Явпилась глазами в экран моего домашнего кинотеатра, наблюдая за захватывающими кадрами нового французского фильма «Видок» с Жераром Депардье в главной роли. Фильм в самом деле впечатлял, тем более что – в отличие от аналогичных забойных блокбастеров американского производства – все было снято на редкость правдоподобно и достоверно, вплоть до широких желтозубых улыбок. Ибо в девятнадцатом веке такая бытовая мелочь, как отбеливающая зубная паста, еще не была изобретена.
Тетушка вошла в комнату так же бесшумно, как если бы она была кошкой. Кстати, о семействе кошачьих. Не далее как позавчера она ввела в нашу доселе тихую квартиру непонятное существо, представлявшее собой нечто среднее между клубком пряжи на ножках и непомерно разросшимся хомячком. Существо было задекларировано как котик. Этим котиком тетушка утоляла жажду общения с братьями нашими меньшими и реализовывала клондайки нежности, накопившиеся у нее с давних времен. Котика звали то ли Тема, то ли Тима, и он обладал удивительной способностью все сшибать и демонтировать. Это касалось и громоздких вещей типа гладильной доски вместе с утюгом на ней, которые котик Тима-Тема не мог сдвинуть, казалось бы, по определению.
По внедрении в дом живой твари тетушка стала притихшей и умиротворенной. Передвигалась по квартире совершенно бесшумно, с Темой-Тимой на руках. Хотя по отдельности они представляли собой удивительно шумные единицы, что тетушка со своими рассуждениями о настоятельной необходимости моего скорейшего замужества, что котик, существо невероятного аппетита и невероятных же моторных качеств. Но в полном соответствии с законами арифметики минус на минус дает плюс: два шумных существа, объединившись, дали в результате совершенную тишину.
– А, фильм смотришь? – спросила тетя Мила. – Что за фильм-то? С Депардье? Это где он играет метрдотеля у какого-то принца…
– Нет, – ответила я, – это другой. Тут он играет начальника полиции Парижа Франсуа Видока.
– Ага, – кивнула тетушка, – вспомнила. Это где убийца – журналист?
До меня сразу не дошло, что она, собственно, сказала. А когда дошло, то я, невольно выругавшись, выключила фильм и повернулась к любезной родственнице со словами:
– Ну, спасибо, тетушка, просветила. Это как в анекдоте, да? «Хорошая книга, никогда не угадаешь, кто во всем виноват. Почитай обязательно, не пожалеешь. Я только на предпоследней странице догадался, что убийца – парикмахер». Большое тебе спасибо!
– А что такого? – выговорила тетя Мила. Потом несколько смутилась и, погладив Тиму-Тему, добавила: – Просто я уже видела этот фильм.
– Да я поняла…
– Ты, Женя, не расстраивайся, – отозвалась она. – Ничего страшного, честное слово – ничего страшного. Между прочим, этот Видок стал прототипом для бальзаковского Вотрена.
– Очень за него рада, – буркнула я.
– За Вотрена?
– И за Бальзака тоже. Ну, тетушка, благодаря твоим стараниям я теперь свободна, у меня появился лишний час. Надо посвятить его себе, любимой.
– Да, конечно, конечно, – отозвалась она. – Ты, Женя, вообще странный человек: то развиваешь бурную деятельность и не спишь по нескольку ночей кряду, то, знаешь ли, лежишь на боку и совершенно ничего не делаешь. Даже я вот меньше похожу на старуху, чем ты в такие моменты.
– Опять пошла агитация в пользу физкультуры и спорта… – вяло отозвалась я. – «Главный академик Иоффе доказал, что чай и коф-фе вам заменят спорт и проф-фи…»
– «…лактика», – договорила тетя. – Кстати, Женя, как тебе этот котик? Он у нас уже два дня живет, а ты до сих пор не сказала, что о нем думаешь.
– Да я о нем не думаю, – отмахнулась я. – Я вообще животных не люблю. Котов там всяких, псов… крокодилов-бегемотов.
– Ну, еще бы ты сказала что-нибудь другое… – разочарованно сказала она.
Я встала, извлекла DVD-диск с «Видоком» и со вздохом уложила его в коробочку. Котик мяукнул, вырываясь из рук тети Милы, и вскарабкался на портьеру. Сделал он это с врожденным мастерством профессионального верхолаза.
– Ох, не люблю я эту живность… – уныло повторила я.
