В поисках безграничности. Стихи - читать онлайн

Спросил меня однажды,

Заезжий продавец:

– Что, девушка, закажешь —

Колечки, иль ларец,

Для брошей и кулонов?

Иль бархатный костюм,

Для балов и салонов,

Иль импортный парфюм?

Иль редкостные книги,

Хрусталь, или ковры?

Или бальзам из Риги?

Что хочешь – говори.

Но я сказала просто:

Товары не нужны.

Мне привези берёзку,

С родимой стороны.

Средь пальм и туй пушистых,

Пусть душу греет мне,

Тайги кусочек мшистый,

В берёзовом стволе.

Пойдём со мной! За поворотом —

Где свет неоновый в витрине

Сияет. Я не чичероне,

И мы с тобой сейчас не в Риме,

Но как заправский гид в работе,

Я город покажу усердно,

А вот за этим поворотом

Представлю новую «Таверну».

Там славно публика гуляет,

Там каблуки отбили дамы,

Танцуя. Гитарист играет,

И бьют старинные Там-Тамы.

Мы сядем в тёмный угол зала,

В зеркальных стенах отразимся,

Закажем фрукты и «Чинзано»,

Весельем томным насладимся.

Простившись с ярким рестораном,

Нас ночь в свои объятья примет,

В порыве страстном или пьяном,

Нас поцелует и обнимет…

И будут ярче солнца звёзды,

И ласки страсти слаще меда,

И будет бесконечно поздно…

Пойдем со мной до поворота.

Лети же, «белая ворона»,

Тебе преграды не страшны —

И грубость поднятого звона,

И жар безмерной вышины.

Пройдя огонь и холод лютый,

Злословье, преданную ложь,

Позора долгие минуты

И занесенный острый нож,

Лети же, «белая ворона»,

Ведь ты счастливее других —

Царица, без держав и трона,

И без нарядов дорогих.

Твоя душа бела, как тело.

Ты можешь искренне любить.

И тех, предавших, можешь смело

Не проклинать, а лишь забыть.

Забудь их подлость и обиды,

Вражду и мелочность прости.

Пусть им ответствует Фемида.

А ты, свободная, ЛЕТИ!

Что такое слово «дружба»?

С чем теперь её «едят»?

Что для новой дружбы нужно —

Доброты или деньжат?

Человеческое братство

Никогда не объяснить.

Дружб пропавших святотатство —

В новый облик воплотить?..

Над вершиною прощаний

Будет новая гора —

Пик сердечных обещаний,

Не исполненных вчера.

Новый друг – волна открытий

Тайн, подаренных судьбой,

Сокровеннейших наитий,

Распростёртых пред тобой.

Карета скорой помощи,

Летит сквозь снег и мглу.

Успеть бы только до ночи,

Отбросить прочь иглу.

Глаза стеклянной дымкою,

Вонзились в темноту.

Мир, пеплом – невидимкою,

Перешагнул черту.

Теперь проблемы – «побоку»,

Над телом – кутерьма:

Халатов белых облако,

Укутало дома.

Последний выдох выпорхнул,

Из тела, не спеша.

Врач из списка вычеркнул,

Шепнув: «Лети, душа…»

Приведя меня с земли,

Ты открыл ворота Рая,

Где магнолии цвели,

Никогда не увядая,

Там, в лазоревой траве,

Птицы райские порхали.

Там, в бескрайней синеве

Таяли мои печали.

У журчащего ручья

Ты шептал свои секреты —

Как из тяжкого житья

Создавал богатства эти.

Но взглянув в твои глаза,

Где бурлил безмерный хаос,

Где кровавая гроза

Под личиною скрывалась,

Поняла, что этот Рай

На крови безвинных вырос…

Как со мною не играй,

Но душа твоя открылась.

Ты теперь в Раю живёшь —

В кущах купленного сада.

Но всегда расплаты ждёшь

Уготованного Ада.

Я знаю, что это когда-то случится:

Однажды, взглянув на себя в зеркала,

Украдкою время ко мне постучится,

Шепнёт, ухмыляясь: «Ну, что, не ждала?».

И я, расчесав свои черные пряди,

Найду в них седой, как беда, волосок.

Как он появился? Зачем? Чего ради?!

Вздохну и пойму, что всему есть свой срок.

Я быть молодой очень долго хотела,

И чтоб не белела моя голова.

Но Время – мудрейшая мера для тела:

Чем больше седин, тем мудрее слова.

Шелестит листва платанов,

Серебристых тополей,

Словно шёпот великанов,

В мире мелочных людей.

Солнце нежностью ласкает,

И звенят колокола —

Это в город проникает,

Светлый праздник – «Покрова».

А по улицам, в черкесках,

Важно ходят казаки.

Вылощенные до блеска,

Шаг чеканят каблуки.

Громко музыка несётся —

Где-то ярмарка шумит.

Что-то нищим подается —

Нынче каждый будет сыт.

Нынче каждый приобщится,

К сострадательной душе,

И в покровы облачится,

На столетнем рубеже.

Словно тайна приоткрылась,

Скромной святости людей,

Где нет алчности. А милость —

Точный смысл земных путей.

На плечи спадают кудряшки,

И зубки грызут леденец.

О, сколько ты в жизни, милашка,

Изгрызла влюбленных сердец?

Фигурка девчонки – подростка,

Но если в глаза посмотреть,

Сквозь внешность изящного лоска,

Душа начинает стареть.

Тебе бы вздыхать, восхищённо,

Увидев закат и восход.

Но мимика вновь, развращённо,

Тебя с головой выдает:

Тебе лишь приятно вниманье

Богато одетых мужчин.

Они наградят за старанье…

До первых коварных морщин.

И разразился гром безмолвья,

И взрыв раздался тишины —

Поток немого многословья,

Чьи сотрясания страшны.

И катаклизмами покоя,

Мир сокрушился на глазах,

Покрыв зелёною тоскою,

Подобие душевных плах.

И в этом хаосе эмоций,

В безволье липких паутин —

За неразумность воздается,

Вбивая в гордость правды клин.

Приподнимай в удивлении брови,

И головой в отрицанье крути —

Дружба всегда признаёт многословье,

Но не всегда принимает пути.

В море безбрежном,

из «быть» и «казаться»,

Четко сияет реальности мыс.

Думаешь – дружбою мог наслаждаться,

Но окружён был подобием крыс.

Думаешь – вот они, верные люди,

Не предадут и не бросят в беде.

Только реальность восторги остудит —

Шаг оступись, и друзья твои, где?

В мире циничном, холодная вьюга.

Время всегда ставит точки над i.

Вдруг отвратит лицемерие друга,

И восхитят благородством враги.

Открыта охота на перепелов,

А значит – в поля не ходи.

Шакалы с ружьем, начинают отлов

Того, кто свободно летит.

Для снобов, приехавших «пар выпускать»,

И кровью насытить досуг,

На гибель безвинных не то, что плевать —

Ласкают страданья их слух.

И если душа упадет, невзначай,

Над полем, приветствуя день,

От меткого выстрела сникнет свеча,

Воспринятая за мишень.

Изящно свешаны гардины,

Словно с эскизов «от кутюр»,

И в вазе свежи георгины,

Впитался в крекер конфитюр.

И утро солнечное льётся,

На серебристый ковролин.

И где-то в доме раздается,

Звон из космических глубин.

А может, это домовёнок —

Разбужен утренним теплом?

Задел колокола спросонок,

Что притащил недавно в дом?

И я ему безмерно рада!

Глотками свежих перемен,

Пью кофе. Это ль не награда,

За долго-суетливый плен?

Мне надо снова выдумать игру,

Где жизнь моя приобретет величье.

Где я Таис, а может, Биатриче.

Лишь на досуге маску подберу.

Затянут, будет дымкой, томный взгляд,

И гибких рук – изящные движенья,

Глубоких, тайных мыслей отраженьем,

Весь облик будет полностью объят.

Всегда доброжелательна с людьми,

Без суетливости земного толка,

Я соберу души своей осколки,

Гордыню по пути хлестнув плетьми.

Но знаю, поглядев со стороны,

Увижу, что ничуть не изменилась.

Я просто в новый возраст нарядилась.

А маски что? Они мне не нужны…

Не говорим опять ни слова,

Чтоб ложь не вклинилась в часы.

А ты нашел вчера подкову,

В вечерней мокрости росы.

Подковы ржавый полумесяц,

На счастье вылез из земли.

Как будто ждал – его повесят,

Над дверью, от коня вдали.

Мечты и тайные надежды,

Под искореженный метал,

Гвоздем рассерженно вогнал ты.

И что же? Ты счастливей стал?..

Дайте мне кусочек счастья

Из колоды колдовской.

Выну туз червовой масти —

Символ теплоты людской.

А из лунного сиянья

Мне сотките кружева —

Праздничные одеянья,

Вечной мистики канва.

А из тонкого фарфора

Мне налейте тайный чай,

Чтобы я судьбы фаворы,

Не лишилась, невзначай.

Романтичностью вселенной

Я давно оживлена.

Дайте мне любви нетленной,

Чтобы мир постичь сполна!

Часы – обнова для стены —

Украсят интерьер. И время,

Так будет ласково со всеми

В мелодиях, со стороны.

Синхронность временной стопы,

Неумолимо равнодушно,

Начнет отсчитывать послушно

Рожденья, праздники… гробы.

Но что часы? Лишь механизм,

Напоминание о Вечном,

Игрушка, в мире человечном,

Где скрыт немыслимый трагизм.

«… Ты тоже, кажется, была,

Такой же мне необходимой,

Как для орлицы – два крыла,

Чтобы лететь в гнездо к любимым.

Ты тоже…» Я забыла дни,

Я годы где-то упустила,

Что были вечности сродни.

А вот теперь и я бескрыла.

Одни обрубки за спиной.

И перья из воспоминаний,

Кружатся реже надо мной —

Частицей радостных посланий.

В какое время я живу?

Анабиоз продлит мне юность.

Я сплю? Иль грежу наяву,

Как будто я к себе вернулась:

И там, в квартире тишина.

И я брожу и глажу кошку.

Все спят. Уютом сведена,

Вся жизнь моя, лицом к окошку.

Опять размеренные дни —

Заказы, просьбы и концерты —

Мелодия моей струны,

Любимый образ круговерти…

Всё это в прошлом. И теперь,

В быту отчаянно копаясь,

Открыть пытаюсь ту же дверь,

Которой хлопнула, не каясь.

Жизнь – приключенческий каскад,

Где ищут золото, иль правду.

Но одолев миллион преград,

Увы, не многих ждёт награда.

Жизнь – потрясающий роман!

В перипетиях бурных судеб,

Взрывается страстей вулкан,

И чувства – меркантильность губят.

Жизнь – хитро-мудрый детектив,

Где ни за что не угадаешь,

Когда приобретёшь весь мир,

Иль всё на свете потеряешь.

Жизнь – комедийный фельетон.

И кто над кем ни посмеётся,

Всегда любой из нас смешон,

И в чём-то с носом остаётся.

Жизнь – жесточайший боевик,

Где террористы – экстрималы,

Лишь в бойне видят высший шик,

Трусливо прячась – как шакалы.

Жизнь – это триллер, наконец.

И каждый в нём – судьбы игрушка,

Как виртуальный образец,

На сайтах движется послушно.

Как будто НЕКТО создает,

С лихвой закрученный сценарий,

Небрежно роли раздаёт,

Разыгрывая смерть в финале.

О, ничего не происходит

В моём растерзанном пространстве,

Лишь цены взлетами изводят

И плачут скорбные финансы.

И ничего не происходит.

Лишь город, скорчившись у моря,

Из страха выход не находит,

И мёрзнет в голоде и горе.

Да, ничего не происходит.

Лишь бабки клянчат у торговок

Поесть чего-нибудь, и бродят

У баков мусорных, в обмотках…

Нет, ничего не происходит.

Лишь в не отопленных квартирах

Детей болезненность изводит.

И бродит призрак суицида…

– Ну, что вы, что вы! Все в порядке, —

Смакуют те, кто верховодит, —

– По плану – кризис и осадки,

И ничего не происходит…

Много лет проживаешь в Америке.

Отчего же скажи, от чего,

По ночам часто бьешься в истерике,

Вспоминая ТОТ мир из снегов?

Вроде жизнь твоя чинно отлажена,

И права твои защищены.

Но душа от печали надсажена,

Эхом прошлого мысли полны.

Отчего, наслаждаясь изысками,

Изобильно – богатой страны,

Ждёшь посылки с родными ирисками,

И Ростовские носишь штаны?

И сквозь толпы несёшься к прохожему,

От него слыша русскую речь,

Собирая из прошлого крошево,

Чтобы русскую душу сберечь.

Я убеждалась много раз:

Тот любит искренне и верит,

Кто чувствует не напоказ,

И говорит не лицемеря.

Лишь убежденные ханжи,

Притворно любят и страдают,

Не зная, как они смешны,

Когда на публику играют.

Крестясь под ликами икон,

Прошепчут ближнему проклятья;

Всех, осудив со всех сторон,

Вновь поучают: «Верьте, братья».

Кто верит всей душой в НЕГО,

Кто любит истинно и страстно,

Не ждёт оваций, оттого,

Что лицемерие опасно…

Стучала осень по вискам —

Дождём настырным о карнизы,

Пытаясь приучить к тискам

Моей затворнической ризы.

Сливаясь сонмом голосов

И окружая осужденьем,

Толпа ковала мне засов,

Уничижая достиженья.

Пусть я наивна и слаба,

Впадая в серое унынье…

Но всё же, жгу в себе раба —

Уж лучше быть одной, чем с Ними…

Провинциальность тишины,

Непервосортного курорта,

Где в зимнем сумраке слышны:

Лай псов, стук в чьи-нибудь ворота,

Шум проезжающих машин,

И редкие шаги прохожих.

