Часть II «Развитый социализм», или Так что же это все-таки было?

1. Два взгляда на советский период истории России

Во время «перестройки» много раз и с удовольствием граждане СССР пересказывали друг другу невыразительный анекдотец, построенный на игре слов из известной революционной песни: «…и как один умрем в борьбе за это». Натужно посмеявшись, затем, с ехидными ухмылками, еще долго переспрашивали один другого – так что же это «это» все-таки такое было, за что всем до единого непременно нужно было умирать? Ответ находился в этой же песне строчкой выше – «власть Советов», но это нимало не смущало хохмачей, поскольку для них важнее была возможность и, самое главное, неизвестно откуда взявшаяся потребность осмеять, унизить и оскорбить все связанное с «советами», с русским социализмом, с СССР. Почему-то люди, ядовито насмехавшиеся над святой для любого народа памятью предков, приходившие в восторг от очернительства своей родины, ее истории, не хотели понять, что тем самым они унижают и оскорбляют жизнь целых поколений отцов и дедов, да и свою собственную заодно, добровольно превращая себя в безмозглых, рабски послушных чужой воле тварей, в крайности способных только исподтишка изображать кукиш в кармане своему господину.

Так что же это было— «Русская Совдепия»? Была ли это, по мнению одних, жесточайшая тирания по типу восточных деспотий Средневековья, несколько смягчившая свои варварские формы под «благотворным» влиянием «западной цивилизации», или это, по мнению других, был прорыв к «светлому будущему» всего человеческого общества, новая и самая совершенная форма его существования? Разумеется, ни один человек в мире не сможет однозначно ответить на этот вопрос, вернее сможет, но убедительно доказать свою точку зрения не сможет никогда. И все-таки я предлагаю сделать такую попытку. Для удобства рассмотрения этого вопроса возьмем два полярных утверждения, принадлежащих двум ярчайшим представителям этих противоположных точек зрения на нашу историю – И. Р. Шафаревичу и С. Г. Кара-Мурзе.

Второе лирическое отступление. Я родился в середине 50-х и успел взглянуть на тов. Сталина в Мавзолее, где они с тов. Лениным мирно возлежали рядышком. Несмотря на это, почти физическое соприкосновение с нашей историей и, казалось бы, с совсем недавним мрачным прошлым, 10 лет тюрьмы советскому человеку за один вопрос при подготовке к очередному празднику «Куда мы повесим товарища Сталина?» (имелся в виду портрет) для меня воспринимаются как далекая экзотика, точно такая же, как Ленский расстрел или казнь декабристов. Я жил, учился и трудился при социализме, в котором не было ни ночей со стуком в дверь, ни массовых депортаций, ни ежедневных разоблачений «врагов народа». Именно этот период существования СССР– с середины 60-х по середину 80-х – был назван «развитым социализмом», и мне посчастливилось стать свидетелем этого уникального исторического явления. Как я уже сказал, я не претендую на лавры ученого-историка, поэтому буду в дальнейшем по возможности описывать и давать оценку только тем событиям, которым являюсь непосредственным свидетелем, хотя экскурсы в прошлое и обращения к документальным свидетельствам при рассмотрении поставленного вопроса неизбежны.

Предельно упрощая взгляды Шафаревича и Кара-Мурзы на поставленный вопрос, их ответы можно сформулировать следующим образом.

И. Р. Шафаревич: Революция 1917 года явилась насильственным срывом России с ее естественного пути развития, на котором она смогла бы достичь максимально высокого уровня жизни населяющих ее народов, и в первую очередь русского народа, который больше всех пострадал и больше всех других народов утратил в вихре пронесшихся над страной войн, революций, слома традиционного уклада жизни и основополагающих нравственных и экономических устоев. Перестройка 90-х явилась не возвращением к утраченным ценностям, а наоборот, последним, добивающим ударом, навсегда уводящим Россию от ее спасительного пути и прямо ведущим к полной утрате независимости и потере идентичности – наподобие государств и племен американских индейцев.