И в ту же самую секунду раздался телефонный звонок.
Тетушка взяла трубку и произнесла почему-то басом, хотя у нее всегда был вполне нормальный женский голос:
– Алло! Да. Добрый вечер. Евгению Максимовну? Одну минуту. Тебя, Евгения Максимовна, – протянула она мне трубку.
– Слушаю, – сказала я.
– Здравствуйте, Евгения Максимовна, – зазвучал в трубке весьма тонкий, даже чуть писклявый, но, несомненно, мужской голос. Такими голосами, говорят, обладали евнухи в сералях.
– Добрый день, – сказала я, и в ту же секунду чудесный котенок Тима-Тема прыгнул с портьеры прямо мне на плечи. Я аж присела. – С кем имею честь?
– Меня… гм… зовут Федор Николаевич, – представился звонивший. – Федор Николаевич Нуньес-Гарсиа.
– Простите?
– Нуньес-Гарсиа, – терпеливо повторил Федор Николаевич. – Вы, может быть, слышали обо мне или… Словом, я директор тарасовского цирка. А моя фамилия, как вы сами понимаете, испанского происхождения. Моя мать – испанка, которую привезли из Мадрида в конце тридцатых, когда там шла гражданская война. Ну, как мать знаменитого хоккеиста Харламова. Правда, по паспорту я – Лаптев, но я предпочитаю именоваться Нуньес-Гарсией, потому что я не только администратор, но еще и выступаю в качестве дрессировщика. Точнее, выступал до недавнего момента. Хищные звери – это мой конек, – сообщил мой собеседник, невольно скаламбурив.
– Прекрасно, – пробормотала я. – Но видите ли, уважаемый Федор Николаевич, я не поняла сути. Что вы от меня хотите?
– А, это да, это – да. Евгения Максимовна, нам нужно встретиться. Мне рекомендовали вас как прекрасного специалиста в своей области, и я хотел бы сотрудничать именно с вами.
– Ну хорошо, – кивнула я. – Давайте встретимся. Где вам удобнее?
– Мне удобнее в своем кабинете, – отозвался он. – Дело в том, Евгения Максимовна, что в настоящее время я предпочитаю не высовываться никуда, да и… Словом, и не телефонный это разговор.
– Значит, в вашем кабинете? – переспросила я.
– Да, у меня, на улице Слонова. Правда, замысловато: цирк на улице Слонова? Кстати, скоро я привезу в город замечательную программу со слонами. Индийскими. Если, конечно, доживу до нее. – Далее послышался трубный звук, какой издает полузасоренная раковина, всасывающая воду, а за ним прозвучало пояснение: – Это у меня насморк, извините.
Ссылка на насморк, данная в тесном соседстве с пессимистической фразой «если доживу…», меня впечатлила. Я отозвалась:
– Хорошо, Федор Николаевич. Мне приехать прямо сейчас?
– Желательно, – промолвил он. – Адрес: Слонова, 81, городской цирк…
– Благодарю вас, я знаю, где находится цирк. Недавно там была на концерте Нильды Фернандеса и Бориса Моисеева. Вы лучше объясните, как мне найти ваш кабинет.
– О, это очень просто, – сказал Федор Николаевич. – Решительно просто. Я предупрежу охранника на входе, и он вас проведет. Потому что в цирке все так запутано, что даже я порой не могу разыскать собственный кабинет. Я же всего второй год директором, а рассеянность у меня еще та… Сосредоточиться могу только со зверями. Зверь же не станет медлить: пасть разинет да и откусит что-нибудь, стоит только зазеваться.
– Понятно, – сказала я, – откусит. Но мне не хотелось бы, чтобы мне что-нибудь откусили.
– Словом, вы приедете?
– Да, – ответила я и положила трубку.
– Ну что? – сказала тетушка. – Кто звонил? Я слышала, там какой-то кудахтающий и бултыхающийся голос проклюнулся. Так, наверное, заговорила бы бочка, до половины наполненная огуречным рассолом.
– М-да, дорогая тетушка, у тебя никогда не хромало образное мышление, – мрачно отозвалась я. – Между прочим, тут нарочно не придумаешь: не успела я выразить свое неудовольствие окружающей меня флорой и особенно фауной, как позвонил и попросил о встрече не кто-нибудь, а директор нашего цирка, он же – бывший дрессировщик.