Здесь даже блеск скупых витрин,

Растормошить покой не может.

В оцепенении недель,

Наедине с собой оставшись,

Приняв и слякоть, и метель,

На волю всем ветрам отдавшись,

Пытаясь, что-нибудь вершить,

Свой смысл особый постигая,

Вникая в суть своей души,

ОН о себе вдруг вспоминает…

За белым роялем,

В манто из песца —

Момент уникален,

Как ты, без конца.

И лишь в полумраке,

Изящной рукой,

По клавишам – взмахом,

Смываешь покой.

И льется соната,

Хрустальным дождём.

И с лунным закатом,

Мы в небыль уйдём…

Познав всю прелесть красоты,

Уже уродство не пугает.

Не жжёшь, в тоске, свои мосты —

Не в маске счастье, каждый знает!

Сегодня ты обречена,

Ловить восторженные взгляды,

Вниманием окружена,

Словами лести, до упада.

А завтра, перейдя порог,

Безжалостного увяданья,

Останется сухой цветок,

И сладкие воспоминанья.

Пока мы очень молоды,

Нам многое прощается,

Огни большого города,

Для нас одних включаются.

И предложенья сыплются

Из «рога изобилия»,

Давая нам насытиться

Надуманной идиллией.

Подходит время зрелости,

И просветленья разума.

Мы, ошалев от смелости,

Спешим себя навязывать.

С улыбкой настороженной,

Нас принимают вежливо.

Пока ещё восторженно,

Тайком – уже насмешливо.

Чинами обзаводимся,

Живя в любви и радости,

И поводом становимся

Презренья или зависти.

Весь мир для нас вращается,

Пока ещё отлажено.

Но впереди сгущаются

Проблемы тучей сажевой.

И жизнь тяжелым бременем,

На плечи камнем валится,

Тем удручённым временем,

Что – «старость», называется.

И в тягость вдруг становимся

Родному окружению,

К небытию готовимся,

Как будто к поражению…

От юности, до старости,

Волна прозренья катится:

КАК ПРИМЕМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА,

ТАКОЙ И ЖИЗНЬ ОКАЖЕТСЯ.

Душат, душат слёзы —

Кофе бы глоток.

С колкостью занозы,

Эти десять строк:

С глянцевой обложки,

Смотрит на меня,

Мир, что понарошку,

Вдаль зовет, маня!

И кричит реклама,

Душу бередя:

«Ждут моря и страны,

Погостить, тебя!

Пляжи и отели,

Корты…», только вот,

Мне то, что за дело,

До чужих красот?

К ним нельзя прорваться,

Сквозь суровый быт.

Лишь во снах мне снятся,

Токио и Крит.

Здесь всё подчинено мечте:

Труды, надежды и заботы,

Хождения по суете —

Её, во имя, все работы.

Мечта – как идол вознеслась,

На пьедестал благоговенья,

Как призовой иконостас,

В награду за мои лишенья.

К ней каждый день несу цветы,

Ей, посвящая все сюжеты…

Но если б не было мечты,

Зачем тогда и жить на свете?

А так, есть смысл земных путей,

К мечте ведущих, в предвкушеньи,

Осуществленья. А за ней,

К другим мечтам, опять стремленье.

К вечеру я буду слишком больна.

Солнце нырнёт в зашипевшее море.

Ты, как лекарство, предложишь вина.

Тёплый кагор я приму, не поспорив.

Вечер. Спадает дневная жара.

С пляжа идут утомлённые люди.

Я вместе с ними купалась вчера,

И подхватила, нелепо, простуду.

Музыка в барах призывно зовёт,

Повеселиться в приятнейший вечер.

Только меня лишь постель моя ждёт,

И со здоровьем желанная встреча.

Щедро сахарной пудрой обсыпаны,

Эти яблочки запечённые,

Словно белой зимою испытаны,

И морозами закалённые.

Вот ведь странная ассоциация,

Возникает от яблок сморщенных —

Моих тайных дел апробация,

Поварихи доморощенной.

А весна «не мычит и не телится»,

Обжигая вновь ветром северным.

Ни во что мне уже не верится,

И рецепты любви растеряны.

Яйца термо наклейкой украшены,

В блюде выстроились пасочки;

Словно праздником, ошарашены,

Куличи обступили вазочки.

Этот праздник весны – Воскресение,

Ритуальный намек радости.

Отчего ж пребываю в смятении,

И жую ледяные сладости?..

Из ресторанной роскоши цветов,

Из райской кущи чудо – интерьера,

Приняв на плечи негу из мехов,

Я выйду в холод поступью пантеры.

