение-то выправить, может быть, и можно, – нарушил наступившую тишину Андрей, – но как это сделать, чтобы никто не знал? Появятся конкуренты, искать сокровища спокойно не дадут. Еще нужно учесть, что наверняка руки итальянской мафии тянутся и на Капри. Недаром Папа в столе держит два револьвера…

– Да, – вздохнул Прапорщик, – мафия узнает, нас к поискам сокровищ не подпустят.

– Ладно, руки раньше времени опускать, – сказал Арек. – Мы пока без аквалангов обследуем дно под скалами.

– Во, Арек, ты же можешь взять катер? – встрепенулся Прапорщик.

– Ну, могу.

Все знали, что поляк по субботам и воскресеньям, когда идет наплыв туристов, подрабатывает у одного владельца катеров рулевым, он набирает желающих и возит их на экскурсию в гротта Адзурра (переводится как Голубой грот), находящийся на северной стороне острова. Как рассказывал Арек, в гроте действительно есть на что посмотреть. Его длина пятьдесят шесть метров, ширина – тридцать, высота свода над уровнем воды – пятнадцать метров, высота входа – метр тридцать. Попасть в грот можно только со стороны моря через этот единственный вход. Дно грота затоплено морем, из-за чего проникающие сверху лучи придают воде неповторимый лазоревый цвет. Красота этого природного памятника была описана еще немецким поэтом и живописцем Августом Копишем. С его подачи грот стал одной из самых популярных достопримечательностей Капри. Однако данная водяная пещера была известна еще римлянам, здесь когда-то обнаружили римские статуи.

Я всегда относился к обещаниям поляков с осторожностью, с недоверием, что ли: были времена, когда имел с ними коммерческие дела… Но Арек заслуживал доверия. Накануне выходных он объявил, что в субботу работает с туристами, а в воскресенье отвезет нас на предварительный осмотр прибрежной акватории под скалами.

В воскресенье с раннего утра мы ожидали Арека на центральной набережной, куда он должен был подплыть на катере. Однако к назначенному времени он не явился, и не было от него ни звонка, ни весточки. Прапорщик с Андреем стали нервничать, обзывать Арека всякими нехорошими словами, но в последний момент, когда мы уже собрались уходить, Андрей вдруг заприметил входящий в створ дальних каменных молов катер. Зайдя в порт, он круто заложил вираж и направился в нашу сторону. Вскоре мы разглядели смуглое скуластое лицо с короткой чернявой бородкой. Это был Арек.

– Ты где пропадал? – возмущенно спросил Андрей.

– Бензина не было, ездил заправляться.

– Мы тут уж все издергались, стоим как три тополя на Плющихе.

– А что тут дергаться, я если обещал, то приеду.

– Слушай, Прапорщик, мы взяли два пузыря мартини, этого будет мало. Возьми вот деньги, сгоняй еще в магаз за водкой. Думаю, надо будет две взять. – Андрей протянул купюры.

– Да с таким запасом бухла мы, конечно, поныряем… – хмыкнул я скептически.

– Не боись, – сказал Арек, – я ныряю в любом состоянии на десять метров в глубину, а без бухла могу и глубже.

– Вот именно, – снова проворчал я недовольно.

Вскоре погрузка кое-какого снаряжения, еды и алкоголя была закончена, и мы, обдуваемые ветром и сопровождаемые криком чаек, помчались к заветному месту.

По моему воображению, если смотреть на Карту Капри, то правая часть этого острова напоминает собаку, что-то вроде скотч-терьера. Арек довольно быстро сориентировался по карте и, обогнув большой отрог острова – голову «собаки», оказался возле ее носа.

– Это где-то здесь, – проговорил он, внимательно разглядывая скалы над головой и сравнивая местность с обозначениями карты.

Затем Арек бросил якорь.

– Уже пора промочить горло – жажда мучит, – сказал Прапорщик, подползая к лючку трюма и вытягивая оттуда запотевшую бутылку мартини.

Андрей проворно распаковал завернутые в целлофан стопкой пластиковые стаканчики, при этом он не преминул сказать свой любимый стишок из Омара Хайяма: