Глава 1

«Мутится разум, мешаются мысли».

(Шумеро-аккадский эпос)

Доктор Закревская проснулась под утро и больше не смогла заснуть. Захотелось пить. Она привстала, посмотрела на часы.

– Только пять утра…

За окном стояла непроглядная тьма. Зимняя Москва, покрытая блестящим снежным ковром, досматривала свои сны.

Ангелина Львовна вздохнула и повернулась на другой бок. Впрочем, это не помогло. Она попробовала воспользоваться теми советами, которые давала своим пациентам, страдающим от бессонницы. Увы! Рекомендации всегда легче расточать, нежели применять самому. Убедившись в том, что сна как не было, так и нет, женщина смирилась. Что ж, зато она сможет использовать эти утренние часы по-другому. Например, спокойно подумает о сегодняшнем дне, о клиентах, которые придут к ней на прием, об их проблемах.

Особенно ее волновал Ревин, бывший спортсмен, а ныне влиятельный деловой человек, по стечению обстоятельств оказавшийся мужем ее школьной подруги.

Машенька Ревина дней десять назад прибежала к Ангелине вся в слезах.

– Геля! – выдохнула она, падая в кресло. – Помоги! На тебя вся надежда!

– Как ты меня нашла? – спросила Закревская, безмерно удивленная этим неожиданным визитом.

В школе они с Машей дружили: ходили вместе в литературный кружок, списывали друг у друга домашние задания, делились сердечными тайнами. Но дальше этого дело не пошло. Отгуляв на выпускном вечере, обменявшись жаркими поцелуями и клятвенными заверениями не терять друг друга из виду, подруги разошлись, как казалось, навсегда. Машенька поступила на филфак университета, а Геля в медицинский. Она с детства мечтала стать врачом. Новые интересы, веселая студенческая жизнь закружили, подхватили и понесли школьных подружек в разные стороны. Дальше – боль – ше. Маша вышла замуж, забросила диплом и превратилась в супругу состоятельного бизнесмена Даниила Ревина. Ангелина же увлеклась психиатрией, проводила дни и ночи в библиотеках, защитила кандидатскую, писала статьи. Наука поглотила ее целиком, так что времени на личную жизнь почти не оставалось.

– Как ты меня все-таки нашла? – повторила она свой вопрос, с любопытством разглядывая Машеньку, которая умудрилась внешне практически не измениться.

Кроме, разумеется, одежды. Одета госпожа Ревина была вызывающе роскошно и супермодно: короткая шубка из белой норки, высокие сапоги в обтяжку, крохотный бархатный беретик на пышно взбитых волосах.

– Мне Сашка Шабунин твой телефон дал, – ответила она, стаскивая с головы беретик и усаживаясь поудобнее. – Помнишь его?

– Смутно… – Ангелина Львовна вздохнула. Школьные годы казались такими далекими, нереальными. – А ты все такая же худющая! Дети есть?

– Еще чего! – фыркнула Машенька. – С моим Ревиным только детей наплодить не хватало! И так живу, как на вулкане. У меня в спальне, в шкафу, знаешь, что лежит? Винчестер! Большущая такая винтовка. Без него не засыпаю. Открою шкаф, посмотрю, потрогаю… тогда только ложусь.

– Да… Нервная у тебя жизнь. Вредная для здоровья.

– Ты даже не представляешь, какая вредная! – охотно подтвердила Ревина. – Я и курить начала, и… выпиваю по чуть-чуть. А что делать? Надо как-то стресс снимать.

– Ну, ясно. Ты ко мне пришла не просто так, – усмехнулась Закревская. – Ко мне теперь никто просто так не приходит. Обязательно по делу, и притом по личному.

– Геля-а-а! – захныкала Машенька. – Понимаю, что я скотина. Столько не звонила, не показывалась…

– Да ладно, я тоже хороша. Закопалась в своих книжках, так что белого света не вижу. Выкладывай, что там у тебя. Депрессия? Суицидальный[1] синдром? А может, наркотиками балуешься?

