Хотя негодный сосед уличил меня в подглядывании, а я в ответ обвинила его в «непокобелимости», мы продолжили непринужденно выходить за утренними газетами почти а-ля натюрель. Градус напряжения несколько повысился (благодаря мне), и я даже не стану оправдываться, потому что увидеть соседа в одних трусах превратилось у меня в навязчивую идею. Настолько навязчивую, что я без принуждения вскакивала рано и по средам, чтобы не пропустить соревнование по забиранию газет в нижнем белье.
Пусть сосед у меня свинтус, но поглядеть у него есть на что. А раз он бессовестный кобель, я не чувствовала ни малейших угрызений совести за то, что рассматриваю его исключительно в одном качестве.
Последние несколько дней я нарочно нарушала сложившийся ритуал, но стоило в четверг выскочить за газетой на пять минут раньше обычного, как через полсекунды «кобелино» делал то же самое. На другой день я нарочно опаздывала на несколько минут, однако соседушка будто у глазка караулил. Каждый день я щеголяла в разных спортивных бюстгальтерах и шортиках под стать его дурацким трусам и даже прикупила новых, чтобы было чем козырнуть перед этим любителем броских картинок (как я уже сказала, мои старания начинали походить на одержимость).
Уверена, это он решил так меня пристыдить за то, что я слежу, кто к нему ходит. Но тут уж извините: за две недели в пентхаусе побывали минимум пять девиц, и это не считая «уборщицы».
В пятницу мне вставать ни свет ни заря: у меня клиентка, которой крайне нужна физиотерапия, но на выходные женщина уезжает за город, поэтому я записала ее на пять тридцать. Стало быть, мне уезжать еще до того, как принесут газету.
Работа в клинике увлекала, как музыка. Патти и Джулс стали мне настоящими подругами, на которых можно положиться, и с Джоуи удавалось почти не общаться – большинство его клиентов записаны на день или вечер.
Если я абсолютно по нему не скучала. Джоуи, похоже, никак не мог смириться с новыми реалиями. Всякий раз, как мы оказывались одни в ординаторской (что, к счастью, бывало редко), он начинал меня обхаживать и заигрывать. Однажды он попытался меня обнять, но получил джеб по почкам, и поползновения к физическому контакту прекратились, как отрезало.
Сегодня наши графики идеально противоположны: когда у Джоуи «окно», я занята, а когда у меня перерыв, он кого-то тренирует. Точно я нарочно так подстроила, ей-богу.
Отпустив последнюю клиентку, я переоделась и взяла из шкафчика сумку, гадая, огорчился ли сосед-кобель из-за отменившегося утреннего показа мод. Завтра надо сделать все по первому разряду, чтобы компенсировать сегодняшний пропуск. Я улыбнулась своим мыслям, но улыбка растаяла, когда, обернувшись, я увидела Джоуи, подобравшегося почти вплотную.
– Привет, – он сделал странный, неловкий, якобы смущенный жест: сунул руки в карманы и легонько пнул меня в мысок. Ну просто старшие классы, да и только! Раньше мне это казалось очаровательным, но сейчас остро захотелось с силой пнуть Джоуи в голень и быть при этом в ботинках со стальным кантом. К сожалению, это тоже называется харассментом.
Забросив рюкзак на плечо, я попыталась обойти Джоуи. Он скопировал мое движение. Тогда я пошла в другую сторону, но он все равно загородил мне дорогу. Да что за идиотская кадриль?! Я подавила желание разорвать его на части и вздохнула:
– Чего тебе надо?
Джоуи прислонился к шкафам, нарушая мое личное пространство, потому что мой шкафчик последний в ряду и я оказалась почти прижатой к стенке.
– Мы уже сто лет не разговаривали по душам.
Я моргнула, но не ответила. Ну вот что на это скажешь?
– Может, сходим выпить кофе или чего-нибудь еще?
– Нет, не сходим, – я пожалела, что у меня нет суперсилы, позволяющей одолевать отвесные стены или высоко подпрыгивать, чтобы оказаться подальше от Джоуи, никак его при этом не коснувшись. Прошло уже несколько недель, но для разборок у меня по-прежнему не было ни сил, ни желания. Я не любитель конфронтаций, и я боялась, что расплачусь перед Джоуи, когда мы заведем разговор, а реветь на работе – последнее дело.
– Почему?
– Потому что ты грел свой член в не принадлежащей мне вагине.
Он скривился, точно его покоробил созданный мною образ.
Мне тоже не особо нравилась эта картина, но точности ей было не занимать.
– Да ладно тебе, Стиви! Нельзя же злиться на меня вечно!
