История. Истоки

История о великом максе

Макс Руссо – один из тех промышленников, которые появляются только в послевоенные периоды. И, как часто бывает у великих личностей, в его биографии реальность переплетается с легендой.

Не знаю, насколько правдива та история, которую я хочу рассказать, но другой мне не известно.

Он родился в 1915 г. в Арденнах, закончил Государственный технический лицей в Армантьере. Этот лицей был создан около 1880 г., чтобы мотивировать детей с севера Франции продолжать учебу до получения полного среднего образования, а также для профессиональной подготовки учителей, которых в то время очень не хватало.

Великий Макс часто делился своими воспоминаниями о молодости, проведенной в этой прекрасной школе (особенно о «тайных» собраниях в подвале).

Затем он получил диплом инженера-химика и незадолго до начала войны вместе с однокурсником запустил бизнес по производству косметики. Он часто повторял, что война началась очень кстати, поскольку оба бизнесмена забыли о том, что в этой сфере важнее всего, – о рекламе.

Говорили, что после войны он занимался старыми канистрами – собирал их, приводил в порядок, красил, а затем перепродавал.

Сам он рассказывал мне о другом. После войны по всей Франции были разбросаны металлические пластины с перфорацией – детали от мобильных взлетно-посадочных полос, которые союзники использовали в 1944 г. Макс обратил внимание, что эти пластины были в основном стальными, но встречались и сделанные из алюминия и даже магния. Он скупал их по цене чуть выше обычной, сортировал и постепенно смог заработать достаточно денег для открытия компании P.U.M.

Он быстро понял, что наша страна крайне нуждалась в металле, поэтому занялся перепродажей бельгийской стали, привнеся в коммерцию свои собственные идеи, прежде всего – дополнительный сервис. В послевоенный период потребность в стали была очень велика, и предприятиям приходилось довольствоваться тем, что попадало им в руки, а Макс предлагал металлопрокат, резку до нужных размеров, литье, чистку, оцинковку.

Далее он начал расширять свою деятельность – нержавеющая сталь, а потом и пластмассы в структуре предприятия выделились в отдельные подразделения, занимавшиеся этими направлениями.

С моей точки зрения, его успех был основан на пяти базовых принципах:


1. Он великолепно умел разбираться в людях, подбирал нужных и доверял им полностью, кем бы они ни были.

Будучи поклонником Огюста Детёфа и его знаменитой книги «Кондитер Барентон» (Propos de O.L. Barenton confiseur), он недолюбливал слишком образованных людей и часто говорил, что в P.U.M. не может быть больше двух «иксов»: первого в имени Max, а второго – в фамилии Rousseaux, еще один «икс» стал бы для компании катастрофой (во Франции «иксами» называют выпускников престижной Политехнической школы, которые часто занимают высокие должности в государственных компаниях и образуют некое закрытое сообщество, члены которого оказывают друг другу поддержку).

Из водителя грузовика он сделал великолепного генерального директора, а из меня, простого технического специалиста, – директора предприятия. Порой он говорил: «Кто-то выращивает лошадей, я же занимаюсь людьми». Я – один из тех, кому он помог вырасти.


2. Его доверие было полным, без каких-либо ограничений. Много раз бывало, что, выслушав рассказ о пришедшей мне в голову идее, он говорил: «Как по мне, это полная ерунда, но, если ты в нее веришь, делай!»


3. «Не при свечах живем!» – любил он повторять. Каждый раз, открывая или приобретая компанию, он прежде всего запрашивал бухгалтерский баланс и ежемесячный отчет о прибылях и убытках. Его совершенно не волновало, публикуются эти документы 10-го или 15-го числа каждого месяца – главное, чтобы они сходились до цента. И он не заострял внимание на сложных показателях рентабельности, его интересовал лишь денежный поток.


