В этой серии бесед мне хотелось бы поделиться тем, что накопилось у меня в сознании и на сердце за долгие годы, но я не уверен, как мне удастся это сделать. Поэтому я постараюсь говорить как можно яснее, а вы постарайтесь услышать за пределами слов, понять из глубины своего сердца, своего жизненного опыта то, что я пытаюсь донести.
Несколько лет тому назад мне предложили выступить на Би-би-си с беседой о вере, и когда я закончил свою беседу, человек, ответственный за передачу, сказал: «Отец Антоний, мы вас больше никогда не пригласим в наши религиозные передачи». Я спросил: «Что, моя беседа была безнадежно плохой?» Он ответил: «Нет, не в этом дело. Нам не нужна ваша уверенность. Нам нужны сомнения и вопросы».
И я думаю, мы живем в такое время, когда не только Би-би-си, не только люди неверующие, но и те, у кого есть вера – религиозная или философская, кто верит в жизнь, в истину, в человека, потрясены тем, что происходит. Я говорю сейчас не только об ужасе, который охватил Америку[2] и распространился по всему миру. Я говорю о постепенной утрате веры, о том, что все меньше людей приходит в Церковь, а в Церкви и вне ее возрастает число тех, кто ставит серьезные вопросы, пытливые вопросы о собственной вере и о вере, которую они унаследовали от родителей. Как можно верить в человека? Как можно верить во все то, что мы провозглашаем о Боге? Что такое вера? Мы переживаем момент, поворотный момент, к которому, я уверен, нам необходимо отнестись со всей серьезностью, потому что, осознанно или нет, весь мир переживает его. Что такое вера? Что такое сомнение? Что такое вопрошание? Можно ли утверждать, что ты искренне и честно веришь и в то же время ставить вещи под вопрос?
Можно ли считать себя верующим, то есть заявлять, что веришь в Бога, и говорить Ему: «Я Тебя не понимаю»? Много лет тому назад эти слова обратил к Богу Иов, столкнувшись с проблемами, которые поставила перед ним жизнь.
Тот же самый вопрос ставил не так давно, уже на моей памяти, старец Силуан[3], который четырнадцать лет бился, пытаясь разрушить стену, отделявшую его от Бога, и в конце концов, когда его силы иссякли, когда его охватило отчаяние, он воскликнул: «Господи, Ты неумолим!» И в этот момент, как он пишет в одном из своих писем, в нем что-то прорвалось: рухнула последняя преграда, рухнула последняя надежда на человеческие силы, и он ощутил присутствие Христа. Христос стоял рядом. И старец Силуан пишет, что прочел в выражении Его глаз, во всем Его облике такую любовь, такое сострадание и милосердие, что никогда этого не забывал; и всю оставшуюся жизнь жил с сознанием присутствия Христова, которое стало неотделимым от него даже, когда он не ощущал его явно[4].
Поэтому мне хотелось бы подчеркнуть: когда приходит сомнение, неуверенность, когда мы ставим под вопрос то, что раньше казалось простым и ясным, мы не согрешаем. Я чуть было не сказал: это наше право. Скажу больше: это – наш долг, право и долг, потому что Бог нас призвал быть Его друзьями: «Я уже не называю вас рабами, но друзьями, потому что раб не знает, что хочет его господин, а Я поделился с вами всем» (ср. Ин. 15:15). Это – смысл того, что Христос говорит в Евангелии. Он хочет, чтобы мы понимали, но Он не предполагает, что мы всегда будем все отчетливо видеть и понимать. И поэтому для нас бесконечно важно сознавать, что на каждом этапе жизни наша вера может быть совершенной с точки зрения достигнутой нами на сегодня духовной зрелости, но в то же время она неполна и несовершенна, если оценивать вчерашнюю веру с точки зрения сегодняшнего опыта или в конце жизни подводить итоги всего пройденного пути.