Я выставила руку, так что ладонь оказалась почти вплотную к его лицу, и Джоуи отпрянул – наверное, испугался удара. Я и врезала бы, не будь я горячей противницей домашнего насилия. Впрочем, самозащита – дело иное.
– Во-первых, не смей командовать, как и что мне чувствовать и сколько мне злиться. Я считаю, что зря потратила год своей жизни, оставаясь твоей подружкой, и не собираюсь выбрасывать больше ни одной минуты, эмоции, энергии и тому подобного на общение с тобой.
– Пойми, я случайно совершил ошибку! – заканючил Джоуи без тени раскаяния.
– И сколько раз ты случайно ее совершал?
– Я же был один целых два месяца!
Ну теперь я хоть знаю, что это происходило неоднократно.
– Ошибка становится сознательным выбором, когда ты совершаешь ее больше одного раза. Надо было думать о последствиях, когда ты радостно ошибался.
– Детка, я понимаю, ты расстро…
– А, вот ты где! – Патти и Джулс, благослови их Боже, буквально ввинтились между нами, окружили меня, как очень красивые телохранители, и подхватили под руки.
Джулс сверкнула Джоуи улыбкой, которую я могу описать только как приторно-сладкую и неискреннюю:
– Простите, но Стиви нам срочно нужна.
Тщательно выщипанные бровки Джоуи сошлись на переносице:
– Мы вообще-то разговаривали.
– Вот как? А со стороны казалось, будто вы не даете ей пройти, – отозвалась Патти.
Джулс плечом отодвинула Джоуи с дороги, и девочки буквально понесли меня (ноги едва касались земли) через ординаторскую. В дверь пришлось проходить боком – подруги просто не опустили рук, и все. Спеша по коридору к выходу, я чувствовала себя Дороти с Железным Дровосеком и Трусливым Львом, разве что не на дорожке из желтых кирпичиков.
Выскочив из клиники, мы, не размыкая рук, энергично двинули по улице. Остановка моего автобуса в другой стороне, и я уже хотела сказать об этом своим спасительницам, но побоялась показаться неблагодарной.
Джулс оглянулась:
– За нами не идет. Значит, оторвались.
Они отпустили меня, и мы отступили к стене, пропуская студентов, торопившихся на дневные или вечерние лекции. Работа в клинике, находящейся на границе учебного городка, рождала в душе ностальгию, смешанную с меланхолией: мы трое совсем недавно получили дипломы и еще могли сойти за студенток.
– Спасибо, выручили, – искренне сказала я, немного придя в себя.
– Ситуация выглядела напряженной, – Патти чуть сжала мне локоть.
– Да нет, скорее надоевшей и неприятной.
В основном мне удавалось избегать Джоуи, но он будто задался целью выискивать меня всякий раз, когда мы оба на работе.
– Упорный, как лобковая вошь в почасовом мотеле, – припечатала Джулс.
– И такой же мерзкий, – согласилась я.
Джулс и Патти позвали меня на ужин. Если я поеду сейчас домой, то целый вечер буду пережевывать пикировку с Джоуи и, скорее всего, войду в очередной «штопор» – начну заедать незадачливость в личной жизни пинтами мороженого.
Затем мне не дадут покоя мысли, как там у живущего напротив кобеля развиваются плотские отношения с очередной «победой». Я живо представлю, как заклеиваю его красивый рот скотчем и использую соседа в качестве своего персонального дилдо, и опять-таки мне станет обидно за себя. Короче, ничего хорошего не выйдет, если я проведу вечер в одиночестве, поэтому я согласилась на ужин.
Мы зашли в один из местных ресторанчиков. Сегодня всюду было непривычно людно, и я вдруг сообразила, почему цвета хоккейной формы моего брата пестрят на мультиэкранном телевизоре, занимающем целую стену бара.
– Сегодня первый товарищеский матч сборной Сиэтла, – Патти указала на экран. – Парни сейчас наверняка у телевизора.
– Какие парни?
– Наши братья. – Я уже знала, что у Джулс три брата, а у Патти – два. – Все как один заядлые болельщики, мы тоже не отстали, и порой азарт выходит из-под контроля.
– Особенно когда разные игры в конце сезона показывают в одно время.
– Могу себе представить…
Столы вблизи телевизоров были заняты, и мы прошли в патио – все равно что-нибудь да увидим. Мне даже не верилось, что я забыла про первый матч новой команды Эр Джея. Я написала ему коротенькое сообщение, пожелав удачи, пока девочки читали меню.