4. Нужно платить налоги, много налогов! Этим принципом он подчеркивал, что законы, а также социальные, налоговые и торговые правила должны полностью соблюдаться, так как это позволяло полностью сосредоточиться на управлении настоящим и планировании будущего. Вот что он говорил об этом в своей обычной грубоватой манере: «Если ты боишься, что тебя схватят за задницу, твои ягодицы сжимаются и ты уже не можешь нормально ходить!»


5. Есть те, кто имеет, и есть те, кто делает. И нет ничего хорошего в том, что те, кто имеет (акционеры), вовлекаются в управление компанией, как и наоборот – когда те, кто делает (руководство компаний), становятся держателями акций.

Как показал опыт, многие прекрасные компании потерпели крах из-за того, что акционеры (и очень часто – их наследники) начинали заниматься делами компаний.

Что касается второй части, про управленцев, ставших акционерами, он объяснял это так: «Вы честный человек, я знаю, но, даже будучи честным, вы будете думать о дивидендах в размере 10 000 евро и можете неосознанно принять неверное решение, которое обойдется компании в миллионы».

Руководствуясь тем же самым принципом, он никогда не давал премии за результаты.


К этим пяти базовым принципам я бы добавил еще один, который можно считать сквозным: центральная позиция клиента. Макс идеально вписывался в послевоенные отношения с крупными клиентами, основанные на деловых обедах, приглашениях на его яхту, охоте в Солони и привычке развозить клиентов по домам в своем вертолете. Тенденция к общению между покупателем и поставщиком с позиции силы, возникшая в последние годы, просто лишала его дара речи.

Помню, как однажды вернул ему подарок – совершенно неуместный, очень дорогой автомобиль. Макс поинтересовался, почему я это сделал, и я объяснил, что подобный тип автомобиля не соответствует моему управленческому стилю. На это он сказал: «В мое время, если у босса была большая и красивая машина, сотрудники этим гордились!»

Вот та история Великого Макса, которую я знаю. Все в нем, до самого конца, было «грандиозным» – его речь, мысли и даже внешность (он чем-то напоминал Жана Габена, причем это не было подражанием), его тягучий низкий голос, его талант больше слушать, чем говорить… одним словом – его любовь к людям!

История о нашей первой встрече

В 1966 г. Марсель, один из директоров P.U.M., мимоходом рассказал боссу, что во Франции больше нет предприятий по переработке металлолома – последний завод обанкротился. Макс ответил: «Нет, такое предприятие есть! Если на французском рынке не осталось поставщиков, значит, здесь можно заработать. Так что открывай завод».

К тому времени P.U.M. уже стал крупнейшим поставщиком стали во Франции (в основном он выпускал металлопрокат для автомобильной промышленности), там работали 4000 сотрудников и было организовано несколько площадок для сбора металлолома, которые, помимо прочего, позволяли перерабатывать и продавать литейным предприятиям медные отходы.

Переработка металлолома заключается в его сортировке и подготовке к переплавке в слитки с заданным составом, которые впоследствии могут быть использованы в литейном производстве для изготовления водопроводного оборудования и счетчиков воды.

Марсель нанял на работу Джеки – начальника производства обанкротившейся компании, Мариуса, который занимался куплей-продажей цветных металлов на одной из площадок по сбору металлолома, и меня. Я только закончил службу в армии и получил диплом в области металлографии (теория и практика металлургии). Мне было поручено создать аналитическую лабораторию.

Я купил оборудование, необходимое для химического контроля, и принялся изучать имевшиеся в то время нормы.

Завод назвали AFICA, он находился в небольшом городке примерно в 15 километрах от Реймса и работал уже около месяца, когда к нам приехал Великий Макс в сопровождении Марселя, нашего генерального директора, и еще нескольких незнакомых сотрудников. Ему было за 50, и он уже пристрастился к широкополым шляпам и длинным плащам в стиле фильма «Однажды на Диком Западе».

С величественным видом он вошел в мою лабораторию и спросил: «Все хорошо?»

