Глава 1. «Семейный питомец». На ферме и в городе, 1901–1923
В 1886 году железнодорожной компании «Атчисон, Топека и Санта-Фе» при строительстве прямой линии Чикаго – Канзас-Сити понадобился «стыковочный пункт» – станция, где можно было бы пополнить запас горючего и сменить машиниста. Так в 1888 году Марселин появился на географических картах. Поначалу это было что-то вроде городка переселенцев на границе с индейцами, но к началу XX века он приобрел более почтенный облик.
Каждый день через Марселин проходили десятки поездов. Город был спланирован так, что широкая главная улица, Санта-Фе-авеню, пересекала железнодорожные пути возле депо. Жителей беспокоило, что движение по их торговой артерии будет прерываться прибывающими составами, поэтому они предпочитали селиться и открывать магазины на другой улице, Канзас-стрит. Она шла параллельно путям, поворачивала вместе с ними на северо-восток и выводила на Миссури-стрит, где и заканчивалась.
В миле от депо Марселин, сразу за чертой города, находился двухэтажный каркасный дом, который был на несколько лет старше самого города. Этот дом располагался в юго-восточном углу фермерского участка размером в 45 акров. В начале прошлого века на этой ферме обитала семья Диснеев: супруги Элиас и Флора, четверо их сыновей – Херберт, Реймонд, Рой и Уолтер – и дочь Рут.
Элиас был родом из Канады. Он появился на свет в захолустье Онтарио в 1859 году и был старшим из одиннадцати детей Кепла Диснея и его жены, Мэри Ричардсон. И Кепл, и Мэри были увезены своими родителями в Канаду из Ирландии. После свадьбы Кепл с Мэри жили на ферме в миле от деревни Блувейл. Официальные биографы Диснея полагают, что его фамилия – искаженная французская, и что первые Диснеи попали в Англию вместе с норманнскими завоевателями в XI веке. Однако по документам переписей можно установить, что корни Диснеев уходят в Ирландию XVIII века.
В 1878 году Кепл с семьей перебрался на ферму в Эллисе, штат Канзас. Оттуда Элиас отправился во Флориду выращивать апельсины. Во Флориде 1 января 1888 года он женился на Флоре Колл, семью которой знал еще по Канзасу. Флора была на девять лет младше Элиаса. Их первый ребенок, Херберт Артур, родился во Флориде 8 декабря 1888 года.
Но во Флориде дела Диснеев шли неважно, и семья перебралась в Чикаго. Здесь Элиас работал плотником, он строил и продавал дома. По словам Роя Диснея, именно его отец возвел церковь для Конгрегации Святого Павла, членами которой были сами Диснеи: «Бывало так, что папа заменял священника, когда тот был в отъезде. Мы все ходили в воскресную школу и на службы». Элиас состоял в совете попечителей церкви, Флора был тамошним казначеем. Младшего сына, родившегося 5 декабря 1901 года, назвали Уолтером Элиасом по имени Уолтера Робинсона Парра, уроженца Англии, священнослужителя Конгрегации в 1900–1905 годах. А Уолтер Парр дал имя Уолтера Элиаса собственному сыну, родившемуся в 1904 году.
Роберт Дисней, младший брат Элиаса, был совладельцем большой фермы к западу от Марселина. В 1906 году Элиас продал дом в Чикаго на Трипп-авеню и купил недалеко ферму поменьше: он опасался, что преступная среда и соблазны города испортят его детей. Позднее, в 1967 году, Рой Дисней рассказывал Ричарду Хаблеру о жизни семьи в Чикаго: «Наш квартал был приятным местом обитания. Много хороших людей – ирландцев, поляков, шведов. Но иногда жизнь там бывала жесткой. Мы были очень близки с соседской семьей. В одно прекрасное утро мы узнали, что двое парней из этой семьи, сверстники моих старших братьев, оказались вовлечены в историю с ограблением в трамвайном парке и убийстве копа. Один из парней попал в [тюрьму] Джольет до конца своих дней, другого приговорили к двадцати годам заключения…»
В 1906 году Уолту Диснею было всего четыре года, однако кое-какие воспоминания раннего детства у него сохранились: «Я хорошо помню, как мы приехали в Марселин на поезде. Мистер Кофмен встретил нас в экипаже, и мы отправились в наш дом, находившийся сразу за чертой города. Первым делом я увидел красивый передний двор со множеством плакучих ив».
