Промозглым осенним вечером во двор старого, давно заброшенного дома, ломая многолетние заросли сорняков, въехала машина. Из неё выскользнули две тени. Продираясь через буйную растительность высотой в человеческий рост, приезжие направились к покосившемуся деревянному крыльцу. Вели они себя для теней довольно шумно: сначала хлопнула дверца автомобиля, а затем далеко по улице разнёсся мужской голос: При
– Вот это хоромы!
Ответом стал громкий женский смех.
– Ух ты ж, какая хижина! Долго искал?
– С милым рай и в шалаше, между прочим! Слыхала такое, а, Мариш?
– Ну, пошли, милый! Покажешь мне рай!
Под громкие мужские чертыханья и женское хихиканье поворочался в замке заевший ключ, и парочка ввалилась в коридор. Подсвечивая айфоном, мужчина нашёл выключатель – почему-то он оказался метрах в полутора от входа. Вспыхнул свет.
Миниатюрная темноволосая девушка с лёгкой иронией произнесла:
– Уютное гнездышко! Игорёш, не забудь своему другу спасибо от меня передать.
Она весело рассмеялась.
Крепкий мужчина только присвистнул, оглядывая дом. Теперь Игорю стало понятно, почему старый приятель с такой лёгкостью одолжил ключи на двое суток.
Дощатый пол с огромными щелями, запах пыли и плесени, давно обосновавшейся в этом доме, древний холодильник советских времен… В комнате – кровать со старым матрасом. Из-под него видна продавленная и наверняка скрипучая металлическая сетка, видимо, ровесница холодильника.
– Ну, Толян, – пробормотал Игорь, остановив взгляд на кровати. – Говорил же я, для чего ключи нужны…
– Женьке, кстати, что наплел? – спросила Маринка. – Рыбалка?
– Командировка, – Игорь чмокнул девушку в висок. – Ну что, искать другое место уже поздновато будет. Разберёшься тут?
– А что делать? Только принеси всё из машины.
Маринка, посмеиваясь, вошла в комнату. Когда Игорь вернулся, он обнаружил девушку сидящей на кровати. Маринка с интересом перебирала какие-то старые, пожелтевшие бумаги.
– Игогош, глянь, что нашла, – она подняла голову. – Под кроватью валялись, россыпью. Как думаешь, нужно твоему приятелю такое старьё? Если не нужно, могу попытаться куда-нибудь пристроить. Можно даже краеведческому музею предложить – глянь, бумага такая, что вот-вот рассыплется, и писали чернилами, и знаки там твёрдые стоят, где надо и где не надо.
– Да кому эти бумажки нужны? – отмахнулся Игорь и притянул девушку к себе. – Брось их, нам что, нечем заняться? Вроде, не за этим приехали, – он выразительно взглянул на Маринку, затем перевёл скептический взгляд на старые бумажки.
– Да ты почитай! – девушка вывернулась из рук Игоря и ткнула одну из пыльных бумаг почти под нос любовнику. – Кажется, поп какой-то пишет. Нудновато, правда, но старина настоящая!
Игорь нехотя взял бумагу и осторожно развернул её. Бывают случаи, когда проще уступить девушке, чем начать долгий, эмоциональный спор. Сейчас Игорь быстренько прочтёт неизвестно когда, кому и кем написанное письмо, скинет пыльные бумажки на пол и завалится с Маринкой на дурацкую кровать с сеткой. А обустраиваться они будут потом. Да и что в этом доме особо обустраивать? Всего-то и надо – засунуть приготовленную Маринкой на два дня еду в холодильник и подмести пыльную комнату.
– Ты читай, а я пока кровать перестелю, – девушка вскочила и ринулась к принесённой любовником сумке.
Ну, сама напросилась! Игорь медленно, с выражением принялся читать письмо. Сначала – без интереса, однако с каждым абзацем он поневоле всё внимательнее вчитывался в каллиграфически выведенные чернилами буквы.
– Благословите, отче, ученика своего недостойного, р. Б. Демьяна!
Здравы будьте, отец мой духовный! Поминаю Вас каждый день в молитвах о здравии. Прошу смиренно Вашего прощения – обещал я сразу, как обустроюсь, написать Вам, а взялся за это послание только на второй седмице. Приход требует пастырского попечения и внимания неослабного.
Жители деревни, в кою я направлен был для пастырского служения, суеверны до чрезвычайности. И – что воистину удивительно и мне непонятно – прежний их священник, отец Родион, эти суеверия поддерживал. Я, разумеется, был готов к тому, что в народе верят в приметы вроде чёрной кошки или бабы с пустым ведром, однако здесь столкнулся с верованием странным и, на мой взгляд, особенно опасным для человеческой души. Об этом и хочу в первую очередь Вам написать.
Ко мне прямо во храме, после воскресной Литургии, на коей присутствовала вся моя паства, обратились несколько уважаемых жителей деревни. Они попросили, вернее будет сказать даже – потребовали запретить сыну жить в доме недавно умершего отца. Я был крайне удивлён этой просьбой и, признаюсь, чувства мои возмутились от тона, которым она была высказана. Разумеется, я поинтересовался причиной запрета. И вот что услышал в ответ.
Дом этот, говорили мои новообретённые духовные чада, проклят. Тем, кто там живёт, овладевает злой дух, и человек начинает жаждать крови. Суеверие сие было подпитано предшествующими ужасными событиями: хозяин дома зарубил топором супругу, а после того лишил жизни и себя. Из-за чего свершилось такое страшное дело – никто не знает. В деревне поговаривают, что человек тот одержим был болезненною страстью ревности. Однако местные жители тут же вспомнили старые легенды о проклятии и злом духе, обитавшем в том доме. Хотя и признали, справедливости ради, что семья прожила там больше двадцати лет, и никаких признаков присутствия бесов в доме никто не замечал.
