Аня подошла к зеркалу и задрала халат, обнажив круглый живот. C абортом припозднилась, а искусственные роды просто убили бы ребенка. Аня не хотела становиться убийцей, но и матерью в семнадцать тоже, да еще без мужа… Было решено рожать и оставить его в роддоме. Немного осталось. Девушка погладила себя по животу, ребенок отозвался, зашевелился. Еще два месяца.
Когда раздался телефонный звонок, Аня вздрогнула, быстро прикрыла живот и забегала по комнате, будто мужчина застал ее обнаженной. Потом все-таки сообразила, что это всего лишь телефон, подошла и сняла трубку.
– Алло, – чуть слышно проговорила девушка.
– Привет, сеструха!
– Привет, – все так же невнятно пробормотала Аня, но когда поняла, кто с ней говорит, на всякий случай спросила: – Борька?
– А что, у тебя появился еще один брат?
– Братишка! Как ты? Как?..
– Подожди ты, болтушка, – остановил ее Борис. – Вот приеду и все тебе расскажу.
– Приедешь? – В животе кольнуло.
– Ну да. Встречай в субботу.
– Это же через три дня!
– Что-то я не пойму, ты рада или нет?
– Конечно, рада. – Ребенок, будто наказывая за ложь, больно ударил под ребра.
Положив трубку, Аня едва не потеряла сознание.
Надо что-то делать. С приездом брата срок до родов уменьшился с двух месяцев до двух дней. И теперь плевать ей, что искусственные роды станут убийством. В сложившейся ситуации если Аня не убьет нежеланного ребенка, то брат убьет ее. Она снова сняла трубку и набрала номер гинеколога. Какого, к чертям, гинеколога? Коравье работал дворником на Ферганской улице. Люди, знавшие его, говорили, что он был шаманом, там, на Малой земле. Аню это пугало, но выбора у нее не было. Борис не оставил ей его. До звонка брата расчет был другим. Дождаться срока и лечь в платную клинику. Сейчас же мало кто захочет стать соучастником убийства, даже за деньги. Коравье был ее надеждой.
– Алло.
Размышления Ани прервал грубый голос с акцентом.
– Коравье?
– Хто эта?
– Это Анна Миронова. Мы приходили к вам с подружкой. Вы делали ей аборт.
– Тиха, тиха. Записывай адрес.
В девять вечера Аня стояла у дверей подъезда дома номер 14 по Ферганскому проезду. Она набрала код и вошла в грязное нутро дома. В лифте едва сдержала позывы рвоты. Кабина пропахла мочой. Лужа в углу наверняка не успевала высыхать. У дверей квартиры Аню ждала женщина в платке.
Она кивнула и пропустила Аню внутрь. Сотни запахов ударили нос. Пахло шашлыком, выпечкой и жженой травой. Навстречу ей вышла девушка ее возраста с еще дымящимся ковшиком. Аня снова зажала нос; комок рвоты подступил к горлу. Люди сновали туда-сюда. Двухкомнатная квартира была похожа на общежитие.
– Вам сюда, – женщина в платке указала на грязную дверь справа и куда-то ушла.
Аня помедлила, постучала и, не дождавшись приглашения, вошла. Мужчина в свитере с надписью «Boys» на груди встал из-за стола.
– Здравствуйте, – сказала девушка.
– Еттык. Мин’кэмил гыт варкын?
– Что? – не поняла Аня.
– Я спрашиваю, как у тэбе здоровья?
– Все хорошо, но… Видите ли…
– Вижу-вижу, ты беременен.
– Да. Семь месяцев.
– Не пазнавата аборт?
– Видите ли, через два дня приезжает мой брат.
– Это, конечно, меняет твой дел. Но надо было по телефона сказать свой срок. Я родами не заниматься.
– Но как же быть? – На глазах девушки выступили слезы.
– Сейчас.
Мужчина достал сотовый телефон, набрал номер и после небольшой паузы заговорил:
– Еттык, Вера Павловна. Извини, что так поздна. Дел к вам имею. Девочка, семь месяцев… Нада, очен нада. Записывай адрес, – обратился Коравье к Ане и начал диктовать. – Ну все, девочка, завтра в семь вечера Вера Павловна ждет тебя вот по этому адресу.
– Спасибо. – Аня улыбнулась.
– Я надеюсь, у него нет имени. Атау!
Анна ничего не поняла из сказанного, но переспрашивать не стала. Она просто вышла из комнаты.
Вера Павловна Быкова оказалась очень грубой женщиной. На вид ей было лет сорок пять, но Аня поняла, что она скрывает свой настоящий возраст. И это у нее получается.
– Раздевайся! – приказала Быкова, как только Аня переступила порог.
Ни тебе «здрасте», ни «как ваше здоровье». Девушка замешкалась и медленно начала расстегивать куртку.
– Шевелись! Когда с мужиками кувыркалась, поди, порасторопней была!
Ане стало обидно; слезы наполнили глаза. Ей вдруг захотелось убежать. Но приезд брата заставил ее трезво оценить ситуацию. Она вытерла слезы и быстро разделась.
– Почему не выбрита?! Черт знает что! Развели здесь… – Женщина не договорила. Вышла из кабинета, хлопнув дверью.
Несмотря на то что Аня осталась абсолютно одна, девушка схватила одежду и прикрылась. Долго ждать не пришлось. Быкова заорала на кого-то в коридоре. Аня напряглась, а когда дверь открылась и крик Веры Павловны ворвался в кабинет, попыталась вжаться в кушетку, на которой сидела.
