Вероника Богданова
Разговоры со Вселенной
…Еду на поезде глухой осенней ночью. В темноте купе расслабленно похрапывают чужие люди, волею судьбы определённые мне в соседи на краткое время путешествия. Мерно постукивают колёса. А мне привычно не спится.
Уставившись в непроглядную темноту за оконным стеклом, словно проваливаюсь в этот бесконечный мрак. Может, всё-таки засыпаю? Но нет! Я вдруг явственно начинаю различать в этой вселенской тьме звёзды – крохотные маячки мироздания. Они становятся всё ярче, и вот взгляд уже выхватывает из черноты очертания знакомых созвездий.
Отчего-то в поезде звёзды всегда кажутся более осязаемыми. Словно можно легко дотянуться до них, если не рукой – то душой уж точно! И тянутся наши души, особенно одинокие в этот полуночный час дорожного бодрствования, к дальним маякам звёзд, пытаясь передать им свою сокровенную тайну и зачастую заключённую в них боль.
Ведь делиться болью с людьми – значит, умножать в этом мире боль человеческую. А звёздам, возможно, давно уже погасшим, но по законам физики всё ещё видимым для нас, всё равно, где и что болит у нас в этот момент. Но их холодный свет действует успокоительно, словно гипноз.
И под влиянием этого гипноза я достаю из дорожной сумки блокнот и ручку, чтобы написать своё послание Вселенной. А о чём с ней говорить? Конечно, о любви! Она молча выслушает меня и никому не расскажет мои тайны. Вселенная умеет хранить секреты!
Итак, вот тебе, Вселенная, несколько моих тайн. В каждой из них – ровно сто слов. Пусть они станут крохотными туманностями где-то на окраине одной из твоих галактик. Той самой, где любящие души получают желанную анестезию в долгие душные ночи.
Но не перестают при этом любить! Ведь излечиться от любви – значит, погаснуть. И перестать светить, уничтожив ещё один маяк, дарящий кому-то свет в безнадёжной пучине одиночества…
Сто слов о любви
Паучьи кружева
Плетёт жизнь-кружевница наши судьбы, хитрые узоры вывязывает. Только кто она: белошвейка или паучиха? – толком не поймёшь.
Кажется, вот сейчас тончайшее кружевное полотно легко скользнёт сквозь золотой ободок обручального колечка, обещая дорогу гладкую, как оно само. Ан нет! Цепляются кружева невесть откуда взявшимися узелками, насмерть запутывают, словно паутина…
Душа человеческая – как эти кружева. Поначалу красоте узора дивишься, от восторга забывая дышать. Думаешь: вот оно, то самое, долгожданное!
И вдруг насаживаешься на ледяную иглу равнодушия беззащитным сердцем, лишённым панциря неприступности, и, как обманутый заманчивым светом мотылёк, понимаешь, что крылья уже горят, а паук – вот он, рядом, плетёт кружева в предвкушении жертвы…
Мифология
Скажите мне: зачем Прометей, зная о незавидной участи, которая его ожидает, добыл для неблагодарных людей огонь? Эх, болезненная всё-таки это процедура – скармливать орлу собственную печень…
Лучше незаметно добить её алкоголем, да?
А отчего Прокруст пытался подогнать всех под одному ему понятные стандарты? Возлёг бы сам на своё ложе и оценил собственный рост в «прокрустовых» единицах. Возможно, и его голова оказалась бы лишней.
Раздели ложе с какой-нибудь чаровницей, глупый Прокруст!
А ты, Икар, о чём думал, взмывая прямо к солнцу на ненадёжных, наспех склеенных крыльях?
О любви! Только она окрыляет нас – и заставляет лететь ввысь, не боясь даже самых болезненных падений!
Сказка о заветном сундуке
Жила-была красна девица. Звали её Василиса, а Премудрая или Прекрасная – вам решать. Был у неё сундук заветный с нарядом красоты необыкновенной.
