Неужели вы не пробовали пирожки с такой замечательной начинкой как намёки? Они, правда, не столько удовлетворяют аппетит, сколько возбуждают его, но мы же здесь не для того, чтобы объедаться, а чтобы понять что-нибудь. Для этого пирожки с намёками подходят лучше всего. Угощайтесь!
Встретились как-то Красота с Красивостью, делятся опытом. Красивость говорит;
– Люблю, когда все мной восхищаются. А ты?
– Для меня здесь одно слово лишнее, – уклончиво отвечает Красота.
– Небось восхищение тебя не устраивает? Тебе поклонение подавай?
– Преклонение вниз опускает, – отмахивается Красота. – Восхищение лучше: оно вверх поднимает.
– Тогда какое же слово тебе не нравится?
– «Все», – смущённо призналась Красота. – Мне важно наедине с человеком встретиться.
Хмыкнула Красивость и прочь пошла. Она-то знала, что восхищённых поклонникв должно быть много. Чем больше, тем лучше. А уж восхищаются они или преклоняются, не так важно.
«Столько несчастий выпало на мою долю, – печалился Анфор. – Кто только ими заведует?..».
– Я заведую, – сказал кто-то совсем рядом. – Кстати, самые удачные несчастья тебе, Анфор, выбираю.
Голос доносился из какого-то смутного облачка.
– Как это – удачные? – возмутился Анфор. – Не бывает удачных несчастий!
– Ещё как бывают, – вздохнул незримый завхоз. – Они нужны, чтобы научить важному – раз! Помочь понять непонятое – два! Чтобы избежать наихудшего: то есть неудачного несчастья – три! Если обдумаешь эти раз-два-три, только благодарен мне будешь.
– Неужели нельзя без несчастий обойтись?.. – возопил Анфор.
– Рад бы остаться безработным… – донеслось из облачка, и оно растаяло.
Обронил кто-то где-то жалость. Не заметил, пошёл дальше по своим делам. Сидит жалость на улице, дрожит: холодно без привычного душевного тепла.
Люди мимо идут, не замечают. Вдруг останавливается девушка, говорит:
– Кто-то жалость потерял… Иди ко мне, бедняжка. Не пропадать же тебе.
И забрала её.
– Спасибо тебе, – говорит жалость. – Как ты меня заметила?
– Ты у меня уже третья жалость-потеряшка. Вот зрение и обострилось. Повсюду уже волонтёром работаю. Теперь придётся, наверное, ещё бездомными собаками заняться… Твоего бывшего хозяина тоже очень жалко. Но где теперь его искать – среди безжалостных? Да и не признаются они в такой потере…
– Что ни говори, скромная сестрица, я бы отобрала у тебя некоторых подопечных, – вальяжно рассуждала Известность. – Захиреют они от твоих забот.
– Вижу, балованая сестра, в кого превращаешь своих баловней, – тихо отвечала Неизвестность. – Кто шутом становится, кто индюком надутым, кто талант на мелочь разменивает… Трудно в твоих лучах собой оставаться.
– Но сколько у меня знаменитых гениев!..
– Которых я успела научить равнодушию к славе и оскорблениям.
– Вот и передавай мне их по эстафете.
– Знать бы, кто выстоит среди твоих соблазнов…
– Сама переманивать буду!
– А я – приучать к собственному выбору!
Жил-был дуб. Высокий, развесистый, возрастной. Всё размышлял: что из него могло бы получиться.
«Вон сколько желудей за жизнь разбросал, – думал дуб. – А никто толком не вырос… Листья узорные каждую осень изготавливаю, а для кого?.. Останется после меня какая-нибудь дубина, обидно будет. Хоть бы какой-нибудь пушкин мной вдохновился, златую цепь на меня повесил…».
Продумал так всю жизнь большую, но всё-таки не зря. Сделали из него большой стол писательский. Очень дуб доволен был новой жизнью. И вдохновения за этим столом хватило не одному пушкину…
Ух, какие пирожки выходили из этой пекарни! Духовитые, с хрустящей корочкой, с особыми начиночками, каждый со своим необычным узором!..
Смотришь на такой пирожок, слюнки текут, и мысли тоже. Что за узор? На что намекает?.. Съешь пирожок, а намёк забыть не можешь, угадать стараешься. Потом вдруг – раз! и озарило!..
Но никто не мог разузнать, что за пекарь мастерит эти чудо-пирожки. Да и пекарня перебиралась с место на место. Ведь такие пирожки все мечтают попробовать.
Тем же, кто хотел разузнать про пекаря, владелец пекарни растолковывал:
– Дело не в том, кто намекает, а кто как намёк понял…
Страшно, когда молния ударила рядом!..
И если остался жив-невредим, это необычная радость. Ведь совсем немного… всякое могло случиться.
Психологи-фульминологи утверждают, что близкий удар молнии особым образом воздействует на человека. После того, как молния ударила рядом, человек становится совсем другим и начинает жить иначе. Видимо, какая-то косвенная энергия молнии воздействует на него. Тормошит его, побуждает особым образом относиться к жизни. Бережнее и… ответственнее, что ли. Человек перестаёт курить и выпивать, предаваться пустой развлекухе. Какой-то свой смысл жизни ищет…
Но, может, сказки рассказывают?..
К глубинам все относятся с большим уважением, а глупины… даже слова нет такого. Слова нет, а глупины существуют. Они ещё загадочнее глубин.
