Мария появилась на перроне за десять минут до отправления. Дежурный по станции, мигом подлетел к ней:
– Жива! Слава Богу!– он хлопнул руками.
– Я же говорила, что хорошо знаю места, – спокойно, констатировала девушка.
– Я нашел машину, вернулся, а никого нет. Зачем было убегать? – строго спросил дежурный.
Мария ничего не ответила, лишь засмеялась. На удивление этого оказалось достаточно.
– Сумасшедшая?! А если бы волки съели? – отходя от нее, в полголоса бурчал дежурный.
В поезде Мария, расслабилась. Дорога была длинной и не предвещала попутчиков. Открыв блокнот, записала:
«Мне было около шести, когда я впервые увидела Теодора. Помню, как сейчас: ранняя весна, я игралась на заднем дворе цирка. Погруженная в свои детские фантазии, я никого и ничего не замечала. Он подошел незаметно и склонился надо мной. Я не испугалась, а лишь разинув рот, смотрела на расшитый позолотой кафтан. Блеск ослепил меня.
Теодор был подобен ангелу. Выразительные, голубые глаза ласково смотрели на меня. Он протянул бледную и непозволительно чистую руку к моему замызганному личику. Наши взгляды пересеклись. Спокойствие всецело охватило мое детское тельце.
– Какие глаза! Какая душа!– восхищался он.
Теодор ласково потянул меня к себе. Я не сопротивлялась и уже через мгновение была у него на руках. Уткнувшись в курчавые волосы, удивлялась: как приятно от него пахнет. С младенчества, я привыкла к зловонным запахам. Пот и прокисшее вино, все, что я могла учуять от мужчин. Уксус и дешевые духи – от женщин.
Моя мать утверждала, что родила меня в дороге, но где именно, она не помнит. Жизнь бродячего цирка такова, что сегодня ты здесь, а завтра уже там. Города и зрители меняются, лишь только наш мир, с жонглерами, клоунами, гимнастами, силачами, уродами и животными оставался неизменным. Мы жили закрытой семьей, где каждый четко знал и выполнял свои функции.
Моя мать бледная и худая женщина, с явными признаками чахотки, постоянно твердила, что мой отец знатный человек. До моего рождения она была гимнасткой. Ею восхищались, никто не мог пройти по канату, лучшее нее. Да, она действительно была очень красивой женщиной: хрупкая с миловидными чертами лица и пышными каштановыми волосами. Однажды, после выступления, к ней заглянул местный граф. Восхищенный ее талантом, долго и трепетно пел ей дифирамбы. Матушка говорила, что он хороший человек. Он предлагал ей остаться с ним, но она отказалась. Цирк, для нее был важнее, семейного счастья. Через девять месяцев родилась я. Беременность и роды подкосили здоровье. Больше, она не могла выступать. Перспективы были не радужными, цирк в ней больше не нуждался. Чтобы хоть как-то выжить занялась костюмами, бесконечно шила их и латала. Слепилась долгими ночами, под сальную свечу, пришивая очередную бусину к корсету юной актрисы. Если работы с костюмами не было, то убирала за животными. Когда-то она была любима и в почете, а теперь ее попрекали за любое бездействие. С утра до ночи, моя матушка, была занята тяжелым и кропотливым трудом. Стойко выносила все унижения и подобно святым подставляла другую щеку.
Кроткая улыбка, появлялась на ее губах, по вечерам, когда мы оставались одни. Прикрывая нашу лежанку засаленной, грязной шторкой, она словно отгораживала наш маленький мир, в котором мы были счастливы. Лаская меня, она говорила, что все изменится к лучшему. Ее вера была слепа, но тверда, она просто знала, что настанет день, когда ее малышка получит все самое лучшее. Этот день настал…
Встревоженная, она бежала к Теодору, который заигрывал со мной.
– Добрый день, граф! Я заберу девочку, нам уже пора на репетицию, – быстро и взволнованно протараторила она.
– Да, да, – не сопротивляясь, вымолвил Теодор, – у Вас замечательная дочь. Надеюсь, увидеть ее сегодня в вечернем представлении!
Заведя меня за ящики, мать шепотом стала ругать. Она боялась и в Теодоре увидела, очередного извращенца, страстно желающего ребенка.
– Мама, он добрый! – возражала я.
– Не говори с ним! С чужими не разговаривай! Только со своими! Слышишь меня?
– Вот, – я протянула ей пряник, – это он мне дал.
– Ах, дитя! Тебя так легко обмануть! Ты такая хорошенькая, я так боюсь за тебя! Я не переживу, если что-то случится, – рыдала она.