С. Г. Кара-Мурза: Октябрьская революция 1917 года явилась благом для России, ее спасением от затяжного системного кризиса и дальнейшего пути в «никуда». «Советский проект» вывел отсталую страну на передовые позиции в мире, причем почти во всех имеющихся областях человеческой деятельности; создал самую совершенную модель человеческого общежития, надежно гарантировавшую каждому члену общества удовлетворение основных жизненных потребностей, разбудил в людях, населявших еще недавно полусонную окраину мира, невиданный ранее энтузиазм, раскрыл их огромный творческий потенциал, развил в них братские чувства взаимопомощи и готовности к самопожертвованию ради совсем незнакомых людей. Крушение «Советского проекта» – результат «перестройки» – сбросило Россию в глубочайший кризис из всех известных человечеству в Новом времени.

Бросается в глаза, что при совершенно разном подходе к советскому периоду в российской истории оба ученых совершенно одинаково оценивают «перестройку», сменившие ее «реформы» и их последствия как катастрофу вселенского масштаба, грозящую стереть Россию как независимое государство с карты мира, а населяющие ее народы рассыпать в недружный хоровод разношерстных фольклорных групп, радостно отплясывающих псевдонародные танцы под чужую дудку. Каждая такая группа в недалекой перспективе будет, несомненно, иметь свое карликовое государство с самым гордым и независимым названием, но на самом деле будет находиться в абсолютной зависимости от подачек и любого чиха супердержав.

Примечание. Справедливости ради надо заметить, что позитивная оценка итогов «реформ» несмолкаемо звучит исключительно из уст их непосредственных организаторов и исполнителей и отсутствует совершенно среди сколько-нибудь серьезных исследователей – мы уже приводили высказывания некоторых из них выше.

К этому важно добавить, что двух непримиримых противников в оценке исторического значения СССР объединяет и даже тесно сближает не только одинаковый взгляд на «перестройку» и «реформы», не только честный, свободный от всякой политической конъюнктуры взгляд на вещи, но прежде всего искренняя любовь к родине, ее народу, острая боль за его сегодняшнюю трагическую судьбу.

Итак, две исходные, диаметрально противоположные точки зрения сформулированы, но прежде чем перейти к дискуссии, нам нужно определиться по важному вопросу. Образование и существование СССР неразрывно связано с достаточно старыми идеями построения социально справедливого бесклассового общества свободных тружеников, которое получило название «социализм». Поэтому представляется принципиально важным определиться с этим понятием «социализм» и выяснить, в какой мере идеи социализма ответственны за тот социально-экономический строй, который сложился в России к третьей четверти XX века.

2. Признаки социализма и их наличие в СССР

По логике вещей, за разъяснениями по интересующему нас вопросу мы должны были бы обратиться к полному курсу научного коммунизма. Но мы не станем этого делать хотя бы потому, что его многочисленные авторы, доказывавшие десятилетиями, что «единственно верная» наука является еще и «вечно живым учением», в наши дни быстро похоронили свои «убеждения» вместе с «вечным учением» и начали рьяно доказывать прямо противоположное. Поэтому порядочному человеку прикасаться к виршам этих продажных писак в какой-то степени даже оскорбительно. Вдобавок к тому курс научного коммунизма всегда служил идеологическим оружием, поэтому всегда затачивался на актуальном материале и не мог избежать политической конъюнктуры, тут и там поступаясь своими основополагающими принципами. Так, например, практически во всех социалистических учениях их авторы грозят в первую очередь расправиться с традиционной семьей, по их мнению, главным оплотом эгоизма и частно-корыстных интересов, препятствующим воспитанию человека будущего, который, по их планам, должен был жить только интересами общества. Научный коммунизм, сочиненный в СССР, затушевал это непременное условие коммунизма и, как известно, не требовал уложить всех граждан страны в одну постель.

Для решения нашей задачи требуется чистый научный продукт, посвященный изучению теории и практики социализма, свободный от примесей и очищенный от конъюнктурной шелухи. На мой взгляд, как нельзя лучше для этой цели подходит работа Игоря Ростиславовича Шафаревича «Социализм как явление мировой истории», написанная им в годы наивысшего расцвета социализма.

Третье лирическое отступление. Эта книга, в свое время, произвела в моей голове полнейшее потрясение.