Я, с высоты своих 22 лет, не нашел ничего лучшего, чем ответить, не задумываясь: «Нет!»

Пару секунд он удивленно меня разглядывал, а затем спросил своим глубоким низким голосом: «Сколько раз за ночь ты трахаешься?»

Застигнутый врасплох, я растерялся, по армейской привычке обратился к нему «Полковник!..» и пробормотал нечто невразумительное.

Макс не унимался: «Так ты трахаешься или нет?»

Я ответил: «Ну… я женат, так что время от времени такое случается…»

«Ну, раз трахаешься, значит все в порядке! А насчет остального – просто приходи ко мне, когда захочешь, и объясни, в чем дело…»

В те времена еще не существовало компьютеров с текстовыми редакторами, копировального оборудования и прочей офисной техники. На весь завод была одна пишущая машинка, постоянно занятая нашим единственным бухгалтером. Поэтому мне пришлось взять машинку напрокат, и моя жена, окончившая курсы секретарей, вечерами печатала отчет, в котором я пояснял свои идеи.

Через 15 дней я собрал всю документацию – получилась папка толщиной сантиметр – и отправился на встречу с боссом.

Поздоровавшись, он окинул меня внимательным взглядом (ему уже тогда не нравились бородатые мужчины), а затем сказал: «Ага, тот парень, который трахается, но все равно чем-то недоволен!»

Я протянул ему папку с документами, которую он тут же отложил в сторону со словами: «Я не умею читать. Рассказывай!»

Я рассказал о том, что мы работаем так же, как наши британские, немецкие и итальянские конкуренты, то есть выплавляем металлические бруски, отправляем их образцы в лабораторию, там их плавим, делаем анализ и в зависимости от результатов отправляем продукцию тому или иному клиенту. Время от времени нам приходилось все переделывать, чтобы получить сплав нужного состава. Я же предложил делать анализ до выплавки, а не после нее. Это позволило бы нам получать нужные результаты с первого раза.

Вопрос: «И сколько это будет стоить?»

Ответ: «Искровой оптико-эмиссионный спектрометр можно установить где-то за 500 000 франков».

Вопрос: «Ты в курсе, что весь капитал AFICA составляет 400 000 франков?»

Я замялся – ни на офицерских курсах в армии, ни в университете мы не проходили ничего про капитал.

Макс задал другой вопрос: «Ты уверен, что это сработает?»

Я ответил: «Тут есть свои проблемы: в эмиссионной спектрографии невозможно выделить основной элемент, в нашем случае медь, которая используется в качестве внутреннего эталона. Мы получаем результат за счет разницы между 100 % и суммой измерений по всем остальным элементам. В итоге у нас накапливаются погрешности по каждому элементу, и, кроме того, эти элементы взаимодействуют друг с другом. Но я об этом подумал и подготовил набор эталонных стандартов. Полагаю, используя систему поправочных коэффициентов, мы сможем вычислять долю содержания меди с точностью, близкой к результатам химического анализа».

Повисла пауза. Она продолжалась несколько минут, а Макс все это время спокойно смотрел на меня. Наконец он нарушил напряженное молчание полушутливыми словами: «Славная у тебя физиономия. Делай!»

Таким был Макс. Он изучал, испытывал, оценивал людей, а затем, руководствуясь лишь своей интуицией, решал, заслуживают ли они его доверия. У каждого из нас было право на ошибку, но при двух условиях: во-первых, честность, во-вторых, искренность.

Компания FAVI в ее нынешнем виде возникла именно благодаря ему и его вере в нас. Создавая эту систему, основанную на автономии и доверии, я следовал его примеру.


Объяснение

Решение Великого Макса, основанное на эмоциях, интуиции и том факте, что у меня была «славная физиономия», обеспечило нам пятилетнее конкурентное преимущество. AFICA очень быстро стала европейским лидером в области переработки медных сплавов.