– Директор цирка? – переспросила тетя Мила. – Тлисов, что ли? Он же, по-моему, не дрессировщик, а работал в эксцентрическом жанре. Клоун то есть.
– Не знаю, о каком клоуне Тлисове ты говоришь, но звонил совсем другой человек. Этакий мачо с фамилией чуть ли не Васко да Гама.
– Васко да Гама?
– Шутка. Фамилия его – Нуньес-Гарсиа. Представляешь?
– И он – директор цирка? – спросила тетушка.
– Директор.
– А куда Тлисова дели? Я точно знаю, что фамилия директора нашего цирка Тлисов. Когда я работала юристом, у нас были с ним дела. А, ну да! Тлисова же сняли – там какое-то нечистое дельце открылось. Совершенно верно. Значит, теперь вместо него директором… м-м… Гарсиа Лорка?
– Ты, тетушка, еще Гарсиа Маркеса вспомни, – улыбнулась я. – Лорка – это поэт. А нашего укротителя зверей и по совместительству директора цирка зовут Нуньес-Гарсиа. У него мать – испанка. А сам он, кажется, чудак…
Чудак с экзотической фамилией Нуньес-Гарсиа оказался высоким сухощавым человеком, чем-то напоминающим Жака Паганеля, только остригшего волосы и надевшего очки в не совсем типичной для него, то бишь для месье Паганеля, оправе. У Федора Николаевича был внушительный кадык, который во время разговора двигался вверх-вниз, и чем экспрессивнее говорил директор цирка, тем больше была амплитуда движений. Кроме того, длинное и сухое его лицо было оснащено внушительными, торчащими в стороны усами, которые не воспринимались слитно с обликом и казались накладными, хотя, бесспорно, были натуральными.
Когда я вошла, директор перебирал бумаги с такой поспешностью, словно они жгли ему пальцы. При моем появлении он дернул головой так, что очки свалились с переносицы, и проговорил:
– Я занят. Зайдите попозже. У меня, некоторым образом, посетители!
Я, откровенно говоря, юмора не поняла. Четко договаривались на определенное время, и вдруг извольте получить: занят он, посетители у него! А где они, посетители? Нет же никого, кроме меня. Собственно, я и есть «посетители». Только в единственном числе.
– Федор Николаевич… – решительно начала я. Кадык директора цирка заплясал, как ударник аппарата для вбивания свай.
– Вы ведь по поводу номера с эквилибристами? Номер зарезан, говорю вам, и попрошу обойтись безо всяких апелляций!
– В самом деле? – переспросила я. – Честно говоря, Федор Николаевич, меня не очень сильно волнует судьба номера, исключенного из программы. Мы с вами уславливались о встрече. Я Охотникова, мы говорили с вами по телефону буквально два часа тому назад.
Чудак директор откинулся в кресле назад и стал щуриться. Выражение его лица приняло откровенно комичные формы. Сам он, без сомнения, этого не замечал.
– Ах, простите, тут у меня маленькая запарка, – произнес он растерянно, а затем автоматически поднял трубку зазвонившего телефона и рявкнул со звенящими металлическими нотками в голосе: – Меня нет! Кто говорит? Говорит автоответчик! Все, на сегодня я закрыт! Вот ироды, – заговорил он, снова сменив тон, и повернулся ко мне, – нет никакого покоя. У вас, Евгения Максимовна, случаем, нет запасных ушей? А то мои отваливаются. От постоянных разговоров, звонков, требований разных дурацких…
– Перейдем все-таки к делу, – скромно напомнила я, поняв, что этот монолог может продолжаться довольно длительное время. – Я вас слушаю, Федор Николаевич.
– Да, конечно, конечно… Словом, Евгения Максимовна, я попал в совершенно непонятную ситуацию. Непонятную, по крайней мере, мне. Я… в такие ситуации еще не попадал, хотя жизнь у меня довольно богата впечатлениями. Я бывал на гастролях во многих странах мира – в Японии, Италии, Канаде, на исторической родине в Испании, наконец. Я многое пережил. Моя бывшая работа сопряжена с нервными встрясками – сами понимаете, постоянное соседство со свирепыми хищниками… Хотя лично мне звери давно уже не кажутся свирепыми. Я, в некотором роде, воспринимаю их не как существа, которые требуется укротить, а скорее как коллег по ремеслу, что ли. Я у них вроде как за главного, и все. Наподобие… дирижера у оркестрантов, что ли. Много лет работал… стаж… и вообще… Но, честно говоря, ни разу я не встречался со столь непонятными форматами дела, как то, в которое угодил я сейчас. Уф… вступление можно считать законченным.
