Мир, который казался мне таким понятным и стабильным, вдруг рухнул. Все краски исчезли, все, что когда-то казалось важным и значимым, теперь было бесполезным и пустым. Я больше не видела перед собой будущего, не видела никакого смысла. Меня охватил страх и отчаяние, такое глубокое, что я едва могла дышать. Мир потерял все краски, все смыслы. Осталась только пустота и невыносимая боль.
А на следующий день бабушка отправила меня к своей сестре. Я не могла поверить, что моя жизнь в один день может так измениться. Моя любовь умерла, моя семья – отказалась от меня, и последняя из членов семьи – моя бабушка. Сперва родители, теперь и она.
Куда я еду? Зачем? Кому я там нужна?
Питер встретил меня холодным ветром и серыми облаками, словно отражая мое внутреннее состояние. Все, что происходило вокруг, казалось нереальным, как будто я смотрела на мир через мутное стекло. Я стояла на перроне, держась за чемодан, и пыталась собраться с мыслями. Внутри меня царила пустота, только одинокие мысли о том, что я теперь никому не нужна, крутились в голове.
Пассажиры вокруг спешили, кто-то встречал родных, обнимался и смеялся. Но я чувствовала себя чужой среди них, будто оказалась здесь случайно, по ошибке. Я не знала, чего ожидать от встречи с сестрой бабушки, о которой слышала только сквозь фразы и редкие упоминания. Ее всегда описывали как строгую, серьезную женщину, которая всю свою жизнь посвятила работе. Она никогда не приезжала к нам, и бабушка редко рассказывала о ней. Все, что я знала, – это то, что она была для меня последним шансом на дом, или как казалось бабушке – на исправление.
Когда поезд тронулся с места и уехал прочь, я осталась одна, среди незнакомцев, в чужом городе. Но вот я увидела ее. Женщина лет шестидесяти пяти стояла с другой стороны платформы, мрачно оглядывая прибывших. Ее взгляд сразу привлекал внимание – холодный, пронзительный, лишенный всякой теплоты. Я сразу поняла, что это и есть сестра бабушки. Она была одета в строгое пальто, на голове – короткая стрижка, которая придавала ей еще более суровый вид. Ее лицо было выражением вселенской злости и недовольства.
Когда наши взгляды встретились, я ощутила, как по спине пробежал холодок. Я инстинктивно сжала ручку чемодана, стараясь выглядеть спокойной, но внутри меня все сжалось. Я вдруг поняла, что жизнь, которая и так уже рухнула, теперь готова превратиться в настоящий ад.
– Ну что, приехала? – произнесла она, сдержанно кивнув в мою сторону, как будто я была одним из тех многочисленных студентов, которых она, наверное, когда-то воспитывала в своей преподавательской карьере.
Ее голос был таким же холодным, как и взгляд. Никакого тепла, никакого приветствия, только сухость и жесткость. Мне вдруг захотелось развернуться и убежать обратно, но куда? У меня не было дома, не было куда возвращаться. Все, что мне оставалось, – это смириться с тем, что теперь моя жизнь принадлежит этой женщине, с ее строгим взглядом и железной волей.
– Привет, – выдавила я, стараясь не выдать свое волнение. – Спасибо, что согласились принять меня…
– Не надо словесных благодарностей, – перебила она, поднимая брови. – Делом покажешь, на что способна. Время болтать у нас нет, пошли, мне еще на работу успеть надо.
Ее слова прозвучали как приговор. Я поняла, что это был не просто новый дом, а настоящий лагерь, где мне предстоит отрабатывать каждый кусок хлеба, как когда-то говорила бабушка. Я последовала за ней, чувствуя себя осужденной, которая шагает в неизвестность.
Мы шли через вокзал, и я все больше ощущала, что попала в ловушку. Ее шаги были быстрыми и уверенными, она даже не оглянулась на меня ни разу. Мое сердце сжималось от тревоги. Я не могла поверить, что моя жизнь могла так резко измениться. Вчера я еще была у Виталика, думала, что все наладится, а теперь меня ждала неизвестность в этом мрачном городе, с этой жестокой женщиной.
На улице Питер встретил нас серыми зданиями, моросящим дождем и ветром, который пронизывал до костей. Мы подошли к старому, обветшалому дому, в который она ввела меня, не сказав ни слова. Внутри пахло сыростью и пылью, лестница скрипела под нашими ногами.
– Живешь теперь здесь, – наконец сказала она, открывая дверь своей квартиры. – Правила просты: порядок, дисциплина и никаких поблажек. У меня свой распорядок, так что придется под него подстраиваться. Надеюсь, с этим проблем не будет?
