Касси в очередной раз посмотрела на настенные часы. Ей казалось, что она ждет целую вечность, когда секундная стрелка наконец доберется до двенадцати, а минутная с резким щелчком передвинется на один крошечный шаг вперед. «Еще девять кружочков, – подумала она и вздохнула. – Все потому, что мы в этой деревне, не иначе. Нигде время так не ползет, как здесь».
«Как только он подойдет ко мне ближе, чем на пять метров, я спрошу. Интересно, а пять метров – насколько это далеко?» Касси обвела взглядом пространство вокруг кассы и представила, что смотрит сверху на этот только что очерченный круг, в центре которого она сидит. «А что если сделать круг больше? На километр? Или десять километров? Или сто? Лейден все равно не попадет в этот круг, – с горечью заключила она. – Настолько я далеко от цивилизации».
Без пяти. Сейчас он выйдет из своей каморки. Так, дверь скрипнула. Послышались тяжелые шаги, гулко отзывающиеся эхом среди пустых полок. Еще чуть-чуть, и он появится из-за стеллажа с кормом для животных, как всегда, немного сутулясь и прижимая к себе правую руку. Как будто держит под мышкой градусник. А вот и он, уже почти вошел в круг… Сейчас.
– Менейер[1], можно закрыть магазин?
За мгновение до того, как выйти из ее воображаемого круга, он остановился, нахмурив брови. Сжал узкие губы, как делал всегда, прежде чем начать читать нотации.
– А что у нас на часах, юффертье[2]? В твоем городе тебя что, не научили определять время по часам? Или там уже позабыли, что значит честно и добросовестно трудиться?
Он взглянул на нее поверх очков и постучал своим бледным толстым пальцем по наручным часам.
– Если у меня на входной двери написано Открыто до шести часов, то мои клиенты могут на это рассчитывать. Они точно знают, что никогда и ни за что на свете не окажутся перед закрытой дверью моего магазина, пока на часах не будет ровно шесть. Шесть часов – это шесть часов, а не без восьми минут шесть и даже не без двух минут шесть.
Касси кивнула.
– Хорошо, хорошо, я поняла, – пробормотала она.
– Я еще не закончил, – сказал он строго. – Я не просто так тебе об этом говорю. Все ради твоего же блага, понимаешь? Тебе еще многому предстоит научиться. Иногда я жалею, что дал тебе шанс. Знаешь, сколько хороших девочек с радостью заняли бы твое место?
Опустив голову, она разглядывала серые кнопки кассы. Да у них тут даже нет сканеров!
«Что мы здесь забыли? – негодовала Касси на следующий день после того, как они с мамой сюда переехали и она прогулялась по городишку, придя от этой прогулки в ужас. – Что мне делать в этой захудалой вонючей дыре?»
Сперва ее вопросы оставались без ответа. С красными пятнами на щеках, сидя посреди нераспакованных коробок с вещами, ее мама читала путеводитель по этой деревне. Путеводитель по деревне – уму непостижимо, – в нем не было ничего, кроме занудных фактов о Вирсе! Только после того, как она повторила свой вопрос, – и голос ее прозвучал раздраженнее, чем в первый раз, – мама подняла глаза.
«Ты привыкнешь, – заявила она. – Можно подумать, тот вонючий город был намного лучше!»
Но даже спустя четыре невыносимых месяца Касси так и не привыкла.
– Мы что, уснули?
Она чуть не упала со стула от испуга. Этот псих каким-то образом оказался у нее за спиной!
– Уже шесть часов, – проговорил он размеренно, – ты можешь закрывать магазин. Потом закати тележки внутрь. Да, и уберешь клубнику в холодильник.
«Так я закончу только в половине седьмого, – злилась Касси, – а ты, жадный старикашка, ты ведь мне ни одну лишнюю минуту не оплатишь!» Она посмотрела сквозь стекло витрины. Вереница из тележек сверкала под палящим солнцем. Менейер Стру открыл дверь и занес внутрь рекламный щит с перечнем акций выходного дня. С улицы в магазин хлынули потоки горячего воздуха.
– Удивлюсь, если гроза не начнется.
Касси слышала, как он вздыхал. Тыльной стороной левой ладони он размазал пот по лбу, а затем вытер ладонь о свою белую куртку.
На Касси была точно такая же куртка, бесформенное нечто, которое болталось на ней и доходило до колен. Она ненавидела эту вещь почти так же сильно, как и розовую повязку, под которую ей приходилось заправлять свои рыжие кудри.
«Я должна носить рабочую форму! – жаловалась она дома. – И убирать волосы в хвост, чтобы было гигиенично. Вечно ты со своими идиотскими идеями!»
«Устройся на другую работу, которая будет тебе по душе», – беззаботно ответила мама.
Но это была единственная подработка, которую удалось найти в этом захолустье, ее единственная возможность заработать немного денег и время от времени сбегать из деревни. Чтобы навестить своих старых друзей, увидеть своих настоящих, своих единственных друзей.
Она поплелась в подсобку, повесила куртку на крючок. Над ним висела черная табличка, на которой светло-серыми буквами было написано: Кассандра Зондерван.
– На петельку, пожалуйста, – сказал менейер Стру, войдя внутрь.
– А разве ее не надо постирать?
Он взял куртку и понюхал ее. Сначала спереди, потом под рукавами.
Касси смотрела на него с отвращением.
– Нет, еще недельку можно поносить.
Раздался звонок. Долгий и протяжный.
– Кто бы это мог быть? – менейер Стру спешно вышел из подсобки.
Касси взяла сумку. Она проверила, не написал ли ей кто эсэмэску. Ничего. Неужели они забыли о ней? Уже?
– Кассандра!
– Да? – крикнула она, выглянув из подсобки. – Извините, да, менейер?
– У нас еще один клиент.
По голосу она поняла, что он был не особенно рад, но изо всех сил старался изобразить приветливость.
– Ты рассчитаешь его?
– Но я… уже… и касса…
– Ты его рассчитаешь, – теперь его голос звучал строго.
«Ага, конечно, давай, отыгрывайся на мне», – думала она обиженно, прокладывая тем временем курс к кассе.
– Кассандра!
«Ну что еще?» – хотела ответить она, но сдержалась.
Он показал на ее джинсы и топ:
– Куртка. Мы не обслуживаем клиентов, не надев форму.
Она вздохнула, вернулась в подсобку, вся трясясь, надела куртку, которую только что обнюхивал Стру, вытащила из ящика ключ и пошла мимо мясного отдела, средств для уборки, туалетной бумаги и рулонов бумажных полотенец прямо к кассе.
О нет…
У прилавка стоял парень в белых шортах-бермудах и футболке «Хилфигер». Его короткие светлые волосы выделялись по контрасту с загорелой кожей. Он посмотрел на Касси, и на его лице появилась мерзкая ухмылка.
– Классный прикид, Касса. Сразу видно, что ты из большого города.
Он поставил перед ней четыре упаковки пива и добавил несколько пачек чипсов. Стру стоял рядом.
– Немного поживее, барышня. Не заставляй менейера Де Баккера ждать.
– К слову, менейеру Де Баккеру еще нельзя покупать спиртное, потому что ему нет восемнадцати, – пробормотала она.
Стру покраснел:
– Не забывай, у нас тут не хамят. Здесь я устанавливаю правила, а ты делаешь то, что я скажу.
Эдвин де Баккер учился в одном классе с Кассандрой, и она его просто ненавидела. Он был буквально повсюду: в редакции школьной газеты (она тоже входила в редколлегию), на хоккейной площадке (он был капитаном команды), на теннисном корте (который вообще-то принадлежал его отцу, но туда периодически пускали поиграть и других).
«Самый мерзкий урод в этой деревне – это Эдвин де Баккер, – поделилась она со своей матерью через неделю после переезда. – Он живет в гигантском доме и считает себя богом. А, нет, бог – это его отец. Ему принадлежит половина деревни, если верить этому малолетнему придурку».
«По мне, так неплохая партия, – такой была реакция мамы. – Его папа, случаем, не в разводе? Или, может, у Эдвина есть старший брат?»
«Держись от них подальше!» – крикнула тогда Касси. Она вскочила и убежала в свою комнату, хлопнув дверью. Так они впервые поссорились в новом доме.
Она сделала глубокий вдох и пробила сначала пиво, а потом чипсы.
– У меня собирается небольшая вечеринка, – сказал Эдвин, – я даже из жалости хотел тебя позвать, но, как ты сама говоришь, дети и алкоголь – это несовместимые вещи. В следующую среду в деревенском клубе будет детская дискотека. Может, сходишь туда?
– Тридцать два евро двадцать центов, – проигнорировав его вопрос, сказала она.
Он дал тридцать пять евро:
– Сдачу оставь себе. Купишь в среду леденец на палочке.
Не проронив ни слова, Касси положила сдачу перед ним, но он даже не взглянул на деньги и вышел из магазина. Она закрыла кассу.
– Там остались деньги, – сказал менейер Стру, когда она отдала ему ключ.
– Он не захотел их брать.
– Правда? – в его глазах блеснул жадный огонек. – Ну, тогда я их заберу. Кто малого не ценит…
Стру проводил ее до двери и пожелал хороших выходных.
– И до среды.
Как обычно, он добавил, что надеется увидеть ее в церкви в это воскресенье. Вместе с матерью.
– Может быть, – как обычно, соврала Касси. С тем же успехом она могла вообще ничего не отвечать, поскольку он уже не слушал.
– И где его носит? – бормотал Стру себе под нос.
«Он» расставлял в магазине товар. Он всегда приходил, когда она уходила: странный худой человек с отросшими волосами, которые больше походили на паклю. Он никогда не смотрел прямо перед собой, за все эти месяцы Касси ни разу не увидела его глаз. Стру разговаривал с ним как с ребенком, коротко и четко. Он каждый день подробно записывал для него, что и в каком количестве нужно разложить. Один раз, когда Стру общался с поставщиком немного дольше, чем рассчитывал, он поручил это сделать Касси.
– Иди по рядам, считай пустые места и подробно записывай в рабочую тетрадь, что нужно положить на полки, – проводил он инструктаж, – например, не хахелслах[3], а четыре упаковки хахелслах «Де Рёйтер», темный шоколад, двести грамм.
– Вместо того чтобы это писать, я могу просто разложить товар – времени потребуется столько же, – сказала она.
Стру ответил:
– Парень, который раскладывает товар, мой родственник.
Ровно в тот момент, когда она села на велосипед, часы на церкви пробили семь. «Повезло еще, что никто не ждет меня на ужин, – подумала она. – Да уж, повезло…»
Было очень жарко, слишком жарко, чтобы ехать на велосипеде. Она еще не успела свернуть на другую улицу, а ее обтягивающие джинсы уже прилипли к коже. Вдалеке, прямо над крышами района новостроек, где они с мамой жили, небо выглядело каким-то зеленым. Жара была тяжелой и тихой. Ни щебечущих птиц, ни машин на узких улицах старого центра, только где-то далеко слышится монотонный гул тракторов. «Надо убрать сено с полей, пока не разразилась гроза», – догадалась Касси. Вот как много она успела узнать о сельской жизни.
Под деревьями на аллее Борхерлан было прохладнее. Борхерлан соединяла старую часть городка с новой. Вечером даже с закрытыми глазами можно было понять, что ты пересек невидимую границу. Жители новых домов готовили барбекю, жители старых домов, расположенных недалеко от церкви, этого не делали. Готовить мясо на улице, имея кухню в доме! Все эти люди были старыми, даже древними, или так выглядели: всегда в черном, в одежде с длинными рукавами, нередко ссутулившиеся.
«Она из какой-то секты или типа того?» – спросила Касси у Стру, когда впервые увидела подобную женщину возле кассы. Это чуть не стоило ей новой работы.
«Набожность и тяжелый труд сделали этих людей такими. Я не собираюсь терпеть твои неуважительные высказывания, ясно? – набросился он на Касси. Как только она разомкнула губы, намереваясь ответить ему, он поднял указательный палец вверх: – Еще одно слово, и ты нас покинешь».
Единственным человеком, которому она могла излить свое негодование, была мама: «Неуважительный? Я же просто спросила! Неуважительный! Как можно бросаться такими словами? Что он там обо мне воображает? Помнишь, что Хуго сказал мне, когда я прощалась с ребятами из Центра по работе с мигрантами? Мы будем по тебе скучать. Ты так легко находишь общий язык с людьми. Ты принимаешь всех такими, какие они есть».
«Вот только о нем не надо, а? Слышать этого имени больше не хочу. Мы начали все с чистого листа, и точка», – ответила тогда мама и вышла в сад выкурить сигарету.
Еще на протяжении нескольких недель Стру недоверчиво поглядывал, когда в магазин снова заходили такой старичок или старушка. До тех пор, пока не убедился, что Касси нравится пожилым людям. Иногда они даже проявляли дружеские знаки внимания: оставляли мятную конфетку или похлопывали ее по руке на прощание. А также выдавали многочисленные комментарии: по поводу ее пирсинга носа (после этого Стру велел вынимать колечко), насчет ее кислотно-желтого велосипеда (который она теперь оставляла за магазином), относительно одежды, которую она носила в нерабочее время.
«Не стоит тебе больше носить эти коротенькие кофточки, такие кофточки, которые оголяют твой пупок. Опомниться не успеешь, как сделаешь себе имя», – слова Стру, разумеется.
«Чего? У меня же уже есть имя?» – спросила она как можно невиннее.
«Позаботься о том, чтобы оно было добрым, – ответил он назидательно, – мой персонал должен быть безупречным».
– Привет, Касси! Бедняжка, опять допоздна? – молодая женщина в шортах и верхе от купальника махала ей рукой. Она поливала кусты, а около нее возились два голеньких малыша.
Касси улыбнулась и помахала в ответ. Диан была ее любимой клиенткой. Она не только всегда была в хорошем настроении, но еще и переехала сюда из города. «Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, – сказала она, когда они познакомились. – Ты думаешь, что оказалась в каком-то мрачном, тоскливом кино. Ты скучаешь по тем вещам, которые раньше казались тебе такими обычными. Представляешь, я злилась даже из-за того, что здесь можно оставить свой велосипед где угодно, не боясь, что его украдут. Но ко всему привыкаешь, правда. Через год или два тебе тут понравится. По крайней мере, если ты иногда сможешь ездить в большой город на подзарядку. Денек пошопиться от души. Съесть турецкую пиццу или тайские спринг-роллы с красным соусом. Людей посмотреть и себя показать».
Другие жители деревни тоже кричали ей «Привет!» и махали.
«Меня все знают, – думала Касси. – Все знают, откуда я. Что у меня нет отца. Что моя мать получает пособие по безработице и субсидию на аренду жилья, чтобы жить в районе Клавербюрт. Что я учусь в школе в Девентере. Что я работаю тринадцать часов в неделю в магазине Стру. Они даже знают, сколько я получаю».
