Глава 4

В домашнем холодильнике не было еды от слова «совсем». Это разозлило меня особенно сильно, ибо с утра оставались молоко, сыр и десяток яиц. Сомневаюсь, что продукты испарились сами по себе. Скорее всего, на них вероломно покусились жильцы соседней комнаты, а по совместительству – мой личный геморрой.

Получается, сожрать моё – за милую душу; а докупить продуктов – совесть не позволяет?

Как же бесит!

Я без стука вломилась в комнату бабушки, которую сестра заполнила своими вещами. Марго дома не обнаружилось, зато на диване валялся в одних трусах Кир. От негодования я даже не смутилась (да и чего я там не видела за два года-то отношений?), а нависла над бывшим коршуном и прорычала:

– Где вся еда?!

– Какая еда? – опешил тот, машинально прикрываясь одеялом. – Ты о чем?

– В холодильнике была еда. Ещё утром. Когда. Я. Уходила.

– А-а-а. – Во взгляде появилась толика раскаяния. – Мы омлет на завтрак делали, всё потратили. Там крупа осталась.

Вот спасибо, мои вы замечательные! Оставили мне моей же крупы!

– Где Марго?

– У подруги.

– Когда придет, сообщи ей, что она задолжала мне продукты. А если воровство повторится, то я повешу на холодильник цепь с замком.

– Арина, ну чего ты преувеличиваешь масштаб проблемы. Мы ж не в коммуналке живем, – цокнул Кир.

– С чего ты взял? – выплюнула я и убежала в свою спальню, где рыдала навзрыд до полуночи.

Меня дробило на части от обиды и бессильной злобы. Понятно, что причина была не в копеечном сыре и уж тем более не в пачке молока. Но вся эта ситуация, в которой мой дом становится общим, а у меня отбирают даже еду – это доводило до отчаяния. Все-таки надо уезжать. Незнамо куда, но проваливать отсюда. Кантоваться на вокзалах или спать в рабочем кабинете, только бы не встречаться глазами с Киром и не думать о том, как он целует Марго.

Этой ночью мне снился Кирилл в те дни, когда мы ещё были счастливы. Улыбчивый и милый, он подошел ко мне сзади, обхватил руками за талию и притянул к себе.

– Я соскучился, – прошептал одними губами.

Вокруг нас не было ничего. Вообще ничего, только кромешная тьма и засасывающая пустота. Даже под ногами не пол, а черный, словно вычерченный углем мрак. Я прижалась всем телом к мужчине, втянула носом аромат его туалетной воды. Та горчила, но горечь эта была приятной и будоражила во мне былую страсть. Мне хотелось зарыться носом в волосы Кира, коснуться его кожи губами…

– Я тоже, – ответила, поворачиваясь к нему лицом.

Мы застыли друг напротив друга на целую вечность. Всё потеряло значение, и только биение двух сердец звучало в унисон. Моя рука покоилась в его руке, и коже было горячо от жара мужского тела. Это могло бы продолжаться бесконечно, если бы не налетел ветер. Внезапно, не дав возможности опомниться. Он появился из-за спины, взметнул мои волосы, закрыл ими лицо Кира.

«Откуда тут ветер?» – отчетливо подумала я, осознавая, что нахожусь во сне.

Но порывы нарастали, пытаясь разъединить нас с Киром. Его черты начали плавиться точно воск. Они размывались, стирались бесследно, пока не преобразились.

Мгновение.

Надо мной нависал Скворцов. Шоколадный сумрак его глаз засасывал как в бездну. Мне было не оторвать своей ладони, которую босс сжимал стальной хваткой. Он изогнул тонкие губы в ухмылке. Повинуясь внезапному порыву, я подняла руку – та потяжелела, словно налитая свинцом – и дотронулась до его заросшей щетиной щеки.