Исследователь глубин Густó соперничал с исследователем глупин Пустó – кто больше найдёт особенностей. Коллекция Пустó была шире. Густó обиженно заявлял:
– В глубинных особенностях больше понимания.
Пустó парировал:
– Зато мои экспонаты всех веселят. А кого-то и задумываться заставляют – нужно ли нам понимание или, может, другое что-нибудь.
Густó даже понимать его не хотел.
Оказался Вивер после земной жизни неизвестно где. Наверное, на небесах – бесов-то не видно. Только закрытые ворота, рядом кто-светящийся. И возвышается гора бумаг всяких – непонятно зачем.
– Если захочешь что-то доказывать, – объясняет светящийся, – здесь всё, что ты исписал в жизни и что о тебе написали. Да ещё электронные записи… Или просто скажи, как прожил: хорошо, плохо или так себе.
Не захотел Вивер копаться. Подумал, говорит:
– Так себе.
– Заходи! – открыл ворота светящийся.
Оглянулся Вивер: исчезла бумажная гора. А впереди три двери с надписями: «Школа для хорошо», «Школа для так себе», «Школа для плохо». Одна приоткрыта…
Сидела История на берегу потока времени грустная-грустная. Подшла к ней Культура и участливо спрашивает:
– Ты что такая печальная? Случилось что-нибудь?
– Таю, – жалуется История. – Прямо течёт с меня.
– Неужели из-за глобального потепления? – сочувствует Культура.
– Скорее из-за глобального поглупения. Всё меньше я людям нужна. Историю своего рода – и то многие забывают. История страны даже в школьных учебниках тоненьким пунктиром обозначена. Мировую историю совсем мало представляют… А чем меньше я нужна, тем сильнее таю… – И заплакала.
– Подвинься, – просит Культура. – Рядом сяду, вместе поплачем. Мне ведь тоже небрежение ещё как грозит.
Они часто во что-нибудь играют – Серьёз с Несерьёзом. Это не просто развлечение, а важное для всех нас дело.
Иногда игру затеивает Несерьёз. Он вообще любит играть, но не всегда Серьёз принимает его приглашение поиграть. Он не очень-то расположен к такому занятию.
Но порою и сам Серьёз становится заводилой игры. Не так уж редко бывает так, что иначе не решишь проблему. А поиграешь с этим Несерьёзом – и пожалуйста: как-то она перестаёт быть проблемой.
Забавнее всего, что никто из них не выигрывает. В выигрыше всегда Смысл. Очень признательный этим ребятам, таким разным, за их весёлую работу.
Хвастался решатель перед решителем:
– Любую проблему могу помочь людям решить! Дипломатический дар у меня. Даже когда блатные меня решалой называют, не обижаюсь. Они ведь без меня тоже со своими проблемами не справятся. А приличные люди посредником меня именуют, потому что я среди них универсальный движущий элемент. Тебе чем помочь?
– Посторонись, пожалуйста, чтобы под мою решимость не попасть! Ты же просто вор такой особенный: крадёшь у людей возможность учиться самим свои проблемы решать. У меня не украдёшь.
И решитель шагнул дальше.
– Странный ты человек, Источитель, – удивлялся Расточитель. – Наверное, не знаешь, какое удовольствие расточать то, чем владеешь, на себя и на тех, кто тебе люб.
– Знаю-знаю, – улыбнулся Источитель. – Просто мне этого мало. Много же и других людей вокруг. На всех никакого добра, никакого дохода не хватит. Вот и приходится источать. Большую радость доставляет.
Расточал-расточал Расточитель – и весь выдохся на этом. Сколько ни есть удовольствий, а всё больше хочется. Решил поглядеть: как у Источителя дела.
А тот на своём источительстве только крепнет. Да и радости у него всё прибывает: невооружённым глазом видно.
Тайной миссии Центральной космической дирекции разумных обитателей планет удалось не засветиться среди населения Земли и привезти важный отчёт. Вот перевод главных тезисов с межпланетного:
Землю населяют головодумы и намёколовы.
Головодумы хороши последовательным рационализмом, здоровым скептицизмом, пристрастием к гипотезам, доказательствам и опровержениям, практическим отношением к возникающим проблемам.
Намёколовов отличает вера в Бога, душу и любовь, чуткое восприятие искусства, уважение к интуиции, отзывчивость на образы, метафоры и притчи.
Хотя мозг людей состоит из соответствующих половинок, но редко кто достигает полного соединения головодумства с намёколовством. Когда основная часть человечества эволюционирует до такого состояния, станут возможны официальные контакты с Дирекцией.
– Надо светиться ради продолжения жизни рода, – напоминал себе светлячок.
– Даже с невзрачной гнилушкой стоит делиться светом, – напоминала себе грибница.
– Не страшно сгорать, если помогаешь внутреннему свету человека, – твердила себе свеча.
И только глубоководная рыба-удильщик лежала на дне, не предаваясь лишним размышлениям и усердно заманивая светом добычу в рот.
О, как любила Бессмыслица эти битвы! Ведь они создавали для неё видимость собственного смысла.
В ответ Смысл посмеивался:
– Не лезь сражаться, глупенькая. Ведь ни одной моей частицы не можешь уничтожить.
– Могу нахлынуть, затемнить тебя, – горячилась Бессмыслица. – Заморочить тех, кто сомневается!
– Да пробьюсь я сквозь твой морок. И каждый встретится со мной: если не в земной жизни, то в вечности. Не по силам тебе разгрызть мироздание.
– Хватить болтать! Давай биться дальше! – бесновалась Бессмыслица и снова бросалась в атаку…