Во время выступления, в пышном фиолетовом платье, я подносила дрессировщику кусочки сахара. Я жадно оглядывала пришедших, до тех пор, пока не увидела его. Теодор помахал мне и состроил гримасу. Я была очарованна им и полюбила всем своим невинным, детским сердцем.
После выступления, мать словно опасаясь, держала меня при себе. Внезапно она вздернулась и онемела, с силой вцепившись в мою ручку. С почтенной улыбкой, Теодор, подошел к нам, раскланялся и обратился к матери:
– Милая дама и мать, столь очаровательного ребенка, могу ли я узнать ваше имя?
Матушка недоверчиво огляделась по сторонам.
– Анна, – она сделала реверанс, словно фрейлина при дворе императрицы.
– Очень приятно, Анна! – припадая холодными губами к ее руке, шептал он. – Я, Теодор.
– Граф? – широко распахнув глаза, уточняла моя мать.
– Помещик. Вот, мой дядя был графом. Жаль, недавно отбыл в мир иной.
– Соболезную.
– Перед смертью, я обещал ему разыскать одну особу. Может сударыня, вы слышали, об удивительных выступлениях девушки, с псевдонимом Джульетта?
Лицо матери искривилось и стало до ужаса безобразным, слезы хлынули из глаз.
– Что-то случилось? – ласково прикасаясь к ее плечу, уточнял мужчина.
Она присела и, вытирая грязным подолом бесконечные горючие потоки, не могла связать и двух слов. Ее тело тряслось, как осиновый лист. Костлявыми пальцами, она до боли ухватилась за меня.
– Джульетта – это я! – наконец пояснила матушка. – Как умер? Ведь он так молод?
– Да, да, был молод и здоров, но чахотка высосала из него всю жизнь.
От слов Теодора, она вновь взвыла. Схватила меня в охапку и поспешно удалилась, бросив ему:
– Простите меня сударь, но это все так сложно.
В нашем затхлом углу, она проплакала всю ночь. Изредка будила меня громкими всхлипами и вздохами. Неизвестно откуда взялось столько слез из ее тощего, болезненного тела. Тогда мне казалось, что она зальет всю нашу постель, весь цирк, весь мир, своей глубокой скорбью.
Утром, я проснулась от слов матери:
– Я сразу заметила сходство.
Привстав, я заглянула между шторок. Она говорила с Теодором. Он словно в подтверждение встряхнул курчавой, светлой головой.
– Мой дядя, просил разыскать и передать, что он любил, только Вас, но, к сожалению, осознал это слишком поздно.
В ответ матушка всхлипнула и безнадежно опустила голову.
– Я сразу поняла, что он хороший человек. Он звал меня остаться, но я смертельно боялась хозяина и не посмела покинуть цирк. – слезы вновь прыснули из ее глаз. – Сударь, я надеялась его увидеть, ведь его поместье было в этих местах.
– Да, все верно, по наследство, она досталось мне. – Теодор откашлялся и робко поинтересовался. – Позвольте не скромный вопрос: кто отец вашей дочери?
Она зарыдала с новой силой.
– Да, он ее отец, – выдавила она, повисая у него на плече.
– Послушайте, Анна, у меня есть предложение. Ради будущего своей дочери, отдайте ее мне. Я воспитаю ее, дам образование, а так же подыщу достойную партию.
– Я не смогу без своей девочки! – протестовала она.
– Подумайте о ребенке, а не о себе! Ее будущее куда важнее.
– Моя малышка не сможет без меня.
– Все это глупости! Она в таком возрасте, что легко примирится с новым образом жизни. Анна, будьте благоразумны. Свое предложение я делаю только раз.
Нервно покусывая губы, уставившись в пол, она почти шепотом произнесла:
– Мне кажется, вы хороший человек, не хуже своего дяди. Я больна и ваше предложение, как нельзя кстати. Вы правы, мне нужно подумать о моей Марии. Я хочу, чтобы у нее было все… Я прошу Вас, разрешить мне видеть взросление, моей девочки. Я готова быть ее нянькой.
– Нет, – холодно отрезал он, – только девочка.
– А где гарантия, что Вы не очередной извращенец, – недовольно бурчала мать.
– Гарантия, это мое слово. И желание сделать жизнь родного человека лучше. Я воспитаю ее, как собственную дочь.
Она смягчилась, на губах появилась улыбка, казалось, что она витает где-то в облаках, представляя мое будущее.
Она согласилась. Меня сонную, Теодор укутал в плащ и вынес из цирка. Экипаж поджидал у входа. Кучер громко крикнул:
– Пошла!
Колеса застучали по брусчатке, мешаясь с лязгом розги и топотом копыт. Прильнув к нему и вдыхая столь приятный запах, я засыпала».