Свет падал наискосок в камере для допросов. У Тарека болела забинтованная кисть руки, и он крайне раздраженно листал дело человека, сидевшего напротив. Мужчина был сильно избит, но держался бодро – храбрился.
Ясем Тарек поглядел на него без малейших признаков уважения, понимая, что общается фактически с трупом. Проявления его силы духа никто не увидит и не оценит, да и сломать его Тарек может в два счета, но ему было лень и скучно, и он не рассчитывал на результат.
Позавчера Удей прострелил Ясему руку за то, что тот арестовал его друга. Друга выпустили уже через четыре часа. Удей спрятался, как обычно, от гнева отца после стрельбы. А сегодня утром к дому полковника Тарека пригнали новенький «Мерседес» с извинениями от Саддама Хусейна.
Ясем злился, считая, что Саддам-сайид напрасно унижается из-за сына. Будь это кто-то другой, Тарек обидчика бы убил и взятку в виде машины отверг бы.
Тарек верил Саддаму. Безоговорочно. Но все эти выходки сыновей президента и чиновников, самодурствующих на местах, вольности иракских дипломатов, позволяющих очернять своего лидера и свою страну на международном уровне, – все это вызывало не просто недоумение, но и глухое раздражение…
– На что ты надеешься? – спросил Ясем по-арабски, нажал на кнопку на ножке стола и велел заглянувшему охраннику: – Воды принеси.
Он выпил обезболивающую таблетку – кроме руки разболелась голова, и выплеснул остатки воды из стакана на бетонный пол, зная, что заключенного не поили. Мучили парня не столько побоями, сколько голодом, не давали пить и спать.
Задержанный иракский еврей обвинялся в шпионаже в пользу Израиля.
После 1948 года, когда было создано государство Израиль, для евреев в Ираке наступили тяжелые времена. Их невзлюбили соседи-арабы, особенно те, у кого были связи с палестинцами – дружеские или даже родственные. А уж про власти и говорить нечего. Не только в молодых видели разведчиков, но с подозрением начали коситься и на старика-портного, и на пожилого бакалейщика, и на таких же престарелых иракских евреев, с которыми раньше мирно играли в нарды, которых можно было встретить в кафе и на базаре, торгующимися азартно, до умопомрачения. Затем их становилось все меньше и меньше в Багдаде.
Сидящий напротив Тарека Муса Руби уехал с родителями в Израиль в конце семидесятых. Но в начале девяностых вдруг вернулся в Багдад. Стал работать у дяди в небольшой фотостудии. Родители остались в Израиле.
Муса довольно быстро попал в поле зрения контрразведки. Тарек лично курировал работу, проводимую по Мусе Руби, предчувствуя удачу. Однако Муса выжидал около года то ли из страха, то ли соблюдая инструкции Моссада.
Ясем же обладал терпением, умением убеждать руководство и не ослаблять контроль за объектом. К тому же личное хорошее отношение к Тареку самого Саддама влияло на повышение и непререкаемость авторитета Ясема среди коллег.
И Тарек дождался. Сначала Руби стал активно встречаться со своими местными, в основном молодежью. Затем поступила информация, что некто активно через третьи лица пытается приобрести оружие и взрывчатку. Но как за Руби ни наблюдали, не могли выявить ни связь с таинственными закупками оружия и тротила, ни с кем-либо из посольских сотрудников, поскольку представительства Израиля в Ираке не было из-за отсутствия дипломатических отношений с Израилем как с непризнанным государством.
Моссад зачастую действовал через посредников в английском и немецком дипломатических представительствах, осуществляя связь со своими агентами. Но это до войны в Персидском заливе. Теперь вряд ли.
Мысль о том, что Руби функционировал автономно, претила Тареку, поскольку он намеревался вскрыть сионистскую шпионскую сеть, в наличии которой не сомневался, отчасти основываясь на опыте, отчасти из-за активной пропаганды иракских СМИ, повлиявшей и на него тоже, несмотря на его здравый подход к жизни и службе.
Из опасений вспугнуть Руби Тарек активно задействовал осведомителей. От них удалось узнать, у кого Муса пытается купить автоматы.
Арест торговца оружием привел к ранению от Удея. Тот прострелил Ясему руку между большим и указательным пальцами.