По словам Роя, новый дом Диснеев был «милой, хорошенькой маленькой фермой». На сорока пяти акрах росли яблони, персиковые деревья, сливы, простирались злаковые поля. На ферме держали свиней, кур, лошадей и коров: «Для городских детей это был настоящий рай».
То же самое говорил и Уолт. В июле 1956 года, приехав в Марселин, он рассказывал восхищенной толпе о своих детских подвигах: как, храбро оседлав свинью, он плюхался вместе с ней в «свиной пруд» или, иными словами, лужу грязи. Рой назвал эту историю «одним из преувеличений» Уолта: «Там не было никаких луж грязи».
Марселин, граничивший с фермой, придавал тамошней обстановке типично городские черты. По крайней мере, так казалось Уолту, который вряд ли помнил Чикаго. В зрелые годы Дисней испытывал ностальгию не столько по жизни на ферме, сколько по деятельной среде преуспевающего городка. В 1900-е годы в Марселине было больше четырех тысяч жителей. Магазины выстроились вдоль Канзас-авеню. У Диснеев был телефон. В городе было целых два авто, – в те годы автомобиль еще не стал обычным средством передвижения. Дорог для повозок, запряженных лошадьми, недоставало, и именно поезда связывали Марселин с большим миром.
Каждый день поезда напоминали о больших многолюдных городах, расположенных всего в нескольких часах пути. Поезда, воплощавшие тогда скорость и мощь и заражавшие романтикой дальних странствий, будоражили воображение миллионов людей, в особенности мальчишек. В последующие десятилетия железные дороги стали терять главенствующее положение в американской экономике, зато наступило золотое время для моделей железных дорог. Их тщательно сооружали люди средних лет, когда-то в детстве очарованные поездами. Среди прочих подпал под эти чары и Уолт Дисней.
В его семье поезда тем больше могли пленять воображение, что старшая сестра матери, умершая в 1905 году, была замужем за инженером компании «Санта-Фе» Майком Мартином. По работе Мартин проезжал через Марселин. Рой Дисней вспоминал: «Нам случалось время от времени прокатиться вместе с ним в будке машиниста».
Отец семейства, Элиас Дисней, по словам Роя Диснея, был очень религиозным, «строгим человеком с твердым характером, с неизменным чувством порядочности и приличия… Он никогда не пил. Я очень редко видел, чтобы он курил». Элиас был не только несгибаемым христианином, но еще и социалистом. Уолт Дисней вспоминал, как копировал рисунки Райана Уолкера в канзасской социалистической газете «Призыв к разуму», которую в доме Диснеев получали каждую неделю.
«На первой странице всегда была картинка с изображением Труда и Капитала, – вспоминал Уолт Дисней, – когда я учился рисовать, я перерисовывал их точь-в-точь».
Труд и Капитал вступили в США в жестокую схватку в 1894 году, когда страна страдала от экономической депрессии. Диснеи жили тогда в Чикаго. Американский трудовой союз железнодорожников отказался обслуживать поезда с пульмановскими спальными вагонами, и волна забастовок покатилась по стране. Прекратились они лишь тогда, когда президент Гровер Кливленд в июле ввел войска в Чикаго и другие города. Эти события, несомненно, усилили социалистические убеждения Элиаса Диснея.
Многие считают, что социалистические взгляды вполне уживаются с христианской верой, и на рубеже столетий так дело и обстояло. Однако сочетание христианских и социалистических убеждений в случае Элиаса Диснея оказалось печальным. Он пришел к выводу, что все его неудачи – результат его собственной греховности и неумолимых экономических процессов. У Элиаса была предпринимательская жилка, но ему не хватало проворства и гибкости.
Сыновья Элиаса по-разному реагировали на поведение отца. Старшим мальчикам, Херберту и Реймонду, делившим комнату на ферме в Марселине на первом этаже, «не нравилось там», по словам Роя. «Через два года [вероятно, в конце 1908-го] они выбрались однажды ночью через окно и сбежали обратно в Чикаго». Вскоре оба стали клерками в Канзас-Сити. По-видимому, старшие братья, в отличие от младших, никогда не рассказывали журналистам об отце.