В вечернем сумраке – каскад огней.

Как сытый кот, мой город замирает.

А в вышине над ним, как апогей,

Сквозь тучки, свет закатный проплывает.

О, это небо, синей тишины!

Фантасмагорией смывает время.

Таким покоем помыслы полны,

Что восторгаюсь трепетно и немо.

Там, в вышине, крутые облака,

Священнодействуют в бездонной шири.

Пока глупцы спускают в кабаках,

Свою недолгую причастность к миру…

Бешенный сердца стук.

Страх наполняет душу.

Катер – под виадук.

Думаешь, что я трушу?

Каменный свод моста,

Щедро украсят блики.

Думаешь – я проста,

Немощна и безлика?

Странной туристки взгляд,

Смех на тебя наводит.

Думаешь, так глядят,

Глупые недотроги?

Тихо шуршит река,

Названная Невою.

Хмурые облака,

Давят Питер тоскою.

Думаешь – доплывем,

Я соглашусь на встречу?

Только ведь ты – не ОН, —

Город, что в сердце вечен.

Снова в груди – тук-тук.

Я влюблена безмерно,

В город моих разлук…

Думаешь – лицемерна?

Страшно мне не успеть,

Перебродить проспекты,

Губкой в себя всмотреть,

Город, где чтят поэтов!

Думаешь – это лишь,

Пафос провинциальный?..

Что же ты всё молчишь?

Думаешь – я банальна?..

В этом городе вырос лес,

Из имен, на цветном граните.

Там, где слово имело вес,

Тишина в уши бьёт – молчите!

И вокруг сотни тысяч глаз,

Наблюдают так беспристрастно,

Сквозь цветы, что растут из ваз,

Так искусственно и прекрасно.

В каждом взгляде – трагичный миг

Поселения в странный город.

И в граните – из дат дневник:

Кто был стар, юн, иль средне молод.

Мрамор тем, кто богатым был,

Разномастный гранит всем прочим,

А кого никто не любил,

Одарили крестом попроще.

Целый мир, из прощальных слов,

Из затихших истошных криков.

Мир, где в землю кладут любовь,

И годами к ней ходят, тихо.

Ты будешь слушать тишину,

Осознавая совершенство

Пространств, натянутых в струну,

Чей звук – безумное блаженство!

Вот так, над пропастью стоять.

И в точке, между «до» и «после»,

Мир тишины воспринимать,

Тебе на грани, где-то – возле,

Необратимости времен,

Застывших в вечности решенья.

А тишина со всех сторон,

Бьёт в уши безголосым пеньем.

Ты будешь слушать тишину.

А что тебе ещё осталось?

Ведь впереди – прыжок во тьму.

А позади – души усталость…

Вдруг, оглушенный тишиной,

Пронзённый некой странной тайной,

Ты смысл судьбы поймешь иной,

Найдя причину жить, случайно?..

Вы были чудовищно добрым,

Кошмарно любезным со мной.

На жертву так трепетно кобра,

Глядит, покачав головой.

И я, так старалась – быть милой,

Обрушив на Вас весь свой шарм.

Как будто померяться силой,

Два войска пришли на плацдарм.

Во всех лицемерных беседах,

Мы четко блюли этикет,

Как и подобает соседям,

С презреньем, глядящим во след.

Мы коротаем вечер при свечах.

И ворвалась романтика из мира,

Где рыцари сражались на мечах,

За сердце юной дочери Мессира.

Два герцога, две смелые души,

Сошлись на поединке своеволий,

Смертельный спор по – своему решить,

Распределив, за режиссера, роли.

Взметались руки тонкие, в перстнях,

Когда Она смотрела вниз, на бойню…

А мы читали драму, при свечах,

Размеренно и умиротворенно.

А там, кричали в ярости, в веках,

Двойной вдовою деву, оставляя…

Мы коротали вечер при свечах,

Ушедший мир, в себе воссоздавая.

Когда оборвало время

Белесую нить судьбы,

На мир безучастно – немо,

Не видяще смотришь ты.

Вселенная буйных красок,

Что жизнью твоей была,

Мелькнула соцветьем масок,

И в прошлое уплыла.

О, как же и ты любила!

Любима – то, как была!

А в скольких тепло вложила,

Как на спину – два крыла!

И вечною, нежной лаской,

Тот «куколкой» называл,

Кто был королём из сказки,

Кто вечность тебе отдал.

Твою доброту воспеть бы!

Твоим благородством – жить.

Дворянкою быть наследной,

Прощать и людей любить.

Море, каймою хрустально – искристою,

Нежится мерно в янтарных песках.

В воздухе что-то родное, душистое.

Солнце разлило свой свет по горам.