Какой колючий…

Пальцы коснулись уголка горячих губ. Скворцов чуть слышно зарычал и притянул меня к себе. Властно. Собственнически. Как умеет только мужчина, знающий себе цену и привыкший получать желаемое. Его ладонь скользнула по моей спине, опускаясь всё ниже, и замерла на бедрах. Во взгляде застыл немой вопрос.

– Не останавливайся… – пробормотала я.

Рука, огладив попу, скользнула по ноге, пробралась под юбку, дотронулась до полоски нижнего белья. Пальцы кружили по коже внутренней стороны бедер, то касаясь ткани, то отдаляясь невыносимо далеко.

Я охнула от нетерпения и… проснулась.

Черт! Черт! Черт!!!

Что за идиотские сны?

Я отбросила от себя подушку, в которую вжималась словно в любовника. Стянула одеяло и долго лежала, пытаясь отдышаться. Внизу живота сводило от боли. Мне хотелось коснуться себя там, но я удержалась от глупых поступков.

Фу, что ещё за непонятное желание? Это же… омерзительно, ублажать себя пальцами.

Хуже другое. Как теперь смотреть на человека, который практически отымел меня в моем собственном сне?

Катастрофа.

В ногах устроился кот, и только тогда я смогла задремать, но просыпалась каждые полчаса, боясь, что непонятные, а оттого пугающие сны вернутся, чтобы окончательно свести меня с ума.


Утром я старательно избегала босса. Кофе ему принесла (он не просил, но я решила изобразить хорошую секретаршу, раскаиваясь во вчерашнем косяке), но взгляда не поднимала. Совещаний, хвала небесам, не предвиделось, поэтому я спокойно занималась работой, в перерывах пытаясь решить неразрешимые проблемы нашего производства. Отвечала на телефон директора, переадресовывала ему редкие звонки.

Люде, кстати, сказала, что чат читается, а потому личную переписку лучше вести через интернет. Подругу это ничуть не расстроило.

– А я от своих слов не откажусь, задница у него божественная, – заявила она на обеденном перерыве. – Я думала предпринять активные действия. Подойду сегодня, якобы с вопросом от пользователя.

– Это какой такой вопрос от пользователя нужно решать через директора службы? – полюбопытствовала я, отгоняя дурацкие мысли о недавнем сне.

– Придумаем по ходу действия. – Подруга решительно стукнула кулаком о стол. – Пожелай мне удачи, сегодня в конце рабочего дня Скворцов станет моим.

Спорить с ней бесполезно, поэтому всю вторую половину дня Люда наводила марафет. Она поправляла прическу и подкрашивала губы так часто, что не успевала отвечать на звонки. Я же смутно догадывалась: это начинание ничем хорошим не закончится. Он же не прыщавый подросток, чтобы повестись на большую грудь или яркий макияж.

Не подросток же, да?

А если всё-таки поведется?

А тебе какое до этого дело, Романова?

Вечером я выложила перед боссом очередные два решения проблем из импровизированного протокола и хотела уже слинять куда глаза глядят (глядели они в сторону дома), но Скворцов остановил меня жестом.

– Останьтесь. Есть, чем заняться.

– Но… – черт, как же отказаться.

Не говорить же, что сейчас к нему пойдет моя целеустремленная подруга, которая будет флиртовать в жесткой форме, а потому моё присутствие только помешает. Люда давно уже сидела на взводе, готовая сорваться с места и обескуражить шефа глубиной декольте.

– У меня… дела… – нерешительно закончила я.

– Неотложные? – Скворцов склонил голову набок, сканируя меня очень тяжелым взглядом. Настолько тяжелым, что таким и пришибить можно точно гранитной плитой.

Его щека так близко, что можно прикоснуться по-настоящему и сравнить эмоции из ночного сна с реальностью. Интересно, а руки у него такие же грубые? Будут ли они жечь кожу прикосновениями? А губы? Если склониться к нему, как он отреагирует на поцелуй?..

АРИНА, ТЫ С УМА СОШЛА!!!

– Оч-чень.

– Идите, – смирился Максим Степанович. – Там кто-то остался?

