… На дворе июнь. Петров пост.
В воскресенье я исповедуюсь и причащаюсь.
Своему духовному наставнику и руководителю, настоятелю церкви в честь иконы Казанской Божьей Матери иерею Николаю, рассказываю о своих терзаниях, о том, что сын познакомился с девушкой, а девушка больна.
– Болезнь, – говорит о. Николай,– это милость Божья. Молись. Все Господь управит.
После причастия на сердце у меня мир и покой. Я верю в промысел Божий и доверяю Отцу Небесному своего сына.
Читаю благодарственные молитвы, пью чай с медом и устраиваюсь под пледом на диване.
Позывной скайпа раздается в тот самый момент, как я погружаюсь в приятную дрему.
Едва сын успевает сказать «привет, мам», вступает Ника.
– Ой, Виктория Степановна! Здравствуйте! Мы такое пережили!– В голосе возмущение, личико возбужденное.
– Что такое?
Ника подобна шутихе.
– Мы были в Ферапонтовом монастыре,– выстреливает она.– Сережа хотел причаститься, его не допустили. Сначала меня тоже не допускали, но я сказала, что я болею, и меня причастили. Это ужас какой-то!
– А в чем ужас?
– Сейчас Сережа вам расскажет.
Сын получает возможность изложить свою версию событий:
– На исповеди я сказал, что живу с девушкой, а священник сказал, что это грех, что нужно воздерживаться до свадьбы. Спросил, готов я жениться или нет. Если нет, то надо прекратить отношения.
Сын выглядит обескураженным. Я испытываю мгновенную и острую радость, на смену которой приходит удовлетворение. Слава Богу за все.
Наконец-то!
Все так и должно быть.
– Сынок, но этого и следовало ожидать.
– Что за средневековье! – взрывается Ника.– Все так живут!
– Не все,– понимая тщетность, слабо возражаю я.– То, что вы делаете – это грех. Блуд. Что не понятно?
– Я не могу это слушать,– заявляет Ника и покидает комнату.
Мы с сыном получаем возможность обсудить случившееся.
– Что это за реакция? – шепотом спрашиваю я.– Сережа, она что, не понимает, что это грех?
– Я тоже не понимаю,– признается сын. – Священник сказал, что накладывает на меня епитимью.
Мне становится страшно.
– В чем выражается епитимья?
– Я не понял.
– А почему не спросил?
– Не знаю. Что делать, мам?
– Что делать? «Доверием Богу и смирением решаются все проблемы»,– цитирую я Паисия Святогорца.– Будешь ходить в церковь, сынок, и молиться. С сегодняшнего дня начинай читать покаянный канон Господу нашему Иисусу Христу. И готовься снова причащаться. Все Господь управит.
– А как с Никой нам быть?
– Сказал же вам священник: остановить грех. Священник! В монастыре! Это то же самое, что сам Господь сказал.
– Да это невозможно.
– Тогда реши, ты готов жениться или нет.
– Я готов,– говорит Сергей. В голосе не чувствуется твердости, но я списываю это на мужскую слабость и страх перед ответственностью.
– Тогда иди к отцу Ники, к Николаю Андреевичу, и говори ему об этом. Проси руку и сердце его дочери.
– Хорошо, прямо сейчас и пойду.
Сергей идет к отцу Ники с предложением руки и сердца. Для этого он понимается на второй этаж дома, где располагается кабинет отца семейства. Святая святых. Здесь царит тишина. Сюда не долетают отзвуки страстей с первого этажа.
Сергей выкладывает отцу Ники свои матримониальные планы. Отец, Николай Андреевич, отвечает, что это невозможно.
– Вероника на таблетках.– В силу профессии и обстоятельств Николай Андреевич занимается здоровьем дочери.– Через полгода дозировки будем понижать, Ника вылечится, тогда и вернемся к этому разговору.
Жених остается с носом.
Я ликую.
Ника в истерике.
Занавес.