В четверг Коля Волков спал у Серого в бане. Рано утром в пятницу подъехал Заур, и они отправились вчетвером в сторону Арзамаса.
– Пекло сегодня на улице будет, – сказал Колчак, – вчера передавали, до тридцати пяти градусов будет доходить.
– Пивом будем спасаться, но в первую очередь дело сделаем, – произнёс Сергей. В десять утра они стояли уже около вахты колонии. Серый вышел из машины, потом вернулся назад, взял файл с документами из бардачка и, посмотрев на Колю, сказал:
– Я пошёл внутрь, а ты Коля сиди в машине и не выглядывай, а то слайд у тебя подозрительный и руки все исколоты. Ты мне с такой внешностью весь коммерческий понт собьёшь.
– Я понял, курить буду в машине, – икнул Коля, и прикрыл рот рукой.
– Если плохо после вчерашней бани, в бардачке есть фляжка с коньяком, можешь приложиться, только всё не пей, он мне может пригодиться, – сказал Серый и пошёл в здание.
…Переступив порог вахты, он сразу вспомнил, как его в сентябрьский день под конвоем провели через эти самые двери. Только тогда на стенах отваливалась облупленная краска, а сейчас вахта сияла от идеального порядка.
«Странно, но у меня сердце не щемит от неприятных воспоминаний, – подумал Серый, – и всё это из – за того, что мне повезло с воспитателями. Даже бы сейчас, встретившись случайно с Кумом, без отпечатка зла подал бы ему руку. Хотя он и мудак приличный был. Надо же судьба свела меня с ним на пятёрке».
В назначенное время к нему вышел капитан с повязкой ДПНК.
– Вы Сергей Беда будете? – протянул он руку Серому.
– Да я, – ответил на рукопожатие Беда.
– Пройдёмте со мной на второй этаж? – пригласил капитан Сергея.
Они поднялись на второй этаж и прошли по коридору в просторный полупустой кабинет, где кроме трёхногой вешалки и письменного стола ничего не было. По запаху и внешнему виду было видно, что здесь только произвели косметический ремонт. За столом сидел подполковник.
Сергей сразу его узнал, – это был бывший воспитатель Иван Иванович.
– Иван Иванович, заместитель начальника колонии! – не узнав Сергея, представился он. – Временно исполняю обязанности начальника колонии, – добавил он.
Он задержал свой взгляд на улыбающемся лице Беды.
– Беда? – удивлённо протянул он, – так это с тобой начальник производства разговаривал?
– Если я здесь, выходит со мной, – ответил Сергей.
Иван Иванович долго тряс ему руку, а когда успокоился, спросил:
– Так ты значит, фабрикантом стал?
– Ну, это громко сказано. Заводик не большой имею, – скромно ответил Сергей.
– Молодец, а мы с Петром Егоровичем тебя часто вспоминаем. Такие воспитанники, как ты не забываются. Как ты нас развёл на вишню, вся колония через год узнала. Хоть и с запозданием, но спасибо я тебе всё равно скажу. По два раза в году естественно твоя вишня не плодится, но урожай и я, и Пётр Егорович снимаем ежегодно богатый.
– Это всего лишь хулиганистая шутка была Иван Иванович, – объяснил Беда, – но если моя шутка вылилась в хорошее вишнёвое варенье, то я только рад этому.
– Ты знаешь Зорин, – обратился Иван Иванович к капитану, – этот Сергей Беда был моим подопечным много лет назад. Такого нам жару давал, что наказывать его было нельзя. Фантазёром эрудированным его Кум называл. А как иначе? – перевёл он взгляд на Сергея.
– Я уже это понял, – с любопытством рассматривал капитан Беду.
– А ты знаешь Сергей, что я наводил справки о тебе, когда ты покинул нашу колонию, – словно изучая, подполковник испытывающим взглядом смотрел на Беду. – Чудил ты там по полной программе. Думал, всё срезался парень на взрослой зоне, а когда перед твоей свободой я случайно вышел на кума. Фамилию его не помню.
– Моисеев, – подсказал Вовка.
– Да, он, – точно Моисеев, – вспомнил Иван Иванович, – он меня порадовал приятным известием. Сказал, что ты сидишь в изоляторе, и освобождаться будешь оттуда. Я его спрашиваю, что совсем плохой парень Беда стал? Так он мне ответил, что ты настоящий парень и вторично на зону не попадёшь, – родня не даст. В общих чертах он лестно отозвался о тебе. А как судьба сложилась у твоего друга Балашова? Вы ведь с ним вместе кажется, были в последнее время? – спросил Иван Иванович.
