Что такое личность? Вопрос весьма правомерный. Ни для кого не секрет, что сперва закат КПСС, а затем и ее бесславный уход, как и столь же нелепый, потому что добровольный уход с политической арены царствовавшей в течение 300 лет династии Романовых, во многом был спровоцирован именно личностным фактором. КПСС, также как и самодержавие, на протяжении десятилетий обвинялась в «тоталитаризме» и «отсутствии демократии», что, в конечном счете, подразумевало «отрицание прав личности».
Абсурд всех этих обвинений или, точнее, корысть всех тех, кто этими обвинениями жонглировал как при свержении Николая II, так и при шельмовании КПСС, после десятилетнего правления Ельцина и К° очевиден даже участникам самой этой компании. Более наглого политического режима, чем ельцинизм, в России не было никогда. Этот режим отверг не просто какие-то там мифические права (право на что? или право для чего?), но самое главное, он отверг право на жизнь личности.
Кто-то со мной не согласится. Скажет, что, мол, при Ельцине никого не сажали, тем более не убивали за длинный язык или не за ту биографию. В России были Иван Грозный, Петр I, наконец, совсем недавно режим сталинизма. Вот это, мол, да. Тут-де действительно стояла мясорубка. Трещали не только чубы у холопов, но и косточки у их господ. Отвечу на этот возможный разброс мнений.
Согласен, что Ельцин лично никого пальцем не тронул. Он не учреждал опричнину, как Грозный. Не казнил тысячами стрельцов, как Петр I. Не уничтожал политических противников в ГУЛАГе, как Сталин. Но Ельцин – и здесь неважно его личное участие или неучастие – прикрыл, как говорится, «зонтиком» своего президентства все те безобразия, грабежи и насилие, которые как раз и исключили из жизни, что называется, при жизни две трети 150-миллионного населения России. Таким порядком цифр в отношении попрания прав личности не оперировали ни Грозный, ни Петр I, ни Сталин.
К тому же следует отметить, что Ельцин узаконил в правах тех личностей, которые разграбили и уничтожили славу России, унизили, как было сказано, две трети русского и других народов. А вот упомянутое мною «трио баянистов» русской истории, наоборот, поразило в правах тех личностей, которые как раз и норовили подорвать авторитет России, в силу объективно-исторических обстоятельств, а не просто из-за своих личных амбиций. Грозный приструнил институт удельных князей и отчасти боярства. Дал право на жизнь служивому дворянству как сословию, а не просто личной гвардии царя, представителей его дружины, как это было до Грозного. Петр I фактически довершил начатое Грозным, дав дорогу наверх действительно тем, кто обладал не только родовитостью, но и способностями к служению России.
Сталин смел со сцены истории когорту так называемых пламенных революционеров и их ближайших последователей, кстати, смел вместе с родственниками, за что ему большое спасибо. Именно тех, кто был обуреваем единственной страстью – все разрушать, как там пелось в их гимне, «До основанья, а затем…». Кстати, в подлиннике «Интернационала», написанном в 1870 году французом Эженом Потье и взятом в качестве гимна участниками Парижской коммуны, этих слов нет. Их произвольно включил в текст переводчик «Интернационала» на русский язык еврейский большевик Кац. Так что русским и здесь подсунули настоящую туфту, чтоб не сказать крепче. Вот так всегда нам подсовывают, чтоб мы потом мучились. Одно, два, пять поколений пережевывали это подсунутое и в конце концов отбросили его как не наше, а их, местечковое.
Сталин взамен пламенных революционеров выдвинул могучую когорту выходцев с самых низов общества. Не из люмпенов, как Ленин в октябре 1917-го и в годы гражданской, а из крестьян и рабочих. На XVII съезде ВКП (б) в 1934 году, как раз в канун убийства Кирова, Сталин говорил, что нам надо заменить 500 тысяч партийных, государственных и прочих функционеров. И он их заменил в течение последующих пяти лет. Опять-таки как раз в канун Великой Отечественной войны. И не ошибся.