Иногда ей казалось забавным, что вся деревня живет как одна большая семья. Но гораздо чаще ее от этого тошнило. Ей казалось, что здесь она становится общественной собственностью.
Вдалеке раздался гулкий рокот. Зеленое небо стало темно-синим. Глядя вперед, она увидела на горизонте, за новым районом, вспышку молнии. И сразу начала считать: двадцать один, двадцать два… Очень медленно, как ее в детстве научил Хуго: «Умножай то, что получилось, на три, и будешь точно знать, как далеко от тебя гроза. А теперь ты не будешь бояться, о'кей?»
Но было совсем не о'кей. Гроза по-прежнему приводила ее в дикий ужас. Когда разражалась гроза, лишь два места казались Касси безопасными: ее кровать и письменный стол. Если гроза начиналась ночью, она зарывалась под одеяло и накрывала голову подушкой. Если гроза случалась днем, Касси забиралась в наушниках под стол и смотрела в стену.
По темному небу неслись лохмотья облаков, которые стремительно меняли очертания. «Еще десять минут – и ты дома, – убеждала себя Касси. – Еще немного вдоль теннисного корта, потом проехать Борхерхоф, и останется только дорога Клавервех». Гроза была еще примерно в тридцати километрах. Так ведь? Она же правильно посчитала? Глядя только на переднее колесо своего велосипеда, чтобы не видеть вспышек молний, она крутила педали что было сил.
– Торопишься?
Ее сердце остановилось. Откуда ни возьмись прямо перед ней оказался Эдвин де Баккер. Она не стала тормозить, а попыталась его объехать на прежней скорости. Если бы он не схватился за руль, она бы точно упала.
– В последний момент успел, – сказал он, не отпуская руль. В другой руке он держал банку пива. Только сейчас Касси заметила еще несколько парней рядом. Они вышли с теннисной площадки и подошли к ним. Это были Флорис, сын дантиста, и Тим, который жил рядом с Эдвином. А еще толстый Йохем, которому уже было шестнадцать и у которого был скутер.
– Вы это видели? Да я спас ей жизнь, – сказал Эдвин. – Я заслужил награду, не так ли?
Снова вспышка молнии. Раскаты грома звучали совсем близко.
– Отпусти меня! – Касси постаралась, чтобы ее голос прозвучал грозно, но он дрожал.
Эдвин не унимался.
– Ах, смотрите-ка, испугалась, – ухмылялся он, глядя на своих дружков. – Ты же не меня испугалась? Своего спасителя?
– Отпусти меня, – повторила она.
– Сначала награда и волшебное слово.
Продолжая держать ее велосипед, он повернулся к парням:
– Что мы попросим ее сделать?
Касси посмотрела на Флориса. Он был нормальным, да и Йохем тоже. У последнего был телескоп. Он как-то рассказал ей в магазине, что любит смотреть на звезды. Но сейчас он выглядел совсем не так, как тогда. У него в глазах сверкал какой-то дикий огонек, и дышал Йохем чаще, чем обычно. У Флориса тоже был какой-то странный взгляд. «Они как будто смотрят на меня, но не видят», – обеспокоенно подумала она. И эта гроза, гроза была все ближе… Касси глубоко вдохнула и закрыла глаза, чтобы не видеть очередную вспышку.
– Пускай поцелует, – сказал Флорис. – Пускай поцелует тебя, Эдвин. Только по-настоящему. С языком.
Эдвин оценивающе оглядел ее с головы до ног:
– Не уверен, что мне это надо. Она весь день стояла между рыбой и луком.
– Пусть разденется. Полностью. И станцует для нас голышом, – предложил Йохем. Это был Йохем, черт побери. И у него был какой-то осипший голос.
Эдвин допил свое пиво, смял банку и бросил на землю возле велосипеда. Он взялся за руль обеими руками.
– А по мне так неплохая мысль, – проговорил он. – Что думаешь, городская наша? Как тебе идея? Давай станцуй, только для нас.
– Отпусти меня! – закричала Касси. Она стала в ужасе озираться по сторонам, но вокруг не было ни души.
– Йохем, тебе придется ей помочь, – спокойно продолжил Эдвин. – Это все-таки ты предложил.
Вдруг поднялся сильный ветер. Сверкнула молния, и сразу же раздался гром. Жутко перепугавшись, Касси спрыгнула с седла. Она сильно толкнула толстого Йохема, который, точно лунатик, раскрыв рот и глядя в пустоту, подбирался к ней; он упал на землю, и она бросилась бежать. Касси видела, как деревья сгибаются почти пополам от сильного ветра. На пыльную дорогу начали падать крупные капли дождя.
– Держи ее, Флорис! – заорал Эдвин. – Ей не уйти.
Опять сверкнула молния. И снова послышались гулкие раскаты грома, которые звучали так, будто где-то поблизости рухнуло здание. Да почему же никого нигде нет?
Когда шум унялся, она услышала чье-то тяжелое дыхание, этот кто-то был прямо за спиной. Она обернулась на мгновение, и этого времени ей хватило, чтобы увидеть, как милая аллея Борхерлан превратилась в улицу из какого-то фильма ужасов. Эдвин, огромный и страшный, стоит посреди дороги. Тим поднял ее велосипед и безучастно наблюдает. Флорис всего в паре шагов от нее, с тем же странным блеском в глазах. Эта картина врезалась ей в память.
В это мгновение она оступилась. Сразу же выпрямилась, но Флорис уже ее настиг. Она почувствовала его руку у себя на спине. Он схватил ее за бретельки майки.
– Отпусти меня! – с трудом выдохнула она. Сердце билось часто-часто, Касси казалось, что ее сейчас вырвет. Она сопротивлялась, брыкалась, царапалась… и вдруг услышала, как что-то рвется.
Она дернулась и почувствовала, как майка сползает вниз. И вот майка уже болтается на поясе, поверх джинсов.
– Хватайте лифчик! – это был Эдвин. Он вдруг оказался возле нее. – Отвали, сопляк! Пусти меня!
Она обернулась и увидела его красное лицо. От Эдвина несло пивом, он был весь потный. Небо над Клавервех совсем почернело. Молнии сверкали чаще и чаще. Весь мир наводнили шум и хаос.
Эдвин схватил ее за грудь, резко дернул лифчик. Хрясь! Застежка не выдержала. Лифчик начал соскальзывать, но с одной стороны еще держался, хотя Эдвин продолжал его тянуть. Свободной рукой он щупал ее ягодицы, царапая кожу ногтями.
Она что есть сил толкнула его, быстрым движением плеч освобождаясь от лифчика. Эдвин упал навзничь, Флорис застыл в нерешительности, и Касси помчалась прочь. Прищурив глаза, чтобы не видеть вспышек молний, она бежала так быстро, как никогда в жизни еще не бегала. Из-за грома мысли путались, а дождь все время напоминал: ты голая. Голая. Они тебя видят.
Где-нибудь укрыться – это все, чего ей хотелось. Просто где-нибудь упасть, неважно где. Свернуться калачиком, прижать колени к груди, закрыть глаза, забыться.
Но ее ноги продолжали двигаться. Казалось, будто ноги управляли ею, а не она ими, они просто бежали дальше. Теперь туда – направляли ее ноги. В Борхерхоф, за его высокий забор. Да, перелезь через него, и ты в безопасности, потому что туда никто не рискнет сунуться. Справа от нее мелькала каменная стена, которая окружала поместье. Наконец-то начался забор.
Деревенские дети считали, что в Борхерхофе живет ведьма. Взрослые же предпочитали верить в совсем иную историю. Сумасшедшая старуха, которая много лет провела в психиатрической лечебнице, – и это было еще самое мягкое предположение. Убийца – утверждали другие. Она убила ребенка, отбыла срок в тюрьме, а теперь сидит тут и носит на ноге электронный браслет. Потому что ей нельзя выходить за пределы дома. Никогда. Потому что она угроза для общества.
Касси каждый день проезжала мимо этого поместья, и в ней разгорелось любопытство.
– Да кто же живет за этой высокой стеной? – спросила она как-то у Стру.
– Грешница, которая считает себя выше жителей этой деревни, – ответил тот.
– Она когда-нибудь заходила в наш магазин?
– Никогда. Она не выходит из дома, уже несколько лет не выходит.
– И что она там делает? В одиночестве?
– Поменьше любопытства, юная леди! – осадил он ее и окинул холодным взглядом.
В высоту забор был не меньше двух метров, ворота всегда были закрыты. На них висела табличка с надписью Посторонним вход воспрещен и еще одна: Во дворе злая собака. Наверху виднелись ржавые наконечники, которые больше походили на копья, устремленные в небо.
Касси поставила ногу на один из завитков кованой решетки и подтянулась. «Если сейчас ударит молния, я умру, – внезапно подумала она, – под деревьями, прямо на железном заборе». Она дрожала всем телом, но один из парней был у нее за спиной – она слышала его шумное дыхание.
Собрав все свои силы, Касси начала карабкаться по забору. Оказавшись на самом верху, она услышала голос:
– Не надо! Не надо, Касси, слезай!
Это был Тим. Втянув голову в плечи, он стоял внизу, весь промокший, с ее велосипедом. Он не пытался забраться следом или стянуть ее вниз с забора. Она на секунду замешкалась, а затем занесла ногу над ржавыми пиками. В этот миг сверкнула молния. Грянул сильнейший гром.
Куда идти, что делать? Касси лихорадочно переводила взгляд из стороны в сторону, с Тима на темный парк за забором, а потом обратно на Тима. Она пошатнулась и, потеряв равновесие, рухнула вниз. Успев почувствовать, как одна из пик полоснула ей по ноге. В глазах у нее потемнело.
– Касси? Кассандра?
Она не шевелилась, но слышала голос, хоть он и звучал откуда-то издалека. Как будто кто-то пытался докричаться до нее через стекло. «Хуго, – обрадовалась Касси. – Он вернулся. Он стоит у окна. Надо открыть, скорее открыть, пока он не ушел…»
– Хуго, – еле проговорила она дрожащим голосом. – Я так рада, что ты здесь. Помоги мне, Хуго, пожалуйста…
Но Хуго не ответил. В ушах стоял сплошной непрерывный шум, как будто поблизости на рельсах громыхал тяжелый товарный поезд. Еще она слышала, как капли разбивались о листья и поверхность луж.
– Касси? Это я, Тим.
Она крепко зажмурила глаза, но это не помогло. Хуго исчез, а все остальное вернулось. Те парни. Гроза. Забор. Она почувствовала боль от ссадины. В том месте, где она зацепилась за решетку, мокрая ткань джинсов была на ощупь более теплой и немного липкой. Она поднесла руку ближе к лицу и увидела, что указательный и средний пальцы потемнели. От них слабо пахло железом. «У меня кровь», – подумала она. И вдруг почувствовала, как ледяные капли дождя стекают по спине. «Я голая. И так я бежала по улице. Такой меня видели». Она обхватила себя руками и застонала, когда ужасный образ всплыл у нее в памяти.
Эдвин. Флорис. Толстый Йохем.
Ей ничего не хотелось. Просто тихонько лежать и ждать, пока она не умрет от холода.
– Касси? Кассандра? Ответь хоть что-нибудь!
Она приоткрыла один глаз. Мир вокруг сиял и сверкал в лучах вечернего солнца.
– Уходи.
– Слава богу! Ты жива!
– Уходи! Оставь меня в покое!
– Но я хотел тебе помочь…
Она повернула голову на голос и увидела, что в паре шагов от нее стоит Тим, уткнувшись лицом в прутья железного забора.
«Как будто в тюремной камере, – злобно подумала она. – Там ему и место».
– Ты ничего не сломала? Можешь встать?
– Не могу!
Опавшие сучья впивались ей в живот и грудь, но она не вставала, продолжая закрывать руками верхнюю часть туловища.
– Держи. Извини.
Что-то упало возле нее. Что-то маленькое. Белое. Грязное. Она снова застонала, очень тихо, потому что не хотела, чтобы Тим услышал. Эдвин, его руки у нее на груди, ее лифчик в этих мерзких лапах. Ее передернуло.
– Ну же, Касси, поднимайся. Ты так заболеешь.
Она не шевелилась. Вдруг вспомнила о своей бывшей комнате, дома у Хуго. Забавно: она снова отчетливо увидела его перед собой. Стало так тихо и спокойно.
– Ну перестань, я же извинился!
Она посмотрела на Тима. Он стоял за забором, такой беспомощный и жалкий. Темный силуэт на фоне неба, которое сильно посветлело. И где остальные? Аллея Борхерлан за его спиной была совсем пустой и безлюдной.
– Держи.
И снова рядом что-то упало, наполовину накрыв ее голову.
Футболка «Дизель» Тима, увидела она. Такая же мокрая, как ее лифчик.
Касси глубоко вздохнула. Нет, конечно, ей нельзя здесь оставаться. Разумеется, она не собирается умирать. Ей надо жить дальше. Других вариантов нет.
– Не смотри! – сказала она приказным тоном.
Не вставая, Касси надела футболку. Лифчик запихнула в карман джинсов, даже не взглянув на него. У нее болело бедро, а теперь она почувствовала еще и резкую боль в лодыжке. Касси осторожно попыталась подняться, ступив сначала на здоровую ногу, а затем, очень осторожно, на больную.
– Ай! – в голове у нее будто что-то взорвалось с белой вспышкой, затем волна неожиданной боли ударила изнутри. Касси схватилась за ветку, чтобы не упасть.
– Что случилось?
– Что-то с лодыжкой, думаю, – проворчала она.
– Давай перелезу к тебе?
Она зло посмотрела на Тима:
– Ты уже достаточно сделал.
Он стоял за решеткой и выглядел несчастным. Темные волосы прилипли ко лбу. По голому торсу стекали тонкие струйки воды.
– Прости. Мы… Я… Но ведь сейчас я здесь? Я подобрал твой велосипед. Вот, смотри. С ним все в порядке.
– Чудесно, – язвительно сказала она, тщетно пытаясь отогнать тревожные мысли, которые лезли в голову. «Мне никогда не выбраться отсюда без посторонней помощи», – осознала Касси.
– Давай я к тебе перелезу? – повторил Тим.
– А потом?
– Ну… Думаю, смогу помочь тебе залезть на забор. Пока будешь наверху, я быстренько перелезу и поймаю тебя внизу.
Касси с трудом попыталась двигаться к забору. У нее кружилась голова, а при каждом движении лодыжку пронзала резкая боль. Тим немного приободрился. Он уже сидел наверху между железными завитушками.