О, дивный город, в цветах утопающий,

Словно из призрачных, сказочных снов.

Образ любви для меня обретающий,

Рай, возвращенный из бездны веков.

Чистые улицы, светлые здания,

Лица прохожих открыто добры.

Кажется, будто во всем мироздании

Город один получает дары.

Парки, отели, кафе бесконечные,

Яхты качаются в тихом порту.

Здесь, становясь романтично беспечнее,

Каждый найдет голубую мечту.

Я задохнусь от восторга у трапа.

Как хорошо возвратиться домой,

Милая сердцу, родная Анапа,

Город покоя и радости мой.

Это тебе посвящаются оды,

Это тебя восхваляют в веках!

Город любви, вдохновенья, свободы.

Солнечный мир, на морских берегах.

Пересчитала все щели,

Белой больничной стены,

Лежа на жёсткой постели, —

Где не прощают вины.

Ноет в измученном теле,

Невосполнимость потерь.

Сколько – часы иль недели,

Не выходила за дверь.

В снах, опасаясь забыться,

Шепчет, как речитатив:

«Снится, мне всё это снится!

ОН во мне всё еще жив!»

Память безжалостно – хлестко,

Опровергает: «Смотри!

Эта кровавая горстка,

Бывший ребенок, внутри.

Помни, как рвали на части,

Мир, не рождённый, в тебе!

И об утраченном счастье,

Каяться поздно Судьбе…»

Сквозь тысячи километров,

Твой голос ко мне прорвётся,

По струнам летящих нервов,

В душе моей отзовётся.

Подруга, душа, Ириша!

Весь мир между нами – пропасть.

И голос, как будто тише,

И жизнь – набирает скорость.

Но слово и музыка – вечны.

И в перипетиях вселенной,

Звучат песни бесконечно,

Что созданы вдохновенно!

Смотрю на стул. Мне говорят,

Что тяжело писать о стуле,

Что слишком образ простоват.

Ну, это, братцы, вы «загнули»!

Стул, величайшее из благ,

Цивилизованного быта.

Тот, будущего артефакт,

В котором суть души сокрыта.

Ведь после праведных трудов,

Так хорошо присесть на стуле.

На спинку бросить плащ – покров,

И выпрямиться, не сутулясь.

О, подсчитать бы, сколько лет,

Мы, опираясь пятой точкой,

На стуле провели! И свет,

Увидел много дивных строчек…

Стул, на который я смотрю,

Не эфемерный, а конкретный —

Четыре раза, к сентябрю,

Преображался он заметно.

Его обшарпанный каркас,

Морилкой красила, любовно,

Сменив на новый, каждый раз,

И поролон, и ткань. И словно,

Передо мной был новый стул.

И тридцать лет ему – как шутка…

Сиденья бархат вновь вернул

Мне память детства, на минутку…

Когда пронзает тело боль —

Сжав зубы, силишься подняться,

Стараясь ей не поддаваться.

Но результат усилий – ноль.

И остаётся лишь одно —

От адских мук скользнуть в нирвану.

Пусть тело заврачует рану,

И переборет боль оно.

А я вернусь из забытья,

В клубах эмоций всепрощенья,

И с некой тайной озаренья —

Наградой из небытия.

И тело, призванное жить,

Воспримет душу с удивленьем —

Тем происшедшим измененьям —

Желаньям верить и любить…

Ты много лет одна,

В полной «бесперспективе»,

Мне говоришь всегда,

Гладя кота, тоскливо:

«Видела – жизнь идет

Пусто и так негласно —

Всё задом наперед,

И не горит, а гаснет.

Может быть, был пароль

В самом начале жизни?

Кто-то сказал – изволь —

Ты вне игры до тризны.

Или – была игра?

Выиграл – и в нирване.

А проиграл – гора

Бед по планиде тянет?

Или всесильный ТОТ,

Мучить решил до срока?»…

Знаешь, твой черный кот

Вертит тобой неплохо…

Звездная пыль веков

В доме, на чердаке.

Вот, что скрывал засов,

Во временной реке —

Здесь целый мир застыл,

И рассыпаясь в прах,

Что-то, но сохранил

В пыльных своих углах.

Предков ушедших хлам,

Некогда нужный им —

Спутник страстей и драм,

Жизней мелькнувших, дым…

Что же я здесь ищу,

В крахе судеб чужих?

Душу надеждой льщу —

Вдруг, я познаю Их…

В мрачных заревах заката,

Исчезают корабли.

Время требует расплаты —

Только души – не рубли.

Мы на поиск Атлантиды

Отправляемся, друзья —

В неизвестность и без гида

И со знанием, что – зря…

Когда дыханье осени сквозит,

Курортный город словно замирает.