Оказалось, что Китай уже 5000 лет живет при социализме. При этом неважно, какой титул носит человек, сидящий на вершине чиновничьей пирамиды,«Генеральный Секретарь» или «Император», важен принцип построения и функционирования системы. А этот принцип оказался идентичным на протяжении всей истории этой великой страны и по многим признакам совпадал с классическими представлениями о социализме. Благостная, всеми нами любимая за свою простоту и убийственную логику марксистская формула развития человеческих обществ на основе таинственных взаимодействий между «базисом» и «надстройкой», которые определяют «фазы» исторического развития – от первобытнообщинного строя к рабовладельческому, от рабовладельческого к феодально-крепостническому и т. д.,рассыпалась под действием книги Шафаревича в прах. На ее место пришло понимание того, что мир устроен намного сложнее, чем мы себе представляли. Оказалось, то или иное историческое явление происходит вовсе не под воздействием неких объективных законов развития человеческого общества, выдуманных некими философами, а является результатом сложения множества мелких и крупных разнонаправленных векторов интересов отдельных личностей и групп людей, их нравов, обычаев и даже климатических особенностей территории проживания в один общий вектор, который и определяет последующие события. Иными словами, после прочтения книги Шафаревича для меня стало очевидным, что человек вовсе не беспомощная марионетка в стальных клешнях объективных законов и его воля, знания, разум и творческая энергия могут и должны создать радостную и счастливую жизнь для всех без исключения жителей планеты Земля.

Выводы этой книги Шафаревича в дальнейшем повествовании будут играть важную роль, поэтому справедливости ради надо заметить, что она не была лишена и противоречий, а некоторые ее утверждения отчасти не соответствовали реальной действительности. Так, например, в ее заключительной части утверждалось, что «Социализм— это один из аспектов стремления человечества к самоуничтожению, к Ничто…». Сразу возникает вопрос – как же в таком случае нам быть с тем же Китаем, история которого насчитывает 5000 лет, и признаков его саморазрушения не только не отмечено, а, наоборот, в конце XX века Китай превратился в могучее государство, а в начале XXI века стал одной из ведущих экономических держав мира. Второй момент связан с рассмотрением Шафаревичем вопроса «социализм и индивидуальность», где он приходит к неутешительному выводу, что основной принцип социализма, автоматически складывающийся из четырех других, выведенных им же (приведены ниже), – это принцип подавления или даже уничтожения индивидуальности. Безусловно, для такого заявления есть основания – во многих социалистических утопиях и теориях мы встречаемся с обществом людей, перемещающихся строем, носящих серые одинаковые одежды, дружно работающих по звонку в цехах и карьерах, дружно питающихся в столовой и дружно спящих под одним большим одеялом. Производимые при этом дети проживают в специальных детских питомниках и тоже дружно ходят строем. Однако судьба самого Шафаревича категорически опровергает этот тезис. Ему лучше, чем кому-либо, было известно, что именно в социалистическом СССР были созданы невиданные ранее условия для настоящей коллективной и индивидуальной творческой деятельности, блестящие результаты которой воплотились в научно-технических достижениях СССР не только в оборонных отраслях, но и практически во всех сферах современной науки и техники. Прыжок огромной страны от сохи до атомной бомбы и выхода в космос не мог быть осуществлен без всемерного развития и поощрения индивидуальных творческих способностей огромного числа людей, практически всего народа.

Первое ностальгическое отступление. Как человек, успевший достаточно потрудиться в условиях развитого социализма, я могу категорически заявить, что это утверждение о нивелировании человеческой индивидуальности является если не выдумкой, то очень большим преувеличением. После окончания политехнического института, в конце 70-х годов я, по распределению, попал на работу в один из отраслевых институтов Минобщемаша СССР. Там меня поразила совершенно особенная атмосфера товарищества, взаимоуважения, а самое главное – искренний интерес моих ближайших коллег к выполняемой ими работе. Высокая, вовсе не денежная мотивация большинства инженеров, почти спортивный азарт при выполнении заданий, острое стремление к разработке новых, оригинальных конструкций, поиску и принятию остроумных технических решений были обыденной, само собой разумеющейся повседневностью. Сложные технические задачи вызывали не уныние и досаду, а, наоборот, прилив творческой энергии и интенсивную мозговую деятельность, при этом к решению привлекался расширенный круг исполнителей – от молодых специалистов до многоопытных инженеров. Людьми, очевидно, руководил дух раскрепощенного свободного творчества, чуждый меркантильным интересам и присущий только свободной личности. Было нормой для многих продолжение интенсивной мозговой работы и за проходной – сидя на диване перед телевизором или даже в отпуске, лежа на гальке сочинских пляжей. Поэтому, обвиняя социализм в подавлении индивидуальности, Шафаревич, по крайней мере, должен был бы оговориться, что в СССР этот принцип сплошь и рядом нарушался.