Дело в том, что наши конкуренты, в основном британские (серьезные компании с более чем столетней историей, которыми управляли очень серьезные люди), не были уверены в том, что спектрограф способен верно оценить долю меди из-за взаимодействия элементов. Соответственно, они не хотели вкладывать деньги, пока эта проблема не будет решена новым поколением оборудования, которое работало в другом режиме, не требующим учета погрешностей из-за такого взаимодействия.

Таким образом, благодаря решению нашего босса, AFICA в течение пяти лет была единственной компанией, способной проводить анализ перед литьем, а значит, заранее корректировать состав будущего сплава.

В то же самое время мы с Джеки, руководителем литейного производства, сделали ставку на то, что операции по очистке сплавов могут производиться в электрических печах, в которых плавка металла осуществляется на основе индукции (в то время было принято считать, что это возможно лишь в пламенных плавильных печах). Босс вновь доверился нам, и мы опередили конкурентов еще на пять лет за счет снижения затрат более чем в пять раз при одновременном повышении качества наших сплавов.

Эти события произвели на меня неизгладимое впечатление, и именно из-за них я всю свою жизнь больше полагаюсь на эмоции, здравый смысл и интуицию, чем на логику или уверенность в отсутствии рисков.

В двух упомянутых выше случаях для успеха были необходимы инвестиции, позволяющие опробовать максимально продуманные идеи. Без инвестиций мы не могли начать эти испытания – а значит, не имели никаких шансов на победу.

Именно об этом и говорит распространенное в Пикардии выражение «делай на ходу!».

Макс работал на ходу, оценивал, взвешивал и доверял людям больше, чем станкам или инвестициям.


Комментарий

Научное объяснение для тех, кому интересны процессы взаимодействия химических элементов.

Элементы, входящие в состав сплавов: Cu (медь), Zn (цинк), Pb (свинец), Sn (олово), Fe (железо), Al (алюминий) и т. д.

Каждый элемент, в свою очередь, состоит из атомов, напоминающих крошечные солнечные системы, в которых на месте Солнца находится ядро, а вокруг него вращаются электроны – в том же масштабе и на тех же расстояниях, что и планеты.

Если представить, что ядро атома водорода имеет размер с футбольный мяч и располагается в Париже, то его единственный электрон (у водорода он всего один) будет перемещаться по орбите, проходящей через Страсбург.

Если бы все электроны были каким-то образом приклеены к ядру, а планеты к Солнцу, то вся Солнечная система поместилась бы в наперсток, при этом сохранив свою массу!

Когда атомы подвергаются возбуждению (например, при пропуске электрической искры через кусок металла), периферийные электроны сначала отклоняются от своей обычной орбиты, а затем возвращаются обратно, одновременно отдавая полученную энергию в излучающем световом потоке.

При этом 90 % атомов каждого элемента генерируют излучение на определенной длине волны. Например, если в пламя поместить медную проволоку, атомы меди будут излучать свет с длиной волны, который человеческий глаз воспринимает как зеленый.

Соответственно, если перед источником этой волны поставить некий «счетчик света», то чем больше света он насчитает, тем больше у нас соответствующего химического элемента.

Однако оставшиеся 10 % атомов излучают волны другой длины, которые могут оказаться слишком близкими к основной длине волны другого элемента. В этом и состоит проблема взаимодействия элементов.

Все эти длины волн хорошо известны и уже давно были зарегистрированы. Так что для анализа эффектов взаимодействия мы с Джеки, главой литейного производства, подготовили несколько сотен образцов со специально подобранными составами. Состав каждого образца я с высокой степенью точности определил с помощью химического анализа.

Когда спектрограф был доставлен, я сравнил значения, полученные с его помощью, с теми, которые были определены путем химического анализа, и смог довольно быстро вычислить поправочные коэффициенты, позволяющие учесть влияние других элементов.