– Нет, – ответила я, хотя внутри все восставало против этого. Но у меня не было выбора.
– Хорошо. – Она кивнула, указывая на маленькую комнату с узкой кроватью и старым шкафом. – Это твое. В семь утра подъем, завтракаем в восемь, потом убираешься и делаешь то, что скажу. Поняла?
Я кивнула снова, чувствуя, как внутри поднимается волна отчаяния. Я понимала, что попала в ад, из которого нет выхода. Мое будущее казалось мрачным и бесперспективным. В этот момент я осознала, что больше ничего не будет так, как раньше. Моя жизнь потеряла все, что было в ней светлого и радостного. Оставалось только подчиниться, принять этот новый мир и попытаться выжить.
Но я даже подумать не могла, насколько этот ад будет невыносим. Сестра бабушки оказалась не самым страшным демоном в этой квартире. Настоящим кошмаром стал ее муж. Борис Борисович. Я впервые увидела его в тот же день, когда приехала. Взгляд, которым он меня окинул, заставил меня почувствовать себя так, будто я не человек, а просто объект, вещь, которую можно использовать.
Ему было около семидесяти, с жирным, блестящим лицом и водянистыми глазами, которые казались всегда прищуренными. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я чувствовала, как внутри поднимается холодная волна страха и отвращения. С самого начала его присутствие заставляло меня нервничать, но тогда я еще не знала, насколько все будет плохо.
Первое время он просто молча наблюдал за мной. Его жена, строгая и безжалостная, не давала мне передохнуть ни на минуту, каждый день был заполнен работой по дому и строгими указаниями, которые нельзя было не выполнять. Но как только она уходила по делам или оставляла нас наедине, начинался настоящий ад.
– Ну что, милая, как тебе у нас? – спрашивал он, когда мы оставались одни, и в его голосе сквозила едва заметная насмешка.
– Нормально, – отвечала я, стараясь не смотреть ему в глаза.
– Нормально? – переспросил он с усмешкой, подходя ближе. – А я вижу, что тебе тут еще надо привыкнуть. Но ничего, привыкнешь.
Эти слова звучали как угроза, и я чувствовала, как напряжение нарастает с каждым его шагом. Он всегда подходил ко мне слишком близко, заставляя чувствовать его тяжелое дыхание на своей коже. И каждый раз его руки, будто случайно, оказывались рядом – то на моих волосах, то на плече, то на руке.
– Какие у тебя волосы мягкие, – говорил он, проходя пальцами по моей голове, и я с трудом сдерживала желание отпрянуть. – Красивые, длинные… настоящие.
Я всячески старалась избегать его прикосновений, делала шаг назад, но это лишь вызывало у него злорадную усмешку.
– Ну-ну, чего ты такая пугливая? – спрашивал он, будто бы невзначай касаясь моей руки. – Мы же тут семья, все свои. Не бойся.
Эти слова заставляли меня сжиматься внутри. Я не знала, как реагировать на его поведение, и чувствовала себя загнанной в угол. Когда его жена была рядом, он никогда не позволял себе ничего подобного, но как только она исчезала из виду, начинались эти мерзкие попытки приблизиться ко мне, сказать что-то двусмысленное или коснуться.
Я боялась рассказать о его поведении, не знала, как она отреагирует. А вдруг она не поверит мне? Вдруг решит, что я сама что-то не так поняла? Я чувствовала, как медленно, но верно погружаюсь в этот ужасный кошмар, не зная, как выбраться. Виталик, мои прежние мечты, казались теперь такими далекими и нереальными. Здесь, в этой квартире, я оказалась лицом к лицу с настоящим злом, от которого не было спасения.
С каждым днем этот страх только нарастал. Каждый раз, когда он оставался со мной наедине, я чувствовала, как дрожу от страха и отвращения. Он больше не стеснялся своих намерений, подходил ближе, говорил все более пошлые комплименты. Он любил подшучивать, делая вид, что это просто невинные шутки, но его глаза говорили об обратном.
– У тебя такие тонкие ручки, – говорил он, ухмыляясь, и брал меня за руку, крепко сжимая. – Как же они справляются с такой тяжелой работой?
Я пыталась отдернуть руку, но он держал ее, пока не хотел отпустить. Эти моменты становились для меня настоящими пытками, я не знала, что делать, как себя вести. Его прикосновения вызывали у меня омерзение, но я была заперта в этом доме, и не могла убежать.