Я настаиваю на этой теме вопрошания и сомнения и при этом намеренно разграничиваю понятия «ставить под вопрос» и «ставить вопросы». Мы можем ставить вопросы в простоте, если готовы получить ответ и принять его, а можем ставить вещи под вопрос, поскольку до сих пор не получали исчерпывающих или удовлетворительных ответов. Это очень важно: мы должны быть честными перед Богом и перед собой. Богу нужно, чтобы Его окружали не легковерные люди, но люди, которые знают Его достаточно, чтобы доверять Ему порой за пределами своего ограниченного знания.
Откуда берется вера? Что такое вера? Веру можно понимать по-разному. С одной стороны, вера – это уверенность. Когда святые говорили о своей вере в Бога, они говорили о внутренней уверенности в том, что узнали о Боге, Которого встретили в глубинах своей души. Но у веры есть другие оттенки. Вера означает верность. Если мы верим, что наше знание о Боге и о нас самих – правда, что отношения, которые установились у нас с Ним однажды, подлинны, то все это должно стать основой нашей жизни, так же как если бы мы обрели друга: дружба нам приносит радость, но мы обязаны жить в ее меру В сущности, вера означает быть достойным дружбы, которая дается и даруется безоглядно, щедро, порой дорогой ценой. Нам известно из человеческих отношений, что зачастую мы оказываемся неспособными жить в меру той дружбы, которую получили как драгоценный дар. Но наш друг от нас не отворачивается, он терпит, он остается нам верен, даже если мы колеблемся, даже если порой другие отношения, другие события влекут нас сильнее, чем та драгоценная дружба, которую мы однажды обрели. Чаще это бывает в отношениях между мужем и женой, между детьми и их родителями.
Вера, таким образом, – это уверенность в невидимом (Евр. 11:1), потому что встречу, произошедшую в глубине души, нельзя выразить словами, это – опытное переживание. Если говорить о природе веры, то я хотел бы отослать вас к отрывку из писаний святого Макария Египетского[5], в котором он задается вопросом: с чего начинается вера? Вера, говорит он, не то же самое, что опыт, из которого она рождается. Мы можем пережить мгновенный опыт глубинного приобщения к человеку или Богу, но со временем он тускнеет. Что же остается? И святой Макарий дает образ, который мне кажется очень красивым и выразительным. Он говорит: представьте себе, вы плывете в лодке ночью по течению. Темная ночь, глубокое небо, полное ярких звезд, вы полностью погружаетесь в тишину и покой, воды несут вас. И вы ощущаете глубинное приобщение ко всему тому, что вас окружает, к тишине, к красоте, и чувствуете, как течение покачивает вас, как мать качает ребенка на руках. Но потом лодочка оказывается на песке, и какое-то время вы продолжаете ощущать в своем теле движение волн, и, хотя уже не плывете, вы уверены в подлинности того, что опытно пережили мгновение назад. И позже, ступив на твердую землю, вы сохраняете эту уверенность и этот опыт – опыт прекрасной ночи, глубокого неба и уверенность в его реальности, потому что он каким-то образом жил в вас. (Я долго рассуждал о сравнительно коротком отрывке из писаний святого Макария Египетского, да простит он меня за это.)