Машенька смешно выпучила свои круглые, густо накрашенные глазки.

– Ты что, Геля? Меня же бабуля воспитывала. Какие наркотики! Ты не поверишь, но я даже курю тайком… И вообще, проблемы не у меня, а у Ревина. Я из-за него пришла. Мне совершенно не с кем посоветоваться.

– А что случилось?

Доктор Закревская дома не принимала. Это было ее незыблемым правилом, которое она не собиралась нарушать даже для школьной подруги. Но поскольку в данном случае сам пациент отсутствует, придется выслушать его супругу.

– Только я тебя прошу, никому ни слова! – взмолилась Машенька, прижимая руки к груди и сдерживая готовый вот-вот хлынуть поток слез.

– Разумеется, никому. Не волнуйся. Так что с твоим благоверным?

– Если бы я знала! Потому-то я к тебе и обращаюсь, – перешла на возбужденный шепот Ревина. – Ты же не сочтешь меня ненормальной? Знаешь, как врачи думают? Мол, у этих богатых от шальных денег крыша едет… вот они и бесятся. Никто же всерьез ни в чем разбираться не будет! Выпишут убойные таблетки, от которых люди дураками становятся, и все. Какой нынче с медицины спрос?

В ее словах была доля истины. Закревская возражать не стала, только нетерпеливо повела плечами.

– Говори толком, – строго велела она. – И по порядку.

Машенька растерянно оглянулась, как бы ища поддержки у невидимых слушателей, и принялась объяснять.

– С Ревиным творится что-то непонятное. Он… словом, год назад на него нашло! Был мужик, как мужик и вдруг…

– Ты можешь выражаться конкретнее? Так я ничего не пойму.

– Я сама не понимаю, что с ним происходит! Ну… вот, например, он перестал спать по ночам.

– Как? Совсем?

– Не совсем, конечно, а иногда. Встанет посреди ночи и ходит, ходит… Я его спрашиваю: «Чего ты ходишь?» А он смотрит и молчит. Как будто первый раз меня видит. Ей-богу! Просто жуть берет!

– Ты не преувеличиваешь? Бессонница у бизнесменов не такая уж редкость. Может, у него какие-нибудь неприятности?

Машенька поморгала глазами, поерзала.

– Ревин не первый год бизнесом занимается, – наконец сказала она. – В нашей жизни всякого хватало. Бывало, конечно, что он напьется или загуляет на неделю. Сауна, девочки и прочее. И ночь не спит, если какое-то срочное дело. Но в последнее время он… какой-то очень странный.

– Можешь назвать хоть один конкретный факт?

– Ну вот, например: смотрим мы с ним телевизор вечером, вдруг он как сорвется с дивана, как забегает по комнате и… бормочет что-то. Ты бы видела его глаза! Безумные…

– А что за передача была? Машенька задумалась.

– Фильм какой-то, точно не помню… Про альпинистов, кажется.

Ангелина Львовна помолчала. На кухне закипел чайник, и от его свиста гостья вздрогнула.

– Видишь? Я уже сама от каждого звука шарахаюсь, – сказала она. – Я его боюсь!

– Кого?

– Ревина. Представляешь? Боюсь собственного мужа.

– Погоди, – остановила ее Ангелина Львовна. – Постарайся объяснить, чем вызван твой страх. Муж кричит на тебя? Бьет?

– Нет… что ты! Он меня за всю жизнь пальцем не тронул. Орет, бывало, если чем недоволен, и то редко. Ревин вообще не злой, просто вспыльчивый. Накричит, а потом извиняется.

– И часто у него случаются приступы агрессии?

– Да какой агрессии? – вздохнула Машенька. – Ну, взорвется мужик иногда. С кем не бывает? Ты попробуй бизнес вести, сразу поймешь, отчего у людей нервы сдают.

– Он тебе угрожал? Что он обычно говорит во время скандалов?