– Тамара, – обратилась Быкова к полной женщине, вошедшей за ней, – подготовь роженицу. – Глянула из-под нарисованных бровей на Аню и вышла в коридор.
– Ну, давай, девочка…
– А можно я сама? – Аня схватила одежду и прижала к себе.
– Вчера было можно. Сейчас, боюсь, нет времени.
Тамара взяла ее под руку и подвела к гинекологическому креслу. Аня залезла, но вещи так и продолжала прижимать к промежности.
– Милая, я же говорю, у нас нет времени. Ты думаешь, я не видела, что у тебя там? – Женщина улыбнулась.
«Ну почему она не гинеколог?» – подумала Анна, бросила на пол одежду и зажмурила глаза.
Аня думала о Паше. Какая же он все-таки сволочь! А как все начиналось! Цветы, ухаживания, ежедневные провожания до общежития… Да и после ночи, проведенной вместе, казалось, ничего не изменилось. Цветы, ухаживания… До тех пор, пока Аня не поделилась с любимым своими подозрениями. Причин задержки могло быть несколько, но одна из них была беременность, что и подтвердил тест.
Нет, Аня не ждала от Паши предложения выйти за него замуж. Она и сама не была готова так резко входить во взрослую жизнь. Анна понимала, что надо доучиться и ей и Паше. Но она почему-то по простоте душевной думала, что Пашка (он все-таки тоже причастен!) не бросит ее в беде и обязательно что-нибудь придумает. Вот он и придумал – он просто исчез, оставив молодую мамашу один на один со своими проблемами.
И на почве всего этого Аня подумывала о таких вещах, какие, будь она в спокойном расположении духа, никогда не пришли бы ей в голову. Первое, что она задумала, это побрить голову наголо, под «ноль». Но, взяв в руки ножницы, разрыдалась – до стрижки дело так и не дошло. Были и мысли оставить ребенка. Да-да, оставить. Аня думала, что обязательно родится мальчик и он будет очень похож на папу. Она даже имя ему придумала – Ванечка. Иван Павлович… Но потом ее снова накрывала истерика, Аня хватала фотографию Павла и рвала в десятый, а может, в тысячный раз. Склеивала снимок, а потом при случае снова рвала.
К семимесячному сроку Аня успокоилась, фотография когда-то любимого человека, похожая на творение доктора Франкенштейна, куда-то задевалась, и девушка твердо решила родить и оставить дитя на попечение государства. Если бы не приезд брата, все непременно так бы и вышло. И никто бы ничего не узнал. Из общежития она съехала, сняла небольшую квартирку на окраине. У Ани была подруга, но она уехала на Новый год домой, в Тамбов, да так и не вернулась. Аня созванивалась с ней пару раз (в минуты, когда ножницы так и просились в руки). Поговорив ни о чем с подругой из Тамбова, она поняла, что никому не нужна.
Весь срок Аня успешно скрывала беременность от сокурсников, преподавателей и даже от врачей. Благо ее беременность попала на холодное время года. Она ходила в мешковатом свитере и широкой юбке, да и живот был небольшим.
– Ну, вот и все, девочка.
Аня встала с кресла, подняла одежду и начала одеваться.
– Не спеши, – улыбнулась Тамара. – Ты же сюда не бриться пришла. Давай назад.
Девушка послушно сняла трусики и снова залезла на кресло. Тамара села за второй стол и начала что-то писать. Через минут пять в кабинет, словно ураган, ворвалась Быкова, наполнив помещение негативом.
– Так, Тамара, будем стимулировать роды. – Вера Павловна не сводила глаз с Ани.
– На ультразвук…
– Мы будем стимулировать роды, – медленно проговорила Быкова.
Ане очень хотелось помыться. Она лежала голая на кушетке в кабинете Быковой.
«Тужься! Тужься, тварь!» – слова Веры Павловны звенели в голове.
«Мне больно! Мамочка, как больно!»
«Трахаться тебе не больно было, шлюха?! Тужься!»
Аня услышала, что в кабинет кто-то вошел. Встала. Осмотрела себя и только потом взглянула на вошедшего. К ней подошла Тамара и подала маленький сверток.
– Что это? – спросила Аня, но сверток приняла.
– Сынок, – прошептала женщина. – Живой.
«Ванечка», – подумала Аня и, будто испугавшись, сунула сверток назад акушерке.
– Я не поняла. – В кабинет вошла Быкова. – А что мы тут сидим? – Ласковый тон хозяйки кабинета пугал еще больше. – Это тебе не постоялый двор, милочка. Одевайся и убирайся отсюда. Тамара, проводи ее.
– Может, пусть до утра? У нас и свободная палата есть, – попыталась заступиться за девушку Тамара.
– У нас здесь не постоялый двор, – повторила Быкова, села за свой стол и начала что-то писать.
Аня оделась, едва не упав, встала и пошла к двери. Шаги давались с трудом. Больно… или нет? Она не могла понять.
«Трахаться тебе не больно было, шлюха?!»
Аня обернулась и посмотрела на Быкову. Для Веры Павловны кабинет уже был пуст. Тамара проводила Аню до запасного выхода, отдала сверток и поспешно закрыла дверь. Девушка посмотрела на пеленку, в которую завернули ребенка. Плохо выстиранная, выцветшая тряпка.
«А что ты хотела? Чтоб они тебе голубенький конверт купили для Ванечки?»
Ей вдруг захотелось посмотреть на ребенка, откинуть уголок пеленки и поцеловать в сморщенное крохотное личико. Но Аня быстро одернула себя. Она боялась, что в ней проснутся материнские чувства и она не сможет оставить Ванечку. Но они не проснулись.