– Ага, Людмила Петрова. Она вас ждет.

– Пусть заходит.

Скворцов уткнулся в программу на ноутбуке, и я смогла выскользнуть наружу, пытаясь заглушить адское биение сердца. Оно, казалось, готовилось выпрыгнуть наружу и зайчиком ускакать в сторону выхода.

– Удачи, – улыбнулась я Люде, и та вскочила с места, обдав меня сладкой волной.

Ну и надушилась.


Домой не хотелось. Никто меня там не ждет, кроме кота, да и этот прохвост всегда балдел от Кирилла, а меня воспринимал за домашнего раба. Но куда деваться? Слоняться до ночи по улицам в надежде, что неразлучные попугайчики завалятся спать, когда я вернусь?

Впрочем, проблема разрешилась сама по себе. Я только шагнула через проходную в сторону улицы, как телефон завибрировал.

– Арина, подожди меня! – крикнула в трубку Люда. – Я уже иду!

– Так быстро?..

– Да не стоит у него, – безапелляционно заявила подруга. – Мне надо выговориться, так что крепись.

Оказалось, что на вырез Скворцов не засматривался, пламенную речь подруги о нерадивых пользователях пропустил мимо ушей и вообще уткнулся в какую-то бумажку.

– Читает и хмыкает такой, как будто есть что-то более интересное, чем я! – возмущалась Люда. – Я уже и глазки построила, и склонилась чуть сильнее, и ручку нечаянно уронила. А он аж не отрывается от своего текста. Я всё пыталась разобрать, о чем пишут. А там чепуха какая-то. Штрихкодирование и прочая муть. Тьфу!

Мы забрали Артема со школы и долго нарезали круги по всем детским площадкам района. Люда злилась и безостановочно бухтела про молодых импотентов, а я хихикала. Хорошо, что обошлось без поножовщины – подруга просто ушла, хотя могла бы высказать всё, что думает.

– Ну, ничего, я его ещё достану. Не мытьем, так катаньем.

В этот момент телефон пиликнул, оповещая о новом сообщении. Я вгляделась в незнакомый номер.

Арина, это Максим. Мне понравилось, как вы разобрались с отсутствием штрихкодирования. Думаю, это решение можно озвучить на совещании.

Ой. С каких пор мы перешли на «Арина» и «Максим»? Ещё днем были по имени-отчеству как приличные люди. Ой-ой-ой. А откуда у него мой номер? Неужели в базе раздобыл? Какое гнусное покушение на персональные данные!

Почему тогда мне хочется глупо улыбаться, словно я получила первую в своей жизни похвалу?

– Кто пишет?

– Да так.

Не стоит признаваться во всем Люде. Во-первых, она тут же попросит телефон Скворцова для каких-нибудь мерзопакостных делишек, а во-вторых, если поймет, что «бумажки», в которые он вчитывался, были моими наработками – убьет обоих. Без суда и следствия.

– Принесу завтра пирог на весь отдел, – продолжала размышлять Люда. – Ну и ему кусочек вручу, скажу, что у меня традиция по пятницам готовить вкусности.

– Ты всерьез считаешь, что человек уровня Скворцова поведется на пирог?

– Домашний, с повидлом! Где он ещё такой попробует? – Она облизала пухлые губы, давая понять, что пирогом не ограничится.

– Мам, а мне пирог? – спросил Тёма.

– Тебе я приготовлю отдельный, котеночек. Будешь сам месить тесто?

– Да!

Она потрепала сына по волосам, а я с улыбкой подумала о том, что в погоне за мужчинами Люда никогда не забывает о ребенке. Её можно осуждать за беспорядочность в связах, но плохой матерью не назовешь.

Сын всегда на первом месте.

И это главное.

Мы распрощались на автобусной остановке, и я поехала на дребезжащем автобусе к панельной многоэтажке. Грязно-серого цвета, с ржавыми периллами балконов, этот дом давно прожил свои лучшие годы. Я помню его молодым, когда приезжала к бабушке в гости и с удивлением считала этажи. Двенадцать… тринадцать… четырнадцать…

– Бабушка, мы живем на пятнадцатом этаже? – спрашивала маленькая я.