На основе огромного объема исследованного исторического и теоретического материала, скрупулезного его анализа Шафаревич выделяет четыре общих принципа – признака построения социализма:

1. Уничтожение частной собственности;

2. Уничтожение семьи;

3. Уничтожение религии;

4. Уничтожение иерархии в обществе, равенство.

Поскольку работа Шафаревича рассматривает социализм как мировое явление, а четыре принципа социализма выведены им с неопровержимой логикой и математической точностью и, на мой взгляд, не подлежат сомнению, то нам остается только оценить – насколько точно СССР отвечал этим принципам, после чего приступить к выводам.

Уничтожение частной собственности

Для рассмотрения этого признака социализма нам необходимо условиться о терминологии. Тут нас поджидают почти непреодолимые трудности. Сразу оговоримся, что определением типа собственности населения, занятого в сельском хозяйстве, мы не станем заниматься вообще ввиду особой сложности и противоречивости этого вопроса.

В самом деле, что относится к частной собственности, как она отличается от собственности личной? Почему, с точки зрения марксизма, она так вредно действует на общество, что заслуживает только беспощадного уничтожения? При каких условиях личная собственность превращается в частную и наоборот? Трактор, соха и ручка-самописка – все это средства производства, и, обладая ими как личной собственностью, я вполне могу эксплуатировать наемную рабочую силу. Шафаревич в своих более поздних работах ставит такой вопрос – а какая именно частная собственность отрицательно действует на общество, т. е. подлежит уничтожению, и вообще, рассматривая проблему более широко, приходит к вопросу: обладает ли человек частной собственностью на себя или он сам должен рассматриваться как собственность общества? И, отвечая на него, Шафаревич приводит провокационный ответ Платона на этот интересный вопрос: человеку не принадлежит ничего, а он сам принадлежит государству. К счастью для нас, со времен Платона до времен Маркса категоричность и бескомпромиссность социалистических учений несколько снизилась. Значительно утешительнее, чем у Платона, обстоит дело с частно-личной собственностью в «Коммунистическом манифесте»: «Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности». Однако попытка здесь же найти доходчивую формулировку для последней наталкивается на дремучий частокол из суетливого жонглирования терминами, каких-то отрывочных фраз, которые высыпают Маркс с Энгельсом в огромном ассортименте на головы ошеломленного читателя, например:

«..наемный труд /…/ создает капитал, т. е. собственность, эксплуатирующую наемный труд, собственность, которая может увеличиваться лишь при условии, что она порождает новый наемный труд, чтобы снова его эксплуатировать».

И далее: «Итак, капитал— не личная, а общественная сила. Следовательно, если капитал будет превращен в коллективную, всем членам общества принадлежащую, собственность, то это не будет превращением личной собственности в общественную. Изменится лишь общественный характер собственности. Она потеряет свой классовый характер».

Перейдем к наемному труду[9].

В первой цитате капитал – это собственность (по-видимому, частная и буржуазная), эксплуатирующая наемный труд. Ура! Казалось бы, мы близки к ответу, но вторая цитата полностью путает карты. По ней капитал уже становится силой, причем общественной (видимо, упущено слово «производительной»), при этом, куда эту общественно-производительную силу ни сунь, во что ни преврати, кому ни отдай, хоть бы даже в общественное пользование, она, как Кощей Бессмертный, везде и при любых условиях остается в живых, и вдобавок к этому, нигде и никак не меняет тип собственности и, стало быть, всегда и везде остается личной (или частной?). А вот с классовым характером ей не повезло: его-то она потеряет при коллективизации, и, видимо, безвозвратно. Хотя возможен вариант приобретения какого-то другого характера, но об этом классики красноречиво молчат. Незатейливый переход к следующему пункту коммунистической программы замечателен сам по себе. Для полной «ясности» картины с классическими определениями собственности прочтем еще одну цитату, расположенную по тексту чуть выше уже приведенных:

«Но современная буржуазная частная собственность есть последнее и самое полное выражение такого производства и присвоения продуктов, которое держится на классовых антагонизмах, на эксплуатации одних другими».