Из патио мне удавалось кое-как следить за игрой, и я не чувствовала себя плохой сестрой. Мы заказали пива, закусок, я увлеченно хрустела начос, когда весь бар дружно ахнул, подавшись к телеэкранам. На льду шла какая-то потасовка, игроки толкали друг друга, и хоккеист в форме сиэтлской сборной, скорчившись, лежал рядом с воротами соперников.
– Блин, досталось парню! – сочувственно выдохнул кто-то из посетителей через два стола от нас.
– Нечисто играют! Лос-Анджелесу полагается пенальти за такие выходки! – добавил кто-то еще.
– У кого травма? – спросила я Джулс и Патти, зажавших рты ладонями. – Номер сорок четыре, Боумен?
Голос у меня отчего-то сел.
Джулс покачала головой:
– Нет, это сорок второй, Уинслоу. Попал в сборную из Нэшвилла.
– Слава богу! – я обмякла на стуле, успев увидеть счет вверху экрана, прежде чем началась реклама. Сиэтл вел в счете, а это уже кое-что.
– Погоди, твоя фамилия же Боумен? – Патти огляделась, не подслушивает ли кто, и тихо спросила, подавшись ко мне: – Ты что, родственница Рука Боумена?!
Я не видела смысла лгать. Мы работаем вместе почти месяц, рано или поздно мой секрет выйдет наружу. Кроме того, правда лакмусовой бумажкой выявит истинные намерения подруг.
– Это мой старший брат.
Патти моргнула, и все. Такое отсутствие реакции впечатляло.
– Ого, значит, Джоуи не всегда врет напропалую. Нужно учесть.
– Вы знали?!
– Ну, Джоуи не самый надежный источник информации. Все, что он говорит, надо делить на десять, а лучше на сто. Он, например, настаивает, что с ним ты решила взять тайм-аут, пока привыкаешь к жизни в Сиэтле, – сказала Джулс.
– Ну еще бы! – возмутилась я.
– Наверное, непросто живется, когда брат играет в НХЛ, а весь Сиэтл вдруг заболел хоккеем! – предположила Джулс, отправив в рот начос с соусом.
– Иногда болельщицы не знают, как его и облизать.
Я очень люблю брата, но порой меня тяготит роль ничем не примечательной младшей сестры.
– О, я тебя понимаю. Мои братья играют в футбол в университетской команде, так девицы им проходу не дают, – отозвалась Патти.
– Иногда буквально преследуют, – помрачнела Джулс. – Бабы с ума сходят по спортсменам.
– О да! И это невыносимо, – засмеялась я.
– Помнишь, Майк по рассеянности пригласил на домашний матч сразу трех девиц и они передрались из-за него? – обратилась Джулс к Патти, а потом повернулась ко мне: – Устроили настоящую борьбу в грязи посреди футбольного поля, тогда как раз дожди шли. А с трибун все это снимали и выкладывали в соцсетях.
– Кошмар какой… – моим щекам стало жарко.
– Но как тебе достается, даже представлять не хочу. Хоккейные девки сливают черт знает что, – в голосе Патти не было язвительности, а только искреннее сочувствие.
Я огляделась, не прислушивается ли кто, и тихо сказала:
– По-моему, хуже всего было вирусное видео секса втроем.
Патти поморщилась. Джулс скорчила гримасу.
– Помню. Все только об этом и говорили.
– Я тогда школу оканчивала.
– Боже мой…
– Да. Это было… неприятно. – Я отлично помню тот день. После видео началось такое, что я не заходила в свой профайл до конца года. До сих пор у меня все аккаунты закрытые и нигде не указана моя фамилия. – Я вошла в класс, учительницы еще не было, все сидели, уткнувшись в телефоны, и молчали. Я подумала: опять Эр Джей что-то учудил. Когда его взяли в НХЛ, самые популярные старшеклассницы не знали, как ко мне и подольститься, хотя прежде не замечали, а тут… При виде меня все начали смеяться и перешептываться. В итоге я неделю не ходила в школу, пока новость не поостыла. Заодно узнала, сколько у меня настоящих друзей.
Случившееся меня мгновенно отрезвило, и известность я разлюбила раз и навсегда. Никакие привилегии славы не стоят публичного позора и ажиотажа в соцсетях.
– Сочувствую. У меня братец – звезда университетской футбольной команды. Даже думать не хочу, что начнется, если он попадет в профессионалы.
У меня потеплело на душе от возможности поделиться наболевшим с подругами, которые действительно меня понимают. Остаток вечера мы обсуждали, каково иметь братьев-спортсменов, у которых отбоя нет от женщин, и я в кои-то веки чувствовала себя личностью, а не только носительницей знаменитой фамилии.