Выходило, что дружок Удея торговал оружием со складов, где хранились автоматы еще времен ирано-иракской войны. И этому способствовал уж если не сам Удей (его, разумеется, обвинять никто и не стал бы), то его имя, которым прикрывался торговец оружием, когда его задерживали. Любой другой, услышав имя сына Саддама Хусейна, отказался бы производить арест, но Тарек имел выход напрямую на Хусейна и не опасался последствий. Знал, что Сам будет на его стороне.
Так и вышло. И тем не менее это не помешало Удею прострелить руку полковнику.
Однако Тарек добился своего – пристрастно допросил торговца оружием. И поскольку испуганный торговец согласился на сотрудничество, уже на рассвете его отпустили. Тихо, без лишнего шума, в сопровождении сотрудника контрразведки. Но Удей этого не знал и утром велел доставить полковника Тарека к себе. После встречи с сыном Саддама Ясем вынужден был спешно ехать в госпиталь, замотав руку полотенцем, которое ему сунул один из охранников Удея.
Через несколько часов задержали покупателя-посредника, молодого человека из еврейской диаспоры, которого в числе других окучивал Руби. Сам Муса, естественно, покупать оружие не пошел, зато посредник его сдал, не задумываясь, и он же выдал других членов группы, созданной Руби с целью организации террористических актов против антисионистского правительства Саддама. Покупатель также назвал фамилии чиновников, которых намеревались взорвать в собственных машинах. А если по каким-либо причинам взрывное устройство не сработает, то добьют из автоматов. Ясем лично знал этих чиновников.
– Я не хотел, меня втянули, – еле шевелил окровавленными губами посредник, еще находясь в кабинете начальника склада (перевозить арестованного Тарек не спешил, чтобы не вспугнуть Руби). В коридоре трясся, дожидаясь решения своей участи, начальник склада. Он не рассчитывал, что при участии в деле приятеля самого Удея выйдет такая неприятность, а вернее, полный провал…
Ясем, мучаясь от боли в зашитой и туго перебинтованной руке, послал сотрудников провести одновременные аресты Руби и набранных им подручных.
Он дождался известий об успешно проведенных арестах и только тогда покинул кабинет начальника склада и разрешил увезти задержанных – посредника и торговца, питавшего надежды, что его освободят, оценив добровольную помощь. Он лишь вяло спорил со спецназовцем, уводившим его.
В коридоре начальник склада стоял, вжавшись спиной в стену и сравнявшись с ней по цвету. Лимонно-желтый от страха, он спросил:
– А что со мной?
– Этого тоже пакуйте, – бросил через плечо Тарек командиру группы спецназа и со спокойным сердцем поехал домой.
Его заместитель обрабатывал Руби всю ночь, подготавливая задержанного к встрече с Ясемом. И вот теперь они сидели друг напротив друга. Полковник иракской контрразведки и разведчик Моссада, собиравшийся развернуть в Багдаде диверсионно-террористическую деятельность.
– На что ты надеешься? – повторил свой вопрос Тарек. – Обменивать тебя ни на кого не будут. Мы с Израилем никаких дел не имеем. Сгниешь в тюрьме!
– У меня есть выбор?
Тарек взглянул на часы и поморщился от боли в руке.
– Пока выбор есть. Но скоро заветная дверь захлопнется. И не то что выбора, а вообще ничего не будет.
– И что я должен выбрать? Как умереть? Рабом или внутренне свободным человеком?
Руби вскинул голову.
У него были очень выразительные черные влажно блестевшие глаза, чуть опущенные у висков, придающие смуглому узкому лицу меланхоличный вид. Сейчас ему было действительно невесело.
– Вы унижали моих родителей, – продолжил он. – Вынудили уехать из Ирака, бежать, бросить дом, могилы близких…
Тарек поморщился скептически:
– Эти байки оставь для наивных дурачков, которых ты вербовал для терактов. Я знаю, что ты им рассказывал сказочки о злом и коварном Саддаме, выгоняющем евреев из страны.
– Разве это не так?! – вскинулся Руби.
– Дело не в Саддаме. Твой папаша-дантист собрал свои манатки, продал дом – никто его не отбирал. Знаешь ты об этом? Это твои родители создавали семейные легенды? Или уже Моссад поработал, когда тебе мозги промывали перед заброской в Ирак? Наблюдали мы за тобой давно, не обольщайся.