Наши серьезные конкуренты с хорошо организованной системой управления могли бы сделать то же самое, однако они были менее уверены, чем я, в возможности вычисления поправочных коэффициентов в промышленном масштабе. А производители спектрографов не могли создать образцы сплавов, поскольку в их распоряжении не было литейного цеха (меня неоднократно просили продать или сдать им в аренду эти образцы), и поэтому не могли гарантировать точность результатов, полученных с помощью спектрографии.

В итоге на протяжении пяти лет, пока не появился новый метод возбуждения атомов, не связанный с электрическим разрядом, мы имели сильное конкурентное преимущество, и вновь оно возникло благодаря тому, что Макс принимал решения как предприниматель, а не как администратор.

История о том, как я оказался во главе FAVI

Компания AFICA была создана в 1966 г. Сначала я работал там химиком, потом обучил ассистента, затем еще одного. Вернувшись к своей специальности металлурга, я доработал несколько сплавов в соответствии с потребностями клиентов, начал ездить по Франции, а затем и за границу, занимаясь технической поддержкой клиентов (выбор сплавов, консультации по проектированию систем подачи топлива и материалов…). В какой-то момент я занялся изучением рынков сбыта и продажами.

В начале 1970-х гг. один из наших клиентов, компания FAVI (Fonderie et Ateliers du Vimeu, «Литейные цеха и мастерские Вимё») столкнулась с серьезными финансовыми проблемами. Тогда господин Руссо решил купить эту компанию и сделать ее подразделением AFICA.

Почему-то он считал меня армянином, несмотря на все мои объяснения, что мой дед был уроженцем немецкой части Швейцарии, что в связи с этим у меня двойное гражданство и что моя фамилия – Зобрист – происходит от слов zu oberste, означающих «идущий сверху» (вероятно, мои предки были пастухами). Для босса это не имело никакого значения – раз у меня борода, значит, я армянин и должен уметь торговаться.

Время от времени он просил меня съездить на завод FAVI в Пикардии и организовать какое-то подобие маркетинга для ее сотрудников, которых он считал отличными технологами, но плохими коммерсантами. Он часто говорил: «Они знают, как работать, но не работают над тем, чтобы о них знали».

Параллельно с этим я занимался разработкой сплавов (в основном для вилок переключения передач) совместно с коллегами из FAVI для их клиентов, поэтому каждые две-три недели ездил в Пикардию из Реймса, где я тогда жил и где у меня было много профессиональных и личных связей.

В начале 1980-х гг. Доминик, управляющий директор FAVI, решил уйти со своего поста и заняться литьем пластмасс. Господин Руссо попросил меня найти ему преемника, что я и сделал, однако кандидаты, которых я предлагал, его все время чем-то не устраивали, а время шло.

Однажды весенним утром он позвонил мне и спросил, что я делаю. Я ответил: «Ничего особенного». На что он сказал: «Приезжай ко мне».

Я отправился в его офис в Реймсе, не слишком задумываясь о целях этой встречи – Макс, когда ему было скучно, часто приглашал своих сотрудников на обед. У тех из нас, кто работал в AFICA и FAVI, был несколько необычный статус по двум причинам: во-первых, Макс был их единственным акционером (в P.U.M. у него были и другие партнеры), а во-вторых, все работающие со сталью и железом считали медь чем-то вроде сокровища – некоторые из тех, кто занимался металлоломом, даже закапывали ее в землю (в прямом смысле, чтобы спрятать от воров… и налогов) и доставали обратно лишь во времена экономического кризиса или когда было нужно заменить старый Poclain (экскаватор известного в то время французского производителя).

Я вошел в огромный офис Макса. Он попросил меня сесть в глубокое кресло – одно из тех, которые часто встречаются в директорских кабинетах, а затем небрежным жестом подтолкнул ко мне по красивому столу наполеоновских времен золотую 20-долларовую монету со словами: «Я не особо суеверен, но она может принести тебе удачу».