– Ну… вопит, как ему все надоело… меня ругает. Ты, говорит, Машка, корова безрогая, никакого толку от тебя нет. Слоняешься целыми днями по квартире да конфеты жуешь. Хоть бы занялась чем-нибудь! Дите бы родила, что ли…

– Может, он прав? Ты не работаешь, средства позволяют, почему бы…

– Вот еще! – перебила ее подруга. – Не приспособлена я для этой роли. Терпеть не могу пеленки-распашонки! Какая из меня мать? Я с детства решила: рожать не буду. И Ревина предупредила перед свадьбой, так что он был в курсе. Да он ругается несерьезно, так… болтает все подряд. Несет чепуху…

– Чего ж ты его боишься?

– Ой, Геля… у него такие глаза иногда становятся! Аж мороз по коже… Не взгляд, а… – она запнулась, подбирая подходящее слово, – …лeдяной холод! Прямо кровь стынет. И ведь раньше ничего подобного не было.

– Сколько вы женаты?

– Семь лет… – всхлипнула Ревина. – Все годы жили душа в душу… Ну, ругались, конечно. А кто не ругается? Зато Данила умел мириться. Цветы дарил, драгоценности… на колени даже вставал. Хоть и шутя, а все же приятно. У нас серьезная размолвка только одна случилась, когда он меня к охраннику приревновал. Да и то это давно было, в первый год. Потом мы притерпелись, притерлись друг к другу.

Ангелина Львовна задумалась. Бессонницу и «странные взгляды» нельзя назвать опасными симптомами, даже с натяжкой. Но Машенька слишком расстроена. А она не из тех, кто хнычет по пустякам. В школе беззаботный характер подруги вызывал у Гели белую зависть. Она сама мечтала научиться воспринимать жизнь как нескончаемое забавное приключение, но так и не смогла. А вот у Маши это получалось само собой. Ее не так-то легко вывести из равновесия. Значит… с Ревиным действительно происходит неладное, раз его жена то дрожит от страха, то заливается слезами.

– Маша, – серьезно сказала Закревская. – Постарайся вспомнить что-нибудь еще, более существенное. Понимаешь, плохой сон и…

– Да знаю я, знаю… – нервно перебила Машенька. – Потому к тебе и пришла. Чужому не расскажешь…

Госпожа Ревина долго шмыгала носом и судорожно комкала в руках белоснежный беретик.

– Однажды Данила разбудил меня посреди ночи, – едва слышно начала она. – Он кричал: «Где твое золото? Где золото?» Я думала, ему приснился кошмар. «Какое золото? – спрашиваю, – спи!» Но он вскочил, вне себя от возбуждения, бросился к секретеру, вытащил мою шкатулку, высыпал из нее все на стол и уставился, как безумный. Я встала, подошла… смотрю на него и не узнаю: руки дрожат, перебирают мои побрякушки, лицо бледное… На самом деле Ревин совершенно не жадный, а к золоту и вовсе равнодушный. Он считает украшения «бабскими штучками». Никаких цепей на шее, булавок, запонок, никаких перстней никогда не носит. Только обручальное кольцо, и то по моему настоянию.

– И что потом?

– Так и сидел до утра над золотом… будто помешанный. Я легла спать, а он не пришел…

Машенька снова заплакала, теперь уже беззвучно. Слезы обильно катились по ее нарумяненным щекам, промывая светлые дорожки.

– Это все?

Госпожа Ревина удрученно кивнула.

– Он просто сам не свой! А с этим золотом… просто ужас какой-то…

– Что требуется от меня? – осведомилась Ангелина Львовна. – Я не могу поставить диагноз с твоих слов. Да ты и не за тем пришла.

– Побеседуй с Данилой! – взмолилась Машенька. – Ты же профессионал. Выясни, что его беспокоит. Отчего он стал таким?

– Ладно. Пусть приходит. Он согласится?

– Я его уговорю. Придумаю что-нибудь…

– Он сам замечает перемены в своем состоянии?

– Думаю, да… – прошептала Машенька. – Когда становится прежним Ревиным, с которым я восемь лет назад познакомилась на катке. Очнется и испытывает неловкость за свои выходки. Но это бывает все реже и реже. Геля, как быть?!

* * *

Семья Мельниковых переживала трудные времена.