В этот миг раздался лай, яростный лай. Он звучал все ближе, и они с Тимом даже не успели понять, что происходит, как вдруг нечто гигантское и мохнатое подскочило к забору. От испуга Тим свалился на землю. Он поднялся на четвереньки, отполз назад и увидел прямо перед собой жуткий оскал. Собака бросалась на решетку и бешено билась о прутья.
Касси так испугалась, что забыла о больной ноге. Она вжалась в каменный столб у забора и почти не могла дышать от страха.
Тим поднял с земли палку и начал тыкать ею между прутьями. Грозно и гулко рыча, собака пыталась ухватиться за палку. У нее не получалось, и ее челюсти смыкались с жутким звуком.
– Не надо, – простонала Касси, – ты ее так только разозлишь.
– Я ее отвлекаю! – крикнул Тим. – Для тебя! Сделай что-нибудь! Беги, заберись на дерево! Хоть что-нибудь!
Не зная, как поступить, Касси озиралась по сторонам. Здесь были густые заросли, но уже смеркалось, и она не могла разглядеть место, где можно было бы спрятаться. Деревья казались слишком маленькими и тонкими или, наоборот, слишком большими, а ветки у них начинались где-то очень высоко. Она проковыляла к темному кусту и забралась в гущу ветвей. С листьев на нее обрушился поток ледяных капель.
Тим продолжал дразнить собаку, а та остервенело пыталась ухватиться за палку.
– Аргус! Аргус! Ко мне!
Та самая таинственная женщина… Касси в страхе затаилась среди ветвей.
Тим ненадолго замер по другую сторону забора. Палка выпала у него из рук. Собака продолжала бросаться на забор.
– Аргус! – снова послышался женский голос. – Да кто там? Аргус, ко мне!
Невысокая фигура вышла из тени деревьев. Женщина направилась к собаке, и когда она проходила мимо куста, Касси увидела, что в руках у нее ружье. Тим тоже это увидел. Он развернулся и помчался прочь.
Пес гавкнул еще несколько раз, потом повернулся к хозяйке. Она положила руку на его косматую голову и сказала:
– Молодец, мальчик. Теперь будут знать.
Касси сидела под мокрыми ветками, боясь пошевелиться. Она видела два темных силуэта на светлом фоне. Ее сердце билось так громко, что собака должна была это услышать. «Сейчас она меня застрелит. Сейчас она меня застрелит».
– Пойдем, мальчик, – сказала женщина, продолжая поглаживать пса. – Пойдем домой. Кто бы это ни был, он уже ушел.
Она повернулась и направилась в сторону дома, но пес не двинулся с места. Он тихо зарычал.
– Аргус, за мной, – позвала женщина. Но пес учуял Касси. Он стоял прямо перед ней, всего в паре шагов. Она видела, как сверкнули его глаза.
Женщина остановилась.
– Что там такое, мальчик? Что ты увидел?
Пес не отводил взгляда от того места, где пряталась Касси. Он продолжал рычать.
Женщина осторожно приблизилась. Касси увидела, как она взяла ружье наперевес.
– Кто здесь? Вылезай, или стреляю!
Она подняла ружье выше. Женщина была уже так близко, что Касси казалось, будто она чувствует ее теплое дыхание. Еще один шаг, и ствол ружья упрется в нее.
Женщина слегка нагнулась вперед и стала вглядываться как раз туда, где пряталась Касси. Голова женщины выглядела белесым пятном. Ее длинный плащ был слабо освещен. Роста она была невысокого, собака доставала ей до пояса.
– А ну вылезай! – повторила женщина. – Живо!
Она не опускала ружье и держала палец на спусковом крючке.
И вдруг у Касси внутри будто что-то оборвалось: тонкая резинка у нее в голове, что удерживала коробку со страхом, болью, напряжением, вдруг лопнула. Она заплакала, задрожала, зубы застучали – все случилось одновременно. На четвереньках она выползла из-под куста.
– Вставай! – крикнула женщина, готовая в любой момент выстрелить.
Касси пыталась собраться. Она умоляюще подняла трясущиеся руки.
– Я не могу стоять, – в страхе ответила она. – Не стреляйте. Пожалуйста.
Обмирая от ужаса, Касси зажмурила глаза. Она услышала, что женщина подошла ближе, вода в лужах хлюпала под ее резиновыми сапогами, затем шаги стихли. Собака обнюхивала руку Касси, она почувствовала жаркое дыхание.
– Бог ты мой, ну и видок, – голос женщины прозвучал скорее удивленно, чем рассерженно. – Что ты тут забыла? Тебе тут нечего делать. Ты не видела табличку?
– Они бежали за мной, – сказала Касси. Ее голос дрожал. – Парни… Мне было некуда деться.
На секунду повисла тишина.
– А этот велосипед? Твой?
Касси кивнула.
– Я открою ворота и выпущу тебя. Но чтобы больше я тебя здесь никогда не видела, ясно?
Касси снова кивнула, на этот раз более уверенно:
– Никогда, обещаю.
Женщина достала из кармана связку ключей и пошла к воротам. Замок тихонько заскрипел, а затем калитка в огромных воротах бесшумно распахнулась. Женщина с собакой стояли у выхода.
– Ты где там?
Касси набрала воздуха в легкие, схватилась за тонкое деревце и с трудом выпрямилась. «Домой, – сказала она себе мысленно, – прочь отсюда. Уснуть. Забыть все, что случилось сегодня вечером…»
Хромая на одну ногу, она двинулась к воротам. От боли из глаз у нее брызнули слезы.
И снова в глазах Касси потемнело, и она упала ничком на грязную тропинку.
Женщина шагнула к ней:
– Это еще что?
– Больно, – прошептала Касси, – наверное, что-то с ногой.
Целую вечность ничего не происходило. Касси лежала в грязи и боялась пошевелиться. Сбоку она видела сапоги. Темного цвета, необычайно маленького размера.
Наконец послышался глубокий вздох. Женщина злобно обронила что-то похожее на проклятие, затем резко сказала:
– Лежи здесь и не дергайся! Я сейчас вернусь. За мной, Аргус!
Она закрыла ворота и пошла в сторону дома, но, сделав всего несколько шагов, вернулась обратно. Она снова наклонилась к Касси, но в этот раз для того, чтобы накрыть ее своим длинным плащом.
– Сейчас приду, – пробормотала она и ушла.
Когда она вернулась, на ней был простенький дождевик из полиэтилена. Он громко шуршал, а капли с деревьев с шумом разбивались об него. Она катила перед собой тачку, в которой лежало сложенное одеяло.
– Теперь тебе надо как-то сюда забраться, – пробормотала женщина. Она приподняла Касси, но затем отпустила. – Тебе придется привстать на секунду. Я не хочу тут с тобой грыжу заработать. Держи палку, опирайся на нее.
Она сложила руки на груди и подождала, пока Касси заберется в тачку. Затем взялась за ручки и, не проронив ни слова, покатила тачку по тропинке.
Конечно, удобно в тачке Касси не было. Металлические края впивались в подколенные впадины, а на каждой кочке ее будто ударяли ножом по лодыжке. Касси смотрела на узкую полоску между деревьями, кое-где виднелись розовые переливы. Отголоски грома слышались где-то совсем далеко. Гроза закончилась.
Было заметно, что узкая тропинка, по которой женщина катила тачку, была когда-то настоящей дорогой. Но, скорее всего, по ней уже много лет не ездили машины. Поэтому сад – он больше походил на лес, как показалось Касси, – разросся настолько, что от дороги почти ничего не осталось. На ней было полно кочек и рытвин, в которых сейчас стояла вода. Лужицы сверкали и отражали перламутровое небо. Женщина ловко объезжала их и везла тачку к дому с невероятной легкостью. Высокое крыльцо, дверь – больше Касси ничего не увидела. В квадратном дверном окошке виднелся желтоватый свет.
Послышалось блеяние. Из темного домика, наполовину спрятавшегося среди деревьев, вышли две козочки и засеменили к забору.
– Все хорошо, все хорошо, – проговорила женщина себе под нос.
Внезапно они оказались на поляне. Перед ними стоял дом, большой и темный. У него были высокие окна, а массивную дверь украшал медный лев с кольцом в пасти. Все выглядело довольно дорого, однако даже в сумерках было заметно, что краска на двери облупилась, как и на оконных ставнях. Края широкой лестницы были обломаны, как будто кто-то откусил с обеих сторон по куску. Перекрученные ветки глицинии тянулись вверх и доходили до балкона на втором этаже. Лиловые цветки свисали с балюстрады.
Дом с привидениями – вот на что это было похоже.
Женщина поднялась по высокой лестнице. Когда она обернулась, Касси впервые смогла рассмотреть ее лицо. Она была уже немолода, не моложе шестидесяти. И выглядела слишком хрупкой для человека, который с такой легкостью катил тяжелую тачку по грязи. Седые волосы торчали в разные стороны, и в неярком свете ее глаза казались серыми. Губы были угрюмо сжаты, но маленький, кругленький носик над ними делал ее лицо немного приветливее. Касси вдруг вспомнила о своей маме, у которой точно такой же нос. «Единственное пятно на моей красоте, – говорила она всегда, – если когда-нибудь выиграю в лотерею, то в первую очередь сделаю себе нос».
«Мама, где же ты? Я хочу домой».
– Мне надо убрать тачку наверх, но с тобой внутри это сделать трудно, – сказала женщина. – Как думаешь, сможешь на одной ноге?
Ступени заканчивались довольно высоко.
– Может быть, – неуверенно ответила Касси. Но у нее не было никакого желания пытаться. Вообще, она бы предпочла остаться на улице. Касси почувствовала, что в кармане у нее лежит телефон – тоже промокший, разумеется. Интересно, он еще работает? Она нажала кнопку включения, и экран сразу же засветился.
– Что это? – голос женщины звучал настороженно. – Что ты там делаешь?
– Это просто мой телефон, – запинаясь, проговорила Касси, подняв перед собой маленький серебристый предмет. – Я подумала… я могу позвонить маме, и она наверняка за мной приедет. Это сэкономит вам сил, да?
Женщина взяла телефон у Касси из рук и внимательно осмотрела его со всех сторон.
– Какие же они стали маленькие, – удивилась она. Но затем ее голос снова зазвучал сердито: – Надо было это сделать, когда мы были у ворот. Вот что сэкономило бы мне сил. На.
Она бросила телефон Касси на колени.
Та судорожно начала набирать номер мамы. «Мама, пожалуйста, ответь, – умоляла Касси, слушая гудки. – Хотя бы раз. Не бросай меня».
В тишине среди деревьев громко прозвучал пронзительный голос ее матери:
– Привет! Это лишь законсервированный голос Моник. Если вы ищете что-то натуральное, тогда…
Касси с тяжелым вздохом сбросила вызов.
– Ты зачем это сделала? – спросила женщина, нахмурив брови.
– Перенаправили на голосовую почту, – понуро ответила Касси. Затем, увидев удивленный взгляд женщины, она пояснила: – Это срабатывает, когда не слышишь телефон. Или не хочешь отвечать на звонок. Тогда люди могут оставлять тебе сообщения.
– И почему ты не оставила?
Касси пожала плечами:
– Она все равно их никогда не прослушивает. Уж точно не тогда, когда на свидании.
Наклонив голову слегка вбок и все еще сурово сжимая губы, женщина посмотрела на нее. Затем спросила:
– А твой отец?
Касси помотала головой:
– Его нет. Никогда не было.
– У всех есть отец, – уверенно сказала женщина.
«Ну вот что ты лезешь?» – разозлилась Касси.
И она соврала, отрезав:
– Умер.
Это звучало лучше, чем легкомысленные ответы матери, когда Касси пыталась заговорить о нем: «Ах, милая, им тогда мог стать кто угодно, в те времена я была такой беспечной. Забудь о нем. Кто бы это ни был, он тебя недостоин».
– А бабушки, дедушки? Или дяди, тети, друзья, соседи, кто мог бы за тобой приехать?
– У нас нет родни, – сказала Касси, пытаясь говорить с достоинством. – Мои бабушка с дедушкой тоже умерли. Разбились в аварии.
«Я, конечно, до конца не уверена, но тебя это вообще никак не касается, старая ты ведьма».
«Почему у нас нет семейных фотоальбомов, – спросила Касси как-то у матери. – Почему никто не приходит на наши дни рождения?» Но мать ужасно злилась каждый раз, когда дочь пыталась с ней об этом говорить, а как-то раз грубо и резко ответила: «Я была единственным ребенком, а мои родители разбились в аварии, когда я была маленькой, довольна?»
Пожилая женщина молча смотрела на нее сверху вниз, слишком долго, как показалось Касси.
– Только не надо меня жалеть, – резко сказала она.
Еще несколько секунд женщина не отрывала от нее взгляда. Затем она неожиданно помотала головой, как будто пытаясь стряхнуть назойливую муху.
– Разве я начинала? Ладно, пойдем через кухню. Там нет лестниц.
Касси быстро поняла, почему женщина не сразу выбрала этот маршрут. Возле дома не было никакой тропинки, лишь редкие плоские камни, а заросли здесь были такими густыми, что ветки хлестали их по лицу. У некоторых были шипы. Касси закрывала лицо руками, пока тачка не остановилась. Женщина обошла ее и открыла темно-синюю дверь со стеклянной вставкой. С небольшим усилием она перевалила тележку через порог.
Сначала особенно ничего разглядеть не удавалось. Из-за густых деревьев и кустов от закатного солнца остался лишь слабый зеленоватый отсвет. Женщина вдруг куда-то пропала, не сказав ни слова.
«Она и правда не в себе, – подумала Касси. – Но, кажется, не опасна. Просто чудачка, которая избегает людей. Вроде той Амалии из Лейдена, которая таскает по городу все свое добро в тележке из магазина, а каждому встречному кричит: "Не подходи!" Амалия ведь раньше тоже была гордячкой, если верить Хуго. Прямо как эта тетка».
Не поднимая головы, она осмотрела комнату. У дальней стены стояла огромная плита. С блестящей черной поверхностью и белыми эмалированными дверцами. Стандартной кухонной мебели тут не было. Бросалась в глаза прямоугольная гранитная мойка, в высоком шкафу со стеклянными дверцами хранилась кухонная утварь и посуда. Посреди большой комнаты находился стол, на котором стояли корзинки с овощами и фруктами. И надо же, здесь оказалось и кое-что современное: холодильник. А что это висит там, в глубине комнаты? Ой… Два кролика. А еще фазан, разглядела Касси. Вниз головой. Все мертвые.
«Может, она все-таки опасна, – Касси забеспокоилась. – И надо бы как-то отсюда выбираться, неважно, больно мне или нет. Но как перелезть через этот забор? Может, боль в лодыжке прошла и я могу встать на ногу? Или я не чувствую боли, потому что мне необходимо бежать? Как тогда Мусе. В конце концов, он прошел пятьдесят километров с пулей в ноге, хотя да, это немного другое».