«Да, для вступления более чем достаточно! – подумала я. – Однако этот тигриный дирижер весьма многословен, его полосатый коллега за это время не один килограмм мяса сожрать может. Причем – вполне еще живого мяса».
– Да, я вас слушаю, – как шаман заклинание, в который раз повторила я. Директор смерил меня пристальным взглядом, привстал за столом и, вытянув длинную шею, прошептал:
– Словом, Евгения Максимовна… на моих тигров кто-то охотится.
– Простите, – недоуменно произнесла я, – но мне не совсем понятно… то есть как это – охотится? Тут, кажется, не Индия и не Бангладеш, чтобы… Как это?
– Очень просто. Кто-то открыл сезон охоты на моих тигров. В самом что ни на есть буквальном смысле! То есть, конечно, не совсем буквальном, но… Понимаете, некие злоумышленники… гм… покушаются на моих тигров. А это очень дорогие существа!.. Не мне лично дорогие, хотя мне мои тигры, конечно, дороги, а вообще – по стоимости. Вам известно, Евгения Максимовна, сколько стоит один тигр? Нет? Так вот, стоимость одного тигра исчисляется даже не тысячами, а десятками тысяч долларов, понимаете? Короче, стоит он как хороший джип! – И директор уставился на меня пронзительным взглядом круглых глаз, верно, призывая к тому, чтобы я ужаснулась вместе с ним потенциальной возможности похищения тигров.
Но я не ужаснулась. Федор Николаевич, конечно, был наполовину испанцем, но менталитет у него был откровенно наш, русский: он долго запрягал, но быстро ехал – то есть сначала томил предисловиями и предысториями, а как перешел к собственно проблеме, то пустился в такой калейдоскопический опор, что я ничего и не поняла. Очевидно, уважаемый директор перескакивал с пятого на десятое, пытаясь донести до меня самые эмоциональные моменты своей проблемы. А была ли проблема?
– Вы не понимаете? – спросил он таким тоном, как будто он говорил самые обыкновенные и простые вещи, вроде что дважды два – четыре, а я никак не могла въехать.
– Простите, господин директор, но я действительно немного не понимаю, – сказала я с легким недоумением в голосе. – Наверное, ваше тревожное состояние объяснимо… но вы его пока не замотивировали. Что я должна понять? Что некто покушается на ваших тигров? Но тигр – не дитя малое и не девушка-институтка. И каким образом на них охотятся? Они же все, если мне не изменяет память, находятся в клетках и живут в тщательно охраняемых помещениях. Тем более тигр и весит прилично, такой охотничий трофей не спрячешь.
– Хорошо, – сказал директор. – Я, кажется, начал несколько… гм… чересчур экспансивно. Ну, это поправимо. Начну с самого начала.
И он стал рыться в своих бумагах с такой яростью, что я заподозрила фразочку «начну с самого начала» в самой что ни на есть печальной буквальности. Вот он вынет сейчас из стопки свидетельство о своем рождении и скажет: «Я, Федор Николаевич Нуньес-Гарсиа, урожденный Лаптев, родился, жил и вырос…»
Но нет. Бумаги, верно, служили у него неким громоотводом для чрезмерной его горячности. Потеребив бумаги, две-три из них разорвав в лапшу и разметав бумажный мусор в окрестностях мусорного ведра, Федор Николаевич заговорил более спокойно:
– Цирк наш – заведение весьма серьезное, и хоть деньги он приносит небольшие, тем не менее инвентарь и особенно животные стоят очень дорого. Были случаи, что работники цирка, конечно, не самые сознательные, списывали животных якобы по болезни или по смерти, а на самом деле продавали вполне живых и здоровых зверей какому-нибудь распальцованному Толяну или Коляну в личный зоопарк. По бросовой цене. Понимаете?
– А, к примеру, если бы какой-нибудь «новый русский» захотел приобрести у вас животное, вы могли бы продать ему? – спросила я, вспомнив, как один мой знакомый купил себе в бассейн маленького крокодила родом с Нила и забавлялся тем, что выпускал его в тот момент, когда в воде плескались его гости. И потом забавлялся, наблюдая за тем, какая воцарялась паника. Милый человек…
Федор Николаевич насупил лоб.