«Помнится, в Чикаго на заднем дворе у нас росла яблоня, – вспоминал Рой. – Отец отослал меня в мою комнату, из окна которой эта яблоня была видна. Через полчаса он вышел во двор и стал осматривать дерево… нарочно на моих глазах. Выбрал ветку и срезал ее, испробовал на взмах. Все это время я мучительно ожидал наказания. Потом он поднялся с хворостиной, которая в самом толстом месте была не шире пальца. И надо было спускать штаны и получить порку. Таков был наш папа».
А вот воспоминания Уолта: «Отец знал, чего хочет, и ожидал, что мы в точности будем знать, чего он от нас ждет. Я говорил: “Откуда мне знать, что у тебя на уме?” Его это бесило… и он хватал все, что под руку попадалось… – даже если это были молоток или пила». Уолт спасался от отцовского гнева, «бегая по дому, как зверушка, – это уже рассказ Роя. – Мы, кто был постарше, считали, что он так легко смывается от отца, потому что папа уже уставал к тому времени от погони за нами. Так что Уолту жилось легко. Он мог загородиться от отца стулом и спорить с ним. А папа не мог до него дотянуться». Сам же Уолт так описывал свое положение на ферме: «Я просто играл. Я был своего рода семейным питомцем».
Несмотря на подобные рассказы, младшие сыновья Диснея вспоминали отца не как деспота, а с нежностью и искренним сочувствием. Они понимали, что Элиас был достойным человеком, ограниченным своими суровыми принципами. Он не умел запросто общаться с детьми, – все же ему было за сорок, когда родились младшие дети. «И однако же, он был добрейший человек и думал только о семье», – говорил Уолт.
За догматизмом Элиаса проступали более светлые черты. Он бодро шел на риск, хотя уже достиг средних лет, – эту его черту унаследовал его младший сын. Элиасу «нравилось общаться с людьми, – говорил Уолт, – и он доверял им. Он считал, что все вокруг так же честны, как он. Много раз его подводило такое доверие».
В характере Элиаса была и эксцентричность. Уолт вспоминал: «Папа то и дело встречался со странными типами, с которыми говорил о социализме… Он приводил их к нам домой!.. И еще приводил всех, кто умел играть на музыкальных инструментах. А они были бродяги, понимаете? Грязные бродяги. Если бы не мать, он усаживал бы их за обеденный стол. Но мать кормила их на крыльце».
По словам тогдашнего соседа Диснеев в Марселине, Дона Тейлора, Элиас хорошо играл на скрипке: «Часто по воскресеньям Элиас запрягал буланую клячу в двуколку. Рут и Уолт сидели сзади, на запятках, свесив ноги, а миссис и мистер Дисней со скрипкой – в самом экипаже. Так они приезжали к моим родителям. Тут к ним присоединялся другой скрипач, моя сестра играла на пианино… Я до сих пор вижу, как Уолт и Рут сидят на стульях с прямыми спинками и слушают музыку, обычно продолжавшуюся около часа. Уолт, на мой взгляд, был тихим, ничем не примечательным пареньком…»
Суровость, царившая на ферме Диснеев, смягчалась Флорой. «У нас была чудесная мать, – говорил Рой, – она могла всего добиться от папы, она успокаивала, если на него находил приступ раздражительности». Когда семья едва перебивалась, торгуя маслом и яйцами, Флора намазывала детям на хлеб этого масла побольше и переворачивала ломтики, чтобы Элиас не заметил. «И мы говорили отцу, – вспоминал Уолт, – что едим хлеб совсем без масла».
Рой (он родился в 1893 году, то есть был старше Уолта на восемь лет) был для Уолта и Рут добродушным старшим братом. В 1956 году Уолт сказал: «У Роя денег было немного, но как-то ему удавалось позаботиться о том, чтобы нам хватало игрушек».
В 1908 году в Марселине открылась новая школа Парк-скул, но родители не хотели отправлять туда Уолта до конца 1909 года. Восьмилетний Уолт и Рут, которой было на два года меньше, начали ходить в школу одновременно. До этого «я наслаждался свободой», – говорил Дисней.
Он проводил много времени с «приятелями» из соседних владений, взрослыми мужчинами, которых он называл «доктор Шервуд» (семидесятилетний Лейтон Шервуд) и «дедушка Тейлор» (тоже около семидесяти). Иногда он навещал овдовевшую бабушку Мэри Ричардсон Дисней, которая, в отличие от своего сына-пуританина, «всегда пребывала в горе». Элиас сердился на мать за то, что она посылала Уолта на соседские земли воровать репу.