– Куда уж мне?! А что насчет продажи дома? – Он смотрел в стену за спиной Тарека, равнодушно, но не смог скрыть, что этот вопрос волнует его всерьез.
– Родового гнезда? – насмешливо уточнил Ясем. – Могу предоставить тебе документы, подтверждающие продажу дома.
– Подделка? Вы таких можете наштамповать сколько угодно. И зачем тебе тратить время на то, чтобы меня в чем-то убедить? Сам же сказал, я сгнию в тюрьме.
Тарек удивленно посмотрел на Руби, понимая, что парень не просто не упал духом, но намерен язвить. Это упрямый характер? Или козырь в кармане?
– На что ты надеешься? – третий раз спросил Тарек. – Точечная операция Моссада по твоему освобождению? Про тебя забудут тут же, как только узнают об аресте. Наверняка твой куратор предупреждал, что от тебя открестятся в случае провала. Здесь тебе предъявят не только участие в террористической деятельности, но и шпионаж в пользу Израиля. Ты понимаешь, чем это пахнет? Ты в тюрьме и недели не протянешь. – Тарек закурил и выдержал паузу, позволяя Руби осознать и прочувствовать. – Вопрос заключается только в том, агент ли ты просто или кадровый разведчик? Если учесть, что ты с родителями уехал в довольно юном возрасте, ты наверняка не только проходил обязательную военную службу в ЦАХАЛ, но и попал в поле зрения Моссада как перспективный кадр. Хотя не исключаю, что ты сам проявил инициативу и оказался в рядах борцов за идею. С кем ты хотел воевать? Саддам и БААС – это Ирак. При нем мы стали страной, а не придатком Великобритании или Америки! Чего ты ухмыляешься?
Руби покачал головой.
– Говори! – велел Тарек.
– Опасаюсь, – он потер рукой разбитую скулу. Руки, скованные наручниками, пришлось поднимать сразу обе.
Ясем молча ждал продолжения и без того понимая, на что намекает Руби.
О помощи США в войне против Ирана. А почему, собственно, Ираку было не использовать военную помощь американцев, желавших поражения послешахского Ирана? Однако вскоре выяснилось, что янки продавали оружие не только Ираку, но и противоборствующей стороне. «Дружба» не состоялась. Хотя в 1984 году Ирак и США успели до скандала восстановить дипломатические отношения, замороженные в 1967 году из-за арабо-израильской войны.
– В войне все средства хороши, – Тарек не дождался пояснений от Руби.
– Вот-вот. Только тогда не стоит говорить о независимости, раз принимаете помощь от идейных противников.
– А ты знаешь, что тогда без вашего брата не обошлось? Израиль и гешефт получил, ведь Шимон Перес организовал эти поставки оружия из США в Иран. Получал процент от продаж и, самое главное, не позволял Ираку нанести решительный удар по Ирану. Усиление Ирака он не потерпел бы. Уверен, что они и организовали всю эту провокацию.
– И в чем же заключалась провокация? – Руби источал откровенное ехидство. Он то ли чувствовал надежду, исходившую от мрачного араба-полковника, то ли уже впал в состояние, когда море по колено.
Ясем смерил его внимательным взглядом, каким обычно оценивают степень готовности барашка. По всему выходило, что Руби начинает дозревать до нужной Тареку кондиции, втягиваясь в дискуссию и радуясь уже тому, что не бьют.
«С этим сопляком я еще наплачусь», – подумал Тарек обреченно.
– Ты еще только родился, когда твои соплеменники и будущие коллеги по Моссаду, понимая, что у Ирака есть все шансы победить в войне, а значит, занять лидирующее положение в арабском мире, во главе с Шимоном Пересом нашли в администрации США заинтересованных финансово ребят. Ведь надо было чужими руками организовать поставки оружия Ирану в обход эмбарго. А более того, им, наверное, показалась забавной сама идея, что Америка будет поставлять оружие обеим конфликтующим сторонам. Эти парни из администрации, кстати, тоже ваши соплеменники, в то время мутили воду в Никарагуа, спонсируя боевые действия там, снабжая контрас, и тоже в обход собственного конгресса, который был против финансирования повстанцев.