Аня оставила младенца у подъезда девятиэтажного дома. Прошла несколько кварталов. Без мыслей, без эмоций. Свернула к парку, и тут внезапно ее посетила одна мысль, породившая череду тревог.
«А что, если меня поймают: найдут ребенка и вычислят?! Меня же посадят!»
Аня стремглав побежала к тому самому подъезду. Сверток лежал там, где она его оставила. Аня схватила младенца, забежала за угол и начала разворачивать. Даже когда она увидела маленький комочек с черным пушком на голове, в ней ничего не дрогнуло, не заставило признать себя матерью.
Младенец зашевелился. Аня испугалась, что ребенок закричит, поэтому схватила его за тоненькую шею. Мальчик захрипел. Аня встряхнула тельце, что-то хрустнуло, и ребенок затих. Девушка поспешно завернула трупик…
Ванечки
… в пеленку и побежала к мусорным бакам.
Уже в такси Аня заплакала. Слезы стекали по щекам и капали на тонкий шелковый шарф.
«Вот теперь ты убийца. Ты убийца, Аня!»
Аня проснулась от телефонного звонка. Вчера, приехав домой, она приняла ванну, но легче не стало. Долго не могла уснуть, плакала и корила себя. Корила и плакала. Она ненавидела Пашку, из-за которого попала в эту ситуацию, ненавидела себя, брата (зачем он сюда едет?), ну и конечно, Веру Павловну. Ее за что? Все очень просто – Вера Павловна Быкова всей своей грубостью показала Ане и ей подобным, кто они на самом деле.
«Трахаться тебе не больно было, шлюха?! Шлюха! Шлюха!»
Безмозглые шлюхи, убивающие своих детей, – вот кто они такие. И таких как она, много. Много! Аня была в этом уверена, но легче ей от этого не становилось.
– Алло… – Рука, сжимавшая трубку, тряслась.
– Привет, сестренка! – Радостный голос Бориса вернул девушку к реальности.
– Привет, Борька.
– Ну что, сеструха, встречай завтра.
– Ага. – Аня вдруг поняла, что рада приезду брата. Ей очень тяжело одной. Если бы она осталась одна, то что-нибудь с собой сделала бы. – Ты на какой вокзал приезжаешь?
– На Ярославский в 17:40. До встречи, сестренка.
– До встречи, братик. – Аня едва не расплакалась от нахлынувших на нее чувств. И одним из них было чувство вины.
Был ли виноват в чем-то Паша? Этот вопрос, как и множество других, Павел Королев себе никогда не задавал. Единственный вопрос, который волновал его на данный момент, – с кем он сегодня уйдет из клуба. Пашка вел ночной образ жизни только потому, что именно ночью он мог испытать все удовольствия – танцы, алкоголь, наркотики, ну и, конечно же, девушки.
Единственный ребенок в семье, он привык получать все самое лучшее и по первому же требованию. Велосипед, компьютер, скутер – эти вещи появились у Пашки, когда ни один из его одноклассников о них и мечтать не мог. Дальше – больше. Мальчонка рос. Ему нужны были новые игрушки, которые он должен был покупать сам. И он покупал. Кого-то за деньги (благо папаша мог позволить себе побаловать сынка наличностью), а кого-то добрым словом и дешевым букетом.
Паша любил дорогих, ухоженных и не отличающихся сообразительностью девушек. Но не чурался Павел и простушек, без запинки цитирующих Канта и Ницше. Это случалось в те дни, когда он оставался без гроша, а новых поступлений от отца еще не предвиделось. Тогда-то Паша включал все свое обаяние, отправлялся в студенческий городок к друзьям и находил милую девушку, согласную слушать его бред.
Об одной Пашка вспоминал иногда. Такое с ним случалось редко. Год назад или около того, как раз в один из дней «застоя», Королев познакомился с девушкой. Аня… Имя он запомнил, а фамилия вылетела из головы.
Аня ему очень нравилась. Раскосые глаза, высокие скулы, черные волосы, завязанные в конский хвост. Время, проведенное с ней, было своего рода отдыхом от пропахших дорогим алкоголем, табаком и духами женщин. Его тянуло к ней. Противоположные полюса притягиваются. Вот что происходило между ними тогда, почти год назад. Было ли это любовью? Вряд ли. Павел Королев не мог влюбиться в принципе, потому что его сердце уже было занято. Танцы, алкоголь, наркотики, девушки… Весь этот цветной мир он не хотел менять на приятный, но черно-белый. Когда Аня сказала, что беременна, Паша без каких-либо объяснений вернулся туда, откуда пришел, – в свой ночной мир.
Королев вышел из такси без пятнадцати час и направился к «Пропаганде». Несмотря на позднее время, у клуба было многолюдно. Пашка увидел, что на фейсконтроле стоит Серега, бывший чемпион России по кикбоксингу, так что шутки с ним заканчивались плохо. Но тем не менее это было лучше, чем встреча с Равилем. Вчера Королев вел себя не очень тактично, поэтому сменщик Сереги пообещал переломать Пашке все конечности, если он еще раз появится на пороге «Пропки».
Паша улыбнулся Сереге и снял темные очки. Охранник кивнул и отошел в сторону, пропуская гостя. Королев, обрадованный тем, что его конечностям ничего не угрожает, направился прямиком к бару. Заказал «Текилу Санрайз» и повернулся к танцевальной площадке в поисках жертвы. И тут он увидел его. В ногах танцующих лежал сверток сантиметров сорок в длину. Люди, дергающиеся в такт музыки, не замечали его. По какому-то волшебству ни один из танцоров не наступил на кулек.
