– Здравствуйте… Валерий Андреевич у себя?
Пауза.
– Валерий Андреевич?.. А вы кто ему?
– Никто… Я пострадавшая. Чижова. Он мое дело ведет. Меня обокрали месяц назад, в автобусе. Деньги, документы. Вы наверняка в курсе…
– Уже не ведет. – Интонация отвечающего отдавала гражданской панихидой и вселенской скорбью.
Пауза.
– Он погиб… Сегодня ночью.
– Господи… Как?!. Как погиб?!!
– Геройски, при задержании бандитов. Двое отморозков залезли в квартиру, хотели обнести, то есть – обокрасть, но сработала сигнализация. Когда приехала охрана, они по балкону перелезли в соседнюю хату и взяли заложников. Женщину и ребенка… Валерий Андреевич пытался с ними договориться, но не получилось… Когда они выходили, он бросился на одного из них, чтобы отобрать пистолет… Но тот успел выстрелить… Прямо в сердце… Мгновенная смерть.
Пауза.
– Если б не он, пуля попала бы в ребенка… Вчера же по телевизору показывали. По всем каналам. Вы разве не смотрели?
– Нет… Какой кошмар… Он ведь еще совсем молодой. Жалко-то как.
– Да, отличный парень был… Жена и ребенок остались… Похороны через два дня. Мы еще даже некролог не успели повесить. Говорят, к ордену представят. Посмертно. Хотя толку-то…
Сказано было тоном, от которого прослезился бы и бюст Дзержинского, пылившийся в коридоре.
– Боже мой, боже мой… Что творится? Что творится, – запричитала Чижова, – хоть на улицу не выходи…
– Да, нынешняя жизнь – не подарок. Но мы не сдаемся, держимся… Извините, мне надо работать.
– Конечно-конечно… Ой, простите… А кто теперь моим делом будет заниматься?
– Гражданочка, ну как же вам не совестно?.. У нас люди гибнут, а вы с каким-то кошельком. Разве так можно?
– Ой, конечно… Но…
– Ступайте, ступайте, сейчас не до вас…
Вынужден открыть маленький секрет. Валерий Андреевич – это я. И вовсе я не погиб героем и погибать пока не планирую, как и все нормальные люди. И только такой ненормальный, как Леня, мог вычеркнуть меня из списков живущих на этом свете досрочно. Называется – заставь дурака Богу молиться… Причем и не заставлял-то его никто. Сам вызвался. «Давай так отошью, что больше никогда эта полоумная не придет…»
Конечно, если откровенно, Чижова меня, мягко говоря, затра… простите, не удержался. Вот уже целый месяц, по два раза в день, утром и вечером, она стучится в дверь моего кабинета и выпытывает, каким образом я ищу ее несчастный лопатник. И даже в выходные, если меня нет в отделе, она исправно навещает дежурного и просит передать, что заходила. Ее уже все наши знают в лицо, даже паспортистки и уборщицы, не говоря про оперативный состав.
И ладно б в бумажнике бриллиант лежал в пять карат или алмазные подвески королевы. А то тысяча рублей денег мелкими купюрами, проездной да пропуск в офис, где Чижова трудится каким-то клерком. И ладно б у нее силой отняли этот бумажник в подворотне. Сама ведь с подружкой в автобусе языками сцепилась, а пока балаболила, кто-то его из сумочки и помыл. Либо просто потеряла, что более вероятно. На этом маршруте карманники – большая редкость, они в основном возле метро бомбят. Дома Чижова спохватилась, крик подняла и к нам. Ищите мерзавца!
Я ей сразу честно и откровенно признался – кошелек мы ваш не найдем и денег не вернем – на них особых примет не имеется. А если какой добрый человек его и принесет, то наверняка опустевшим. Карманных воров рекомендуется ловить только с поличным. Я не лукавлю – так оно и есть на самом деле. Чижову мои доводы не убедили, а наоборот, ввергли в истерику. «Если искать не будете, то и не найдете! Скажите лучше – работать не хотите! Государство обязано меня защищать, я за это плачу налоги, и немалые!» И все в таком же духе. Пришлось взять от нее заявление, которое, впрочем, через три дня я списал в архив за отсутствием события преступления. Мол, кошелек утрачен при неизвестных обстоятельствах, скорей всего, потерян, факта кражи не установлено. Чижовой я, разумеется, про это не сообщил, дабы не расстраивать. Уверенно заявил, что приступил к розыску и скоро выйду на след.
– И что значит «скоро»? – уточнила дотошная потерпевшая.
– Как получится… Может, через месяц, может, через два.
– А может, через год. Извините, но мне мои деньги нужны сейчас, в стране инфляция… И кстати, я проконсультировалась у знающих людей – так вот, оказывается, если вы не можете найти преступника, обязаны компенсировать ущерб! Даже закон специальный имеется!
– Серьезно? Я из своего кармана должен вам его компенсировать?
– Меня это не касается. Хоть из своего, хоть из чужого!
– Уважаемая Зинаида Аркадьевна. Вы разумный человек, в офисе работаете. Представьте хоть на минутку, что началось бы, существуй такой закон на самом деле. Вокруг нашего отдела очередь бы стояла в три витка. Из желающих получить компенсацию.
– Но мне люди врать не будут!
Лучше б люди ей сами компенсировали.
– Соврали вам люди, не соврали, но денег вы здесь не получите. Сами без зарплаты сидим. Да еще бесплатного проезда лишили.
Для убедительности я продемонстрировал свой дистрофический бумажник с двумя червонцами и проездным билетом.
Чижова заметно расстроилась, но боевого настроя не потеряла:
– Тогда ищите! Я буду к вам время от времени заходить.
– Лучше звоните. Либо я позвоню, когда найду.
– Нет уж. На самотек я это дело не пущу! Не будете искать – пойду выше, но правды добьюсь!
И не лень же ей заходить «время от времени». Постовой на дверях скоро честь начнет отдавать.
Конечно, можно было просто-напросто указать Чижовой на дверь или попросить постового не пускать ее в отдел, но тогда бы она подняла шум на весь Питер, натравила бы прессу, прогрессивную общественность, прокуратуру и всю вертикаль милицейской власти. Отменили бы мой «отказничок», я получил бы «строгачок», а отдел вечный «глухарек». Все это не смертельно, но ужасно обидно и несправедливо. А я не люблю несправедливости. Поэтому принял вызов. И зря.
На первых порах что-то сочинял Зинаиде Аркадьевне, словно проверяющему, – сколько лиц отработал на причастность, сколько провел обысков, сколько допросил свидетелей. Показал ей составленный список пассажиров, ехавших в тот злополучный вечер в автобусе. Она нисколько не усомнилась в его подлинности, долго изучала и даже подчеркнула несколько фамилий, как ей казалось – подозрительных. Разумеется, по упомянутым выше причинам, кошелек я не искал, потому что не нашел бы его никогда.