То же верно и в отношении нашего опыта Бога. Бывают моменты, и я к этому вернусь, когда мы ощущаем Божье присутствие непосредственно или через общение с другими людьми. Затем этот опыт отдаляется от нас, но не совсем, потому что он продолжает в нас жить, и мы не только о нем помним, мы его как бы заново переживаем. Бывают моменты, когда опыт ярок и убедителен, у нас нет сомнений, и нам радостно. Но бывают моменты, когда он тускнеет или совсем стирается. Есть индийский рассказ для детей, в котором ребенок спрашивает мать: «Мама, почему иногда я ощущаю, что Бог здесь, близко, и мне так хорошо с Ним, а потом Он отдаляется? Почему Он ушел? Как мне Его найти?» И мать отвечает: «Помнишь, как мы играли с тобой в прятки? Ты закрываешь глаза, я иду и прячусь в кустах или за деревом и зову тебя оттуда: ау! Ты открываешь глаза, смотришь вокруг и пытаешься понять: откуда слышался голос? И бежишь на него. Порой ты находишь меня сразу, и я подхватываю тебя, и ты счастлив, и мы смеемся и обнимаем друг друга. Но порой ты ищешь и не можешь меня найти. На мгновение тебе покажется: что, если мама ушла и оставила меня здесь? И делается страшно. Вначале ты просто оглядываешься, потом оглядываешься все более и более тревожно, и в тот момент, когда я начинаю чувствовать твой страх, я выхожу из своего убежища, и ты бежишь ко мне, и я беру тебя на руки, и тебе снова радостно. Так же Бог. Он дает нам пережить опыт Своего присутствия, а потом говорит: а теперь живите с тем, что вы узнали, живите так, будто Я с вами, живите так, чтобы Я мог вами гордиться, и вам будет хорошо со Мной… И Он наблюдает, как бы из-за кустов, из-за дерева, чтобы в тот момент, как тебе покажется, что ты потерял с Ним связь, позвать тебя. Он не обязательно явится Сам, но позовет тем или другим образом: ты встретишь кого-то, и этот человек расскажет тебе о Боге, или попадешь в храм, помолишься вместе с другими и почувствуешь: да, Он здесь, Он здесь со всеми этими людьми и со мной».
То же самое происходит и с нами. Вначале мы опытно переживаем нечто, но этот опыт может потускнеть, и тогда встают вопросы. Первый вопрос: куда Бог ушел? Но потом мы спрашиваем: был ли Он здесь вообще или это моя фантазия и Бога не было? И тогда становится страшно и одолевает сомнение. И нам очень важно быть готовыми к таким ситуациям. Каждый из нас по-своему (если будет время, я к этому еще вернусь) в какое-то мгновение пережил чувство Бога. Но потом наступает период, когда мы теряем это чувство, и тогда нам необходимо верить, сохранять уверенность в том, что опыт, который мы пережили, был подлинным.
Но есть и другой аспект. На каждом этапе нашего духовного роста мы способны постигать и узнавать только в наш уровень. Бог беспределен, Его глубины неизмеримы, о свете, который от Него исходит, святитель Григорий Нисский[6] говорит: этот свет – Божественный мрак, потому что, когда на него смотришь, слепнешь… Поэтому на каждом этапе можно сказать: вот столько-то я знаю из своего опыта, сверх того – пока нет, зато другие могут знать. И это будет верно даже по отношению к нам с вами: опыт каждого из нас о себе, о жизни, о Боге, о Церкви, о Таинствах чрезвычайно различен, он может быть глубже или мельче, но он бесконечно разнообразен. На каждом этапе мы – такие, какими нам удалось стать на сегодняшний день, и мы обязаны быть собой сегодня со всей подлинностью и цельностью, потому что только так можно двигаться вперед. Если не верен своему «я» сегодня, не сможешь вырасти в такое завтра, в котором сохранишь верность себе и Богу. И есть нечто дивное в вопрошании, в осознании ограниченности нашего знания и опыта и в неожиданном понимании того, что даже наш малый опыт так богат и так глубок.
Приведу вам пример. Прежде чем стать священником, я учился естественным наукам и медицине[7]. И я помню, как профессор Кюри[8] в своих лекциях по физике говорил нам, что мы должны проводить научные исследования очень серьезно, с предельной честностью, не пытаясь объявлять о результате до того, как он получен. Как только мы составим цельное представление о предмете нашего изучения, первое, что нам необходимо сделать, это сказать: представление истинно на том уровне, до которого мы доросли на сегодняшний день, теперь пора ставить вопросы. Для начала мы соединили все факты и все наши знания в единую картину, теперь пришел момент приступить к поиску того, что в этой картине неполного, несовершенного, какой в ней изъян, с тем чтобы, если необходимо, взорвать гармоничное видение, которое у нас сложилось, потому что только так мы сможем открыться более полному и глубокому знанию.