– «Текила Санрайз», – услышал Паша голос бармена.
Когда он снова взглянул на площадку, свертка не было.
– Неужели после вчерашнего еще «вставляет»? – проговорил Королев, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Что ты сказал? – Блондинка в красном платье с глубоким декольте сидела на соседнем стуле и со скучающим видом крутила зонтик из коктейля.
– Я не… – Паша хотел нагрубить, но вовремя остановился. Декольте и все такое. – Я говорю: вчера так «мультиков» насмотрелся, что до сих пор титры идут.
– А-а. Ты на «кислоте» сидишь. – Девушке осталось зевнуть, чтобы заразить скукой и Пашку.
– А что, есть какие-то предложения? – Королев отпил «Текилы».
– Кокс.
То, что девушка была немногословна, напрягало. Либо она полная дура, либо очень умная. И то и другое мало устраивало, но волшебное слово уже было сказано. Пашка думал так: если чика готова поделиться с тобой наркотой, то впердолить ей можно задолго до выхода из клуба.
– Ага. – Паша сделал еще глоток.
– Пошли. – Блондинка встала и направилась к туалетам.
Королев залпом допил остатки коктейля и пошел за своей новой знакомой. Девушка остановилась у двери с буквой «Ж», махнула Пашке и вошла внутрь. Павел вошел следом за ней. Ему было наплевать, какая буква стоит на двери помещения, в котором ему было обещано наслаждение.
В туалете никого не было, все кабинки были открыты. Его знакомая стояла у зеркала и поправляла прическу.
– Ну, малыш, ты готов? – спросила девушка, так и не повернувшись к Павлу.
– Всегда готов!
Девица хохотнула и пошла к кабинкам. У двери поманила пальчиком.
– Иду, милая.
Он вошел в кабинку и закрыл за собой дверь. Блондинка оголила грудь и посыпала ее белым порошком. Пашка, не дожидаясь приглашения, прильнул лицом к белоснежным холмикам и шумно втянул носом. Девушка застонала. Королев практически сразу почувствовал прилив сил; мозг рисовал события еще не произошедшие, но, по мнению Паши, неизбежные. Он быстро расстегнул ремень, молнию и, опустив брюки с трусами, сел на унитаз. Блондинка задрала платье, села на член Павла и, словно наездница, начала двигать бедрами.
Они кончили одновременно. Девушка встала и вышла, а Пашка остался сидеть. Он закрыл глаза и блаженно улыбался.
Когда он вышел из кабинки, у умывальников никого не было. До Королева только дошло, что он даже не знает, как зовут девушку в красном. Такой секс у него был впервые. Он подошел к раковинам, открыл кран и посмотрел в зеркало. И тут он снова увидел его. Кулек лежал на полу у кабинки, из которой Королев только что вышел.
«Чертовщина! Откуда он взялся?!»
Павел подошел, медленно, будто рассчитывая на то, что сверток исчезнет, уберется туда, откуда появился. Но он остался там, где и лежал. Паша нагнулся и откинул свободный уголок. Этого он никак не ожидал. В пеленку был завернут ребенок. Мертвый, черт возьми, младенец! Павел резко выпрямился и сделал шаг назад. Поскользнулся и упал.
Сверток зашевелился, и пеленка, будто живая, начала разворачиваться. Павел пополз к раковинам. Кайф от наркотика прошел, и Пашка запаниковал. Он молил Бога, чтобы вошла какая-нибудь безмозглая курица (да хоть сам Равиль – сломанные конечности ничто по сравнению с тем, что могло с ним сделать чудовище из пеленки) и вытащила его из этого кошмара. Но никто не входил, никто, черт возьми, не хотел «попудрить носик»!
Младенец вылез из простынки и двинулся на Королева.
«Это мальчишка», – подумал Королев, будто это как-то могло ему помочь.
Пашка вжался в стену и судорожно соображал. Познаний о новорожденных у него было мало, но их хватило, чтобы понять – это невозможно! Ребенок заверещал, как крыса, недовольная появлением кота. И тут Павла ждал еще один сюрприз – у младенца были зубы. Два ряда острых клыков.
«Это все кокс! Этого не может быть! Младенцы не ходят, и во рту у них не может находиться два ножовочных полотна вместо зубов!»
Паша закрыл глаза, но этого ему показалось мало, он прикрыл их еще и руками.
«Сейчас все пройдет. Обязательно все пройдет».
Ужасная боль пронзила сначала левую руку, а потом и все тело. Паша закричал, вскочил и только потом понял причину боли. Младенец, уцепившись зубами, висел у него на запястье. Королев забегал по туалету, размахивая руками. От этого стало еще больнее. Паша подбежал к раковинам и начал бить о них ребенка. Все вокруг было залито кровью (не то младенца, не то самого Пашки). Королев замахнулся и со всей силой ударил тварь о зеркало. Звон стекла – осколки зеркала разлетелись по кафельному полу, а за ними с мокрым шлепком в раковину упал младенец.
Пашка плохо соображал. Боль пульсировала в голове, руке, во всем теле. Королев схватил большой осколок зеркала и посмотрел на мертвого мальчика. Младенец вылез из раковины и спрыгнул на пол. Под маленькими ножками осколки хрустели, будто по ним шел мужчина в тяжелых армейских ботинках. С каждым маленьким шажком монстра Павел терял самообладание. Вместо того чтобы выбежать из туалета, из гребаного клуба, он отходил к кабинкам.