Гул дискотек и баров затихает,

И Муза совершает свой визит.

Она струится, как хрустальный бриз,

Скользя по морю, нежно белой пеной,

И по виску, ожившей, жаркой веной,

Теплом стекает, с кровью, к сердцу, вниз.

И вновь заводит Муза механизм,

Ещё недавно занятый торговлей,

Утратив радость, веру и здоровье,

Запутавшийся в выборе харизм.

И оживает спящая душа,

И даже появляются желанья,

И с Музою – взаимопониманье,

Опять ваяя что-то, и верша.

И замечаешь розовый листок,

В пруду, плывущий мерно, от фонтана,

И рыб, что забавляются так рьяно,

Рождая феерию между строк…

Глядишь такими глазами,

Как будто пронзил реальность.

Вот так же под образами

Постичь можно изначальность.

А там, за спиной, смеются,

Крутя у виска – мол, «съехал».

Пусть – при своем остаются,

Они тебе не помеха.

Безбрежны твои картины,

Таинственны в них сюжеты.

Всю прошлую боль отринув,

Слывешь неземным аскетом.

Но к Вечности прикоснувшись,

Уже не найти покоя…

Ведешь кистью, в холст уткнувшись,

Сквозь время, корабль Ноя…

Ты купила вновь билеты,

Улетела от меня,

Но зароки и обеты

Сгинут в пламени огня.

И в горящем самолете,

Рвущем души на куски,

Начинает смерть работу —

Обрывает волоски…

И на черном поле брани,

Отгоревших голосов,

Прах фрагментов разбирали,

В мёртвом таинстве часов.

В лихорадке тело билось,

В безысходности, когда

Оказалось – мы простились

Не на год, а навсегда…

Когда в ветвях гигантских сосен,

Следы запутает туман,

Пугливо застывают лоси

И фыркнет на тропе кабан…

Объятый таинством вселенной,

Еще не вырубленный лес,

Так умудрёно и надменно,

Теряет к миру интерес.

Веками, с высоты взирая,

Он понял истину давно —

Всё в Этом Мире умирает.

А от чего – не всё ль равно?..

Где опустевший санаторий

Советских лет скрывает прах,

Со временем уже не споря —

Рояль лежит в густых кустах.

Уже распроданы строенья —

Из корпусов растет дворец…

А где-то здесь стихотворенья

На конкурсах читал малец.

А где-то здесь звучали горны,

И малыши со всей страны

Ходили по аллеям гордо,

Надежд в грядущее полны.

И где-то здесь, в просторном зале,

Помпезно высился рояль.

И песни детские звучали…

Теперь в кустах он, как не жаль —

Обломком той, ушедшей жизни,

Где был, пусть кажущийся, Рай.

Где неразумность альтруизма

Хлестала в душах через край.

Но вот здесь роскошь воцарилась

Тех, кто при власти и деньгах…

Надежд наивность развалилась,

Как сломанный рояль в кустах…

Я не смогу преодолеть…

Нет, нет, мне это не осилить —

На шовинизм мужской смотреть,

Что снова мракобесьем бредит.

О, сколько ИХ, вокруг меня,

Высокомерно усмехаясь,

Во всех грехах мирских виня,

И зыбкой властью упиваясь,

Пытаются унизить тех,

Кого зовут по – жлобски – «баба»,

Приняв издевки за успех…

О поражении знать бы надо…

Зеркально в женщину глядясь,

Смотрите на свою убогость.

ЕЁ кристальность – Ваша грязь.

Ублюдство Ваше – ЕЁ строгость…

В этом городе день, как год —

Время тянется липкой лентой.

Чёрен здесь словно ночь – восход.

Дружба меряется монетой.

Здесь улыбки – как жгучий яд,

И слова – как расстрельный ветер.

И с презреньем глаза глядят,

Словно души равняет грейдер.

Здесь поют голоса тревог,

Не дождавшись спасения свыше.

И клубится застойный смог…

И друг друга никто не слышит…

Для экономики страны

Живу как будто понарошку.

Сама себе сошью штаны

И посажу себе картошку.

Сама себе вяжу носки,

Сама себя учу наукам.

И книги – долгие листки

Я напишу сама от скуки.

Сама себе построю дом,

Рожу сама себе ребенка,

Сама обзаведусь котом,

А так же мужем и болонкой.

И буду выживать сама

В бесчеловечнейших реформах,

Пытаясь не сойти с ума,

Сама себя, спасая в штормах.

И вот за то, что я сама

Себе могу «позволить» много,

В награду, милая страна,

САМА дерёт с меня налоги…

Восемь. Ну да, просто цифра —

Набор из восьми единиц,

Суть потаённого смысла

Сложенных кем-то частиц.