– Неужели ты не умирал тогда от боли? – спросила она у него.
– Касик, боль боится поэзии, – ответил он в своем стиле. – Десять часов читал стихи вслух, и боль оставалась позади меня.
Она вдруг вспомнила песню, которую постоянно напевала мама, когда ее очередные отношения заканчивались:
«Может, надо попробовать, просто попробовать встать?»
Но она не могла пошевелиться. Она закрыла глаза и снова почувствовала груз усталости.
На кухню зашел пес – Касси услышала, как когти застучали по каменному полу. Она почувствовала, как тот сначала обнюхал ее кеды, а затем джинсы. Не открывая глаз, она протянула руку. Пес замер. Когда она тихонько погладила его по спине, послышалось ритмичное постукивание хвоста по тачке.
– Ну, поехали.
Она вздрогнула, так как не услышала шагов женщины. Та сняла сапоги и ступала по полу босыми ногами.
– Ты что, уснула? – голос прозвучал скорее раздраженно, чем удивленно.
«Нет, конечно», – хотела ответить Касси, но не смогла выговорить ни слова и лишь помотала головой.
Они двинулись по широкому коридору, выложенному черно-белой плиткой, что напоминало гигантскую шахматную доску. Дверь, еще дверь, широкая парадная лестница, рядом – колонна с большим букетом ярко-голубых цветов на ней. Касси смотрела на все это будто сквозь пелену, как во сне.
В конце коридора женщина опустила тачку. Она открыла дверь и вошла в комнату. Послышался звук, будто передвинули что-то очень тяжелое, еще Касси услышала, как где-то совсем близко закурлыкал голубь. И воздух здесь был каким-то другим – более свежим. Разве они выходили на улицу?
– Так, – сказала женщина и вернулась к Касси. Она толкнула тележку с грузом в комнату с высоким дверным проемом. Здесь пахло землей, воском для мебели и сыростью. Касси оглянулась по сторонам. Она плохо разбиралась в интерьерах – дома вся мебель была из ИКЕА и с марктплатса[5], – но здесь все дышало стариной. Она переводила взгляд с люстры, украшенной водопадом из стеклянных кристаллов, на деревянный стол, а затем с резного шкафа на кожаный диван, спинка которого была декорирована сотней обивочных гвоздей. С переполненного книжного шкафа на паркетный пол, который напоминал плетеную корзинку. Со скульптур, картин и букетов на невысокую босую женщину. Та сняла дождевик. На ней были серые фланелевые брюки и белая блузка, в таком виде она уже не выглядела сурово.
Женщина застелила диван простыней и подвезла к нему тележку.
– Можешь лечь здесь. Сейчас я кое-что принесу, а потом осмотрю твою ногу.
Простыня похрустывала и издавала цветочный аромат.
О, это было чудесно. Касси глубоко вздохнула и вытянула ноги. На секунду ей показалось, будто она дома, в собственной постели. До нее доносилось слабое бормотание ветра, а к голубю присоединился дрозд. Она закрыла глаза, но снова открыла, когда в памяти всплыла сцена на аллее Борхерлан.
Она посмотрела на большую картину, висевшую рядом с камином. На ней не было ничего, кроме цветных пятен. Два цвета, три? Или больше? В темно-синей рамке фона центр картины горизонтально пересекает широкая ярко-голубая полоса. Над ней – глухое темное поле с проступающими сквозь фиолетовое коричневатыми пятнами. Ниже та же ржавчина, как инеем, покрыта слоем краски сизого, холодного оттенка. Касси продолжала вглядываться.
«Надо же, картина, на которой так мало всего, может быть так прекрасна», – удивилась она. Полотно затягивало внутрь. От него было не оторвать глаз.
Женщина вернулась с тазиком воды и аптечкой.
– Нравится?
Касси лишь кивнула, не отводя глаз от картины.
– Как думаешь, как она называется?
Касси удивилась:
– Откуда я могу это знать?
– Ну, как бы она могла называться? Как бы ты ее назвала, если бы сама написала?
Девушка задумалась.
– Может, что-то типа «Одинокое море» или вроде того, – ответила она наконец. – Потому что она похожа на море у нас дома. Ну, там, где мы раньше жили. Ночное море, когда никого нет.
Женщина подвинула стул поближе к дивану и развязала шнурки на грязных кедах. Она вытерла полотенцем грязь с кожи и осмотрела лодыжку.
– Стисни зубы, – сказала женщина, осторожно ощупывая сустав. – Надо выяснить, перелом это или ты просто подвернула ногу. Больно?
– Терпимо.
– Отлично, значит, тебе повезло. Немного льда, тугая повязка, и через день-два сможешь нормально ходить.
Она перевела взгляд с опухшей лодыжки чуть повыше.
– Душ и чистая одежда тоже не помешают. А это еще что? – она указала на темное пятно на джинсах. – Кровь?
– Может быть, – уклончиво ответила Касси. – Но там не болит. Я вытру, как приду домой.
– Вздор. Снимай свои штаны, я посмотрю.
Касси не шелохнулась.
– Тебе помочь?
– Нет! – Касси яростно замотала головой. – Я же сказала, что не надо!
– Мне что, нельзя видеть твои голые ноги?
Касси немного отогрелась. Вдруг она нащупала в кармане джинсов лифчик. Она повернула голову и уставилась на картину.
Женщина вздохнула:
– Вы повсюду ходите полуголые, а старухе нельзя посмотреть ранку на ноге? Ладно, нет так нет. Приятного тебе заражения.
Она стала собирать аптечку и привстала.
Не говоря ни слова, Касси расстегнула брюки. Молния заскрипела от песка. Она спустила джинсы до колен и аккуратно вытащила ноги из мокрых штанин.
Затем она снова легла. Пока женщина осматривала рану на бедре, Касси продолжала разглядывать картину.
– Все плохо?
– Кровь остановилась, но рана довольно глубокая. Останется шрам. Я сейчас ее промою и забинтую.
Она осторожно смыла кровь.
– Я ведь даже не знаю, как тебя зовут, – вдруг сказала она.
– Касси. Полное имя – Кассандра.
На секунду повисла тишина. Казалось, что женщине была важна только рана.
– А вас?
– Меня?
– Да, как вас зовут?
Женщина долго молчала. Она обработала рану йодом и заклеила ее большим пластырем. А потом наконец сказала:
– Коба. Полное имя – Якоба.
Она наложила влажную повязку на опухшую лодыжку и дала Касси мочалку, чтобы та вытерла грязь с рук.
– А его зовут Ротко, – добавила она, кивнув на картину. – Марк Ротко. Несчастный человек, но великий художник. Разумеется, это всего лишь репродукция.
Она поднялась и задумчиво посмотрела на Касси:
– Вот и все. Что теперь?
Внезапно в комнате раздался пронзительный свист. От страха Коба подскочила на месте, а напуганный пес с лаем пустился наутек.
– Извините, – громко сказала Касси. – Это просто мой телефон. Все в порядке.
Она посмотрела на экран и увидела, что звонит Тим.
– Да? – коротко отозвалась она.
– Фух, ты жива, – выдохнул он с облегчением. – Но… Это тот монстр, что ли, лает?
– Нет, – соврала она, – это Юпи, соседский пес.
– Так ты дома?
– Конечно. Где же еще?
– Ну, я думал… А как ты оттуда выбралась? И та тетка с ружьем, она что, тебя просто выпустила?
– Да, – ответила Касси, покосившись в сторону. – Я тебе как-нибудь расскажу. Потом. И ты не обижайся… я так устала, я уже в постели.
– Да, да. Только это… Ты все еще злишься?
– Злюсь?
– Ну, насчет сегодняшнего.
– Да, я все еще злюсь, – медленно проговорила она. – Очень сильно. Даже не думай, что вам это сойдет с рук. В том числе тебе.
С этими словами она нажала отбой.
– Извините, – повторила она. – Я сейчас его выключу.
Коба ничего не спросила. С отсутствующим видом она гладила большую голову пса.
– Значит, это у нас Юпи, – сказала она.
Касси, избегая ее взгляда, лишь пожала плечами. Предупреждая дальнейшие комментарии, она быстро проговорила:
– У меня есть деньги. Я могу заказать такси.
– Ага, они уже выстроились в очередь у ворот.
Женщина встала, чтобы закрыть двери в сад.
Неожиданно она повернулась к Касси:
– Если я крепко забинтую тебе лодыжку и дам обезболивающее, сможешь ехать на велосипеде?
Касси сглотнула. Опять в темноту. Одной по пустынной дороге Клавервех.
– Могу попробовать.
– Отлично, – сказала Коба с явным облегчением. – Сейчас схожу за аспирином и эластичным бинтом, а потом отвезу тебя к воротам.
– Может быть, я могу остаться здесь на ночь? – вырвалось вдруг у Касси.
Вероятно, женщина ее не услышала, она уже вышла из комнаты. «Ну и хорошо, – разозлилась Касси. – Зачем я вообще спросила? Как глупо!»
Коба вернулась со стаканом воды и бинтом в руках.
– Нет, – сказала она. Голос ее звучал твердо.
Касси посмотрела на нее с недоумением.
– Мне не нужны посторонние в моем доме. Держи.
Касси послушно выпила таблетку, которую принесла женщина.
– Да я же просто так, – пробормотала она. – Нет, правда. Мне это совсем ни к чему.
Она наблюдала за тем, как женщина бинтует ей лодыжку. Для ее телосложения руки у нее были очень большие и сильные, они были усыпаны светло-коричневыми веснушками, которые напоминали брызги от кофе. Под кончиком ногтя на указательном пальце было что-то синее. Рассматривая палец за пальцем на ее руке, Касси заметила и другие цвета. Зеленый – сбоку на мизинце, маленькое фиолетовое пятнышко возле ногтя на безымянном пальце.
Касси перевела взгляд на свои серые джинсы. Они были слишком широкими, чтобы разглядеть под ними повязку на лодыжке.
– Готово, – сказала женщина. – Должно получиться. Теперь осталось надеть штаны, и скоро ты будешь лежать в своей постели.
Ее голос звучал радостно, даже слишком радостно, как показалось Касси. Она ничего не ответила, а просто дала переместить себя в тележку. И не проронила ни слова, пока они добирались до ворот. Она молча смотрела вверх, деревья казались черными и мрачными, выделяясь на фоне безоблачного неба.
Кое-где сверкали звезды.
Ногу эта странная женщина забинтовала хорошо. Касси снова могла крутить педали и даже недолго стоять. Может быть, благодаря таблетке, а может, из-за страха, что на нее снова кто-то нападет, она не чувствовала боли. Сердце колотилось у нее в груди, и она ехала по Клавервех так быстро, что не успела опомниться, как оказалась дома. Приехав домой, она первым делом пошла в душ и простояла там очень долго. До тех пор, пока ей не стала очевидной горькая мысль, что всей этой воды в душе недостаточно, чтобы снова почувствовать себя чистой. Это под силу только морю. Может быть.
Она надела ночную футболку, включила телевизор, поставила в духовку пиццу и с пультом в руке легла на диван, закинув ноги на подлокотник.
Все было как обычно. Как будто ей все это приснилось. Как будто ничего не произошло.
Тесто пиццы на вкус было как картон, а разноцветные кусочки сладкого перца отдавали горечью. В фильме действие происходило на какой-то другой планете, Касси не могла уловить сюжет и не могла понять, что так беспокоило героев. В конце концов она стала переключать каналы, пока на «Энимал Рескью» случайно не стала свидетелем того, как маленького котенка вызволяли из водосточной трубы. От этого она разрыдалась так, будто не плакала годами.
Через какое-то время она отправила маме сообщение: Во сколько домой? Ей даже пришел ответ: Ночую у Ханса, увидимся завтра. Затем она пошла спать.
На следующее утро Касси долго не вылезала из постели. «С этой лодыжкой я все равно ничего не могу», – внушала она себе.
Но проблема была в том, что она ничего не хотела. Позавтракать? Аппетита нет. Посидеть за компьютером? Не хочется. Сделать домашку? Фу. Она увидела, что на улице отличная погода – сквозь шторы пробивался солнечный свет, – но отвернулась лицом к стене и натянула одеяло на голову. Иногда в памяти всплывали непрошеные и пугающие сцены с Борхерлан. Тогда она зажмуривала глаза посильнее и пыталась вызвать противоположные воспоминания – о той картине. Было совсем тихо. Совсем одиноко. Но при этом, каким-то странным образом, безопасно. Как будто тебе все известно и ты ничего не боишься.
«Если бы мы еще жили в Лейдене, я бы пошла к морю», – думала она. Но, конечно, это была ложь. Море в теплый воскресный полдень – о, она это ненавидела! Все эти толстые тела, кучи мусора вокруг. И мальчишки, которые якобы случайно пинают мяч прямо туда, где лежит она. И все же… кажется, где угодно сейчас лучше, чем здесь.
«Позвоню-ка Хуго», – вдруг пришло ей в голову. Она взяла с тумбочки мобильник и набрала его номер, не вылезая из своей безопасной норки. Вы позвонили Хуго Росмалену, координатору Центра помощи беженцам. Извините, меня сейчас нет на месте.
Она раздраженно отшвырнула телефон. Он отскочил от шкафа и упал под стол. «Вот на фига людям мобильники, если они их постоянно выключают или не берут с собой, – разозлилась она, но встала с кровати, чтобы проверить, не разбился ли телефон. Ура, он был в порядке. Она снова набрала Хуго, но в этот раз оставила голосовое сообщение:
– Хуго, привет. Перезвони мне, пожалуйста.
Теперь она, раз уж вылезла из постели, решила себя занять. День уже не задался, так что с тем же успехом она могла сесть за уроки. Касси достала из холодильника коробку сока, включила музыку и открыла учебник по экономике.
В половине шестого пришло сообщение от матери: Ужинаю с Хансом в центре, отдыхай, все разрешаю, до вечера.
Ей стало интересно, как выглядит этот Ханс. Неужели опять какой-то мальчишка? Ее мама постоянно западала на тех, кто помоложе. «Тебе так только лучше, – говорила она постоянно. – Мне – парень, тебе – старший брат». Хуго стал исключением. Он был даже на два года старше. «Папа» – так называла его мама Касси, когда была в хорошем настроении. И забиралась к нему на колени, упрашивая его спеть ей песенку. Но если была не в духе – а такое случалось довольно часто, – она ужасно с ним обращалась, прямо как некоторые подружки Касси со своими отцами. Как-то вечером Хуго зашел к Касси в комнату. Стоило ему сказать «Касси, нам надо поговорить», она сразу поняла, к чему он ведет. Ей было жаль его, таким несчастным он выглядел.