Порой открывала Василиса сундук, любовалась платьем, жемчугами расшитым, и мечтала о женихе: принце заморском на белом коне или Иване Царевиче. На худой конец, о богатыре, который от любой напасти защитить сумеет.
Видит однажды Василиса: по улице белый конь мчится, а на нём принц. Еле держится, лицо испуганное…
Кинулась Василиса его спасать, а сзади кричат: «Изба горит!» Обернулась – её изба, та самая, где сундук с платьем подвенечным!
Коня остановила. В горящую избу вошла. Сундук вынесла.
А принца и след простыл…
Как стать звездой
Одна девушка мечтала стать звездой. Чтобы деньги, слава, журнальные обложки, фотографы – пачками и поклонники – толпами.
Да только личиком девушка не вышла. И фигурка, прямо скажем, среднестатистическая. Бёдра с «ушками» да ножки от деда достались, который в кавалерии служил.
А работала девушка медсестрой в процедурном кабинете. Да так ловко у неё получалось пациентов колоть – что в вену, что, извините, в пятую точку!
Один болезный бизнесмен от такой виртуозной лёгкости исполнения уколов не обратил внимания ни на кривизну ножек, ни на бёдра а-ля «галифе». Глянул прямо в глаза медсестрички и выдохнул: «Звезда моя!»
А фотограф пригодился: когда паспорт меняла вместе с фамилией…
Откровенно…
Моя душа оказалась для тебя недостаточно тонкой. Ты не смог пораниться об неё до крови. А настоящая любовь бескровной не бывает.
Раньше я считала рифму «кровь – любовь» откровенно пошлой. Потом слово «пошлой» отпало за ненадобностью, и осталось лишь «откровенно».
Только сейчас я поняла, что слово «откровенно» – тоже от слова «кровь».
Как же всё взаимосвязано в этом мире!
Душу пробовала заточить, как лезвие. А она порвалась…
Может, это не она была недостаточно тонкой, а ты спрятался за непроницаемой бронёй?
От меня? От мира? Впрочем, это уже не имеет значения.
Ты пробуешь на тонкость другие души. А моя до сих пор кровоточит…
Харону
Наше спасенье в том, что уже зима.
Скованы воды льдом, и Харона лодка
Вмёрзла в тот лёд, и лодочник глушит водку,
И на деревьях – снежная бахрома.
Сон невесом, но снится, увы, не нам.
Спячка для нас закончилась, мы – иные.
Видишь – снежинки кружатся кружевные,
И далека безудержная весна,
Та, что позволит вновь зашуметь реке.
Кто-то проснётся, кто-то с ней протрезвеет
И удивлённо вновь ощутить сумеет
Вёсла Харона в бледной своей руке.
Он будет ждать, но мы уже далеко:
Эта зима отправила нас в дорогу.
Знаешь, Харон, мы служим другому Богу:
Он по воде умеет ходить пешком…
Молчим…
Говорим о любви, запинаясь:
Мы об этом привыкли молчать.
Скажешь слово – и сразу же зависть
Раскалённую ставит печать,
Беззащитную плоть обжигая
Нашей в муках зачатой любви…
Нежеланная миру, нагая,
Умоляю, любая! – живи!
Ты – любовь, и тебе всё подвластно,
Ты превыше примет и причин.
Стерпишь всё! Но, от боли напрасной
Охраняя тебя, мы смолчим…
«Два самых тёмных месяца…»
Два самых тёмных месяца
Нас ждали впереди,
И вместо сердца – месиво
В истерзанной груди.
Стоят дымы белёсые
Над крышами домов…
Ты запоздал с вопросами
Про прежнюю любовь.
Теперь уже – про прежнюю,
Ведь обратилась в дым,
Я лишь одной надеждою
Укроюсь от беды,
Как от дождя прощального
Под крыльями плаща…
Луны ладья отчалила,
И нету сил прощать.
