Если мы внимательно вслушаемся в доводы блаж. Августина против буквального понимания «тысячи лет», то обнаружим, что его более всего волнует вопрос стремительного распространения еретического хилиазма. Для предотвращения пагубных последствий он предлагает разрешить вопрос о буквализме, включая и святоотеческий, экзегетическими мерами, для чего и прибегает к своему толкованию 20-ой главы Апокалипсиса. То есть здесь имеет место попытка накинуть на буквализм своеобразный «экзегетический колпак», лишить «доступа света» – возможности на богословском уровне осмысливать этот вопрос в Церкви. Другими словами, положить вопрос о хилиазме под спуд, оставив его решение будущему.
Это не игнорирование учения Древней Церкви о «тысяче лет» как ожидаемой реальности духовного плана, и тем более не его отвержение, но вопрос икономии, предотвращения массового распространения еретического хилиазма. Вот как об этом, в более широком контексте, говорит сам блаж. Августин в главе семь двадцатой книги сочинения о «О граде Божием»: «Мнение это могло бы быть до некоторой степени терпимо, если бы предполагалось, что в эту субботу святые будут иметь некоторые духовные радости от присутствия Господня. Некогда и мы думали так. Но коль скоро они утверждают, что воскресшие в то время будут предаваться самым неумеренным плотским пиршествам, на которых будет столько пищи и питья, что они не только не будут соблюдать никакой умеренности, но превысят меру самого неверия, то никто, кроме плотских, никоим образом этому поверить не может. Духовные же называют их, верящих этому, греческим именем χιλιαστας; переведя это название буквально, мы можем называть их тысячниками. Вдаваться в особое опровержение их было бы долго; скорее, мы должны в настоящем случае показать, как следует понимать это место Писания»30. Мы видим, что блж. Августин не только допускал существование хилиастических воззрений при определенном условии, но и сам прежде принимал их. Однако, наблюдая широкое распространение еретического хилиазма, пришел к выводу о необходимости борьбы с ним с помощью экзегезы. Икономия также потребовала положить под спуд и духовный «хилиазм» святых отцов Древней Церкви. Но при этом блаж. Августин ни одним словом не осудил святоотеческий «хилиазм».
Более определенно по поводу икономии высказывается святитель Филарет, митрополит Московский, в «Слове в день Успения Пресвятой Богородицы», произнесенном в Московском Успенском соборе 15 августа 1825 г: «Оставляю испытание тайн будущего, которых подлинно не столько истинное разумение потребно, сколько ложное опасно. Ищу разуметь только повеленное»31. В первой части указанного «Слова в день Успения Пресвятой Богородицы» святитель Филарет излагает, если говорить по существу, духовный «хилиазм» святых отцов Древней Церкви и допускает возможность будущего «тысячелетия покоя»: «Итак, воскресения первого, воскресения блаженных и святых, должно искать между днем воскресения Христова и последним днем мира. Где же они? Подлинно, взятие Пресвятой Девы с телом на небо, по признакам оставшимся на земле, подобное воскресению Христову, не есть ли первый пример первого воскресения?»32 Чуть далее, после указанной выше ремарки, святитель Филарет излагает взгляд на тысячелетие блж. Августина.
Как мы видим, святитель Филарет окончательно проясняет этот вопрос. И мы уже ясно понимаем, что здесь имеет место икономия в чистом виде, тот случай, когда до поры до времени требуется не истинное понимание, а устранение ложного. А потому-то он и оставляет «испытание тайн будущего», поскольку не пришло еще для этого время.
Таким образом, рассмотрение этого вопроса в Церкви со времен блаженного Августина ведется, прежде всего, с позиций икономии. Думается, понимая это, в известный дореволюционный «Сборник по истолковательному и назидательному чтению Апокалипсиса» по вопросу «тысячелетнего царства» М. Барсовым были включены различные богословские мнения: аллегорическое митрополита Макария, икономическое святителя Филарета и компромиссное, о котором пойдет речь в соответствующей главе книги, епископа Петра (Екатериновского). Да, святитель Филарет говорит не прямо о «тысячелетнем Царстве», но о «воскресении первом». Но не нужно делать особых интеллектуальных усилий, дабы понять: «воскресение первое», о котором говорит святитель, есть то самое, что описано в стихах Апокалипсиса, где речь идет о «тысяче лет». И здесь он последовательно придерживается икономии, не озвучивая слова «тысяча лет».