Так действует ученый. Составив четкое мнение о научной проблеме, он спрашивает себя: нет ли ошибки в моих рассуждениях? Был ли я предельно честен в своих построениях? И если ответ «да», значит, пора приступать к поиску фактов, которые взорвут мои представления, потому что они слишком мелки для того, чтобы вместить реальность.
Это чрезвычайно важно, потому что такой подход применим и к нашим отношениям с людьми, и к нашим представлениям о них; он применим и к нашему пониманию Бога. На каждом этапе нам может открыться истинное знание о Боге, но это знание может оказаться истинным только на данный момент, в меру нашей духовной глубины, развития и возраста. И как радостно думать, что наше понимание будет дополняться новыми открытиями, и наше представление о Боге со временем будет становиться бесконечно прекраснее и бесконечно загадочнее! И нам не нужно бояться сказать: «Господи, мне казалось, что я понимаю, теперь я перестал понимать. Что мне делать?» И ответ таков: живи, живи молитвой, приобщаясь к людям, живи, приобщаясь к своей собственной глубине, цельно, честно, не стараясь держаться за представления, какими бы утешительными и красивыми они ни казались, потому что, если ты однажды засомневался в них, это значит, что ты их перерос, не Божью реальность, конечно же нет, а те представления, которые у тебя о ней сложились. И тогда вопрошание станет частью нашего духовного роста, нашего Богоискательства, нашего возрастания в познании Бога.
Порой, когда я так говорю, люди думают: «Как грустно. Не означает ли это, что мои познания о Боге, о себе и об окружающих людях так бедны? Чему же мне радоваться?» И мне кажется, ответ таков: на каждом этапе в тебе есть совершенство и полнота, и ты можешь радоваться тому, что, будучи таким мелким и незрелым, ты способен знать Бога так, как Его знаешь, способен Ему поклоняться так, как поклоняешься, способен обращаться к Нему так, как обращаешься или мог бы обратиться. Но как будет дивно, когда, созрев, ты перерастешь свой теперешний уровень, когда твое знание о Боге станет шире и глубже и твоя радость в Нем бесконечно полнее.
Вот почему вопрошание это не неверие. Ставить вещи под вопрос способен только тот, у кого есть подлинная вера и уверенность, тот, кто готов сказать: «Все, что я знаю, все представления, которые у меня сложились, все, что я услышал и прочитал, все, чему научился, – ничто по сравнению с широтой, глубиной, высотой, величием Живого Бога. И как дивно сознавать, что, хотя мои представления подлинны, это детские представления, которые с возрастом, со временем станут богаче, неизмеримо богаче».
Прибавлю одно замечание. Знание, которым я обладаю сегодня, может наполнить все мое существо, но только в том случае, если я заживу в меру того, что мне было дано. Оно будет бесполезно, если моя вера не стала верностью. Пока я не научился быть верным своему знанию, верным себе, я не смогу расти дальше, разумеется, если не случится катастрофа, не произойдет нечто такое, что потрясет меня до глубины души и полностью поставит меня под вопрос. Это чрезвычайно важно сознавать.
В следующей беседе я хотел бы показать, какими путями разные люди приходят к пониманию того, в чем состоит их вера, и к чему это понимание обязывает. Я сейчас думаю об учениках, которые встречались с Христом, когда Он еще был ребенком, – кого они в Нем увидели?[9] Или встречались с Ним уже взрослым, – почему Нафанаил на простое замечание: «Я видел тебя под деревом», отвечает: «Господь мой и Бог мой»?[10] Почему Петр произносит: «Ты – Сын Божий» (Мф. 16:16) – в момент, когда об этом еще ничего не говорилось? Как люди встречают Христа на глубинах, которые невозможно описать словами? Об этом я буду говорить в следующий раз.
А сейчас я предлагаю помолчать несколько минут. Я прошу прощения за то, что говорил слишком медленно, но помимо того, что я устал, это вещи, о которых не так просто говорить.