Да и кому прощение
Моё согреет дом?
Два месяца – зачем они?
Переживу с трудом,
Но, отряхнув сомнения,
До света доживу!
Ночь – сердца откровение —
Удержит на плаву.
Блажь
Знаешь, желания наши – обычная блажь.
Ну, не исполнятся вовсе, – и что здесь такого?
Думалось раньше: полжизни легко ты отдашь,
Чтобы победы блаженства достичь неземного,
Вверх по ступеням к желанному счастью бежал.
Больно? Не в счёт, а бессонные ночи – привычка.
Скольких оставил за кругом? Да Бог с ним! Не жаль!
Жизнь будет завтра! Сегодня живём лишь в кавычках!
Ты от рождения верил то в джиннов, то в фей,
Предоставляя им право желанье исполнить.
Глядь, а на троне какой-то другой корифей,
Он фаворит. Ну а ты что хотел? И не вспомнить.
Не дотянулся твой невод до самого дна,
Где обитают и рыбки златые, и щуки…
Время желаний прошло. Цель вдали не видна.
Мы постигаем азы самой главной науки,
Той, где бессильны учёные разных мастей,
Где аксиомы доказывать надо порою.
Что же ты вновь от астрологов ждёшь новостей?
Шанс гороскопы сулят не ждунам, а героям!
Замер средь вечности. Мчался вперёд – не сбылось,
Остановился – всё то же. И где справедливость?
Разочарованных губит бессильная злость.
Знаю: ты сильный. А я? Просто не разозлилась…
«Я сейчас нахожусь в той поре…»
Я сейчас нахожусь в той поре,
Когда зеркало судит нещадно,
И когда ещё страшно стареть,
А судьба, словно нить Ариадны,
В лабиринты заводит, хотя
Выводить – её роль изначально…
Так стремительно годы летят
К дальней пристани вечной печали…
Я пока не смирилась в душе
С тем, что суд впереди неизбежен.
Тело – бренно, а сердце – мишень,
И защитный каркас слишком нежен.
Нет, мишенью я быть не хочу.
Слышишь, небо? Ты примешь как данность,
Что ни снайперу, ни палачу
Я в последний свой миг не достанусь,
И, летящие с разных сторон,
Не коснутся меня ваши пули.
И доверит мне вёсла Харон,
И не спросит, куда мы свернули…
Жемчуга
А снега, как водится,
Были слишком белые
И глаза слепили мне:
Как по ним идти?
Вьюга хороводится…
Что же мы наделали?
Встану обессиленно:
Видно, нет пути
Мне туда, где искорки
По снегам – жемчужные,
Где полозья – струнами,
Кони дышат в пар,
Месят снег неистово.
Я – слегка простужена,
Но такая юная,
Да и ты не стар.
Было время, помнится!
Были мы счастливые,
И летели птицами
Кони средь снегов…
Колокол на звоннице
Пел нам с переливами…
Не на кого злиться мне!
У меня врагов
От рожденья не было —
И сейчас не водится:
Все сулили искренне
Счастье да успех…
Достучусь до неба ли?
Вьюга хороводится,
Жемчугами-искрами
Вспыхивает снег…
Душа
Кто я? Да просто – душа.
Я бесконечна по сути,
Люди же, к смерти спеша,
Держат меня на распутье:
То в нечистоты макнут,
То отшлифуют до блеска…
Знать бы, когда будет суд,
Вдруг всё закончится резко?
Ссыплет остатки минут
Время, прощаясь навеки…
Чьи мне врата отомкнут:
В рай или в ад? Человеки!
Будьте ко мне понежней:
Я, хоть бессмертна, но всё же
В вечности плакать – больней…
Высуши слёзы, мой Боже,
Слабости людям прости —
Трудно им, скованным телом…
На перекрестье пути
Встретит их пусть тот, кто в белом…