– Можешь ничего не объяснять, Хуго, – сказала она. – Я все прекрасно понимаю. Она переживет, я тебе говорю. Ей не впервой. Обещаю присматривать за ней.
Хуго обеспокоенно закивал, глядя на нее, как верный пес:
– Я знаю, ей непросто. Все, что случилось с ее родителями, это накладывает определенный отпечаток, но… Я больше не могу, Кас.
– Я все понимаю, – успокаивала она его, хотя внутренний голос кричал совсем иное: «И ты тоже? Я думала, ты останешься навсегда. С ней и со мной. Черт тебя побери, Хуго! Не нужны мне твои жалкие прощания!»
– Но это не значит, что я брошу тебя в беде, Додо.
Додо – так он частенько ее называл. Отважная Додо[6].
– Разумеется, – она мило улыбнулась. – Извини, Хуго… но мне надо делать уроки.
Он кивнул, как ей показалось, как-то слишком резко и решительно.
– Уже ушел!
– Со мной все будет в порядке, ты же знаешь, – сказала она ему вслед.
Ну и зачем она сейчас звонила этому придурку?
На следующее утро она увидела, что от него пришло сообщение: У нас была демонстрация велосипедистов. Поздно вернулся, звонил тебе, ты уже спала. Позвоню завтра. Целую, Хуго.
По пути в ванную она решила проверить, как поживает ее лодыжка. Боль почти утихла. Интересно, бинт уже можно снять или пока надо оставить?
Она увидела, что мама вернулась домой. Подойдя к лестнице, Касси заметила, что в комнате горит свет, хотя она точно помнила, как все выключала. Она оделась, захватила учебники и спустилась вниз. Машинально выключила свет, поставила на место мамины ботинки и убрала пустой бокал из-под вина в раковину, залив его водой. Потом, не садясь за стол, позавтракала упаковкой йогурта с мюсли, выпила сока прямо из коробки и пошла в сарайчик за велосипедом.
«Поеду к Хуго, – вдруг решила она. – В Лейден. Встречусь с друзьями, погуляю по центру. Да пошла эта школа». От этой внезапной мысли ей стало так хорошо, будто с души упал тяжелый груз. Будто бы в жаркий душный день подул ветер.
Оставив рюкзак дома, она поехала по дороге, ведущей к вокзалу в Девентере. До него сорок пять минут на велосипеде, но какая разница? Погода стояла прекрасная, этот день принадлежал ей, только ей. Она обнаружила, что здесь, вот так запросто вдоль обочины, росли такие же цветы, что стояли у Кобы в прихожей. Раньше она их никогда не замечала. Как там они называются?
В десять часов поезд прибыл на станцию «Аэропорт Схипхол», там она делала пересадку. Но вместо того, чтобы быстро перебежать на другую платформу, Касси поднялась на эскалаторе вверх, в большой зал ожидания. Здесь было полно туристов – радостных, возбужденных людей с тележками, заваленными чемоданами и сумками. Она поддалась течению живого потока, который направил ее к терминалу для отбывающих. Касси стала изучать расписание рейсов, делая вид, что ищет свой. Но игра ей быстро наскучила: она не могла ничего выбрать среди изобилия вариантов, да и вообще. Что ей делать… да где угодно, совсем одной? Но вся эта суета, этот шум – от них становилось так хорошо. Она побрела в сторону подземной станции, по пути купила рожок мороженого в макдаке и стала ждать своего поезда. Сидя в «тихой зоне» вагона, она отправляла собщения своим старым друзьям: Еду в Лейден. Где встретимся?
Двое ответили на ее сообщение. Лике написала, что у нее сейчас будет экзамен, а Джеффри собирался поплавать в море на яхте. «Ой, там еще куча народу. А теперь посмотрим в окно, – радостно подумала она, – здесь все такое родное». Там, на трассе A44, как всегда, полно машин. А здесь пруд, в котором они плескались, на берегу которого валялись до поздней ночи и слушали музыку. Где она впервые поцеловалась. А вот и район Мейренвейк, тут жила Тилле. Почта, где она работала летом. В трепетном предвкушении Касси ступила на перрон. Этот день должен был пройти чудесно.
После суетливого Схипхола вокзал в Лейдене выглядел довольно пустынным. Лишь на верхнем ярусе парковки, над зоной хранения велосипедов, небольшими группками стояли таксисты, облокотившись на свои сверкающие черные авто да на скамейке возле рыбной лавки сидели двое стариков. Темнокожий торговец газетами пожелал ей «nice day» и улыбнулся, обнажив оба ряда белоснежных зубов, когда она дала ему пятьдесят центов. Он хотел было завязать разговор, но она торопилась. Все еще прихрамывая, она вышла на улицу Стасьенстраат, прошла мимо супермаркета, закусочных, турецкой пекарни, магазина «Barning Piano, работаем с 1921 года», офиса ANWB[7], «Гранд кафе» у моста и Национального музея этнографии. Она с наслаждением вдыхала доносившиеся до нее запахи шавермы, каналов, машин и жареной курицы. Стру, та женщина и Борхерлан были где-то очень далеко, в другом мире. «Я снова дома», – тихонько пропел голос у нее в голове.
«Первым делом – к Хуго», – решила она. Ему не придется ей перезванивать.
Офис Центра помощи беженцам находился сразу за главной торговой улицей. На месте нескольких бывших бутиков здесь вдруг открылись новые. Касси это немного напугало. Почему нельзя, чтобы все оставалось прежним? Как ей запомнилось. Неужели ее так долго не было? Еще ее расстроило то, что она не встретила ни одного знакомого. В ее памяти город всегда полнился друзьями: где бы ты ни был, обязательно встретишь кого-нибудь из школы, секции плавания, из ее групп активистов. «Это потому что сегодня понедельник, – успокаивала она себя. – Вот была бы суббота, все было бы иначе».
В Центре помощи беженцам ее поджидало очередное разочарование. На месте Элли, секретаря, а по совместительству администратора и оператора, сидела какая-то новая незнакомая девушка.
– Здравствуйте, чем могу помочь?
– А где Элли? – спросила Касси. Она тут же почувствовала, что это прозвучало немного невежливо. – Я хотела сказать: здрасьте. А Элли приболела?
– Она в декрете. Но вы можете ей позвонить. У вас есть ее номер?
Касси помотала головой:
– Неважно. Вообще, я пришла к Хуго.
– Он здесь, – ответила новенькая. – Но, к сожалению, мне нельзя его отвлекать.
– Ну а мне можно, – заявила Касси и вышла, хлопнув дверью, в коридор, поднялась по лестнице, не обращая внимания на взволнованных людей, оставшихся позади.
К ее удивлению, дурацкая табличка, которую она для него сделала, все еще висела на двери Хуго.
Касси постучала и сразу же влетела в кабинет, улыбаясь во весь рот. Вот он удивится!
Хуго сидел за столом и говорил по телефону. Он посмотрел перед собой с недовольным выражением лица, которое сразу сменилось на удивленное.
– Секундочку, – сказал он и, закрыв трубку рукой, добавил: – Касси! Что ты тут делаешь? Ты должна быть в школе!
Ее как будто облили из ледяного душа. Он должен был обрадоваться, он должен был ее обнять.
– Ты не перезвонил, – сердито ответила она.
Недовольное выражение лица вернулось:
– День вроде бы еще не закончился?
Касси посмотрела на пол. Синий линолеум. Она помогла его выбрать. Касси вдруг снова почувствовала боль в ноге. Ее губы задрожали, а в глазах защипало. Она сдерживалась изо всех сил, но первые слезы уже появились. Ей было уже не остановиться.
– Ты что? – удивился Хуго. – Это что такое?
Затем он сказал кому-то на другом конце провода:
– Извините, у меня тут кое-что случилось. Если позволите, я перезвоню позже?
Он встал с места и, сделав буквально пару широких шагов, оказался возле нее. Хуго был самым высоким человеком из всех, кого она знала. В детстве она постоянно хвасталась им перед своими друзьями. Да, он великан. Да, он может поднять машину. И нет, он не лысый, его волосы убежали вниз, на подбородок. Ей так сам Хуго сказал. Это была их особая шутка.
– Что такое? – повторил он, положив руки ей на плечи. Она еще не успела ответить, как он добавил: – С мамой же все в порядке?
Она со злостью оттолкнула его.
– Но Касси…
– Со мной не в порядке! – перебила она его. Слезы катились по ее щекам. – Да почему никому нет до меня никакого дела!
– Иди сюда, садись, – успокаивающе сказал он. Сквозь слезы она видела, что Хуго действительно расстроен. – Давай рассказывай… Что у тебя стряслось?
– Если честно, я вообще не хочу об этом говорить, – всхлипывая, ответила она. – Я просто хочу хорошо провести время. С тобой и со своими друзьями. Но они. Я не хочу их больше видеть. Никогда. И я не могу теперь ходить в школу. Я их ненавижу!
Слова сами вырывались наружу, хотелось ей того или нет.
– Успокойся, пожалуйста, – сказал Хуго, – вот, попей.
Он налил стакан воды и протянул ей. Она выпила его залпом.
– Ублюдки! Жаль, что в них не ударило молнией, во всех четверых.
Хуго вопросительно посмотрел на нее:
– А кто это? Эти они? И что они сделали?
Запинаясь, Касси рассказала ему свою историю. Когда она закончила, ей стало немного стыдно. Она перестала плакать, слезы на щеках высохли. Касси пожала плечами:
– Я понимаю, ничего страшного и не произошло. Просто глупые издевки. Но мне было страшно. И там. Но Тим еще ничего, да. Как и та тетка, то есть. Коба. Эдвин, он просто урод. В общем-то, ничего нового.
Она посмотрела на Хуго, который за все это время не издал ни звука. Он смотрел вниз, на свои кулаки. Он так крепко их сжал, что костяшки побелели.
– Ты злишься? – спросила она встревоженно и, не дожидаясь ответа, тихонько добавила: – Да, извини, понимаю, мне нельзя было просто так сюда врываться. Ты очень занят. Но я подумала.
Хуго взял ее за руки.
– Я очень рад, что ты пришла ко мне, – ответил он. – Что ты все рассказала.
Он серьезно посмотрел ей в глаза.
– Касси, это гораздо больше, чем просто глупые издевки. В юриспруденции это называется непристойное нападение[8]. Тебе надо написать заявление. Нельзя, чтобы им это сошло с рук.
– Их посадят в тюрьму?
– Этого я точно сказать не могу. Как решит судья.
Касси задумалась и помотала головой.
– Отец Эдвина – этакий хозяин всего города. И если я напишу на них заявление, они решат, что я веду себя как маленькая. И будут издеваться еще сильнее. А Стру точно не захочет, чтобы я у него работала, потому что у меня будет репутация…
Черт, снова слезы.
Хуго встал, чтобы набрать ей воды из кулера. Вода забулькала. Он был так занят своими мыслями, что не заметил, как стакан наполнился до краев. Вода пролилась ему на ботинки.
Касси рассмеялась, это был смех сквозь слезы.
– Эй, Хуго, проснись!
– Что? Ой…
Он закрыл кран, но не засмеялся. Напротив, он выглядел очень серьезным.
– Касси, – начал он. – Повторяю: ты должна написать заявление в полицию. Уверен, ты отлично помнишь своего старого друга Мусу. И Кумарана с Нарой, и Байди. И Эдриза, и Хермелу – ее забыть невозможно, – и Давида. Во всех их историях повторяется одно и то же. Там, откуда они родом, кто сильнее, тот и прав. И с этим они ничего не могут поделать. Они приезжают в Нидерланды, потому что здесь есть законы. Законы, которые созданы для того, чтобы защищать человека. Неважно, о каких людях идет речь. Перед лицом закона тот папаша не важнее тебя. И его гадкий отпрыск обязан подчиняться закону в той же мере, что и любой другой. Ты с этим согласна?
Касси поерзала на стуле.
– Да, разумеется, но…
Хуго как будто не услышал ее.
– Я понимаю, что это трудно. Особенно в таком маленьком городке, где все друг друга знают. Но если ты ничего не сделаешь, ты позволишь им оставаться главными. И кто знает, что они сделают в следующий раз. С тобой или с кем-то еще. Касси, в Мали или Южном Судане мы ничего не можем изменить. А здесь можем.
Он пристально посмотрел ей в глаза.
– Не бойся, я тебе помогу. Если хочешь, схожу с тобой в полицию.
Касси не знала, что делать. Ей было приятно, что Хуго так заботился о ней, но все же… За все эти месяцы он ни разу ее не навестил. А когда она ему звонила, он был занят. А теперь вдруг…
– Я что, для тебя – одна из твоих рабочих задач? – в ее голосе едва ли слышался вопрос.
– Додо, прекрати! Что ты такое говоришь? Я тебя люблю, ты же знаешь!
Она кивнула.
– Я об этом подумаю, ладно? Ну, то есть… я это сделаю, просто не прямо сейчас, хорошо?
– Хорошо. Только не жди слишком долго. И я пойду с тобой.
Он посмотрел на часы.
– Если хочешь, можем вместе пообедать, – предложил он. – Как тебе идея?
– Превосходно! – Она крепко его обняла. – Мы пойдем в «Ла Плас»?
– Как скажете, мэм. Но сначала мне надо сделать пару звонков.
– Можно я пока посижу за твоим компьютером?
– Только если обещаешь не скачивать ничего такого.
Касси села за компьютер, кликнула на иконку браузера и ввела: Марк Родко.
«Показаны результаты по запросу Марк Ротко», – выдал ей Гугл.
– Тоже подойдет, – проговорила она себе под нос. И сразу же на экране появилась какая-то картина – одна из многих, очень многих. Касси заходила на один сайт за другим, пока наконец не нашла картину как в доме той женщины. И название ее было вовсе не «Одинокое море», а Rust and Blue.
– Хуго, взгляни.
Он обернулся и посмотрел на экран:
– Что это?
– Картина. Красивая, да? Rust and Blue – вот как она называется. Переводится как «Покой и синева»?
– «Ржавчина и синева»[9], – поправил он. – Какая-то она мрачноватая, тебе не кажется?
– Вовсе нет. Можно я ее распечатаю?
– Конечно.
Но копия не удалась. Цвета оказались тусклыми, а тонов было меньше, чем на мониторе или у Кобы дома. Так картина действительно выглядела мрачноватой.
– А знаешь что? – сказал Хуго. – Я тебе задолжал подарок на день рождения. Мы сейчас можем прогуляться мимо книжного, вдруг у них есть какая-нибудь литература об этом великом художнике. Конечно, если хочешь.
Остаток дня прошел так себе. Хуго действительно удалось найти книгу о Ротко, и это было прекрасно, но в ресторане они чуть не разругались.
– А что думает твоя мама по поводу всей этой ситуации? – спросил он.