– В войне все средства хороши, – Руби повторил недавние слова собеседника, что вызвало раздражение у Ясема.
Но он сдержался, закурил, выдыхая дым в лицо Руби. Тот скривился и спросил:
– Что, лирика закончилась? Теперь придут твои костоломы и снова начнут меня бить?
– Ты ведь этого не хочешь?.. Так все-таки ты сам рвался в разведку или в один прекрасный день к тебе подошел неброской внешности человек и намекнул, что хорошо бы поработать на благо государства, которое приняло тебя и твою семью, бежавших от свирепого режима Саддама, отплатить добром за предоставленный кров и льготы?
– Допустим, что так. К чему тебе детали? – теперь раздражение прозвучало в голосе Руби.
– Я не буду утверждать, что Моссад тебя обманывал, использовал втемную, – Тарек встал и прошелся по камере, проигнорировав вопрос арестованного. – Мы тоже используем такие методы, чтобы добиться своего. А вот тебя не просто обманули, но и подставили. Как я думаю, необходима была операция прикрытия для фигуры поважнее. Пока ты возился бы с организацией терактов и даже, возможно, успешно справился бы с поставленной задачей, наши спецслужбы отвлекались бы на минимизацию угроз террористической атаки и на разгребание последствий серии взрывов. Но ты бы, что называется, вызвал огонь на себя, пока кто-то осуществлял внедрение. Тебя бы задержали в любом случае или убили бы во время захвата. Кому интересен очередной террорист? Нет его, и дело с концом. Твоим родителям выплатили бы страховку, но вряд ли в Израиле стали бы считать героем. При другом раскладе… – Ясем обвел рукой камеру. – Вот твой «другой» расклад. На долгие годы. Если выйдешь, то глубоким инвалидом. Мы работаем над тем, чтобы выявить второго агента, и есть уже результаты. Задержим и его – вопрос времени.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – нахмурился Руби, опасаясь, что его начнут пытать на предмет местонахождения второго неизвестного ему разведчика.
Тарек лукавил только в том, что второй еще не арестован. Люк Шнайдер, по паспорту немец из Кёльна, фотограф по профессии, сидел сейчас в соседнем крыле в похожей на эту камере. Только избит он был гораздо сильнее, чем Руби. С Люком не церемонились.
О нем Ясем знал почти все и считал его непригодным ни для чего. Сегодня же ночью Люка «утилизуют» – так Ясем и его коллеги называли ликвидацию неугодных власти людей или вот таких задержанных, которые ни при каких обстоятельствах не должны покинуть стены этого заведения.
Шнайдера выдал агент иракского Мухабарата, еще когда Люк вылетал из Франкфурта-на-Майне. Шпиона «приняли» в Багдаде, какое-то время водили, а затем, когда всплыла история с готовящимися терактами и с Руби, Тарек решил брать Шнайдера. План работы с Руби уже сформировался в голове Ясема, и дело было за малым – за Руби.
Пока все шло в русле намеченного – Шнайдер ждал «утилизации», Руби потихоньку дозревал до осознания происходящего.
Немецкими паспортами разведчиков Моссада снабжала BND (немецкая разведслужба) не из альтруистических побуждений, разумеется, а для контроля ситуации на Ближнем Востоке и участвуя в некоторых спецоперациях Моссада. И не только Германия.
– Тебе надо понимать одно, – Тарек снова сел напротив Руби, положил забинтованную руку на прохладный металлический стол и поморщился. – Так тебя не подставляли еще никогда в жизни, и надо выбираться из ямы, в которую ты угодил.
– Ты что, такой благодетель? Советы раздаешь! Может, ты и помочь собрался?
– Я могу, но не определился, хочу ли этого и что мне за выгода.
– Вот и я думаю, зачем? Хотите вытянуть побольше информации? Да ведь я не суперагент, и меня не посвящали в сверхсекретные гостайны. Тут промашка выйдет, не стоит и копья ломать. Я бы и рад рассказать, да нечего. Жить-то хочется, и не в тюрьме… Работать на вашу разведку? Так ведь о моем провале станет известно. К тому же нельзя сбрасывать со счетов того, второго. Нельзя исключать, что он уже информировал Центр об аресте моей группы.