– Юрка фермером заделался, у него семья. Живёт хорошо, – построил дом себе, рядом с родителями.
– Как приятно слушать такие известия, – сказал подполковник. – Ну, показывай свои мебельные фотографии? А уж потом будем с тобой рядиться.
Сергей вытащил фотографии и положил перед Иваном Ивановичем.
– Хороши, Хороши, ничего не скажешь, – оценивающе заметил он. – Я думаю, мы пойдём на твои условия. За шестьдесят стульев, мы деньги перечислим. И могли бы ещё сто взять, но на бартер. А какой он у нас ты знаешь, паяльные лампы, гвозди и настольные сверлильные станки.
– Иван Иванович за такой бартер, я всю колонию в дуб одену, – сказал Беда, не показывая своего внутреннего ликования.
– Ну, тогда договорились, давай свои бумаги, – сказал подполковник, – я всё проведу сам через бухгалтерию. А ты постарайся в ближайшие дни доставить стулья.
– Первую партию привезут хоть сегодня, – заверил Колчак, – сейчас я позвоню, и машина через четыре часа будет здесь.
– Меня это устраивает, действуй? – встал с места Иван Иванович, и показал на стул, которые обычно ставят в столовых, – видишь, на чём приходиться штаны протирать? Такие стулья только в нашей колонии можно встретить. Мне в ноябре семьдесят годков стукнет. Из области намёк уже получил о заслуженном отдыхе. Хочу вот стульями заполонить всю колонию. Пускай меня добрым словом вспоминают.
– Возраст почтенный, – сказал Беда, – пора на природу и в шезлонг с подзорной трубой. Как Соломон говорил; – всему свой час, и время всякому делу под небесами:
– Время родиться и время умирать, время разрушать и время строить, время разбрасывать камни и время собирать камни, время молчать и время говорить, – закончил подполковник цитату мудрого еврейского царя.
– Ого – удивился Серый, – да вам Иван Иванович с такой золотой памятью активно надо отдыхать. Кстати, а как поживает мой мастер? Жив он?
– Дядя Миша жив и здоров, но больше не шьёт. Торгует редиской огурчиками, прямо здесь около колонии. Мы ему разрешаем, не гоним от вахты. А здесь реализация у него лучше, чем на рынке. Татьяна его пока ещё работает. Если его не будет у вахты, зайди к нему покажись. Он живёт прямо напротив колонии в доме из красного кирпича.
– Обязательно зайду, – пообещал Беда, – а Петр Егорович, где сейчас?
– Пётр Егорович на пенсии и давно, но здесь появляется частенько, а вот Кум большим начальником стал. Его область у нас как забрала в Советские времена, так он и полез по карьерной лестнице ввысь. Он тогда после тебя исправляться стал, семьёй обзавёлся, спиртное прекратил употреблять.
– Значит, инвалидом стал, если не пьёт, – сделал заключение Беда и попрощался с Иваном Ивановичем.
Из кабинета он вышел вместе с капитаном. Капитан посмотрев из коридора в окно, сказал:
– Дядя Миша на своём посту. Иди, посмотри?
Сергей выглянул в окно. Дядя Миша похудевший сидел на раскладном стульчике. На ящике покрытой газетой у него лежала редиска и зелень. Одет он был в клетчатую рубашку, без ворота, а на голове сидела военная пилотка старого образца.
Сергей по мобильному телефону набрал Жигу и дал команду, чтобы срочно отгрузили стулья и немедленно везли в колонию.
Капитан проводил Беду на улицу, но с крыльца не уходил. Ему было любопытно понаблюдать за встречей.
Сергей подошёл вначале к машине и сказал Зауру:
– Порядок, я здесь месяца три с ними, наверное, поработаю. А там глядишь, ещё на кого выйду через них. Коньяк остался? – посмотрел он на Колю
– А я его не трогал. Колчак не хочет, – чего я один буду пить, – отказался Коля.
– Сейчас выпьем вон с тем дедом в пилотке, – показал Беда на дядю Мишу.
– Что это за дед? – поинтересовался Колчак.
– Это всем дедам дед, – ответил, Беда и, не закрывая дверки автомобиля, пошёл к дяде Мише.
– Сынок купи зелень? За дешёво отдам, десять рублей пучок, – предложил он подошедшему Сергею.