Тварь заверещала и прыгнула на Королева. Пашка попытался прикрыться рукой, но не успел – мертвец впился зубами ему в горло. Павел поднял руку с осколком, но силы оставили его и рука безвольно повисла. Парень сполз по двери кабинки на пол. С каждым выбросом крови из разорванной артерии сознание покидало его. Последним, что он услышал в своей жизни, был шепот мертвого пацана:
– Папа, папочка.
Аня приехала на площадь трех вокзалов в 17:00. До прихода поезда Тюмень – Москва еще было сорок минут, поэтому он зашла в небольшое кафе и заказала себе кофе с тостом. Дома поесть не удавалось – Аня была вся на нервах. Ей чудились какие-то шорохи, шаги. Вчера ночью она отчетливо слышала топот
Ванечка?
маленьких ножек. Конечно, всему виной пережитый стресс, но Аня все равно боялась находиться в квартире одна.
– Я сделаю погромче? – спросил бармен и поставил перед Аней чашку кофе и пластиковую тарелку с тостом.
Аня кивнула, хотя не совсем поняла, о чем он. И только когда прозвучала заставка «Чрезвычайного положения» на НТВ, она сообразила, что парень спрашивал о звуке телевизора.
– Всегда смотрю эту передачу, – протирая стакан, произнес бармен. – Будто и так дерьма мало.
Аня снова кивнула и повернулась к экрану. Она тоже любила смотреть эту программу. Ведь всегда лучше смотреть на чужие неудачи, чем переживать свои. Девушка глотнула ароматного кофе и вслушалась в то, что говорит ведущий.
– Череде внеплановых проверок подверглось большинство столичных ночных клубов. Сотрудники УФСКН подозревают руководство одного из клубов в продаже наркотиков своим посетителям. Клуб «Пропаганда» попал в поле зрения наркоконтроля после ночной трагедии. Молодой человек под воздействием наркотиков покончил жизнь самоубийством в женском туалете клуба.
Аня увидела окровавленный труп, взятый крупным планом.
«Пашка?!»
Она вскочила, опрокинув чашку с кофе. Лицо парня показали крупным планом. Аня задрожала всем телом. Самоубийцей действительно оказался Павел Королев, но не это так напугало девушку. Ане вдруг показалось, что она видит кровавый след от маленькой ладошки на щеке Паши.
– Эй, девушка, с вами все в порядке?
Аня повернулась на голос.
– Может, «Скорую» вызвать?
– Нет. Все нормально. – Аня села на стул. – Сколько я должна?
Расплатившись, Аня пошла к платформам. Она не могла поверить в то, что видела собственными глазами. След от маленькой ладошки на щеке. А был ли он на самом деле? Топот ног, шорохи, следы от ладошек… Аня вдруг поняла, что все-таки очень рада приезду брата. Как только она увидела Борьку, подбежала и кинулась ему на шею.
– Вот теперь я вижу: рада.
Аня и Борис просидели на кухне допоздна. Разговоры о маме, папе, младшей сестренке и о многочисленной родне успокоили Анну.
– Ну что, сестренка? – Борька зевнул. – Будем ложиться?
– Да ну, Борь, еще же только два часа…
– Ого! Это у нас сейчас четыре утра!
– Ну, хорошо, если хочешь, я постелю… – Аня заметно погрустнела. Она боялась ночи, наполненной шорохами и топотом.
– Что с тобой, сестренка? – Борис забеспокоился.
– Все нормально. – Аня улыбнулась.
Все нормально, кроме того, что я стала убийцей. И, похоже, скоро сойду с ума.
– Я просто хотела еще поговорить.
– Сестричка, – Борис обнял Аню, – да мы с тобой еще вдоволь наговоримся. Я сюда надолго.
– Ага. Ладно, пойду стелить.
Аня вошла в комнату и остановилась. Ей показалось, что кто-то маленький пробежал от дивана к окну. Девушка включила свет и посмотрела на теневую штору. Никого. Аня подошла и отдернула занавеску. Точно никого. Девушка вздохнула, зашторила окно и пошла к шкафу за постельным бельем.
Проснулись они около десяти. Воскресный день радовал солнечной погодой. Аня потянулась, встала и начала убирать постель.
– Доброе утро, сестренка. – Боря сел на раздвижном кресле, служившем ему кроватью.
– Доброе утро. А ты чего не спишь?
– Да ну. У нас ведь уже двенадцать.
Аня улыбнулась:
– Через пару недель ты забудешь, сколько времени «у нас».
Боря встал и пошел ванную. Аня услышала, как полилась вода.
– Анют!
– Что?
– А у вас в доме дети есть?
Аню передернуло.
– Не знаю. Я здесь недавно живу. – Пауза. – А почему ты спрашиваешь?
Боря зашел в комнату с полотенцем в руках.
– Всю ночь какой-то малыш бегал, по-моему, по соседней квартире и плакал.
Ванечка? Какой, к чертям собачьим, Ванечка?! Нет никакого Ванечки!
– Наверное, есть. – Аня пожала плечами и продолжила складывать постельное белье внутрь дивана. Она с трудом сдерживала волнение.
Следующей ночью Аня долго не могла уснуть. Тихо лежала и вслушивалась в ночные звуки. Где-то залаяла собака, взвыла сигнализация чьей-то машины, заплакал ребенок… Ребенок?! Аня приподнялась на локтях. Плач доносился из кухни, по крайней мере, так казалось Ане. Она встала и пошла на звук. Борька посмотрел ей вслед, перевернулся на другой бок и снова заснул.