– Рассуждаешь здраво, – удовлетворенно кивнул Тарек. – А если я тебе скажу, что второй уже сидит и не выйдет из тюрьмы? А ты, вернувшись в Израиль, сможешь с чистой совестью сказать, что тебя предали, твою группу схватили, но ты чудом бежал через пустыню в Сирию, а оттуда в Израиль. Затем через другие источники твоему руководству станет известно, что этот второй – предатель и теперь он скрывается в Ираке. И пусть себе скрывается…
– Он может передать весточку из тюрьмы или сбежать.
– Оттуда еще никто не возвращался.
Руби вгляделся в немного сонное лицо Тарека и пояснений не потребовал, понимающе покивал и весь сжался на табурете, будто это его собираются отправить на тот свет.
– Ты предлагаешь мне вернуться в Израиль? И вы меня отпустите? – недоумевал Руби.
– После того как ты подпишешь одну маленькую бумажку, – Тарек достал из кармана сложенный вчетверо листок и бросил его на стол перед Руби. – Забери, подумай… Мне не нужен человек сломанный. Из таких суперагентов не выходит.
Разворачивая бумагу, Руби бросил взгляд исподлобья на контрразведчика, но, прежде чем высказываться, прочел.
– Ты всерьез? Полагаешь, я подпишу? А где гарантия, что тот, второй, если он вообще не плод твоего воображения, не подписал такую же бумаженцию? И не факт, что чаша весов в итоге склонится в мою сторону.
– Не глупи! Ты не знал о его существовании до сегодняшнего дня, – резонно напомнил Тарек. – А стало быть, при всем желании не смог бы заложить его нам. Только наоборот. Ты кровно заинтересован, чтобы мы его убрали. Но для твоего спокойствия могу попросить парней, чтобы они устроили фотосессию…
Руби передернуло, когда он понял, что речь идет о посмертной фотосессии для Люка.
– Пытаешься столкнуть нас лбами? – Он отодвинул листок от себя. – Я не пойду на это, ты не дождешься, чтобы я бросился во все тяжкие и подписал не просто согласие работать на вашу разведку, но и приговор своему товарищу.
– Если тебе от этого станет легче, он в любом случае умрет, – Тарек снова придвинул бумагу к Руби. – Подумай.
Из тюрьмы Ясем направился в «Аль-Заварек» клуб-«поплавок» на Тигре – там можно было встретиться и переговорить с теми, с кем обычно в стенах их конторы пообщаться было затруднительно – все фиксировалось, стучали друг на друга руководству, кто с кем, когда и сколько времени общался, доносилось и содержание бесед. Тут, в «Аль-Завареке», удавалось переговорить накоротке, без лишних свидетелей. И хотя считалось, что ССБ в клубе особенно тщательно пишет все разговоры, но Тарек знал наверняка, что это не так.
Здесь не возбранялся алкоголь до позапрошлого года, когда по личному распоряжению Саддама подавать алкоголь в клубе запретили. Да, собственно, с середины восьмидесятых, когда сменилось руководство Мухабарата, клуб уплыл у ведомства из рук, но формально. Сотрудники все равно сюда ходили наравне с высокопоставленными чиновниками – министрами, генералами. И все эти годы тут шла гульба.
Нередко ночи в клубе заканчивались пьяными оргиями, стрельбой в багдадское небо и потасовками, но куролесили обычно молодые сотрудники. «Старичье», к которому причислял себя и Тарек, ветераны ирано-иракской войны, занимающие высокие посты, истовые баасисты, приходили сюда по вечерам, а часов в десять уже разбредались по домам и не участвовали в юношеских попойках…
Заказав кебаб, Ясем расположился за столиком у дальней от входа стены с окошками-иллюминаторами за спиной, из которых несло речным духом и плотоядными комарами.
С кухней в клубе не мухлевали, потому что понос от некачественных продуктов у одного из посетителей мог стать фатальным для повара. Сюда на хлебные места официантов и поваров многие чиновники старались устроить своих родственников.
Ожидание Тарека вознаградилось. Он увидел входящим в клуб в изысканном цвета морской волны костюме полковника Аль-Мухабарата, курировавшего иракскую бригаду АОП [АОП – Армия освобождения Палестины, боевое крыло Организации освобождения Палестины (ООП)] до недавнего времени.