– Я у вас весь товар куплю, если вы согласитесь выпить со мной рюмашку коньяка, – произнёс Беда и бросил на овощи новенькую тысячерублёвую купюру.
Дядя Миша схватил деньги, и с недоверием посмотрев на Беду, сказал:
– Только с грядки час назад сорвал. Покормишь на свидании своего сынка. Давай куда тебе сложить? Здесь много у меня всего и чесночок молодой, сочный, как апельсин. Сейчас только посчитаю, во сколько обойдётся тебе всё это.
– Дядя Миша, ты, что не узнал меня? Я тебе предлагаю выпить со мной коньяк.
– Коньяк я давно не пивал, а ты, чей будешь? – спросил он.
– Помнишь, у тебя портной был Беда, неужели забыл?
– Ни как Дух явился? – встал дядя Миша со стульчика, – Чарлз Фредерик Ворт, так я тебя называл.
Он взял Сергея за плечи и, окинув его своим взглядом с ног до головы, оценивающе промолвил:
– Одет, с иголочки, строчка на планке рубашки ровная и воротник втачан не кривобоко. Сам шьёшь на себя или покупаешь в магазине? – спросил он.
– Не когда шить дядя Миша, я другим занимаюсь, пошли в машину? – пригласил его Беда, а витамины свои оставь их никто не возьмёт.
– А ты разве не будешь забирать?
– Нет, дядя Миша, у меня свои витамины растут.
Он подвёл старого мастера к машине и посадил на переднее место, а сам остался на улице. Достав фляжку из бардачка, и мармеладные лимонные дольки Беда разлил коньяк в три стакана, – один протянув Коле.
– За встречу, дядя Миша! – произнёс Беда, – я рад, что встретил тебя в полном здравие и от меня большой привет тёте Тане передавайте.
– Обязательно похвастаюсь ей сегодня, – прослезился дядя Миша, – чай не забыла, наверное, тебя. Весь персонал тогда перебудоражил, когда ты Мамая по толчкам протащил. Таких коллизий забыть нельзя! А ведь предупреждал я Щамиля, – выпил дядя Миша свой коньяк. – Не внял он моему опытному глазу. После приходили этапы из Татарии, говорили, что Мамай уехал из России в Ташкент жить навечно.
– Аллах с ним дядя Миша, а с нами Христос, – сказал Беда, – я думаю, мы с тобой ещё не раз встретимся. У меня с колонией наметился долгосрочный контракт.
Сергей достал сумку из багажника, где лежали деликатесы с двухлитровой бутылкой водки, и вручил быстро дяде Мише. Не дожидаясь, когда он опомниться, Беда сунул ему на прощание руку и сев в машину, сказал Зауру, чтобы быстро отъезжал от вахты.
– Это мой мастер был, – уточнил он. – Продукты носил мне каждый день, и деньги давал. Я его вольные заказы выполнял по пошиву одежды, – объяснял Беда, – он Юру Лба тоже знал.
– Я его помню, – сказал Коля, – но голос подавать не стал, чтобы не было лишних расспросов.
– Правильно сделал, – сказал Колчак, – а то старые люди любят разные воспоминания и длительные разговоры. Быстро бы не вырвались от него. А сейчас я думаю надо пива взять на дорожку, – изъявил желание Колчак, – нам до храма Серафима Саровского ехать километров пятьдесят.
– Это там находятся живительные источники? – спросил Коля.
– Там, – ответил Заур, – это уже Дивеевский район будет, источников там не счесть. Один я знаю, который находиться, около дома Жанны известной певицы России. А по дороге в Саров есть Сатис, там сплошное паломничество.
– Жанна это, певунья с бантом на голове, – допытывался Коля.
– Она самая, – подтвердил Заур, – но вместо банта она, наверное, сейчас косынку черную носит. Пишет она там духовную музыку. Я с её мужем немного знаком, – Герой зовут. На иномарке разъезжает по посёлку.
– А я и не знал, что такая знаменитость в глуши живёт? – удивлённо заявил Колчак.
– Приедем, на место увидите, какая это глушь, – засмеялся Заур. – Вы смотрите, по какой мы трассе едем? Такие дороги я только в Германии видал и возведена эта трасса на духовные деньги, так старожилы говорят.
Он остановил машину около кафе, где стояли две иномарки.
– Вот и пиво, – показал Заур на павильон, – кто пойдёт? – спросил он, – или мне сходить? Заодно водички себе святой купить.
– Пошли вместе? – сказал Серый, – кроме пива надо ещё, что – то взять покрепче и закусить.