Переведя дух, и по паре разиков чихнув, Егор с Варварой посмотрели по сторонам. И оторопели: никакого Сашки рядом не оказалось. Растерянные, съёжившиеся от страха, дети стояли совершенно одни.
Их окружало просторное помещение с несколькими двустворчатыми дверями. Оно освещалось мутноватым светом, падающим из двух окон по бокам от входной двери. Надо полагать – прихожая, холл, величественный, но пребывающий в крайнем запустении. С большой витиеватой бронзовой люстры, с подсвечников, с картин, свисала гроздьями пыль. Пузатые диванчики вдоль стен в грязных пятнах плесени, полосатая обивка изъедена молью. Свечи – в оплывшем воске. На полу, мебели, подоконниках, на тяжёлых бархатистых оконных портьерах, лежал такой слой пыли, что невозможно разобрать их настоящий цвет. И пахло, понятное дело, пылью, плесенью, отсыревшей бумагой, и ещё чем-то, чем пахнет в давно нежилых позаброшенных домах.
По правой стене шла широкая мраморная лестница, уводящая куда-то на второй этаж. Напротив входа висела большая голова лося с изогнутой широкой мордой, бородкой и острыми ветвистыми рогами. Пыльный и затянутый паутиной лось печально смотрел на ребят тусклыми бусинками глаз.
Тишина казалась абсолютной, неживой, жуткой. Брат и сестра боялись пошевелиться.
Куда же, однако, подевался Сашка? Неужели опять спрятался?
– Сашка, – решилась, наконец, позвать Варвара. Не потому, что перестала бояться, скорее наоборот, от страха.