Сужу опять же по себе. За последние десятилетия я прочитал, услышал и увидел столько отзывов и мнений о самом себе, что впору составить из этих отзывов эдак томов 20—25 – каждый страниц по 400—500. И все равно будет мало. Но ни в одной из попыток раскрыть мои человеческие и личностные качества так и не оказалось существа. Не была раскрыта моя суть. Да я и сам порой теряюсь в разгадках собственной личности. Не мною сказано, что человек творит сам себя. Отсутствие этой творческой инициативы – верный признак ограниченности личности, а может быть, и банальной неполноценности. Явление сплошь и рядом встречающееся в наше столь утомительное время.
Я сотворил себя сам. Со школьной скамьи я лепил свою личность. Меня били, пинали, унижали. Я утирался рукавом изношенного и залатанного мамой пиджака и продолжал «лепить». Вот почему я и по сей день твердо стою на ногах. Научился держать удар. А точнее – удары. Со всех сторон. Но не только держать, а и вовремя и точно отвечать на удары. Без этого в жизни, а тем более в политике, делать просто нечего. Я обладал определенной суммой данных, прежде всего физических. Мой рост не 154 сантиметра, как у Наполеона и Сталина, не 165 сантиметров как у Ленина и Хрущева, а 180 сантиметров. Выше среднего. Значит, никаких физических комплексов неполноценности я не испытывал. В отличие, скажем, от педераста Энгельса и революционеров, наподобие недоучек Зиновьева или Бухарина, я обладаю двумя университетскими дипломами. Я никого и никогда в своей жизни не предал, как, например, предали КПСС и ее рядовых членов выкормыши этой партии, всем в жизни обязанные именно КПСС,– Горбачев и Ельцин.
Я никогда никому не завидовал. Говорю это без всякой патетики или, тем более, рисовки. Зачем и перед кем мне рисоваться? Я ни в чем не нуждаюсь, ни физически, ни материально, ни духовно. У меня есть все, что нужно современному человеку: семья, сын, внуки. В политике – ЛДПР, известность. Я последовательно добился всех целей, которые ставил перед собой. Кто- то может сказать: выходит, ты, Владимир Вольфович, счастливый человек. И тут начинается самое непонятное, по крайней мере для меня. Я не знаю, что такое счастье.
Пушкин сказал когда-то гениальные слова: «На свете счастья нет. Но есть покой и воля». А? Понимаешь, читатель, – покой и воля. Нет, не свобода, не некие там опять же таки мифические права личности, а именно воля.
В свое время Лев Толстой справедливо критиковал «Историю России с древнейших времен», написанную Сергеем Михайловичем Соловьевым, именно по причине ее элитности. Автор «Войны и мира» резонно заметил, что «История» показывает жизнь и деятельность русских царей, отчасти – дворцовой аристократии. Возникает законный вопрос: а кто же кормил, одевал, наконец, реализовывал великие и не столь великие планы самодержцев и их челяди? Где те самые «кухарки» и «кухаркины дети», которым обещал передать власть Ленин со товарищи? Они в соловьевской «Истории» попросту отсутствовали.
Проблема верхов и низов побуждает меня выйти на еще один серьезный срез вопросов-ответов. Прежде всего, самый обычный: почему кто-то вдруг оказывается вверху, а кто-то – внизу? Марксисты-ленинцы все это сводили к классовой борьбе. Принадлежишь ты к господствующему классу – значит, вверху, к угнетенному – значит, внизу. Изменить ситуацию можно, перевернув все вверх дном, то есть совершив революцию. Тогда кто был никем, становится, условно говоря, всем. Но выше я показал, что такая модель не работает. Да, действительно, сперва так и происходит. Свергают господствующий класс. Приходит угнетенный. Проходит время, и среди пришедшего угнетенного происходит раздел. Выдвигается группа, условно говоря, господствующая. Она со временем становится господствующей реально, а не условно. Все повторяется, только каждый раз с другим набором исполнителей.
Ну, о гениях как личностях чуть ниже. А вот что касается типологии современных людей, я хотел высказаться поопределеннее. Уважаемый читатель, давай мы с тобой попробуем ответить на такой, по-моему, у всех на слуху вопрос: что сегодня выделяется, прежде всего, из той информации, которую получает каждый из нас?