Чётко размер разграничен.

Но восемь на бок урони —

Счёт станет безграничен,

Словно взбесились нули!

Словно из чёрной бездны,

Фантасмагории звёзд,

Зев бесконечность разверзнет…

Мир цифр… Как же он не прост…

Я лучше буду о тебе издалека

С тоской вздыхать —

Мой город северный. И где пока

Мне не бывать.

Пусть ностальгия унесёт в далекий край

Мою печаль,

Туда, где вьюги бесконечной пастораль,

И снег – вуаль.

Где семь суровых жёстких месяцев в году

Зима поёт.

И как в анабиозе – мир во льду,

И в душах – лёд.

Я лучше буду о тебе издалека,

В тепле вздыхать.

И провожать на север облака —

Приветы слать.

Мой город, мы с тобой давно честны,

И судьбы – врозь.

На гранях необъявленной войны

Нам жить пришлось.

Теперь, когда меж нами целый мир —

Ты мой каприз.

Я предпочла тебе свободу лир

И южный бриз…

Я мелом пишу портреты,

Легко выверяя фокус.

Полотна воткну в багеты.

Хранить их в рулонах – чокнусь.

Вот белая пыль ложится

На холст безнадёжно хлипко.

И можно б на том нажиться,

Купить от продажи скрипку.

Пиликать ночами Брамса,

В истерику лет впадая,

В лимериках Декаданса

Мир внутренний постигая.

Так нет же! Позор продажам!..

И мел бороздит портреты.

И в скромности эпатажа

Приемлю удел аскета…

Лишь ленивый теперь не пишет,

О коллапсе и прочей дряни!

Это нынче крутая «фишка» —

Мол, гуляет кризис по странам.

Это супермодная тема!

Без неё – ни куда, хоть тресни!

Только вдруг – это только пена —

Дутый кризис – игра без чести?

Насладимся теперь уныньем,

Предвкушая беду и голод.

Ведь по плану – дефолт. И ныне

Станут чахнуть село и город.

Курс валют снова рубль унизит.

Только нам – «трын-трава» прогнозы!

Ведь искусственно сделан кризис —

По живому и без наркоза!

Кто-то снимет на бедах сливки,

На смертях – дивиденды – сладки…

Но в России от лжи – прививки,

Будем верить, что всё в порядке…

А вот уже и Новый год

Из-за угла подкрался тихо,

Среди цейтнота и тревог,

Среди глумящегося лиха.

В витринах – блеск и мишура,

Гирлянды яркие сияют,

И в праздничные вечера

Огни на ёлках зажигают.

А я брожу среди людей,

Сосредоточенно галдящих,

Плетущих нить своих идей

И по делам своим, спешащих.

Не чувствую, как жизнь бурлит

В неделях новогодней стужи.

И в глубине души болит

Мир, что тебе уже не нужен…

Чёрный город в этот вечер

По домам прохожих гонит.

И пронизывая, ветер,

Во дворах укромных стонет.

Черный сон укутал скверы —

Без луны и звёзд, украдкой.

Темнота в них жжёт без меры,

Без просвета, без остатка.

Я попала в ночь смятенья,

В город мрачного покоя,

В город сонного смиренья,

В город тайного разбоя,

Где на мокрых тротуарах,

Как обломки чьих-то судеб,

Крылья гибнущих Икаров,

Ветер равнодушный студит…

Ещё не убраны тела

И гарь от взрыва обжигает.

Толпа, что миг назад жила —

Дождём кровавым опадает…

Ещё от боли не кричат

Изрешечённые болтами.

Родных выискивает взгляд

Под обгоревшими телами.

Ещё витает тишина.

И кажется, что просто снится

Спадающая пелена

На застывающие лица…

Ещё никто не просит – встань —

Зажав контуженные уши…

И не осознанна та грань,

Где жизнь и смерть поделят души…

Растеряно тепло души,

И леденящее сознание

В потугах славы и признания,

Пытается судьбу вершить —

Без радости и сострадания.

У собеседников в глазах

Своё лишь видишь отражение…

Победу чью-то, продвижение —

Ты принимаешь, словно крах,

И собственное поражение.

От летних дней – сойти с ума!

Пропасть… и снова возродиться…

В русалку ночью обратиться,

Иль по росе в полях носиться,

Глотая утренний туман;

Через трескучие костры

Лететь, огню отдав невзгоды;

Водить с друзьями хороводы,

И славить жизнь, и эти годы,

Что нам даются как дары;

Из полевых цветов венки

Плести, желания вплетая,

Их в Лету времени спуская…

И суженою нарекая,

Коснётся кто-то вдруг руки…