– Она не знает, – ответила Касси, не переставая жевать.
– Ты шутишь?!
Она пожала плечами:
– У нее самой дела не очень.
Хуго посмотрел на нее так, будто ждал продолжения, и поэтому она продолжила:
– Весь первый месяц там она была… не знаю, какой-то полной надежд, что ли, как будто она чего-то ждала. Но вскоре все стало еще хуже, чем раньше. Такая раздраженная, капризная, ну, ты знаешь. И парней постоянно меняла. Сейчас у нее Ханс, наверняка очередной лузер. И мы с ней еще не виделись после… ну, после того происшествия.
– Бог ты мой, – прошептал Хуго. – Из всех эгоцентричных бордерлайнеров…
Он схватил телефон и начал набирать номер.
– Что ты делаешь? – запаниковала Касси. – Не звони ей!
Но он ее не слушал, и она выбила у него из рук телефон. Он перелетел через стол, проскользил по полу, а затем врезался в цветочный горшок.
От удивления у Хуго округлились глаза.
– Ты совсем, что ли?..
Касси сама испугалась случившегося. Она вытерла телефон рукавом и протянула его Хуго.
– Извини. Он работает.
Все еще пребывая в шоке, он посмотрел на нее:
– Что это было?
– Если ты ей позвонишь, она просто взбесится, – объяснила Касси. – По трем причинам: потому что она снова услышит твой голос, потому что я рассказала тебе, а не ей, и потому что ей это рассказываешь ты, а не я. И она возненавидит всех: меня, тех парней, ту женщину, Стру. И сильнее всех саму себя, разумеется, а с этим ей уже ничего не поделать. И будет швыряться вещами. Ты же ее знаешь.
Хуго вздохнул.
– Но она ведь должна знать? Касси, такое нельзя скрывать от матери!
– Когда-нибудь я ей точно расскажу. Когда у нее будет хорошее настроение и когда будет уже поздно… Слишком поздно, чтобы пытаться навредить Де Баккерам, – сказав это, она улыбнулась.
Хуго покачал головой:
– Как будто ее это остановит.
– Я знаю ее лучше всех, – с оттенком гордости заметила Касси. – Если скажу ей, что нужно вести себя спокойно, она так и будет делать.
– До тех пор, пока не выпьет лишний бокал вина.
– Она пьет гораздо меньше, чем раньше, – голос Касси звучал неуверенно. – Она… она старается. Серьезно.
Хуго засмеялся и погладил ее по голове:
– Несмотря на все свои проблемы, она тебя безумно любит. Ты же это знаешь?
Касси кивнула и улыбнулась в ответ:
– Конечно, знаю. Она все-таки моя мама.
И она тяжело вздохнула.
Единственной, с кем Касси удалось увидеться, была Санне. Они договорились встретиться на летней террасе у Нового Рейна, ее любимого места. Но Санне говорила только о школе: о том, какая придурь опять пришла в голову Кейзеру и как они недавно все вместе подставили Слахмана, о том, какой потрясающей была последняя школьная вечеринка и кто с кем туда пришел. Забавно, насколько Касси скучала по этим разговорам и насколько неинтересными они теперь ей казались. Около трех часов дня она сказала:
– Мне, наверное, уже пора на поезд. И пока я не уехала…
– Ах, бедняжка, – сказала Санне. – Мне тебя так жаль. Так долго ехать в дурацком поезде, чтобы снова оказаться среди сельских жителей, – даже думать про это страшно. Возвращайся скорее за подзарядкой!
«Ну, там не настолько плохо», – хотела сказать Касси. Но вместо этого крепко обняла Санне и заверила ее, что «приедет как можно скорее».
Она уже направлялась к вокзалу, как вдруг решила вернуться и зайти в книжный магазин «Поларе». Она купила еще один экземпляр книги о Ротко, так, на всякий случай.
В поезде почти никого не было. Она забралась в уголок и стала смотреть в окно, не успевая ничего разглядеть – зелень быстро мелькала перед глазами. В голове роились всевозможные беспокойные мысли. Интересно, Санне сейчас так же фигово, как ей? Неужели их дружба просто взяла и закончилась? А вдруг Хуго все-таки позвонил? А если она опять наткнется на эту компашку?
На велопарковке она встретила одноклассника, а потом, проезжая мимо стадионов, – парня на два класса старше, который тоже состоял в редколлегии. «Ага, то есть это вполне реально, – с досадой подумала она, – вот так запросто встречать знакомых на улице. И почему в Лейдене такого не было?»
На выезде из города все пошло не так. На велосипедной дорожке стояли двое парней с велосипедами. Она могла легко их объехать, они просто спокойно стояли и о чем-то болтали, как ей сначала показалось, но когда Касси подъехала ближе, один из них, тот, что стоял к ней спиной, обернулся и посмотрел на нее. Она испугалась и, желая объехать их как можно дальше, так резко повернула руль, что потеряла равновесие и упала на асфальт. Касси моментально поднялась на ноги и бросила взгляд на парней.
– Ё-моё, что это было? Ты ударилась?
Один остался держать велосипеды, а другой приблизился к ней.
– Пошел прочь! – закричала она. – Не трогай меня! Убирайтесь, иначе я позвоню в «сто двенадцать»!
Парень поднял руки вверх, давая понять, что все в порядке.
– Ладно, ладно, я ушел. Только не убивай меня.
Пожимая плечами, он вернулся к своему другу. До нее донесся его голос:
– Эта девка какая-то чокнутая.
«Он прав, – с грустью подумала она, забираясь на велосипед с ободранной рукой и в рваных брюках. – Я совершенно чокнутая».
Не поеду вдоль теннисного корта, подумала она затем.
Но ведь еще так светло…
Нет, все равно не поеду вдоль теннисного корта.
Но они же еще в школе.
Не поеду вдоль теннисного корта. Никогда.
От нового района к реке шла дорожка. Песчаная тропинка, чуть шире, чем след от тракторной гусеницы. В плохую погоду она вся была в лужах. Касси как-то выгуливала здесь соседского Юпи, но никогда не доходила до конца. Может быть, дорожка уходила далеко вдаль, тянулась вдоль реки до самого Девентера. О, это было бы прекрасно.
Она решила испытать удачу и свернула на первую попавшуюся дорогу, которая, казалось, шла в верном направлении. Это была узкая асфальтированная дорожка, по обеим сторонам которой росла высокая трава и была натянута колючая проволока. Здесь никого не было, в поле паслись черно-белые коровы, которые наблюдали за ней без особого интереса.
Чуть дальше, ближе к ферме, дорожка обрывалась. Вперед вела песчаная тропинка, а вдалеке виднелась серебристая полоска – это была река. Но и тропинка закончилась, и забор, и лишь луг отделял ее теперь от реки. Она уже чувствовала запах воды. Длинное плоскодонное судно, нагруженное песком, медленно двигалось в сторону Девентера. Двое на байдарке неторопливо работали веслами, спускаясь вниз по течению. Было так тихо, что она слышала каждое их слово.
Ведь дорожка к Клавервейк не может быть далеко отсюда? Та башня – это же церковь в Вирсе?
Не поеду вдоль теннисного корта.
Тяжело вздохнув, она просунула велосипед, а затем пролезла сама под колючей проволокой.
– И што это мы там такое делам?
Сердце замерло у Касси в груди.
– Смари-ка, это же та мамзель из лавчонки Стру! Што ты тут делашь, так далеко от дома?
Только сейчас она его разглядела. Он был совсем близко, сидел под тенью ивы и ловил рыбу. Весь в черном. Она знала его, он был из старой деревни. Касси выдохнула с облегчением.
– Я ищу дорогу к новому району. Я думала, что здесь есть еще одна.
– Но тута тока тупик, милая барышня. Тама, у той ивы…
Рыбак показал на большое дерево на краю речной поймы.
Он положил удочку на камень и с трудом поднялся со своего складного стульчика.
– Давай помогу тебе, што ль. А то если тебе кругаля сейчас давать, дома вся картоха простынет.
Он подошел к забору и показал:
– Смари, эту палку отсюдова вот так вот.
Здесь было два колышка. Один был примотан к другому куском проволоки. Рыбак приподнял петлю и отодвинул колышек, на котором держалась колючая проволока.
– Эт мой секрет! – с гордостью сказал он. – Но никогда не забывай эту штуку на место ставить. А то тебе тутошний фермер по шапке надает. И зверюг своих натравит.
Он подождал у прохода, пока она пролезала.
– Через тамошний забор тоже так перелазь. Но будь я тобой, я б поехал по дороге вдоль Борхерхофа.
– Борхерхофа? – переспросила она.
– Тама, где Ван Хасселт живет.
– Ван Хасселт? Я не знаю, кто это.
– Ее никто не знает, – рассмеялся он. – Вот раньше да. Мы с ней в одной школе учились.
Он развернулся и ушел дальше рыбачить.
– Ну, бывай!
Когда она последний раз посмотрела в его сторону, то увидела скрюченную и неподвижную фигуру, похожую на старый пенек, который словно был частью этого пейзажа. Вода в реке не спеша протекала мимо него. Высоко над его головой с громкими криками кружила пара лебедей.
Ей повезло: мама была в отличном настроении. Двери в сад были открыты, и было слышно, как в доме играет музыка. «Слишком громко», – подумала она и взволнованно посмотрела в сторону соседей.
– Привет, солнышко!
Мама светилась. Она не ходила по полу, она танцевала.
– Ой, где ты пропадала все это время? Я так по тебе соскучилась! Мне столько всего надо рассказать! Ты уже поужинала? Я нет. Может, погреем пиццу в духовке? Или что ты хочешь? Ханс прислал мне тут фотографии, они на компьютере. Я уверена, ты будешь в восторге! Но он мой, не забывай!
Она шутливо погрозила пальцем.
– Иди же сюда, обними меня! Какая ты серьезная! Нельзя же все время учиться, жизнь слишком коротка.
Она пошла на кухню налить себе очередной бокал вина.
– Выпьешь что-нибудь?
– Нет, не парься.
Касси быстренько подбежала к CD-плееру и убавила звук. Это надо было сделать незаметно, чтобы мама не увидела. Как только она чувствовала, что кто-то ей указывает, как надо себя вести, то приходила в бешенство. Тогда она бы точно сделала звук еще громче – Касси знала это по опыту.
Тем временем мама достала две пиццы из морозилки.
– Держи, они опять закончились. Поставишь их? Ой, да ты хромаешь.
«Наверное, пора, – подумала Касси. – Мы сейчас сядем за обеденный стол, она с бокалом вина, я с… со стаканом воды или типа того, и, пока ждем пиццу, я ей расскажу. А потом…»
Если ей было больно, Хуго всегда ее утешал. А мама – нет. Она говорила, что не может выносить вида крови. Еще Хуго умел слушать. Касси вздохнула. Раньше умел, по крайней мере.
– В общем-то, удивительно, что я не хромаю… Смотри!
Мама закатала джинсы и продемонстрировала две красные полоски на икрах.
– Знаешь, откуда они? Ханс ну очень хотел устроить пикник. Где-нибудь на лужайке. Но там был не забор, а колючая проволока, через которую нам пришлось перебираться. И вот что получилось. Мои белые брюки испачкались в крови. Надеюсь, они отстираются, потому что это мои самые-пресамые секси-брюки. Но Ханс такой лапочка! Такой милый, заботливый. Он, наверное, раз сто меня сюда поцеловал.
Она залпом выпила бокал вина и налила еще. Свободной рукой мама копалась в сумочке.
– Солнышко, мне очень надо покурить. Посмотришь за пиццей? Кстати, мы можем поесть на улице. Ханс меня еще подсадит на эти вылазки на природу. Да где эта гребаная зажигалка?
Она поставила бокал и вывалила на стол половину содержимого сумочки.
– А вот и она.
Ее телефон мигал.
– У тебя новое сообщение, – сказала Касси.
– Опять? Они без конца приходят, это сводит меня с ума! Я их просто удаляю, все равно ничего важного.
Касси занервничала. Она подождала, пока мама с бокалом вина и сигаретой разместилась в одном из двух потрепанных шезлонгов, а затем схватила ее телефон. «А если Хуго все-таки позвонил… А она решит просто ради разнообразия прослушать сообщения перед тем, как стереть…»
– У вас три новых сообщения. Первое сообщение получено в четверг, в одиннадцать часов ноль минут. Доброе утро, мефрау[10] Зондерван, это Рональд Брюхман из агентства недвижимости «Лучше жить». Не могли бы вы перезвонить как можно скорее? Напоминаю, что нам нужно поговорить по поводу аренды. Думаю, наш номер вы знаете.
Касси закрыла глаза и тяжело вздохнула. Неужели опять все сначала?!
Она нажала на «сохранить» и стала слушать следующее.
–…Получено в воскресенье, в двадцать три часа тридцать минут. Привет, сладкая, хотел пожелать тебе спокойной ночи. Как понимаю, я немного опоздал. Завтра наберу тебя! Чмоки-чмоки, лизнул тебя в щечку.
«Боже, – Касси стало противно. – Пошел ты, мерзкая псина».
– Сообщение удалено. Третье сообщение, получено в понедельник, в шестнадцать часов сорок минут…
«Это может быть от него, – заволновалась Касси. Она посмотрела во двор. Мама как будто уснула, лежа в шезлонге. – О нет, пицца!» Прижимая телефон плечом к уху, она выключила духовку. Раздался скрип, а затем…
Черт. Черт, черт, черт.
– Здравствуйте, мефрау Зондерван, это Тео Фейнстра из лицея Гегиуса. Я звоню в связи с отсутствием вашей дочери Кассандры на занятиях. Насколько мне известно, вы не сообщали о предстоящем пропуске. Я прав? Перезвоните мне, пожалуйста.
«Фейнстра в своем репертуаре, – подумала Касси. – Как всегда, приветливый и вежливый».
Она набрала номер школы но, как и ожидала, услышала только голос автоответчика:
– К сожалению, в данный момент мы не можем ответить на ваш звонок…
Пип. Она прижала телефон к ноге, откашлялась и, бросив взгляд в мамину сторону, начала произносить сообщение:
– Здравствуйте, это Моник Зондерван с сообщением для господина Фейнстры. Простите, я должна была сообщить об отсутствии Кассандры. Она…
Касси на секунду остановилась. «Приболела», – хотела сказать она, но осознание того, что это сообщение услышит Фейнстра, Фейнстра, который уже сотни раз слышал всевозможные отмазки, заставило ее засомневаться.
– …Она пережила кое-что очень неприятное и еще не пришла в себя, – слова сами вырвались наружу. – На этой неделе она точно побудет дома.
С пылающими щеками Касси нажала отбой. Как можно было сделать такую глупость! Это сообщение точно заставит Фейнстру перезвонить, чтобы узнать, в каком она состоянии. Надо избавиться от телефона.