Ясем обмозговывал, как организовать связь с Руби, когда тот вернется в Тель-Авив. В том, что парень даст согласие, Тарек не сомневался, отлично зная систему, в которой служил, – попавший к ним оказывался в неумолимой мясорубке. И не оставалось надежды, что ножи окажутся плохо заточены или тот, кто вращает ручку мясорубки, устанет или испытает жалость к прокручиваемому мясу.
Полковник Билял Ваддах аль-Басри заметил взмах руки Тарека и двинулся к его столику неспешной походкой человека, собирающегося вкусно поесть в приятной компании после трудового дня. Он благостно улыбался большегубым ртом.
Его взгляд упал на забинтованную руку Ясема, он вспомнил о циркулирующих в их конторе слухах, и улыбка потускнела. Тарек знал о гиперосторожности полковника и, запоздало спохватившись, спрятал раненую руку под стол. Но Ваддах уже напрягся. Большинство афро-иракцев, которые свое происхождение вели от рабов из Африки, добившись продвижения по службе, что было очень непросто при довольно откровенной дискриминации по отношению к ним, отличались заносчивостью и перестраховывались где надо и не надо. Ваддах не утратил повадки соплеменников – он боялся потерять завоеванные позиции и гордился тем, чего достиг.
– Добрый день, полковник-сайид, – Ясем знал обо всех терзаниях Ваддаха и, вскочив навстречу, взял его под локоток. – Хочу поделиться радостью, уважаемый. Саддам-сайид вчера поощрил меня, подарил машину – белый «Мерседес». – Тарек показал полковнику забинтованную руку, намекая, за что такие щедроты.
– Угу, – важно промычал Ваддах, усаживаясь на предложенный Тареком стул. – Поздравляю. – Он успокоился, узнав о таком продолжении истории со стрельбой. Хозяин белого «Мерседеса – это совсем не одно и то же, что полковник, раненный Удеем, почти что опальный.
Глянув на тарелку Ясема, Ваддах заказал такое же блюдо и в ожидании расслабленно откинулся на спинку стула.
– А я ведь хотел тебе подпортить аппетит разговором о делах.
– Валяй! – добродушно согласился Ваддах.
– Ты же курировал иракскую бригаду АОП, насколько я знаю?
– Ну, допустим, – уже менее охотно кивнул полковник. – А что ты хотел?
– Мне нужен человек, находящийся в Палестине, а еще лучше в самом Израиле для посреднических миссий. Ну хотя бы в Палестине, – добавил Тарек, заметив недовольство на темнокожем, матово поблескивающем при искусственном освещении лице Ваддаха.
– Разбежался! Нам он самим нужен. Если тебе для связи со своим агентом, то можно использовать почтовый ящик.
– Это я и сам понимаю, – развел руками Тарек, не испытывая разочарования из-за того, что Ваддах ему формально отказал. Он понимал – торг только начинается и Билял набивает цену. – Хотелось бы иметь более быстрый и надежный канал связи.
– Все зависит от того, какой человечек у тебя там будет работать. Если его уровень осведомленности позволит и нам получить доступ к ценной информации, то я мог бы рассмотреть твое предложение более основательно.
– Билял, ты же понимаешь, я не могу тебе раскрыть личность моего человека, – продолжал делить шкуру неубитого медведя Тарек. – Но готов давать ему задания от тебя и затем делиться информацией.
– Меня ночью избили, – пожаловался Руби, когда Тарек утром явился в камеру для допросов.
– Да? – довольно искренне изумился Ясем, будто не он сам вчера распорядился «взбодрить» парня как следует, чтобы тот понимал – отступать некуда. – Извини, я, наверное, не сказал им, что ты теперь с нами. А ты ведь с нами?
Тарек поднял брови, наморщив смуглый высокий лоб с полоской незагорелой кожи у кромки волос от ношения гутры.
– Ручку дай, – протянул ладонь Руби. – Еще одной такой ночи я не выдержу.
– Очень хорошо… Я в том смысле, что ты решился. Теперь, – Тарек двумя пальцами схватил расписку в согласии Мусы работать на иракскую разведку и проворно выдернул ее, впрочем, уверенный, что Руби не передумает, – мы сможем забрать тебя отсюда.