Дисней вспоминал, что получал кое-какие поощрения от своих зрелых приятелей. Шервуд давал ему «монетку» за то, что Уолт рисовал его лошадь. А тетя Маргарет, жена Роберта Диснея, покупала ему бумагу и карандаши и чрезмерно хвалила его рисунки. Семейный анекдот повествует, что Уолт однажды смолой нарисовал на боку лошади то, что Рой назвал «его образами животных». Этой смолой Элиас запечатывал бочку с дождевой водой.
Дождевая вода нужна была на случай, если засуха высушит колодцы. В воспоминаниях Уолта и Роя много указаний на то, что в действительности жизнь на ферме была тяжелой и полной практических забот. После сбора урожая Диснеи хранили яблоки и продавали их в марте и апреле, «когда за корзину яблок можно выручить неплохую сумму». «Мы занимались этим два года, – вспоминал Рой, – а потом папа, я и Уолт, увязывавшийся за нами, хотя проку от него в том возрасте было немного, ехали в центр города и стучались в одну дверь за другой, разнося наш товар. Выручка и вправду бывала неплохой, корзину яблок можно было продать за четверть доллара».
Некоторых товарищей-фермеров Элиас принял в союз, именовавшийся «Американским обществом равенства». Он был основан несколькими годами раньше, чтобы увеличить общую покупательную способность фермеров. По воспоминаниям соседа Дона Тейлора, Элиас давал ужин с устрицами в Зале Рыцарей Пифии на Канзас-авеню: «Отовсюду собирались фермеры вместе с семьями», поесть супа, приготовленного из пяти галлонов устриц.
На ферме Диснеи жили до 10 ноября 1910 года. «Папа был болен, – говорил Уолт. – Рой думал, что это дифтерия, но он страдал от тифозной лихорадки, вслед за ней началось воспаление легких – и родители решили продать ферму. Папа должен был пустить с молотка все имущество».
Уолту и Рою расставание с фермой далось нелегко: «К двуколке привязали шестимесячного жеребенка, уже проданного, и увели его. Мы с Уолтом плакали. Позже в тот же день мы побывали в городе и увидели там фермера-покупателя, с его экипажем, к которому был привязан наш жеребенок… этот чертов жеребенок увидел нас, заржал, встал на дыбы, и мы подбежали, обняли его и опять плакали. Тогда мы видели его в последний раз».
Диснеи сняли дом в самом городе. А 17 мая 1911 года переехали в Канзас-Сити, штат Миссури, примерно в 120 милях от Марселина. Уолт пошел в школу Бентона, находившуюся в двух кварталах от дома Диснеев. Ему пришлось поступить в класс старше, чем он поступил бы в Марселине. В 1914 году семья купила дом в Канзас-Сити, неподалеку от своего первого обиталища.
По сравнению с Марселином Канзас-Сити казался огромным. На одном только берегу Миссури жила четверть миллиона людей, а в целом население достигало полумиллиона. Со времён Гражданской войны этот город – жизненно важный торговый перекресток всего Среднего Запада – стремительно развивался. В начале XX века в Канзас-Сити появились бульвары, – в отличие от Марселина, там возникла настоящая городская среда.
В основе своей тем не менее Канзас-Сити и Марселин походили друг на друга. В речи, обращенной к толпе в Марселине в 1956 году, Уолт Дисней с улыбкой вспоминал о марселинских туалетах на дворе. Однако через несколько недель, беседуя с журналистом из Saturday Evening Post, он сказал, что в своем доме в Канзас-Сити Диснеи тоже пользовались удобствами на дворе, пока он сам и его отец-плотник не расширили дом, соорудив дополнительную спальню, кузню и ванную.
Старших членов семьи, помнивших Чикаго, Канзас-Сити ничем не мог поразить. Иное дело девятилетний Уолт. Но впоследствии он редко говорил о Канзас-Сити с тем ностальгическим чувством, с каким вспоминал Марселин, – может быть, потому, что здесь у мальчика почти не было свободного времени. Уолту пришлось взяться за работу.
1 июля 1911 года Элиас купил право на доставку газет. Рой, Элиас и Уолт разносили утренний выпуск «Таймс» почти семистам адресатам, а вечерний выпуск и «Санди Стар» более чем шестистам. Со временем эти цифры увеличились.