– Продать… гм… – произнес он. – В принципе такое возможно, конечно, просто не очень желательно. Не люблю я всяких толстосумов. Впрочем, это мои личные симпатии-антипатии. Евгения Максимовна, я работаю на посту директора год, и за все это время подобные купли-продажи не проводились. Вот так. Старый директор, Андрон Ильясович Тлисов, был снят за некие злоупотребления, быть может, при нем что-то наподобие и случалось. Но в мое директорство никаких злоупотреблений! Не было, да-с! – горделиво повторил мой собеседник, раздувая ноздри.
– Но я все-таки еще не посвящена в суть проблемы, – сказала я. – В чем дело-то? Вы наводили обо мне справки, прежде чем позвонить, вы меня пригласили, а значит, готовы потратить деньги на мои услуги, но тем не менее сути проблемы не излагаете.
– Хорошо, – сказал директор. – сейчас я перейду к сути. Понимаете, у меня пропал тигр. Как провалился сквозь землю! В общем, представляете, что значит украсть из запертой клетки хищное животное массой около пятисот килограммов? Да так, чтобы не осталось следов? Нет, вы не представляете!
– Не представляю, – машинально повторила я.
– Более того, у четырех животных обнаружены следы тяжелого отравления, – продолжил директор. – Но работник, который кормит тигров, клянется и божится, что не давал им ничего, что выходило бы за рамки их обычного рациона. Я ему верю. Это старый испытанный работник, он в цирке около сорока лет, и никогда не позволил бы себе издеваться над животными. У него – его фамилия Чернов – нет семьи, и тигры ему вместо детей.
– О пропаже тигра заявлено в милицию? – спросила я, не скрывая недоумения.
– Да, конечно! Они, кстати, у нас по соседству: мы – с одной стороны улицы, они с другой. Когда у них отопление отключали, они к нам греться прибегали.
– И что?
Федор Николаевич пожал плечами:
– Да ничего! Все, что знал, рассказал, заявление приложил, как полагается. Только они мне в лицо расхохотались. Говорят, у нас три убийства, причем все сразу и в одном месте, а вы тут со своими тиграми лезете. Назначили на расследование лейтенанта Голокопытенко. Есть у них такой индивид – они его бросают на все висяки, чтобы потом плохую раскрываемость на Голокопытенко же и списать. Вот и моего тигра на Голокопытенко повесили. Этот Голокопытенко у меня был, нас выспрашивал, сам истории разные рассказывал. Болтун такой, что не дай бог! У него на каждый случай по истории из жизни полагается. Так что на расследование, видимо, у него времени и сил не хватает, все на болтовню уходят.
– Когда пропал тигр? – едва сдерживая неуместную улыбку, проговорила я.
– Позавчера. Ночью, разумеется.
– А три убийства в одном месте – это, случайно, не на Вишневой ли улице? – спросила я. – Те, вчерашние?
– Да, по-моему, это. Там какого-то бизнесмена застрелили вроде как.
– Совершенно точно, – заметила я. – Только не какого-то, а Павла Петровича Троянова, замечательного деятеля, владельца двух зерноперерабатывающих заводов и одного водочного комбината, мецената, благотворителя и друга детей, депутата облдумы и вообще прекрасного семьянина. Правда, в прошлом прекрасный семьянин отмотал три срока общей продолжительностью семнадцать лет и в уголовном мире имел погоняло Тройной.
– Одеколон? – машинально отозвался мой собеседник.
– Не знаю, что он пил раньше, но в последнее время господин Троянов позволял себе баловаться разве что виски «Маклахлан» или же французским коньячком. Хотя в списке употреблявшихся им напитков наверняка числятся и спиртяжка, и брага, и чифирь, и даже упомянутое вами средство гигиены. А убили его, если мне не изменяет память, в тесной компании с его начальником охраны и с некой девицей, явно не отягощавшей себя нормами морали. Начальник охраны Троянова, господин Кабаргин, даже был мне смутно знаком.
– Кто-кто? – переспросил Федор Николаевич. – Ка-ба… как?
– Кабаргин. Виктор, кажется… Владимирович. А что?
– Да нет, ничего. – Директор цирка потер ладонью лоб. – Н-ничего. Кабаргин… гм.
Я отвела взгляд от лица вспотевшего директора, который был явно чем-то озабочен, но старался того не показать. Ничего страшного, придет время объясниться и касательно этой недомолвки. Или, быть может, мне просто показалось, что имела место недомолвка.