Разумеется, я отказал пастве в странной просьбе. Тогда один из мужиков пригрозил сжечь "проклятый дом". Я при всех запретил ему это делать, и паства недовольно зашумела.
Я долго увещевал их, говорил о суевериях, о силе Господней, о силе молитвы, но эти люди не хотели слушать, словно в них вселилась нечистая сила. Усмирить паству удалось только угрозой отлучения от Святого Причастия на месяц и обещанием освятить дом, который называют проклятым.
Молодой человек, наследник несчастного самоубийцы, тоже был в храме и произвёл на меня самое благоприятное впечатление. Юноша держался весьма скромно и почтительно. Мы договорились, что я приду освящать жилище сегодня, в понедельник.
И теперь, отче, меня терзают сомнения. Смогу ли я, по молодости и без опыта в таких делах, справиться с опасными народными суевериями? Хватит ли…
– Письмо обрывается, – разочарованно сказал Игорь.
– Бред какой-то! – поморщилась Маринка. – Но может оказаться ценным. Похоже, что это не в прошлом веке написано, а в позапрошлом. Правда, тут пятна какие-то…
– Мариш, кажется, это брызги крови, – с интересом заметил Игорь, разглядывая бумагу. – Любопытно, как это письмо сюда попало…
– Тут каракули внизу, – острый наманикюренный ноготок ткнул в забрызганную бурым бумагу. – Не разберу.
– Подожди-ка, – Игорь долго разглядывал трудно различимые буквы. – И правда, каракули. Совсем другой почерк, и написано с ошибками. Твоё начало – мой конец, – наконец, прочёл он.
– Что?!
Маринка хихикнула.
– Слушай, а я вспомнил! – сказал Игорь. – Толян как-то говорил, что этот дом родня его жены считала проклятым. Вроде, последний владелец, очень дальний родственник супруги Толика, убил тут всю свою семью, а потом его деревенские забили. Самосуд.
– Ну, конечно, – хмыкнула девушка. – Проще и романтичнее назвать дом проклятым, чем признать, что его владельцы – обычные психи. Генетика – великая вещь, сумасшествие может передаваться и через несколько поколений.
– Всё, ну их к черту, эти старые тайны, – Игорь скинул бумаги на пол и толкнул Маринку на кровать. Металлическая сетка жалобно скрипнула. – Мы сюда не читать приехали!
Однако ночью, когда девушка заснула, он подобрал находку: Игоря поневоле заинтриговала история с проклятым домом и молодым священником. И теперь блудный муж курил на кухне, допивал начатую с Маринкой бутылку чёрного рома и читал первую попавшуюся бумагу.
"Оно овладевает мной. И во сне, и наяву я слышу: "Твоё начало – мой конец, и твой конец – моё начало". Я понял, оно возрождается раз за разом, находя для этого всё новых и новых людей. Оно само не знает, откуда взялось и для чего существует. А я знаю одно: мне нужно бежать из этого дома. Ещё позавчера я не верил, что дом – проклятый, и считал разговоры об этом обычными сплетнями. Да будут посрамлены гордые! И я посрамлён.
Теперь я точно знаю: это оно заставляло прежних хозяев убивать людей, даже близких. Убийства нужны ему, чтобы возрождаться. В чьей-то душе. Но не моей, нет, не моей".
Игорь поморщился. Права девчонка, такое мог написать только сумасшедший. Надо выкинуть этот бред из головы.
Взгляд упал на лежащий тут же обрывок тетрадного листка. Два коротких предложения:
"Оно требует жертвы. Оно – это я".
Почерк тот же.
Писал явный психопат. Интересно, Толян и его жена знают об этих бумажках? Приятель говорил, что здесь давно никто не живёт, дом полностью заброшен. Они давно пытаются продать ненужную недвижимость, но найти на такой объект покупателя – большая проблема.
Суеверные местные и даром не возьмут дом, история которого связана с несколькими семейными трагедиями. Люди городские, незнакомые с деревенскими легендами, вряд ли заинтересуются жильём в глухомани.
Скрипнула старая половица. Игорь начал оборачиваться, когда его накрыла темнота.
Хрупкая темноволосая девушка сжимала в руке разбитую о голову любовника бутылку.
– Твой конец – моё начало, – прошептала она.
Острые края бутылки вонзились в горло полулежащего без сознания мужчины. Кровь покрыла яркими алыми пятнами стол, пол, руки Маринки.
Девушка тщательно протёрла бутылку полотенцем, вытерла руки и вышла к машине Игоря.
В Маринкиной голове настойчиво крутилось: "Ты – это я. И для нас с тобой это – начало конца. Постарайся прожить подольше, я не хочу снова в пустоту и темноту, в то, что называют небытием, не хочу искать кого-то ещё. Я хочу жить, в полную силу. Для этого иногда нужна кровь, но ведь мы справимся?"
– Справимся, – прошептала девушка, прислоняясь горячей щекой к приятно-холодной дверце машины. – Я не буду сидеть в тюрьме или убивать себя. Наш конец наступит не скоро.
Она вернулась, и в комнате запахло бензином. Чиркнула зажигалка…
В предрассветных сумерках со двора дома, который издавна называли "проклятым", медленно, словно крадучись, выехала машина с выключенными фарами. Темноволосая девушка за рулем оглянулась. Из закрытых окон дома выглядывали языки пламени.
– Никто ни о чём не узнает, – успокаивающе пробормотала Марина и плавно нажала на педаль газа.