Ванечка лежал на кухонном столе. Он больше не плакал. Ане показалось, что с того момента, как она…
убила его
… видела его, мальчик подрос. Теперь он выглядел как двухмесячный малыш.
«Бред! Бред! Этого не может быть! Он умер тогда и сейчас никак не может оказаться здесь! Не может!»
Аня медленно подошла к столу и, искренне надеясь, что это всего лишь галлюцинация, дотронулась до ребенка. Девушку передернуло – перед ней лежал младенец! Чтобы не потерять сознание, Аня схватилась за стол. И тут Ванечка открыл глаза, угукнул и протянул ручки к маме.
Аня проснулась от боли в груди. Соски горели, будто ночью их кто-то выкручивал. Аня посмотрела на кресло, где спал брат, – Борьки не было. Девушка встала, ощупала грудь и пошла в ванную.
Боря сидел за столом в кухне и нажимал кнопки телефона. Аня подошла и встала в дверях.
– Что ты там ищешь? – Она поняла, что в руках брата ее телефон.
Борис дернулся, но, взяв себя в руки, положил телефон на стол и повернулся к сестре.
– Почему ты скрывала его от меня?
– Ты это о ком? – Аня напряглась.
– «Не знаю. Я здесь недавно живу», – передразнил Боря Аню.
– Что ты несешь?
– Да перестань! Перестань уже! – Боря встал. – Вот почему ты не слишком обрадовалась моему приезду!
– Что ты несешь? – только и смогла повторить Аня.
– Ребенок за стеной твой! – выпалил Борис и снова сел.
– Ха. Ха-ха-ха, – нервный смех вырвался изо рта девушки. – Ты с ума сошел, – успокоившись, произнесла Анна.
– Я сошел с ума?! Это я сошел с ума?! – Боря снова вскочил с места. – Аня, я же не зверь. Ну почему ты мне не сказала, что у тебя ребенок?
– Ну с чего ты, черт возьми, взял, что у меня есть ребенок?!
– Ты кормила его ночью грудью…
Аня едва не упала в обморок. Она на негнущихся ногах подошла к столу и села.
– Кто отец? – спросил Борис.
Мертвец!
– Паша Королев, – ответила Аня и закрыла глаза.
Когда Боря, хлопнув дверью, вышел из квартиры, Аня заплакала навзрыд.
Борис быстро нашел нужный адрес, обнаруженный им в телефоне сестры. Посидел на детской площадке у дома. Надо было подумать. Если бы Боря приехал на пару месяцев раньше, то обязательно наказал бы и распутную сестру, и этого папашу, сующего свою кочерыжку куда попало. Пару месяцев… Нет, сейчас он не мог просто забежать и избить. Ребенку нужен отец. Поэтому Боря хотел поговорить. Поэтому он выкурил пять сигарет, взвесил каждое слово, которое он скажет будущему родственнику, и пошел к подъезду.
– Ты не к Пашке? – спросила старушка, держащая в руках маленькую собачонку.
– Наверное, – неуверенно произнес Борис. – Мне нужен Павел Королев.
– Помер он, – просто сказала женщина, а собачка радостно тявкнула.
– Как?
– Кусок зеркала себе в горло загнал.
Собачка снова тявкнула.
– Наркоман он был, – продолжила старушка. – А ты, поди, не знал?
– Нет.
Я тут, как оказалось, много чего не знал.
– Спасибо, – выдавил из себя Боря и пошел к остановке.
Наркоман. Черт возьми! Как эта шлюха могла связаться с наркоманом?! Моя сестра шлюха!
Боря захотел напиться. На остановке купил бутылку пива и осушил ее в несколько глотков. Нет. Надо что-нибудь покрепче. Вернулся к ларьку, взял водки, стаканчик и бутылку «Спрайта». Примостился тут же на скамейке и начал «заливать горе». А было ли горе? Вот об этом-то Борька и думал.
Район, в котором он оказался, не понравился ему сразу. Людей мало, да и те какие-то неприветливые. Поэтому появление свертка на другом конце лавки Бориса не удивило. В кульке могло оказаться что угодно, но Боря склонялся к мысли, что это все-таки ребенок. Какая-нибудь наркоманка забыла, а то, может, и выбросила. Что за нравы?!
Борис в свои двадцать пять верил в добро и жизненную справедливость, но тем не менее он догадывался, что не все люди святые. А что еще противней, так это то, что те, которые о святости даже и не помышляют, хотят склонить на свою сторону хороших людей. Вот именно поэтому Борька и наблюдал за младшими сестренками. Он понимал год назад, что нельзя Анну одну отправлять в Москву, но мама его переубедила. Как теперь видно – зря.
Боря подсел ближе к кульку и откинул уголок. На него смотрели два больших глаза. Личико ребенка было все в язвах и струпьях, поэтому живыми в свертке были только глаза. Боря соскочил с лавки и попятился к ларьку.
Черт знает что! Наркоманы, шлюхи и мертвые дети… Одним словом, столица Греха.
Чудовище выбралось из пеленки и двинулось на него.
Возможно ли, что Борис видел то же, что и я? Но тогда получается – Ванечка был здесь! Но как?! Каким образом мертвый ребенок мог оказаться в квартире?! И куда он потом делся?
Множество вопросов крутились в голове, словно дьявольский водоворот, готовый затянуть ее в омут ирреальности. Аня включила ноутбук, подождала загрузки системы, вышла в Интернет и набрала в поисковике «младенцы-призраки».