– Одним словом, я знаю: лейтенант Голокопытенко никогда в жизни не сумеет разыскать моего Пифагора, – с печальным вздохом произнес Федор Николаевич.
– Простите, кого? – в который раз на протяжении разговора впала в недоумение я.
– Пифагора. А что? Так зовут тигра, которого у меня украли. Я люблю науку и искусство, у меня, кроме Пифагора, есть тигры Гомер и Одиссей, лев Тацит, а также гордость моего цирка – пантера Ксантиппа. Сокращенно – Ксипа. Конечно, можно называть ее и Ксюша.
– Ксюша… – отозвалась я. – Скажите, Федор Николаевич, а я-то каким манером могу вам помочь? Честно говоря, пока я не очень это понимаю. Вам, быть может, дали неверные сведения обо мне? Я телохранитель. Я предоставляю охранные услуги, и предоставляю их людям. А не тиграм и пантерам Ксюшам.
– Ну хорошо, – отозвался Федор Николаевич, – если вы не хотите говорить о зверях, то могу перейти к людям. К дрессировщику Павлову и к себе самому. Дело в следующем. Позавчера вечером – а в ту ночь как раз пропал тигр – мы с Павловым сидели у меня дома. Пили вино. Я вообще люблю красное вино, и в этом году я много понавез хороших марочных бутылок. Мы пили вино, беседовали. Моя квартира находится на втором этаже нового дома, а времена у нас сами знаете какие, так что там все забрано решетками. Мы сидели в гостиной, и вдруг мне послышался какой-то шум – глухие звуки, едва слышные. Квартира у меня большая, к тому же в ней полно зверья – ручная крыса, две кошки, медвежонок и питончик, – но на сей раз шумели явно не они. Я-то досконально изучил, какие разновидности шумов они могут издавать. Нет… тут был механический шум. Я извинился перед Павловым, вышел из гостиной и прошелся по комнатам. Мои подозрения подтвердились: в одной из комнат я обнаружил перепиленную решетку, распахнутую створку и – следы…
– Следы? – переспросила я. – На подоконнике?
– И на подоконнике, и на полу. В той комнате, где я все это обнаружил, никто не живет… Я – вдовец, пока живу один, а дочь гостит у родителей своей матери, моей покойной жены, в Москве. Следы проникновения были совсем свежие, и, вероятно, воры что-то искали – деньги, ценности ли… но только очевидно, что проникший в мою квартиру человек еще минуту назад был там. Понимаете? Честно говоря, я изрядно перетрусил, хотя и привык напрягать нервы и вообще… Словом, Евгения Максимовна, я вернулся к Павлову и рассказал обо всем. И он подумал, что это совсем нехорошо.
– Интересная у вас манера выражаться, Федор Николаевич, – не удержалась я. – О каких-то малосущественных вещах вы говорите сразу и в количествах, серьезно превышающих все нормы разумного, а вот то, что действительно важно, приберегаете на потом. Насколько я поняла из нашего телефонного разговора, где вы были не в пример предметнее, чем сейчас, у вас есть определенные опасения за свою жизнь. На чем они основываются?
– Вы знаете, Евгения Максимовна, я полагаю, что это какая-то массированная атака на меня и на возглавляемый мною цирк, – проговорил мой новый клиент. – Не понимаю, кому и зачем сие понадобилось, но… Словом, я действительно имею причины опасаться и за сохранность циркового имущества, и за жизнь зверей. Да и за безопасность персонала и свою собственную тоже.
– Гм… – проговорила я. – А что неприятного и необычного произошло еще? Ведь, насколько я догадываюсь, после ваших совместных посиделок с дрессировщиком Павловым произошло еще что-то. Я права?
Федор Николаевич покачал головой и произнес:
– Даже не знаю, как вам сказать, Евгения Максимовна… В общем и целом – да. Произошло. Я после происшествия в моей квартире решил поехать на дачу, а в квартиру… гм… впустил бригаду из строительной фирмы, которой заправляет один мой хороший знакомый. Обезопасил свой дом таким образом от возможного посягательства на мое имущество. Хотя, как мне кажется, не на имущество вовсе охотились, потому что в той комнате, в которую влезли, находилось немало ценных вещей, сувениров, которые я привозил из разных стран… но все они остались нетронутыми.