Владимир и Лариса поженились, будучи оба студентами педуниверситета. В Москву они приехали из провинции, жили впроголодь в общежитии, подрабатывали, чем могли. Иногда родители присылали посылки из Ярославской области – сало, домашнюю тушенку. Этого хватало не надолго, и снова начинались голодные дни. Потом жизнь немного наладилась. Володя перевелся на заочное, нашел хорошую работу. Сразу после защиты диплома у Ларисы родился ребенок. Девочку назвали Катей.

Мельниковы смогли снимать крошечную квартирку на Бауманской. Лариса вынуждена была сидеть дома, нянчить Катю. О своем жилье мечтать не приходилось. Так и кочевали с квартиры на квартиру. Когда Катюшка подросла и пошла в садик, Лариса устроилась в ближайшую школу преподавать биологию.

Мельников о работе по специальности и не помышлял, понимая, что на учительскую зарплату семью не прокормишь. Работал на стройках, благо в Подмосковье таковых хватало. Частные коттеджи росли, как грибы. Платили строителям неплохо, и Мельниковы жили более-менее обеспеченно. Во всяком случае, на еду и одежду хватало, даже мебелью обзавелись.

И вдруг случилось непредвиденное. О технике безопасности на частных стройках никто не забо – тился, вот и произошел тот самый «несчастный случай», о котором старались не думать. Мельников полез на лестницу, та съехала, сорвалась и упала. Он сломал руку в локтевом суставе, со всеми вытекающими последствиями: больница, гипс и длительная нетрудоспособность. Оплачивать лечение заказчик не собирался, а за время, проведенное Владимиром на больничной койке, небольшой запас денег, отложенных Мельниковыми, иссяк. Вдобавок ко всем неприятностям рука срослась плохо, не сгибалась, не действовала и продолжала болеть. О возвращении на стройку не могло быть и речи.

Некоторое время семья, едва сводя концы с концами, жила на зарплату Ларисы. Долг за квартиру достиг солидной суммы, и хозяйка предупредила о выселении.

– Что нам теперь делать, по-твоему? – спросил Мельников расстроенную жену. – Возвращаться в поселок, к родителям?

Лариса покачала головой. Уезжать из столицы не хотелось. Здесь хоть какие-то перспективы. В глубинке совсем зачахнешь.

– Нужно тебе искать другую работу, – сказала она. – Может, подвернется что-то подходящее?

– С такой рукой? – Владимир поднял изуродованную руку и с ненавистью плюнул. – Вот же угораздило! Мы с тобой, Лорка, как проклятые, – бьемся, бьемся, и все напрасно. Куда я теперь пойду? Сторожем, и то не возьмут.

– Сторожем возьмут. – Лариса печально вздохнула. – Только нас это не спасет.

Она уже неделю таскала домой кипы газет, предлагающих трудоустройство, но ничего пока не выбрала.

– Ладно, давай ужинать…

– Одну кашу? – возмутился муж.

– Это даже полезно. Каша очищает организм.

– Хорошо, что мы Катьку отправили к моей маме, – обреченно произнес Мельников. – Ребенку нужно полноценное питание. Пусть поживет на свежем воздухе, настоящего молока попьет!

Спать легли рано. Телевизор, – купленную еще до болезни Владимира плазму, – заложили в ломбард. Лариса долго ворочалась с боку на бок, гнала от себя неприятные мысли. Но они, как назло, лезли и лезли – одна хуже другой. Наконец, она не выдержала, встала и прошлепала босыми ногами на кухню. На подоконнике лежала новая газета «Работа для вас». Лариса принялась читать объявление за объявлением, пока не наткнулась на предложение: киностудии «Дебют» нужен помощник администратора. Размер заработной платы почти вдвое больше, чем она получала в школе. Маленькая приписка в конце – «Звонить круглосуточно» – говорила о том, что киностудия остро нуждается в кадрах.

– Наверное, очередная надуваловка, – пробормотала Лариса и взглянула на часы. Было не так поздно, без четверти одиннадцать. – Позвонить, что ли?