Одним словом, по последней цитате, буржуазная частная собственность (она же капитал – общественная производительная сила) имеет обыкновение и может держаться только на классовом антагонизме. Стало быть, как только этот антагонизм исчезнет, например, при превращении ее в коллективную собственность, буржуазная частная собственность сразу потеряет все точки опоры и провалится в преисподнюю. Однако если вернуться ко второй цитате, то этого ни в коем случае не может произойти, поскольку там красочно описаны удивительные возможности превращений капитала (частной собственности) и его вечной живучести, платой за которую может быть только изменение его «классового характера».

Первое критическое отступление. После ясных, безукоризненно построенных и написанных великолепным языком работ Шафаревича чтение классиков марксизма-ленинизма представляется сущим мучением. Напрочь отсутствует единство терминологии, нет последовательности в изложении, сколько-нибудь стройного доказательства выводов, иногда отсутствует элементарная логика, а высказывания в одной части работы могут запросто противоречить утверждениям в другой. Прежде чем найти «рациональное зерно», нужно разгрести кучу мусора, состоящего из нагромождения броских лозунгов и призывов, туманных, двусмысленных формулировок и самой настоящей уличной ругани по адресу оппонентов. Сначала крепко задумываешься над тем, что тут написано, а затем, после бесплодных усилий, начинаешь с крепкими словами вспоминать о тех, кто это все написал. Конечно, текст уже много раз расшифрован, но остается неприятный вопрос – а насколько точно это было сделано, ведь в вопросе построения совершенно нового общества важна любая деталь. Между тем мы знаем, что при горячем желании можно даже в дремучих записках Нострадамуса увидеть точное описание грядущих событий, правда, уже после того, как они случились.

Первая попытка дать ясное определение понятию частной собственности нам не удалась. Но не будем унывать – и нас в свое время чему-то учили, даже Государственный экзамен по научному коммунизму сдавать приходилось. Дадим следующую формулировку: буржуазная частная собственность есть собственность одного или нескольких лиц, направляемая на создание продукта или услуги при помощи наемных работников с целью получения прибыли, проще говоря, с целью извлечения наживы. При этом одной и той же частной собственностью могут владеть объединения из многих, никак не связанных и даже незнакомых между собой людей (например, АО). Здесь-то и возникает деление общества на антагонистические классы, т. е. группы людей, имеющих в процессе создания продукта прямо противоположные интересы, здесь-то и проявляется вечный конфликт труда и капитала. С этого момента в воздухе начинает попахивать классовой борьбой. Но появилась ли ясность в определении понятия? Попробуем разобраться на вымышленном примере в двух вещах – имеем ли мы теперь четкое представление о частной собственности и так ли уж безнадежно разведены по разные стороны баррикад эти два изначально враждебных друг другу класса? Пример простой, каких в современном обществе можно найти во множестве.

Нам с приятелями немного, но постоянно не хватает денег. Мы сложились и купили автомобиль, чтобы «под-таксовывать» вечерами и тем самым поправить свое финансовое положение. Но поскольку мы люди очень занятые, мы наняли по сходной цене свободного шофера со стороны. Дело пошло бойко, на полученную прибыль мы накупили еще автомобилей и наняли соответствующее число шоферов. Дело расширилось, перспективы показались нам интересными, и мы решили создать акционерное общество открытого типа и выставили наши акции в открытую продажу, контрольный пакет оставив у себя. Наши шоферы также смогли купить часть наших акций и стали вместе с нами законными совладельцами нашей фирмы. На вопрос – стали ли они при этом «капиталистами» с пролетарским прошлым или же остались «пролетариями» с капиталистическим настоящим, и остались ли, или куда-то подевались наши с ними прошлые антагонизмы – нет однозначного ответа. «Манифест» вообще такой ситуации не предвидел, воспринимая мир черно-белым.

Таким образом, мы должны констатировать, что и нам, наряду с Марксом и Энгельсом, также не удалось дать доходчивое определение понятию «частная собственность». Однако сдаваться мы не намерены и, как последним средством, воспользуемся «методом от противного». По этому методу, который, кстати, используют и некоторые экономисты, вся негосударственная собственность как раз и является частной.