– Так, интересно.
– Одним словом, я впустил бригаду строителей, тем более что давно собирался сделать кое-какой ремонт… Ну и следовало же отремонтировать оконную решетку или поставить новую взамен перепиленной.
– Да, разумеется.
– Сам же я отправился на дачу, на своей машине. Я неплохой водитель, так что… словом, я поехал один. Взял с собой немного мяса, бутылочку вина и… вот.
– Что – вот? Все?
– Все, – поспешно подтвердил Федор Николаевич, что утвердило меня в убеждении, что тут как раз далеко не «все».
– Я выехал по Новоастраханскому шоссе, – продолжал директор цирка, – добрался до моста через Волгу, проехал мимо милицейского КПП и уже на тринадцатом километре почувствовал, что меня… ведут. Дело в том, что я езжу на довольно старенькой «восьмерке», так что не могу позволить себе лихачить, хотя иногда хотелось бы. У меня ведь перед этим была иномарка, но ее угнали в прошлом месяце. Теперь вот езжу на синей «восьмерке». Так вот, увидел я, что ко мне приклеился серебристый джип «Тойота-Лендкрузер». Сами понимаете, что такой агрегатище мою «восьмерку» догонит и перегонит, как СССР Африку. Только вот не хотел он меня перегонять. Ехал я сто, и он – сто. Я восемьдесят или семьдесят пять, и он столько же. Понимаете?
– Понимаю, – сказала я. – А если вы пытались набрать скорость, то злополучный джип, разумеется, тоже набирал скорость и упорно от вас не отлеплялся. Обычный такой «хвостик». Так. Что же последовало далее?
– Я от него оторвался, – сказал Федор Николаевич.
– И как же вам это удалось?
– Когда дорога сворачивает к моей даче, там есть хитрый изгиб вдоль холма, когда впереди идущую машину не видно, даже если она в пяти секундах езды от тебя. Я дал задний ход и заехал на боковую грунтовку, по которой идет дорога в лес. Сделал это буквально у них перед носом, они проскочили и меня потеряли.
– Ага, – сказала я. – Судя по всему, вы опытный водитель?
– Точно. Я вообще люблю с машинами повозиться, есть у меня такая слабость. Я потому и воспринял очень болезненно, что у меня угнали «БМВ». Хорошая была машина, я ее из Германии пригнал. Хоть и подержанная, но пахала отменно.
– Ну хорошо, хорошо, – сказала я, – вы, Федор Николаевич, наверное, сегодня просто не в духе, вас все в сторону, на детали тянет. Итак, вас кто-то преследует. Что вы хотите от меня?
– Наш цирк скоро выезжает на гастроли, – проговорил он. – Обычно мы летаем самолетом или ездим на поезде, но тут у нас гастроли в средней полосе России, так что мы воспользуемся автотранспортом. Тем более что слонов, которых рекомендуется возить только по железной дороге, мы не берем. Весь инвентарь и зверей погрузим в несколько фур, прицепленных к «КамАЗам». Сам же персонал цирка поедет в автобусе. Я же обычно езжу в кабине головной машины, на которой традиционно везут тигров. Подготовка к гастролям уже выработалась у нас в некий ритуал, так что все давно распределено.
– Вы хотите, чтобы я ехала с вами и обеспечивала безопасность вашего цирка? – спросила я. – Так? Я правильно поняла?
– Да, – сказал директор. – У нас недавно уволились двое охранников, и мне так или иначе требовалось бы найти новых. Я решил нанять одного, но более высокого класса. А именно – вас.
Я улыбнулась и произнесла:
– Экономия за счет сокращения одного рабочего места? Только сразу предупреждаю, Федор Николаевич, что на мне экономить бесполезно.
– А я и не собирался, – отозвался он. – Напротив, я предлагаю вам хорошую сумму за то, что вы доедете с нами от Тарасова до Москвы. Промежуточные пункты – Пенза, Тамбов, Рязань. В каждом городе – только одно выступление, что означает остановку на два дня.
– Гм… – сказала я. – И сколько же по времени займут гастроли?
– Я назвал только один этап, – поправил меня директор цирка, – первый. На время этого этапа я и хочу вас нанять. А дальше… гм…
– Что – дальше?
– Дальше, может, что и выяснится, – неопределенно закончил он.
– Хорошо, – сказала я. – И на какой же сумме мы можем сойтись?
Он назвал…