«Нагрузка большая, – рассказывал Рой, – и воскресенье – трудный рабочий день… Из-за этого мы перестали регулярно посещать церковь». Вероятно, воскресные службы Диснеи стали пропускать еще в Марселине, где не было Конгрегационной общины, а в Канзас-Сити религиозная жизнь семьи совсем оскудела. Перед обедом они еще молились о благословении хлеба насущного, но «со временем и это прекратилось».
«Я в девять лет уже стал деловым человеком, – рассказывал в 1955 году Дисней. – Мы разносили газеты утром и вечером, в любое время года, в дождь, снег и жару. Вставали в 4.30, работали до школьного звонка, потом, с четырех пополудни, – опять за работу до ужина. Я часто дремал за партой и получал за это в школе выговоры».
Сорок лет спустя ему все еще снилось, что, разнося газеты, он пропустил одного из адресатов: «Я помню, как карабкался по обледенелым ступенькам в морозные дни (Элиас требовал, чтобы они не швыряли газеты на крыльцо или во дворы, а приносили к передней двери). Я так чертовски замерзал и боялся поскользнуться, что плакал».
Маленький разносчик газет видел, что «богатенькие дети часто забывали снаружи “чудесные игрушки”». Иногда он останавливался поиграть «этими электрическими или заводными поездами».
Рой Дисней продолжал работать на отца, пока не закончил в 1912 году Школу ручного труда. Летом он был занят на ферме своего дяди, а потом поступил клерком в Первый Национальный банк Канзас-Сити. А Уолт по-прежнему разносил газеты, в общей сложности – больше шести лет. Сосед Диснеев Мейер Минда говорил, что зимой, когда выпадал снег, Элиас и Уолт возили газеты на санках, а летом по утрам семью Минда будило звяканье железных колес диснеевской тележки.
Элиас нанимал и других мальчиков разносить газеты, и платил им три-четыре доллара в неделю. Своему сыну он не платил ничего. «Он считал это моей обязанностью. Я был членом семьи. Он говорил: “Я кормлю и одеваю тебя”…». Уолту приходилось изыскивать способы добывать деньги втайне от отца. Сначала он вместе с газетами разносил лекарства из аптеки, а потом заказывал и продавал еще другие газеты, о чем Элиас не знал.
Мейер Минда, который был на два года старше Уолта, вспоминал, что летом 1912 года они «открыли вместе прилавок с напитками на углу 31-й улицы и Монтгэл». Уолту тогда было десять. Они держали прилавок три недели и выпили все, что намеревались продать. Потом Уолт рисовал картинки для парикмахера Берта Хадсона, владельца парикмахерской на 31-й улице, возле школы Бентона. Он карикатурно изображал «всех типов, которые там ошивались» в обмен на стрижку.
В общем, Уолт работал целыми днями, так же, как Элиас.
Элиас привозил масло и яйца с маслобойни в Марселине для подписчиков газет. Если отец заболевал, Уолта забирали из школы, чтобы он помогал матери справиться с разноской товара.
По мере того как Уолт подрастал, а Элиас старел, распределение сил в их отношениях стало меняться. Уолт вспоминал, как однажды отец, разгневанный его возражениями, приказал ему идти в подвал для порки. Уолт уже начал спускаться, но Рой сказал: «Не поддавайся». Внизу Уолт опять резко ответил на какие-то слова отца, Элиас схватился за молоток. «Он начал бить меня, и я вырвал у него молоток. Он поднял другую руку, я сжал ему обе. Я был сильнее и просто держал его за руки. И он заплакал. После этого он больше никогда меня не трогал».
Уолт и Рут закончили седьмой класс школы Бентона 8 июня 1917 года. До этого, 17 марта, Элиас продал свои доставки, и вскоре они с Флорой и Рут вернулись в Чикаго. Примерно с 1912 года Элиас вкладывал деньги в чикагскую компанию – производителя желе O-Zell Company. Возможно, в Чикаго Элиас переехал, чтобы участвовать в управлении O-Zell. Уолт же остался в Канзас-Сити, продолжал работать разносчиком газет уже на нового владельца доставки и жил в том же доме, что и прежде, вместе с Роем, а также их старшим братом Хербертом и его семьей.
Рой два лета проработал на поездах компании «Санта-Фе», проходивших через Канзас-Сити. Он продавал газеты, сласти, фрукты и напитки. Окончив школу, Уолт занялся тем же самым. Чтобы устроиться на работу, ему пришлось прибавить себе год, ведь шестнадцать ему исполнилось только в декабре.