Цикл анекдотов о мертвых младенцах.
Каноническая коллекция шуток про дохлых младенцев.
Мертвые младенцы по-украински.
Все не то!
Если убить такого младенца, то он становится ангъяком…
Вот оно! Аня открыла страницу и начала читать.
По верованиям северных народов, ребенок, получивший имя, обретает душу. Если убить такого младенца, то он становится ангъяком, который приходит к своей матери и сосет ее молоко, чтобы получать силы для мести. Тело такого существа разлагается, но продолжает жить. Этот монстр может успокоиться только после того, как истребит виновных в своей смерти.
Вдруг Аня дернулась и вскочила.
А что, если ребенок никуда не делся? Он здесь! Где-то здесь!
Анна схватила нож. Ей все время казалось, что за ней кто-то наблюдает. Размахивая огромным тесаком, пошла в комнату. Ванечка сидел спиной к ней и чем-то игрался. Аня напряглась. Мальчик заметно подрос; теперь он походил на годовалого малыша.
– Мама, мамочка, – прозвучал детский голос, но ребенок так и не повернулся.
Анна медленно приближалась.
– Ванечка?
Какой на хрен Ванечка?! Это монстр! И он хочет убить меня!
Она подходила. Теперь Аня увидела, с чем играет ребенок. Она вскрикнула и выронила нож. Ванечка встал и выставил когтистую лапу с окровавленной головой Бориса. Аня завизжала и побежала в коридор.
– Мама, мамочка…
Аня схватила связку ключей и попыталась подобрать нужный. Руки тряслись. Ключи противно звенели. Первый ключ. Не тот. Второй. Нет. Аня то и дело оборачивалась. Третий… Ванечка стоял в метре от Ани. Она повернулась, все еще продолжая манипуляции с ключами. Голова брата в руке чудовища была повернута лицом к Ане. Когда четвертый или пятый ключ с долгожданным щелчком вошел в скважину, голова открыла глаза и мерзким голосом произнесла:
– Шевелись! Когда с мужиками кувыркалась, поди, порасторопней была!
Аня повернула ключ, открыла дверь и выбежала из квартиры.
Дом 14 по Ферганскому проезду Аня нашла сразу, несмотря на то, что она здесь была всего лишь второй раз. Все было как прежде. Лифт, больше похожий на общественный туалет, квартира-муравейник, заляпанная дверь, за которой было ее спасение. Возможное спасение.
– Еттык! А эта ты?! Пащему без званка?
– Понимаете…
– Што, апять?
Аня рассказала Коравье все. Даже свои предположения по поводу Паши. Через двадцать минут вся мебель в комнате была сдвинута к стенам, люди, до этого снующие без дела по квартире, сидели вокруг пляшущего Коравье. Шаман подпрыгивал, бил в бубен, от звука которого закладывало уши, и напевал что-то на своем языке.
Вдруг шаман замер, последний раз ударил в бубен и осел на пол. Коравье прошептал какие-то слова и закрыл глаза. Снова прогромыхал бубен, но шаман даже не дотронулся до него. Теперь Ане стало по-настоящему страшно. Она зажмурилась. Когда Миронова открыла глаза, на нее смотрел шаман.
– Имя ангъяка.
– Кого?
– Имя!
– Ванечка.
– Иван! – Удар в бубен. – Иван! – Удар. – Иван!!! – Казалось, что от гула после удара в бубен завибрировала вся комната. – Духи тундры призывают тебя уйти из мира живых! Уходи!
Шаман снова обмяк; бубен выпал из его рук и покатился к Ане. Она взяла его. Странная вибрация сотрясла все тело, будто вместо кожи на бубен натянули ее и ударили. Из оцепенения Аню вырвал шаман Коравье.
– Все, девочка. – Он взял у нее бубен. – Атау!
– Атау, – повторила Аня и посмотрела вокруг. Люди ушли; кроме нее и шамана в комнате никого не было.
– Атау. – Коравье указал ей на дверь.
– Это все? Он не вернется? – спросила Аня уже в коридоре.
– Не вернется. Духи тундры его не выпустят, – уверенно произнес шаман и закрыл дверь перед девушкой.
– Идиотка, – произнес Коравье, как только остался один.
Он лечил головную и зубную боль, делал аборты и обрабатывал раны народными средствами. Люди верили ему. А куда им деваться? Человек, придумывающий себе проблемы, только и вылечится благодаря внушениям. Сегодняшняя пациентка навыдумывала себе такого, что подорожником не обойтись.
Шаман улыбнулся и погладил тугую кожу бубна. Дешевая подделка обошлась ему в четыре тысячи рублей; так, купил как аксессуар – шаман без бубна, что доктор без диплома. Вот покупка и принесла первую прибыль. Коравье даже и не рассчитывал из этой безделушки извлечь более или менее приличный звук. Обечайка вырезана не то из тополя, не то из липы; кожа, скорее всего, бычья. Одним словом, аксессуар. В его родном селении для бубна брали кожу желудка моржа, выделывали и, чтобы бубен звучал по-особому, коптили ее на огне. Обечайку вырезали из твердых пород древесины. Но здесь это ни к чему.
– Духи тундры призывают… – Коравье едва сдержался, чтобы не рассмеяться вслух.
Он и дома-то не очень верил во всех этих духов, ангъяков, а здесь в Москве каждый подросток – ангъяк. Смотрит стеклянными мертвыми глазами и думает, кого бы зарезать за мобильник.
Это ж надо как девку послеродовая депрессия приперла. Ангъяка выдумала. Да, действительно, существует легенда о душе младенца, мстящего за свою смерть. Но это же миф!