Основываясь на этом утверждении, мы и попытаемся ответить на интересующий нас вопрос – как обстояли дела с частной собственностью в СССР? Для этого приведем только один, но реальный пример из истории СССР – социалистического общества с государственной собственностью на средства производства и официально признанной «личной собственностью», к которой относились не только штаны, зубные щетки и портфели, но также автомобили, частные жилые и хозяйственные строения. Как известно, НЭП «приказал долго жить» в конце двадцатых. С ним вместе, как тогда казалось, был окончательно похоронен русский капитализм. Почти вся производственная сфера стала государственной, но каким-то образом остались артели, кооперативы и прочие производственные образования, где владельцами средств производства оставались группы частных лиц. В 1938 году Всекопромсовет – орган, представлявший интересы промышленных кооперативов и артелей, обратился в Госплан СССР с просьбой разрешить ему строительство «собственной» доменной печи из собственных средств. Промкооператоры решили иметь свой металл, чтобы не зависеть от госпоставок и не ходить с вечно протянутой рукой в Госплан. В первый момент их заявление даже было удовлетворено, однако позже они получили отказ. Тем не менее этот факт красноречиво говорит о существовании при советском социализме довольно самостоятельных, внегосударственных, автономно управляемых экономических структур с негосударственной собственностью на средства производства.

Приведенный пример доказывает, что однозначное утверждение того, что в СССР существовала только государственная собственность на средства производства, не соответствует истине. Наличие в СССР наряду с преобладавшей государственной собственностью различных форм частной собственности дает нам право заключить, что в СССР принцип уничтожения частной собственности не был реализован полностью.

Уничтожение семьи

Сразу после революции 1917 года, на протяжении нескольких лет в новом советском обществе велись напряженные дискуссии по этому вопросу. Достаточно вспомнить предельно эмансипированную пламенную революционерку Коллонтай и ее теорию «стакана воды». Можно сказать, что наряду с пролетарской революцией в России тогда произошла также и сексуальная революция, опередив тем самым западную на 50 лет. Однако в стране с почти 90 % крестьянским населением, характеризуемым крепкой приверженностью к традиционной семье, даже попытка осуществления подобных теорий и идей была сущим бредом, заведомо обреченным на провал. Наоборот, коммунистическая идея общей кровати для всех была одним из основных козырей в борьбе контрреволюции с большевистской властью. В конце концов, дискуссии остались на бумаге, а реально новая власть смогла всего лишь упростить процедуру регистрации и расторжения брака – по первому заявлению любой из сторон. Но уже в 30-х годах семья официально была признана и утверждена как «ячейка» нового общества, были законодательно закреплены права матери и ребенка, запрещены аборты. С целью укрепления семьи ранее упрощенная процедура расторжения брака была признана вредной для общества и заменена обычной процедурой с двухсторонним рассмотрением дела.

Таким образом, второй принцип социализма в СССР отсутствовал полностью.

Уничтожение религии

Для выяснения этого вопроса нам лучше всего обратиться к непосредственному носителю религиозной культуры – служителю Русской православной церкви. Здесь нам тоже повезло – под рукой мы имеем работы нашего замечательного соотечественника, истинного патриота России – покойного ныне митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна. В своей работе «Самодержавие духа. Очерки русского самосознания» он выделяет пять периодов в советской эпохе русской истории:

1. Агрессивно-русоненавистнический (1917–1941);

2. Национал- большевистский (1941–1953);

3. Интернационально-коммунистический (1953–1964);

4. Имперско-бюрократический (1964–1985);

5. Либерально-демократический (1985–1991).

Название первого периода говорит само за себя.

Описание событий этого периода, приведенное митрополитом, невозможно читать без острой боли за те жертвы, которые были принесены народами России в угоду идеям пролетарской революции. Это, пожалуй, наравне с монголо-татарским нашествием и Второй мировой войной самый страшный период истории России. Но стране прокатились убийственные волны «красного» и «белого» террора, голода, массового истребления целых групп населения – казачества и православного духовенства как стойких носителей патриархальных устоев. Но сообщению митрополита Иоанна, «от ста тысяч дореволюционных священников уже к 1919 году осталось всего сорок тысяч». После победы «красных» атеистов над «белым» православным воинством должны были последовать административные меры, ведущие к полному уничтожению Православной церкви в России.

«В 1932 году была объявлена "безбожная пятилетка", к 1936 году планировалось закрыть последнюю церковь, а к 1937-му – добиться того, чтобы имя Божие в России вообще перестало упоминаться».

Тем не менее запланированное уничтожение Церкви и религии не было осуществлено, а в 1941-м грянула Великая Отечественная война, которая радикально изменила отношение Советского государства к религии и Церкви.

Загрузка...