Мнение Августина не ложно в том смысле, что без Церкви невозможен вход в Царство Христа, в Царство Божие. Именно посредством Церкви человек входит в вечное Царство Христа. Через Таинство Крещения человек воскресает к вечной жизни, через Таинство Миропомазания он становится храмом Святого Духа, а через Покаяние и Евхаристию открывается вход Христу в верующее сердце. И это главное для спасения человека. Дабы оградить паству от еретиков, манящих ее знанием истины, Августин посчитал лучшим оградить ее от ложного разумения, – что спасение возможно вне Церкви, – до той поры, когда она придет «в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова» (Еф. 4:13).
Порою приходится слышать такого рода возражения по поводу «неточности» и противоречивости богословского мнения митрополита Макария (Булгакова) о хилиазме: «меня так учили». Как мы видим, на самом деле этому вопросу учили совершенно по-разному. Вышеназванные святые отцы древней Церкви учили о духовном «хилиазме» как о «начале нетления». Блаженный Августин, исходя из икономии, учил о тысячелетии как о царстве благодати Христовой, делая упор на том, посредством чего возможен вход в вечное Царство Христа. Это «тысячелетнее Царство» он призывал видеть в Церкви, мудро не затрагивая при этом вопроса о кончине этого царства.
Но у митр. Макария (Булгакова) мы замечаем совершенно новые черты в противостоянии святоотеческому «хилиазму», которые никак нельзя связать с икономией. Мы видим, что митр. Макарий (Булгаков) действует уже не из соображений икономии, но пытается подвести учение святых отцов древней Церкви под каноническое правило, подвергающее их сторонников анафеме. Как выясняется, на самом деле ничего близкого к тому, что находит митрополит Макарий (Булгаков) в деяниях Второго Собора, нет. Напротив, Маркелл Анкирский, которого осудил Второй Вселенский Собор, учил о том, что царство Христа уже имеет место, но закончится сразу же после второго Пришествия Христа. А дальше наступает вечное царство Бога, в котором Христос «сокращается», «возвращается» в Логос. Уж как Маркелл Анкирский называл это подлежащее «сокращению» Царство Христа – не суть важно. Важно то, что он учил о его кончине. О кончине «благодатного царства Христова» учил и митрополит Макарий (Булгаков): «Вместе с кончиною мира вещественного и преобразованием его в мир новый, лучший, последует кончина и благодатного царства Христова, и откроется вечное царство Божие, царство славы»33. Далее он обосновывает свое учение, не брезгуя и такого рода приемами: «Другие учители Церкви в то же время прямо восставали против учения о хилиазме»34. Но выясняется, что это было не «в то же время», а, в большинстве случаев, столетием позже, да к тому же восставали, как правило, не против «хилиазма» святых отцов древней Церкви, но против хилиазма еретиков.
Подведем итоги данного параграфа: 1) принятие аллегорического толкования «воскресения первого» в духе блж. Августина было икономией в чистом виде; 2) аллегория из средства домостроительства, усилиями митр. Макария, превратилась в «неточность» без серьезного исследования данной проблемы.
4
Глава II. Строки преткновения
Почему же Апокалипсис так трудно входил в число канонических книг на Востоке Церкви? Как видится, одной из основных причин является та, что и частое впадение в ереси части её: наличие большого числа обращенных в христианство из числа иудеев, поскольку среди них не мало было таких, что «приходят… в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Мф. 7:15). Об этом прямо предупреждал Апостол Павел: «Ибо есть много и непокорных, пустословов и обманщиков, особенно из обрезанных…» (Тит. 1:10). А вот это адресовано непосредственно Востоку Церкви: «…Я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою» (Деян. 20:29-30). Запад Церкви в этом отношении находился на первых порах, если так можно выразиться, в «тепличных условиях». Лишь тогда, когда стало практиковаться насильственное обращение в христианство иудеев, ситуация в Западной Церкви в этом плане резко осложнилась…
Порою можно услышать мнение, что «безоговорочное» принятие Западной Церковью Апокалипсиса является свидетельством ее особой стойкости в следовании истине. Позволим себе не согласиться с этим. Во II веке решающую роль во включении Апокалипсиса в канон новозаветных книг Западной Церковью сыграл авторитет епископа Лиона священномученика Иринея, который был выходцем из Восточной половины Церкви. Но затем, по мере роста сомнений относительно автора Апокалипсиса, сохранение этой книги в числе канонических на Западе явилось, на наш взгляд, результатом принятия оригеновского, то есть аллегорического метода толкования Апокалипсиса, и особенно стихов двадцатой главы о «тысяче лет» и «воскресении первом».