В детстве я любил делать ножи, и ручки к ним. Это было самым любимым моим занятием. Как только я замечал где-нибудь полоску стали, у меня начинали чесаться руки – я уже прикидывал, какой нож я из этой полоски сделаю и не успокаивался до той поры, когда весь изрезанный своей новой игрушкой, оставлял ее на время, чтобы сделать для нее ножны. Не знаю, откуда у меня появилась такая страсть к изготовлению холодного оружия. Отец у меня был плотник-столяр, но меня к дереву совсем не тянуло, а с полоской металла я забывал все на свете.
Первые ножи получались у меня совсем игрушечные, да и сам я был маленький, – по-моему, я ходил во второй, или третий класс. С одним таким маленьким ножом я попался. Мы с моим детским другом Лехой шли на пруд, и наша дорога проходила через железнодорожные пути, по которым мы решили немного пройти. Успели пройти метров пятьдесят, и вдруг из кустов выскочил опер – милиционер, переодетый в гражданское, молодой мужик, лет двадцать пять. Местные хулиганы в то время частенько лазили по вагонам проходящих товарняков, и милиционеры устроили на них засаду. Мы с Лехой в нее и попали, случайно.
Он нас остановил и пристал как банный лист, к заднице, – кто мы, куда идете и зачем…Мы все рассказали, но впереди у нас еще был шмон. Когда он проверял у Лехи карманы, я достал из кармана свой, только что изготовленный нож из нержавейки, и, улучив момент, выкинул его подальше. Но опер заметил мой бросок, сразу оставил моего друга и взялся за меня, – скрутив руки, он потащил меня по насыпи и допытывался, что я выкинул и почему.
В конце концов, я увидел на земле какую -то стеклянную лампу из радиоприёмника, или просто стеклянную трубку размером сантиметров пять и сказал, что это я выкинул. Он взял эту стекляшку, повертел в руках и думал, как ему поступить, – я видел, что он не поверил ни одному моему слову, но сделать ничего не мог, и был вынужден нас отпустить. На прощанье он отобрал наши солдатские ремни и сказал, чтобы мы пришли за ними в милицию.
Нашел дураков, – самим явиться в милицейское отделение… Мы с Лехой плюнули хором на наши ремни, и никуда не пошли.
Так я понял, что с ножами мне надо быть осторожней. Я был осторожный все последующие годы, пока вновь попался со своим изделием. Все эти годы я делал ножи – из простого железа, напильников, рессор, из обоймы шарикоподшипника – из всего, что мне попадало в руки. Один нож получился у меня очень удачно – я случайно нашел полоску легированной стали, и из него вышла небольшая финка. Сталь была очень хорошая – не тупилась, не ржавела и отлично держала заточку. Я ее отполировал до блеска, потом сделал ручку из дерева, на которой выжег узор и любовался своим творением месяц. Потом подарил его своему закадычному другу – Лехе. Он обрадовался и когда он умер, его сын сказал, что его отец любил этот нож – он был всегда острый и удобный.
Мне иногда помогал дед, он в молодости работал в кузнице, а когда мне надо было расковать обойму от подшипника, – мне было некогда: я учился в институте, сделал это вместо меня. В нашем доме было водяное отопление – стоял котел, который можно топить дровами и углем. Там я и занимался закалкой клинков и расковывал полоски металла. Мой дед, видимо, утратил навыки кузнеца, потому что пластинка металла, которую он сделал, была не плоской, а изогнутой. Мне это не понравилось, и Леха, который в это время работал в кузнечной мастерской, исправил мне заготовку – сунул ее в горн, а потом молотом расплющил его на наковальне.
Дома у меня, конечно, не было горна и наковальни, – вместо горна у меня был водообогревательный котел, который топился углем, а вместо наковальни кусок железной рельсы. Поэтому ковать на ней было трудно, но можно, – требовался только навык работы с металлом в таких домашних условиях. У меня он был, и я постоянно оттачивал свое мастерство – делал всякие ножи: кухонные, финки и охотничьи ножи. Часть их служила верой и правдой на нашей кухне, а часть я отдавал друзьям и знакомым.
Когда на каникулы мы с другом поехали на работу на Северный Урал к геофизикам, я подарил ему охотничий нож, на лезвии которого сделал гравировку, а себе я сделал другой, – прямо перед отъездом. У первого был клинок из нержавеющей стали, а мой был из рессоры, с которой я немало помучился, – когда добивался, чтобы лезвие было прямым, а не изогнутым, как рессора. У первого ножа была наборная ручка, очень красивая, а у моего была комбинированная ручка, – резина и дерево.
Но испытать новый охотничий нож в деле мне не удалось. По дороге нас сняли с поезда, и мы с другом очутились в СИЗО. После суда нас отпустили, но лейтенант милиции отобрал у меня этот нож, и в деле он не вообще фигурировал. А нож, который был у моего приятеля, был замотан в трусы в рюкзаке и его милиционеры не нашли, – побрезговали развертывать.
Мы, в конце концов, приехали в геофизическую партию и устроились на работу рабочими. Начальник отряда забрал нас утром и мы через несколько часов очутились в палаточном городке, в котором, кроме нас было еще несколько рабочих. Начались трудовые будни. В семь утра был подъем, завтрак, а потом до вечера мы ходили по прорубленным в тайге профилям с приборами. Так прошла неделя, потом вторая, а потом, на одном профиле, мы проходили через большую, заброшенную деревню, где уже давно никто не жил. Белые, побеленные известкой домики стояли на большой поляне, у маленькой таежной речки, и все выглядело так, как будто жители были унесены ураганом. Но это было только первое впечатление. На самом деле дома оказались старыми и обветшалыми, и только издали они выглядели красиво.
На окраине деревни стоял не то амбар, не то сарай. Рядом с ним проходил профиль, и мне удалось в него заглянуть. Это, как, оказалось, была кузница,– лежали кувалды, молотки, клещи, а в углу был настоящий горн. Все выглядело так, словно кузнец и его подручные вышли на несколько минут. Горн, конечно, уже потух, но все инструменты были в полном порядке. Я тут же вспомнил, что у меня отобрали нож, и без него мне было в тайге как-то неуютно. В этой кузнице я бы смог выковать себе лезвие, только мне надо было свободный от работы день.
Вечером я поговорил с начальником отряда, геофизиком, и он пообещал меня отпустить на день, когда пойдет дождь, и нам не надо было в этот день идти в тайгу работать.