В панике она выглянула в сад, где мама спала как убитая. «Неудивительно», – подумала Касси. На столе стояла практически пустая бутылка вина. Завтра мама ничего не вспомнит из последнего разговора. Касси выключила звук на телефоне и запустила его под диван. «Так, сейчас надо поесть, а потом уложить маму в постель».
Час спустя она сидела в своей комнате и не знала, что теперь делать.
Двери закрыты, свет выключен, на кухне прибрано, мама в постели.
Мама проснулась на несколько секунд, и ей хватило времени, чтобы встревожиться и пробормотать что-то неразборчивое вроде «ах, солнышко, я так несчастна, меня никто не любит». Не может ведь быть, что они уже расстались с Хансом? Но пока Касси раздевала маму, та снова провалилась в сон. Затем, закрыв дверь тише, чем того требовало мамино состояние, она услышала ее громкий храп.
Целую неделю никакой школы. Целую неделю никакой домашки.
И все же ощущения, что это каникулы, не было. «Скорее, меня будто отстранили от занятий, – злилась Касси. – Эти ублюдки выперли меня из моей же жизни».
Она вспомнила, что сказал ей Хуго: «Если ты ничего не сделаешь, ты позволишь им оставаться главными». Кассандра Зондерван, беженка. Бежала от режима диктатора Эдвина де Баккера. Интересно, о чем он подумал, когда она не пришла сегодня в школу? Может, он хвастался перед всеми парнями в классе, что они… что они это сделали?
Наверное, ей лучше перевестись в другую школу. Но куда? В Девентере был не такой уж большой выбор подходящих школ. И пока она живет в Вирсе, она может в любой момент снова его встретить. Может, ей придется обслуживать его в магазине. Она вздрогнула от ужаса.
«Лейден тоже теперь не годится», – вдруг осознала Касси. Все эти месяцы она сама себе внушала, что, если все будет совсем плохо, просто переедет обратно. Всегда можно вернуться в дом к Хуго. «Но Хуго не хочет, чтобы я к нему возвращалась, – с грустью подумала она. – Иначе он бы сегодня предложил. Он же понимает, что я больше не могу здесь оставаться!»
Касси достала купленные днем книги и положила их рядом. На обложке была картина с тремя широкими полосами: голубой, красной и желтой. Море и высокая стена под ослепительно-знойным небом.
«Ван Хасселт, хм», – вдруг вспомнилось ей. Она быстро включила компьютер, открыла Гугл и ввела запрос. По первой же ссылке она перешла на текст о поместьях и замках.
Поместье Борхерхоф было построено в 1852 году рядом с городом Вирсе в провинции Оверэйссел, – читала она. – Заказчиком была семья Ван Хасселт, которая проживает здесь до сих пор. Архитектурный стиль соответствует времени постройки и местности.
Рядом было изображение, которое едва ли походило на то, что видела Касси. Внизу стояла подпись: Гравюра, 1860 год. Она узнала лестницу, но место нынешнего леса занимал густой сад с живой изгородью и замысловато подстриженными деревьями.
С каким-то странным удовлетворением она еще некоторое время разглядывала увиденное. Ее радовало, что этот дом был в Интернете. Как будто он наконец-то перестал быть плодом ее воображения.
«А затем я пошла в Борхерхоф, где мефрау Ван Хасселт помогла мне и перевязала мне лодыжку», – вот что она теперь могла бы сказать. Если бы, например, отправилась в полицию, пришло ей вдруг в голову. Но Касси сразу отмахнулась от этих мыслей. Потом, потом. Не сейчас.
Она снова открыла Гугл и набрала: Якоба ван Х. Так обычно пишут в газетах. Если где-то что-то писали о ее преступлении, то так найти было бы легче всего.
Однако, по всей видимости, семье удалось скрыть это от прессы. Или эта история просто не стала достоянием Интернета.
Она попробовала еще раз, теперь с полным именем. На этот раз ей повезло. Генеалогическое древо семьи Ван Хасселт, – прочитала она. После долгих поисков в паутине из имен и дат она нашла ее – Якобу Элоиз ван Хасселт, дочь Теодора Попко ван Хасселта и Маргареты Йоханны Лоррельей, дата рождения – 21 января 1946 года. Ни братьев, ни сестер. Возле имен обоих ее родителей стояли крестики. «Значит, они умерли, – догадалась Касси. Коба была последней в своем роду, как и мама. – Но у мамы хотя бы есть я».
Она взяла в руки одну из книг и начала листать. Издание было довольно новое, две тысячи восьмого года. Коба давно не покидает дом, так что этой книги у нее точно нет. Первую страницу занимал небольшой автопортрет самого художника. На месте глаз было два голубых пятна, а на месте губ – большое красное пятно, художник выглядел несчастным.
Здесь как раз можно было написать слова благодарности. Если Коба не захочет сохранить никаких упоминаний о ней, то сможет просто вырвать эту страницу. Это же всего-навсего дурацкий портрет.
Уважаемая мефрау Ван Хасселт, – Касси старательно выводила каждую букву. – Спасибо Вам за все. С моей ногой все в порядке. Хуго, бывший парень моей мамы, говорит, что я должна пойти в полицию. Мама пока ни о чем не знает. Я рада, что тогда встретила Вас. С наилучшими пожеланиями, Касси Зондерван, ул. Ролклаверпад, 8, Вирсе. Затем она написала номер своего мобильного и адрес электронной почты, так, на всякий случай.
Она отыскала какой-то школьный конверт, в который идеально поместилась книга. Туда, где должен был быть указан адрес, она аккуратно приклеила бумажку, на которой написала: Мефрау Я. ван Хасселт.
После этого она почистила зубы и легла в постель.
Конверт Касси положила рядом с собой, на прикроватную тумбочку.
«Завтра я наконец-то высплюсь», – убеждала она себя, но в ту ночь ей плохо спалось, и в половине седьмого она уже встала с постели. В садах на Клавервех птицы как будто решили устроить соревнование, кто кого перепоет. Погода снова обещала быть отличной, но что ей с того? Пятнадцать часов слоняться без дела, чтобы потом снова лечь спать и всю ночь видеть кошмары… Может, ей все-таки стоило пойти в школу.
Касси сидела в саду, когда на пороге, гораздо раньше, чем она на то рассчитывала, показалась мама.
– Эй, а тебе не пора в школу?
Ее светлые волосы торчали во все стороны, а под глазами набухли мешки. Мама поднесла зажигалку к сигарете – у нее дрожали руки. Она прикрыла глаза и глубоко затянулась.
– Я заболела, – соврала Касси. – Горло болит. Еще вчера почувствовала, что начинается, а сегодня уже окончательно заболела. По-моему, у меня даже есть температура.
Мама кивнула с отсутствующим видом.
– Эх, солнышко, какая неприятность. Отдохни немного. Надо уже как-нибудь начать вести здоровый образ жизни. Заниматься йогой или типа того, покупать биопродукты.
– Бросить пить.
Она уверенно кивнула:
– Да, особенно это. Боже, я чувствую себя такой жалкой. Видела бы ты меня, когда я спускалась с этой идиотской лестницы… Мне как будто восемьдесят! Все, больше не пью, ни капли в рот.
– А это, конечно же, последняя сигарета? – сказала Касси не задумываясь и сразу же пожалела о своих словах. Теперь их ждала ссора.
Да, разумеется, мама сразу же проснулась, и в глазах у нее засверкал опасный огонек:
– Ой, кто это у нас тут самый умный! Отлично, давай, у тебя паршивое настроение, почему бы не оторваться на матери? Ты меня ненавидишь? Ты думаешь, у меня все легко и просто? Еле концы с концами свожу, всю жизнь одна…
– Одна? Да ты никогда одна не была!
– Ох, теперь мне еще и с мужчинами общаться нельзя! Ты что, завидуешь?
– Только не этим подросткам, которые клюют на старух!
Касси подскочила с места, забежала в дом и стремительно поднялась по лестнице к себе в комнату. Она хлопнула дверью и закрылась на замок. Плюхнулась на кровать. Через какое-то время мама тоже поднялась наверх.
– Подростки, значит? Да посмотри на себя! И сейчас же открой дверь! Я еще не закончила!
– А я закончила!
В эту секунду зазвонил телефон. Не ее мобильный и не мобильный ее мамы, а домашний. Этот номер почти никто не знал. Если звонил домашний телефон, значит, случилось что-то важное. Все еще в ярости, мама спустилась вниз. Касси приоткрыла дверь и прислушалась.
– Кто это, говорите? Фейнстра? – ее голос все еще звучал сердито. – Ах да, из школы. Надо же, как вы быстро. Нет, как только она будет в порядке, я отправлю ее в школу. Нет, она не может подойти. Она закрылась у себя в комнате. Но, конечно, да, я передам ей, что вы звонили. Она обрадуется.
Она резко повесила трубку. Касси, вся пунцовая от стыда, стояла наверху. Мама осталась внизу и включила кофеварку. Это был хороший знак, скорее всего, у нее уже не было сил подниматься наверх и продолжать ругаться. Она сейчас еще немного помолчит, а к вечеру все будет как прежде. И так до следующей ссоры.
Медленно, еле передвигая ноги, Касси вернулась в свою комнату. Все пошло не так, все. Меньше недели назад ей казалось, что переезд сюда – самое страшное, что случалось в ее жизни. А теперь…
«Им это с рук не сойдет, – вдруг подумала она. – Я не дам кучке деревенских недоносков испортить мне жизнь». Касси села за стол и включила компьютер. «Непристойное нападение», – напечатала она, сердце тяжело билось у нее в груди.
Непристойное нападение – это акт насилия или другое действие (угроза насилием или угроза другим действием) с целью заставить другое лицо выполнить непристойное действие или подчиниться непристойным действиям, – читала она. – Зачастую это сводится к прикосновениям без согласия или понуждению прикасаться к гениталиям. Однако принуждение к поцелуям также является непристойным нападением.
Она снова все вспомнила. Борхерлан и как она бежала. Она снова чувствовала страх, стыд. Дважды она порывалась нажать на крестик в правом верхнем углу экрана, но оба раза заставляла себя читать дальше.
Все сексуальные действия, совершенные без согласия, считаются принуждением. Наравне с принуждением, злоупотребление обстоятельствами, например, гипнозом… или грозовой погодой, – мысленно добавила Касси, – или возрастом потерпевшего ниже возраста сексуального согласия (в большинстве западных стран – возраст до 16 лет) делает действия сексуального характера преступными.
Буквы прыгали по экрану, но она дочитала все до самого конца.
Лицо, которое актом насилия или другим действием или угрозой насилием или угрозой другим действием заставляет другое лицо выполнить непристойные действия или подчиниться таковым действиям, виновно в непристойном нападении и подлежит тюремному заключению сроком не более восьми лет или штрафу пятой категории.
Касси сделала глубокий вдох и отвернулась от экрана. Она смотрела на коврик у кровати до тех пор, пока фигуры на нем не начали кружиться, а затем принялась заново читать текст. В этот раз он воспринимался как-то по-другому, не так, будто на нее вывалилась гора одежды из переполненного шкафа. Нет, теперь он действовал успокаивающе.
Преступление, надо же. Значит, я не преувеличиваю?
«Они все должны сесть в тюрьму! – она вдруг пришла в ярость. – Особенно Эдвин, хотя Флорис и Йохем тоже. И Тима туда же. Жалкий слизняк! Он тоже там был и ничего не сделал».
Вдруг ее мобильный зазвонил. Неизвестный номер…
«Это наверняка мефрау Ван Хасселт», – мелькнуло у нее в голове. Касси быстро взяла телефон, но пока с надеждой в голосе произносила «Алло! Да, это Касси», она вдруг поняла, что конверт с книгой все еще лежит рядом. «И как такое возможно? У нее ведь даже нет моего номера».
– Здравствуй, Кассандра. Как хорошо, что ты ответила.
Это был Фейнстра! Черт! Телефон дрожал у нее в руках.
– Расскажи, пожалуйста, как у тебя дела.
От испуга она не могла произнести ни слова.
– Кассандра? Ты тут?
«Так, не дрейфь, – подумала она. – Просто ответь, но не слишком бодро».
– Э-э… Да, менейер.
– Как ты там? Твоя мама сказала, что у тебя случилось что-то неприятное.
– Нет, что вы. Я хотела сказать, да… но уже все в порядке.
– Не хочешь поделиться? Я имею в виду тем, что произошло?
– Я… – В мыслях одна версия сменяла другую, но все они были какими-то сомнительными. Пока она не придумала это: – У меня умерла бабушка.
– О, мне жаль.
Неужели он удивился или это просто так прозвучало? Интересно, что записано в ее личном деле? Наверняка же ничего о ее матери и о той аварии, в которой погибли бабушка с дедушкой?
– Вы были с ней близки?
– Да, очень, – соврала она. – Я… очень ее любила. Она жила одна. С собакой.
– Она болела?
– Нет… ну, то есть да. Но я не знала об этом. Никто не знал.
– Да, значит, для тебя это стало шоком.
Его голос все еще звучал несколько странно. Или ей просто так казалось?
– А когда это произошло?
– В субботу, когда я вернулась с работы.
Глупо, как же глупо! Как она могла такое сказать!
Слишком по-настоящему, слишком близко. Ну вот, на глазах выступили слезы.
– Мне очень жаль. А похороны?
– Они… в пятницу.
– Мм, понятно. Может, ты все-таки сходишь в школу? А то слишком много пропустишь. И вдруг это поможет отвлечься.
– Нет, я не могу пойти в школу! – испуганно вскрикнула она. – Правда, не могу. Пожалуйста.
В телефоне ненадолго повисла тишина.
– Давай я после уроков зайду к вам домой, чтобы передать тебе домашнее задание? Мне нетрудно, это практически по пути.
– Нет! – она снова слишком сильно повысила голос. И сразу же поправила саму себя: – Я хотела сказать… мне присылают домашнее задание, по электронной почте. Честно, все в порядке. Я вернусь, как только все закончится, хорошо?
Фейнстра был не против, но настоял на том, чтобы они оставались на связи. И добавил:
– Ты всегда можешь мне позвонить, я буду рядом.
– Отлично, – ответила Касси, стараясь сдержать слезы, но была почти уверена, что он услышал, как она плачет.
На экране компьютера все еще был текст о непристойном нападении. Она смотрела на него, не видя самих слов. «Значит, у меня умерла бабушка.» Ей вдруг стало так грустно, как будто это случилось на самом деле. Как будто у нее действительно когда-то была бабушка: кто-то теплый и уютный, кто-то, кто никогда не забудет о твоем дне рождения. Кто-то, кто всегда был бы рядом в нужный момент. На крайний случай, какая-нибудь чокнутая старушка вроде Кобы, которая теперь окончательно ушла из ее жизни.
