снег ложится на небо
а небо на снег
будто сушат бельё там
тучный ангел не может закончить разбег
ни паденьем
ни взлётом
от себя самого он бежит наутёк
в атмосферном бедламе
и босые следы убывающих ног
заметает крылами
если деланием никак
говорением удержи
череду небесных собак
вожделенные падежи
избавительный
дарительный
гадательный
пленительный
отворительный
непреложный
из комнаты в комнату катится ком
фамильный клубок темноты
давай остановим его языком
и с предками будем на «ты»
пусть ель родовая усохнув тайком
прощальные пустит цветы
как будто явился подземный партком
на проводы тщетной мечты
на углу победы и свободы
в немудрёном русском сериале
мы вошли в одни и те же воды
мы тонули
а они стояли
на углу реальности и бреда
в омуте ночного кислорода
за плечами корчилась победа
впереди мерещилась свобода
о чём сустав суставу
скрипит не по уставу?
о том что наши сказки
почти не знают смазки
что стала жизнь негибкой
со скрипом как со скрипкой
и музыка такая
звучит не умолкая
мимо громких слов и шумных дел
тихий алкоголик пролетел
чреслами виляя меж горнил
тишину на землю обронил
где упало чудо тишины
боли мало
страхи не страшны
от воспоминаний только сласть
будто жизнь фатально завралась
с воли стучат
а у нас тишина
око дверное в коросте
ближняя даль глубины лишена
кто эти плоские гости?
время местами менять имена
тесный простор ополчается на
гордость сокрытую в горсти
аномалия и норма
дочери войны
друг у друга просят корма
вечно голодны
две сестры не имут срама
кто им логопед?
повторяют мама-мама
будто мамы нет
времена наносят на лицо
истинного бога письмецо
с матрицей морщин заподлицо
как дорожки на виниле
получатель зеркало берёт
жизнь читает задом наперёд
слышит звук
да смысл не разберёт
будто смыслы отменили
мир разобрали и собрали
мы снова лишние детали
в устройстве пройденном насквозь
нам примененья не нашлось
и нет надежды как когда-то
на переделку агрегата
он не насмешка и не месть
а просто фатум как он есть
имеющий глаза и уши
взирает на судьбу снаружи
из фракций неба и земли
реальности и сна
мы перспективу испекли
которая ясна
она единственная весть
терзающая нас
и чтоб её глазами есть
не требуется глаз
пока я пел и старел
мой город и мир усыхали
державной шагреневой кожей
теперь здесь настолько тесно
что я предпочёл бы чужбину
ничто нигде никогда
к счастью в пространстве речи
есть куда разбежаться
прежде чем разобьёшь себе лоб
о собственное отражение
в силу возраста и режима
наше время нерастяжимо
камень часа в один бултых
утопает без понятых
прозябает собрат тверёзый
там где длительность стала грёзой
я вином усыплю вину
и на сутки час растяну
куда всё делось?
о дона анна
фантом соблазна!
и мне б хотелось
писать туманно
да мне всё ясно
парад превращается в пар
и в облаке ратного пара
повадка танцующих пар
размеренна и сухопара
мы пели и пили одно
но в сумерки отчей сансары
нам оптом войти не дано
а только разбившись на пары
свист утратил полезные свойства
у пространства – запал на нуле
не довольно ли нам недовольства?
не пора ли предаться хвале?
будет счастье у нас густоброво
воли с палец
покоя с кулак
но юроду должно быть херово
и шуту без печали никак
слово «жалость»
словно сжалось
на пластинке прижилось
то ли «жало»
то ли «жлость»
время песню отлежало
не хотелось да пришлось
певцы иного эона
сворачивают знамена
в стране стоячего солнца
нигде ничего не вьётся
безветрие тихой спевки
собой пеленает древки
так лес повреждён и редок
терпенье растит без веток
давай сегодня вместе
пойдём гулять на месте
пока не всё путём
в осаде и аресте
отраду обретём
смириться нелегко нам
с естественным законом
но выгляни на свет
в пейзаже заоконном
стаффаж сошёл на нет
представим в идеале
что так и мы пропали
из памяти и глаз
в трёхкомнатном пенале
хранимся про запас
под окном моим
мир стоит как мим
просит недвижим
соблюдать режим
с ним в одном строю
у окна стою
на верхах своих
замер и затих
тянем поутру
детскую игру
кто из нас вперёд
нынче отомрёт?
в час безучастный
по воле безволия
каждой лексеме мерещится схолия
тень маргинальная редких красот
новые смыслы соседке несёт
на синей лавочке приветствуют рассвет
то вася то отец то бабушка то дед
на синей лавочке у моего окна
приходят помолчать один или одна
на синей лавочке любуются весной
очами на восток ко мне спиной
на синей лавочке я вижу их один
как будто третий глаз открылся в карантин
как будто кто из них подумал обо мне
на синей лавочке с живыми наравне
как тысячетонная тщета
тень твоя упала со щита
склеив полноту и нищету
ровный свет растёкся по щиту
а на нём зигзаги ещё те
жизнь твоя застыла на щите
с юных лет ты помышлял о том
где разжиться призрачным щитом
и сегодня крепче всех защит
музыка впечатанная в щит
ещё выходим мы
по хитрому паролю
из цифровой тюрьмы
на буквенную волю
ещё не доросла
потеха до предела
и цифре нет числа
и буква поредела
свет безвидный
бледный звук
сонная соната
время выпало из рук
поднимать не надо
очи ясные смежи
ждёт тебя снаружи
бог подёнщины и лжи
духоты и стужи
багатель оглохшего пианиста
легче шёпота
тоньше свиста
вездесущего в наши дни
как ложится звук
нечасто и чисто!
он устал
и ты отдохни
построение на старение
равнение на ранение
форма зимняя легче летней
рассчитайсь на первый-последний!
первых нет
и каждый – герой
вышел из строя?
встань в строй
мойры вышли на клирос
и вот те на —
там где дверь приоткрылась
растёт стена
на созвучьях мерцает иней
или это дары эриний?
слово на вес соло
скрытое здесь где-то
даже когда голо
плотью одето
вот оно петь село
на высоте света
свист победил дело
смысл осенил лето
плыли дни без концов и начал
на домашнем болоте