Она набрала указанный номер и стояла, переминаясь с ноги на ногу на холодном полу, слушая гудки. Наконец, приятный мужской басок ответил: «Вас слушают».

– Это киностудия? Я… по поводу работы.

– Хорошо. Нам нужны надежные люди.

– А что нужно делать?

– Приходите в офис, и мы все обсудим.

– Когда? – заволновалась Лариса. – Прямо сейчас?

Басок едва слышно хмыкнул.

– Можно и сейчас.

– Но… уже темно. Я боюсь ездить по ночам.

– Тогда утром.

– Утром я буду в школе, я преподаю биологию…

Мужчина положил трубку. Лариса на миг растерялась, потом снова набрала номер.

– Алло… – равнодушно ответил тот же голос.

– Нас прервали? Я только хотела сказать, что…

– Вы не очень заинтересованы, – перебил ее басок. – Нам нужны добросовестные сотрудники.

– Я добросовестная! – обиженно протянула Лариса.

– Когда вы сможете прийти на собеседование?

– Я… могу завтра… после уроков, часов в двенадцать.

Мужчина молчал. В этом молчании сквозило недовольство.

– Алло, вы меня слышите? – спросила Лариса, испугавшись, что он снова положит трубку.

– Слышу…

– Где находится ваш офис? Куда ехать?

– Метро «Авиамоторная», – ответил голос.

– А подробнее?

Мужчина объяснил ей, как найти киностудию.

– Вы все поняли? – уточнил он.

– Да.

– Тогда до завтра.

– Погодите! А… в газете правильно указана сумма заработной платы?

– Правильно.

Лариса с облегчением вздохнула.

– А возраст? – спросила она. – Возраст имеет значение?

– Если вам не больше шестидесяти, то нет.

«Слава богу, это не ночной клуб и не стриптиз! – подумала Лариса. – И не массажный салон. Там нужны только молодые».

– Мне тридцать, – сказала она.

– Прекрасно. Завтра в двенадцать я вас жду.

В трубке раздались гудки. Лариса долго сидела, уставившись на телефон. Она чувствовала неприятное оцепенение внутри.

«Это все мое самолюбие, – сказала она себе. – У меня высшее образование, а я устраиваюсь неизвестно кем на киностудию и страшно счастлива. А! Плевать, в конце концов! Расплатимся с долгами, а там видно будет».

На пороге кухни появился Мельников.

– Ты чего не спишь? – спросил он, зевая. – Тоже есть хочется?

– Мы же ужинали.

– Как это китайцы рисом наедаются? – вздохнул он. – А лошади овсом? У меня в желудке так же пусто, как в кошельке. Проклятая жизнь!

– Прекрати! – разозлилась Лариса. – Иди спать.

– Не могу. Есть хочу…

Она встала, налила воды в чайник, поставила на плиту.

– Я, кажется, работу нашла.

– Да ну? – удивился Мельников, сонно потирая глаза. – Рекламу разбрасывать по почтовым ящикам? Или сетевой маркетинг?

– Нет… Девочкой по вызову.

– Ты что, рехнулась?

– Не знаю, – вздохнула Лариса. – Может, и так…

Чай пили молча. Разговаривать не хотелось.

– Так что за работа? – все-таки спросил Владимир.

– Киностудия «Дебют» приглашает меня на главную роль в фильме «Москва слезам не верит – 2».

– Шутишь…

– Вот и нет!

– Так этот фильм же давно снят.

– То был первый. Теперь продолжение будет. Сериал!

Мельников хлопал глазами, не понимая, о чем она говорит. На голодный желудок он всегда плохо соображал.

– Ты че? Серьезно?

– О Боже! Разумеется, нет. Им нужен помощник администратора.

– А как же школа? – удивился Мельников.

– Нам надо отдать долг за квартиру, – сказала Лариса. – Киностудия, оказывается, готова хорошо платить.

– Ага… – Мельников пытался осмыслить услышанное. – А как же твоя биология?

– Боюсь, биологию придется бросить…

Загрузка...