– Да, – улыбалась та и показывала пальцем на окна нашей квартиры.

– Так высоко! – восхищалась я, задрав голову.

Бабушка скончалась три года назад, и после её смерти начал дряхлеть дом. Наверное, впервые я посмотрела на него новым взглядом в день похорон. Помню, как застыла у подъезда, подняв голову, как раньше. Всмотрелась в черноту окон. Сразу высветились все трещины, что рассекали панели. Стали видны замазанные швы.

Иногда мне казалось, что дом должен развалиться на куски, но он держится.

Сегодня в окнах бабушкиной комнаты горел свет. Почти как раньше. В груди сдавило от боли, которая не могла утихнуть долгие месяцы.

Я открывала дверь с тяжелым предвкушением, долго не могла попасть ключами в замочную скважину. Пальцы словно специально не слушались. Неспроста. Потому что внутри обнаружилась счастливая парочка, одетая в одно нижнее белье.

Они издеваются, что ли?!

– Привет! – Марго помахала мне неизменным бутербродом. – Я купила продуктов, злюка.

– Спасибо, – безразлично сказала я, скинув неудобные туфли и пошевелив пальцами.

– Кушать будешь? – спросил Кир, перемешивающий что-то в кастрюле.

– Не голодна, – соврала, только бы не пересекаться с семейством нудистов.

Живот грустно заурчал. Ничего страшного, перекушу хлебцами, а когда Марго с Кириллом уйдут, приготовлю себе что-нибудь простенькое.

– Да ну, присаживайся.

Сестра за рукав потащила меня к обеденному столу, который был заставлен пряниками, вафлями, всяческими фруктами. Что это на них нашло? Неужели совесть замучила?

– Это всё общее. – Марго села на соседний стул, опустила голову мне на плечо. – Знаешь, я скучала по нашим посиделкам. Когда мы в последний раз так собирались?

– Когда бабушка была жива… – монотонно ответила я.

– Мне её не хватает. – Сестра запустила руку в мои волосы, начала переплетать пряди в косичку. – И тебя не хватает. Мы очень отдалились, Арин. Я понимаю, что послужило причиной. Наши чувства с Кириллом всё испортили. Но мы не хотели причинить тебе боль, клянусь! Если бы только намекнула, как тебя это расстроило – мы бы даже не начинали… Я могу быть не самым хорошим человеком, но хотя бы постаралась остаться нормальной сестрой.

Кир понурился, но не полез с извинениями. Я машинально прикрыла глаза, обдумывая, что, возможно, относилась к младшей сестре излишне негативно. В самом деле, разве виноваты два человека, что полюбили друг друга? Они ведь не изменяли, не лгали. Оставались честны.

– Забей, я не злюсь.

– Тогда давайте кушать, – обрадовался Кир, расставляя посуду. – Буду кормить своих женщин овощным рагу. Все-таки шведская семья имеет свои плюсы: в два раза больше женских рук для уборки после моей готовки.

Прозвучало не очень смешно, но Кирилл так гордился своей шуткой, что мы с Марго рассмеялись. Ужин прошел в почти дружеской обстановке, под общие воспоминания и теплые разговоры.

Но на душе было черно и муторно. Интуиция подсказывала, что дружескими посиделками это не закончится. Должно что-то случиться. Стрельнуть. Нагрянуть, разбив только зарождающийся покой на осколки.

А совета Люды я все-таки послушалась. Имею полное право ходить по квартире в одних трусах, ибо чего мне стесняться? Раз у нас «шведская семья», то надо соответствовать.

На самом деле, я просто понадеялась, что сестра поймет, как мне неприятно разглядывать её подтянутый зад в кружевных шортиках. Пусть тогда и на мою филейную часть пялится, облаченную в хлопковые трусики с овечками.

Загрузка...