Я выпрямился в кресле, думая, что он собирается меня за что-то похвалить. Но следом он запустил в мою сторону уже знакомую мне книгу Огюста Детёфа «Кондитер Барентон». На первой странице я увидел посвящение: «Надеюсь, тебе пригодятся мысли человека, который сумел остаться умным, получив образование». И подпись: «Макс Руссо».

В этот момент я решил, что, видимо, допустил какую-то ошибку – вспомнил, как пару лет назад прилюдно сморозил глупость за обедом, и Макс подписал меня на литературный журнал «Обозрение Старого и Нового Света» с комментарием: «Парень, тебе не хватает культуры!»

Я приготовился к тому, что вслед за золотой монетой и книгой меня ждет холодный душ, но он лишь встал, обошел вокруг стола и сказал: «Пошли». «Куда?» – спросил я. «Увидишь!»

Мы вышли из здания к ожидавшему нас вертолету. Макс сел рядом с хорошо знакомым мне пилотом – по выходным он управлял самолетом в парашютном клубе, который организовали мы с друзьями. Я устроился сзади, расслабился и, ни о чем не думая, стал беззаботно любоваться открывающимися видами.

Через час мы долетели до Пикардии и приземлились на лужайку перед заводом FAVI. Доминик, услышав шум, сразу же устремился к вертолету. Босс сказал ему: «Собери всех сотрудников».

Ожидая, пока все соберутся, мы с Домиником и боссом разговаривали о том о сем, а пилот оставался в кабине.

Когда весь завод (около сотни человек) вышел к нам, Босс сказал: «Доминик хорошо поработал и теперь хочет уйти – это его право, я ему разрешаю» (обычно Максу не нравилось, когда от него кто-то уходил).

Затем он обернулся, указал на меня и заявил:

– А это – его преемник!

Не говоря больше ни слова, он вернулся в свой вертолет и улетел. Я остался стоять рядом с Домиником перед всем заводом, с книгой о Барентоне в одной руке и с золотой монетой в другой, внезапно осознав: только что произошло нечто важное.

Доминик спросил, ожидал ли я этого, и я ответил, что даже не предполагал – у меня была квартира в Реймсе, я только что устроил все, чтобы стареющие родители моей жены поселились по соседству, дочь ходила в школу в Реймсе, там же работала и моя жена. Я был президентом и тренером парашютного клуба, и у меня даже в мыслях не было уезжать из этого города.

Что ж, попытка не пытка. Доминик помог мне найти номер в местной гостинице, я созвонился с женой, а затем провел в городе несколько дней, не вполне понимая, что мне теперь делать. В течение следующих трех недель я не получил от Босса ни одной весточки. А потом он позвонил: «Ну что, они тебя не съели? Значит, остаешься…»

Так я стал преемником Доминика – не вполне по собственной воле, но, к счастью, это предприятие не было мне совсем чужим, так как за последние несколько лет, во время своих регулярных приездов по «маркетинговым» и «металлургическим» вопросам, я завел сильную и искреннюю дружбу с теми, для которых теперь оказался новым «боссом»…

История о четырех месяцах моего «туризма» в FAVI

Мое появление в FAVI оказалось неожиданным. Я никогда не думал, что однажды мне выпадет шанс управлять такой прекрасной компанией, и был совершенно к этому не готов. Я предложил Доминику, чей уход был запланирован на конец июля, что начиная с апреля и до последнего дня его работы я буду только наблюдать, ничего не делая, ни к чему не прикасаясь.

Я устроился в свободном кабинете и, как любой хороший турист, проводил время в прогулках по заводу, разговаривал со всеми, кого встречал и посещал все совещания, не принимая никакого участия в работе компании. Доминик был человеком с сильными этическими принципами, он никогда не комментировал своих действий и не давал публичной оценки действиям своих заместителей. Он великолепно управлял предприятием – так, как это было принято в 1970-е гг.

● В его офисе на втором этаже было окно с видом на производство.

● Для контроля сотрудников использовалась система карточек, работавшая по принятым в то время внутренним правилам:

Загрузка...