«Не сходи с ума, – сказала она сама себе, – сконцентрируйся лучше на этих придурках. Они хотя бы настоящие».
Всегда обращайтесь в полицию, – прочитала она.
Касси вздохнула. Что они вообще ей такого сделали? И кто теперь поверит ей, такой лгунье?
Тут она увидела конверт. Конверт, в котором была книжка, лежал возле кровати. Фейнстра, мама, текст на экране – все вдруг ушло на второй план. Важной вдруг оказалась одна-единственная вещь: надо опустить конверт в почтовый ящик Кобы.
Она сбежала вниз по лестнице, прошла мимо мамы, которая мрачно размешивала кофе. Раз оборот ложечкой, еще один, еще, и так без конца.
– И куда ты? – спросила она, не поднимая глаз.
– Ухожу.
– Все только и делают, что уходят.
– Что-то случилось? – недоверчиво спросила Касси.
– Нет, а что могло случиться? – в голосе слышалась агрессия.
– Ну а у меня случилось, – проворчала Касси, вдруг снова разозлившись.
– Что?
– Ничего.
Она захлопнула за собой дверь, не обращая внимания на мамины крики.
– Касси, а ну вернись! Мы здесь так двери не закрываем!
«Конечно, мы обычно тихонечко смываемся, – со злостью думала Касси, пока шла за велосипедом. – Что у нее опять стряслось? Неужели все-таки расстались с Хансом?»
Касси даже почувствовала что-то вроде сострадания, но мигом подавила это в себе. Сначала другое.
«Надеюсь, в Борхерхофе есть почтовый ящик, – думала она по дороге. – У нее нет родных. Но ведь у всех есть почтовый ящик? Ну, кроме бездомных и нелегалов… Интересно, как дела у Мусы? И у Байди с Давидом? Они наконец получили вид на жительство?»
Не сбегать, написать заявление. Хуго легко говорить. Да что ему известно о таких деревнях, где все друг друга знают в лицо? Где полицейский участок меньше, чем их дом? Где Де Баккер – это божество?
Вдалеке между деревьями мелькало красное покрытие теннисного корта. Ее сердце забилось чаще, хоть она и пыталась убедить себя в том, что парни еще были в школе. «Прекрати, трусиха! Еще чуть-чуть, и тебе будет страшно выйти на улицу».
На заборе к одному из столбов был приделан почтовый ящик. Она поднялась на цыпочки, заглянула внутрь и увидела в темноте что-то белое. Отлично, значит, ей иногда приходили письма. И если учесть, что ящик не был набит доверху, она его периодически проверяла и забирала почту. Конверт с книжкой еле пролез в щель и тихонько ударился о дно ящика. Впервые за весь день Касси была счастлива, хоть и не понимала почему.
– Ты ведь сегодня не пойдешь на работу?
Это было утром в среду, они сидели вместе за кухонным столом. Мама была в мешковатой ночнушке и пила кофе, Касси – в футболке на пару размеров больше, чем нужно, со стаканом сока в руках.
– Конечно, пойду.
– А как же твое горло?
Касси ответила что-то неразборчивое.
– Что ты сказала?
– Я не могу просто взять и не выйти на работу.
В общем-то, она была рада, что наступила среда. Заняться делами, увидеться с другими людьми, побеситься из-за Стру: все лучше, чем это ощущение пустоты.
– Это что, какие-то деревенские законы? Здесь запрещается болеть?
Касси ничего не ответила.
– Елки, как же с тобой весело в последнее время. У тебя месячные, что ли?
Касси оторвала взгляд от своего стакана. Может быть, сейчас как раз подходящий момент…
Но тут мама посмотрела на часы и поднялась.
– Ладно, Кас, это не мое дело. Если не хочешь разговаривать, пожалуйста. Ты не видела мой телефон? Нигде не могу его найти.
– Не видела, – соврала Касси.
«А врать становится все легче», – заметила она. Может, из-за того, что в последнее время ей казалось, что она просто ходит во сне. Все было каким-то ненастоящим.
– Можно я тогда сегодня твоим попользуюсь?
– Нет! – это снова прозвучало слишком резко.
– Господи, что с тобой? Такое ощущение, что я, по-твоему, вообще ни на что не гожусь.
– Я… – Касси запнулась, – у меня батарейка села. Его нет смысла брать.
– Черт. – Мама налила себе еще одну чашку кофе. Касси заметила, что у мамы трясутся руки. – Ладно, может, одолжу телефон у Ханса.
– Значит, ты снова уходишь.
Это должно было прозвучать нейтрально, но у Касси не получилось. Ее мать, у которой было блестящее чутье на все, что хотя бы отдаленно походило на неодобрение, тут же взбесилась:
– Да что опять? Я что, должна весь день торчать дома только потому, что ты не ходишь в школу? Сидеть и тащиться от твоего настроения? И к слову, ты сегодня тоже собираешься уйти. Что мне тут делать, окна мыть или что еще? Может, прихваточку крючком вязать?
Касси пожала плечами:
– Это просто вопрос, не надо так кипятиться. Ты вернешься к ужину?
– Понятия не имею. Мы сначала поедем в Арнем, пройдемся по магазинам, а потом посмотрим.
– Я думала, в этом месяце нам надо экономить.
– Ханс платит. Уж я экономлю, как не знаю кто.
Касси вздохнула. Естественно, ее мать тоже будет тратить деньги. Она так всегда делала.
– Насчет аренды звонили, – добавила она спокойно. – Сказали, что-то не так со сроками оплаты.
Мать сделала вид, будто ничего не слышала, однако громкий стук, с которым она поставила пустую чашку на столешницу, демонстрировал обратное. Не говоря ни слова, она ушла наверх. Касси подождала. Ну да – бах! Дверь в спальню закрылась.
Она села на диван и включила телевизор. Начала безразлично переключать каналы, но ничего интересного не увидела: какой-то мультик, восторженные лица в рекламе тренажеров, охотник за крокодилами. Она все быстрее переходила с одного канала на другой, потому что по телевизору оказалось много всего, что ей расхотелось смотреть: несчастные песики, триллеры, клипы с голыми телами. В итоге она остановилась на каком-то сериале. Смотрела до тех пор, пока главный герой не схватил свою неверную девушку за руку, сделав это как-то слишком грубо. Она выключила телевизор, отшвырнула пульт и пошла в свою комнату. Когда она поднялась, то заметила, что у нее участилось сердцебиение, а на лбу выступил пот. «Может, я действительно заболела, – с удивлением подумала Касси, – может, в этом дело? И мне станет легче, как только эта простуда, или что бы это ни было, пройдет?»
Она легла на кровать, повернувшись спиной к окну и положив голову на подушку.
Вспышка. Силуэты, дождь, улица. Проклиная все на свете, Касси отбросила подушку и потянулась к тумбочке за mр3-плеером. Вставив наушники, она попыталась успокоиться, но тревога не проходила. «Это все температура, – уверяла она саму себя. – И с мамой опять поссорились… А со мной все о'кей. Лодыжка больше не болит, рана затянулась, а остальное я просто выброшу из головы. И если та женщина мне ничего не ответит, что ж, ладно. Мне, в общем-то, все равно».
Касси вдруг поняла, что хочет помириться с мамой. Она сейчас пойдет и извинится, мама поцелует ее, и все будет по-прежнему, по крайней мере, так же, как после ее возвращения. И возможно, вполне возможно, что тогда она все ей расскажет.
Она натянула джинсы и сменила свою ночную футболку на новую серо-зеленую кофточку, которую мама недавно ей купила, «потому что она потрясающе подчеркивает цвет глаз». Кофточка была с люрексом, а Касси не нравились эти блестки (смотрится как-то пошловато), ну да ладно, в качестве примирительного жеста сойдет.
Когда Касси спустилась, то обнаружила, что мама уже уехала, ничего не сказав. В комнате на столе стоял лишь вчерашний бокал из-под вина, а рядом с ним – бутылка.
Она вытащила пробку и поднесла горлышко бутылки к носу. Вино пахло кислыми ягодами, довольно вкусно. Осталось еще полбутылки. «Если допью, то, может быть, смогу уснуть, – подумала Касси. – Наконец-то получится крепко уснуть и не видеть кошмаров».
Она поднесла бутылку к губам, собираясь отхлебнуть из нее. Вдруг она заметила свое отражение в экране телевизора: бледная девочка с мешками под глазами и спутанными рыжими кудрями, в обтягивающем топике с блестками и с бутылкой вина в руках. Это зрелище подействовало как холодный душ, и она мигом поставила бутылку на место.
Сколько раз она клялась себе, что никогда не будет пить, никогда! Каждый раз, когда из-за маминого увлечения алкоголем у них возникали проблемы, но отчаяннее всего – когда мама рассорилась с Хуго. Касси вдруг покраснела. «Только представь, если бы он тебя увидел такой…» Она заткнула бутылку пробкой и унесла вино с бокалом на кухню.
Что теперь?
Не зная, что делать, она встала посреди комнаты. Через открытое окно с улицы доносился запах навоза и свежескошенной травы. Два стареньких пластиковых шезлонга прятались в зарослях чертополоха и высокой цветущей травы. Может, выйти на улицу, полежать на солнышке? Не хочется. Что-нибудь съесть? Но у нее не было аппетита, снова не было. Может, почитать книжку? Ох, нет.
Ее взгляд блуждал по предметам в комнате, как будто она видела их впервые, как будто пришла к кому-то в гости. Красный икеевский диван «Клиппан» с желтоватыми разводами. Журнальный столик «Лакк», тоже из ИКЕА, весь в царапинах. Постер с Мэрилин Монро под стеклом с металлическими зажимами. Белый стеллаж «Билли», куда складывали все, что некуда было деть: журналы, стопки рекламных листовок, выписки и письма из банка, несколько пустых ваз, которые не влезали в кухонные шкафчики, корзинка с ключами, сигареты, еще какая-то мелочевка, сувениры с тех времен, когда они еще куда-то ездили, жираф, которого Давид сам смастерил и подарил ей на тринадцатилетие, ржавый ящичек для денег, который мама не разрешала трогать.
– Что в нем хранится? – полюбопытствовала как-то Касси.
– Ничего, абсолютно ничего.
И вот сейчас она сделала глубокий вдох и решительно взяла его руки. Внутри что-то позвякивало. Судя по звуку, это было что-то металлическое. Под ящичком лежало кое-что, и это кое-что оказалось совершенно неожиданным: два сложенных листа формата А4, на одном был печатный текст, второй был весь исписан маминым кривым почерком.
Напечатанное письмо было из «Ведомостей Бирсе», пришло оно через две недели после того, как они сюда переехали. Уважаемая мефрау, – начала читать Касси. – К сожалению, мы не можем помочь Вам с Вашим запросом, так как наша газета была основана в 1985 году. Если Вам нужны материалы до этого года, то Вам лучше обратиться в «Еженедельник Девентера».
На другом листке были имена; имена и какие-то цифры. Касси смогла различить лишь парочку из них, настолько неразборчиво все было написано: 6 Мехтельд Гритье Йансен / Йооп ван дер Слейс. 8 Анна Йаннетье Кроон / Михил тер Керс. 11 Моника Виллемэйн Прент Клаас Велтман.
Нахмурившись, Касси разглядывала мамины каракули. Да чем она вообще занимается? Если она что-то ищет, почему ничего не сказала об этом?
Она отшатнулась от стеллажа и вдруг почувствовала себя совершенно одинокой.
– Вам-то все равно, – сказала она сердито Лакку, Клиппану и Билли. Мм, разговаривать с мебелью, глупее и быть не может. Они выглядели такими… равнодушными. «Стоять тут или у кого-то еще, им абсолютно наплевать», – с сожалением заключила Касси. Среди них выделялся только большой стул, но это беженец, которого спасли от переработки и который был счастлив обрести новый дом.
Она тяжело вздохнула. У Кобы дома совсем по-другому! Они с домом подходят друг другу, половицы его слегка поскрипывают, дом вздыхает, словно живой. Их дом – нет. Он молчит, как камень, из которого сделан. В доме стало так тихо, что было слышно, как часы отсчитывают секунды.
Было еще только десять минут одиннадцатого, время тянулось медленнее обычного.
«Может, потому что ему больше некуда спешить, – с грустью подумала Касси, снова усаживаясь на диван. – Что там интересного по телику? Ничего, да?»
Рука сама потянулась к пульту, но вдруг Касси замерла. Ее телефон… Утром он ведь лежал здесь?
Она точно это помнила, но в панике стала повсюду его разыскивать.
На полу, под подушками на диване, на кухне…
Она даже поднялась наверх, в свою комнату, чтобы проверить, не там ли он.
На глазах у нее от ярости выступили слезы. Что, теперь ничего нельзя оставить без присмотра? А что, если позвонит Фейнстра? Или Хуго? Или Тим? А если ей самой надо будет кому-нибудь позвонить? Все важные контакты были записаны у нее в телефоне. Без него она была отрезана от внешнего мира.
Касси почувствовала приступ сильного гнева, еще никогда в жизни она так не злилась. Она пнула стол, одним движением сбросила со стеллажа огромную стопку журналов, разбила о стену фигурку ослика из Португалии.
– Тварь! Ненавижу тебя!
Пульт тоже полетел в стену. Батарейки разлетелись в разные стороны.
– Ненавижу тебя! Ненавижу!
«Телефон мамы так и лежит под диваном», – вдруг вспомнила Касси. Рывком она отодвинула Клиппан от стены. Лежит. И что теперь? Без ее номеров этот телефон бесполезен. Она могла бы его выбросить, но тогда уже больше не вернула бы свой. Позвонить матери и обматерить ее? Касси тяжело вздохнула. Как будто это поможет. Она включила телефон, просто чтобы посмотреть, работает ли он еще. Да уж, двенадцать новых сообщений. Наверняка от того полудурка. Она на секунду замешкалась. Вообще-то, ей было совершенно неинтересно, что он хотел сказать ее матери, но с другой стороны… Касси казалось, что так она влезает в мамину жизнь, что она что-то ломает, а это как раз то, чего та заслуживает.
Из двенадцати сообщений десять были от Ханса. В одном из них он так злился на нее, даже назвал ее двуличной сукой. Остальные интереса не представляли: влюбленное сюсюканье да намеки на то, чем они занимались (из-за чего Касси покраснела и почувствовала приступ тошноты). Два других сообщения были от агентства недвижимости по поводу аренды, которая так и не была оплачена. Понятно, куда снова пойдут ее деньги, заработанные тяжким трудом у Стру. Каждый раз, когда ей удавалось начинать копить деньги, случалось что-то в этом духе. Она бросила телефон на стол и пошла наверх переодеваться и собираться на работу.