Вдруг шаман услышал какое-то шуршание в старом шкафу. Он прислушался. Шорох стих, но раздался новый звук. Коравье слышал такой у себя в селении, когда кот загнал в угол огромную крысу. Тварь верещала как…
…как сейчас.
Шаман подошел к шкафу и резко открыл дверь. На каком-то тюке сидел годовалый мальчик.
Ванечка встал, заверещал, как атакующая крыса, и прыгнул на шамана. Последнее, что вспомнил Коравье перед смертью, так это концовку легенды.
«Ангъяку ничего не оставалось, как повиноваться шаману и уйти из мира живых», – гласила она.
Но это была одна из версий.
Аня вернулась в квартиру. Медленно прошлась по ней в поисках следов пребывания Ванечки. Но не найдя ничего, вздохнула и пошла к шкафу собирать вещи. В метре от гардероба остановилась – ей вдруг показалось, что там кто-то есть. Несмотря на уверения колдуна, Аня очень боялась, что это ангъяк.
«Да нет! Нет, конечно же!» – отмахнулась Аня, но дверь открывать не спешила.
Когда внутри шифоньера кто-то заверещал, Миронова отпрыгнула, схватила сумку и выбежала в коридор.
«Вещи можно забрать и потом».
Даже если это всего лишь крыса, встреча с ней была не запланирована.
В начале апреля дефицита билетов не предвиделось, поэтому один билет в купе Анна приобрела без труда. Поезд отходил в 16:30, у Ани был час свободного времени. Очень хотелось есть. С этими ангъяками, шаманами и изгонениями дьявола она совсем забыла о еде…
… и о брате…
Она совсем забыла о Боре. Неужели монстр убил его? В это верилось с трудом. Сейчас вообще во все, что с ней произошло, верилось с трудом. Беременность, роды, убийство Ванечки, смерть Пашки, голова Бори в руке призрака, шаман с бубном… Все это элементы не ее, чужой жизни. Все это произошло, но не с ней. С кем угодно, но только не с ней.
В кафе негромко играла музыка. За столиком у окна сидел пожилой мужчина и очень быстро ел. Аня подошла к стойке, посмотрела на меню, написанное от руки. Рис и тефтели, гречка и гуляш, макароны и котлеты. Обилие пищи вызвало невольное урчание в животе. Аня определилась с выбором и уже собралась его озвучить, когда поняла, что она здесь совершенно одна. Ни посетителя, жадно поедающего свою порцию, ни продавца за прилавком, даже само кафе стало каким-то странным. Вместо прилавка стоял ресепшен, точно такой же, как в клинике Веры Павловны, меню осталось, но вместо котлет, гречки и тефтелей в нем были написаны виды услуг:
Аборт – 6000 руб.
Роды в срок – 12000 руб.
Искусственные роды – 15000 руб.
Роды с умерщвлением младенца – 20000 руб.
Изгнание ангъяка – 25000 руб.
Аня попятилась. Удар в бубен заставил девушку подпрыгнуть. Она посмотрела в сторону, откуда исходил звук. Ванечка вышел из комнаты за ресепшн-стойкой. Он держал в руке бубен и бил по нему колотушкой. Аня поняла – шаман ее обманул: ангъяк никуда не ушел, и, похоже, Коравье узнал об этом первым. Она не была уверена, но ей показалось, что кожа, натянутая на обечайку бубна, когда-то была лицом горе-шамана.
С каждым ударом бубна Анна вздрагивала и делала шаг назад. Удар. Шаг. Удар. Шаг. Аня отходила, пока во что-то не уперлась. Ангъяк приближался; растянутое лицо Коравье вибрировало. Аня повернулась. За спиной стояло гинекологическое кресло. Вдруг какая-то неимоверная сила подняла девушку и швырнула на него. Ноги Анны самопроизвольно раскинулись и легли на опоры. Она попыталась встать, но тело не слушалось ее; ободы на опорах сомкнулись на лодыжках и развели ноги еще шире. Мертвое дитя подошло совсем близко, но Анна видела его. Ванечка перестал бить в бубен, улыбнулся и развернул атрибут шамана к девушке лицевой стороной.
– Духи тундры призывают тебя… – произнес бубен голосом Коравье.
Аня видела, как шевелится растянутый рот.
– Тужься! Тужься, тварь! – Голос искаженный, но все-таки Аня его узнала. Он принадлежал Вере Павловне Быковой.
Ванечка засмеялся. И практически сразу же Аню скрутила жуткая боль. Ребра, внутренности, низ живота – все будто выворачивало наизнанку. Ей было больно. Очень больно!
– Мне больно! Мамочка, как больно! – закричала Миронова.
– Трахаться тебе не больно было, шлюха?! – загудел бубен.
Чьему голосу он подражал, Ане было все равно. Девушка почувствовала ужасную боль в промежности, будто туда засунули раскаленную кочергу. Кричать не было сил, поэтому Аня застонала. Боль стала нестерпимой. Миронова посмотрела помутневшим взглядом себе между ног. Там на табуретке стоял ангъяк. Его руки по плечи были в ней. Мертвец заверещал и засунул голову вслед за руками. Аня вскрикнула и тут же замолчала. Ванечка рвал внутренности матери и лез вперед. Аня уже ничего не чувствовала. Весь мир вокруг помутнел.
Монстр может успокоиться только после того, как истребит всех виновных в своей смерти. Я – последняя.
– Я – последняя!.. – протяжный крик утонул в городском шуме.