Если раньше Уолт находился над началом отца, то теперь, предоставленный самому себе, он иногда становился жертвой жестоких шуток. Клиенты крали пустые бутылки из-под содовой и тем самым лишали его дохода, товарищи по ремеслу притворялись, что хотят помочь, и клали в его корзинку гнилые фрукты. Сам Дисней, продавая сласти, «не мог устоять перед искушением и поедал собственный товар».
В конце лета Уолт, задолжавший своим нанимателям, уехал к родителям в Чикаго. Много лет спустя Рой сказал, что его брат «просто невнимательно относился к делу. Он не мог отчитаться за товары, которые взял на продажу, не мог расплатиться, и кто, по-вашему, сделал это за него?.. Обычная история. У него не было деловой хватки». Бизнес, построенный на тщательном и точном расчете, Рой полагал чем-то самим собой разумеющимся, а Уолту всякие расчеты только досаждали.
Несмотря на неприятности, Дисней называл потом работу разносчиком в поезде «восхитительной». В детстве его жизнь замыкалась в пределах Марселина и Канзас-Сити, а теперь он ездил на поездах разных железнодорожных линий в ближайшие штаты. Перед ним, как и перед многими его современниками, именно поезда открывали мир. И он любил их, по собственному признанию.
В Чикаго Диснеи снимали квартиру в двухэтажном доме на Огден-авеню. Уолт записался в восьмой класс Высшей школы Мак-Кинли на Уэст-Адамс-стрит. Теперь он работал на фабрике желе, совладельцем которой был Элиас. Он мыл бутылки, давил яблоки, а однажды выступил в роли ночного сторожа (ему выдали пистолет, но он все равно очень нервничал).
Три раза в неделю Уолт ходил на уроки в Чикагскую академию изящных искусств – «три вечера в неделю на протяжении двух зим».
В Мак-Кинли Уолт Дисней был типичным школьным карикатуристом. Он рисовал для ежемесячного школьного журнала «Голос», его персонажи в смутно-ирландском вкусе появлялись на свет под сильным влиянием комиксов Джорджа Макмануса «Воспитание отца». Неловкие рисунки показывали столь невысокий уровень художественных способностей, что любой другой на месте Уолта задумался бы о каком-нибудь другом, более прозаическом ремесле.
Дисней говорил, что в школах в Канзас-Сити и Чикаго он «был полным дилетантом»: «Мне нравилось рисовать, но это были поделки для конкретных целей. Когда я ставил спектакль, я мог сам смастерить декорации… я был сразу сценографом, режиссером и актером… у меня всегда находилось, чем угодить сверстникам, потому что дети любят смеяться над другими детьми».
В Канзас-Сити Уолт Дисней и его сосед Уолт Пфайффер представляли комические сценки на любительских вечерах в местных театрах, а мать Пфайффера аккомпанировала им на фортепьяно. Дома Дисней тоже выступал, делая, по его словам, «что угодно, чтобы привлечь внимание». Он демонстрировал старый фокус – «подъемник для тарелок»: под тарелку или сковороду помещался пузырь, который можно было накачивать воздухом через трубку с помощью резиновой груши. Матери Уолта очень понравилось, как он поднимал пузырем сковородки на кухне, и она подговорила его положить «подъемник» под отцовскую тарелку. «Всякий раз, когда отец наклонялся с ложкой к супу, мама покачивала тарелку. Она просто помирала со смеху».
Уолт не боялся тяжелого труда. С июля по сентябрь 1918 года он работал на почте в Чикаго, разбирая письма и подменяя носильщика. На почту он приходил к семи утра, а во второй половине дня, закончив основную работу, разносил по адресам заказные письма и забирал корреспонденцию из почтовых ящиков. Это занимало еще около часа, а затем он спешил в Южный округ, подработать на разгрузке поездов.
США вступили в Первую мировую войну. Рой Дисней записался в военный флот 22 июня 1917 года. В конце года, вместе с другими новобранцами, его отправили на военно-морскую тренировочную базу на Великих озерах, а потом отпустили домой на побывку. Уолт нашел, что брат выглядит очень элегантно в морской форме, и захотел последовать его примеру.
Для армейской службы Уолт был еще слишком молод, но летом 1918 года ему удалось устроиться в санитарные войска США. «И все равно я был на год моложе, чем нужно», – пришлось исправить дату рождения на свидетельстве, изменив 1901 год на 1900.
Однако повоевать ему так и не пришлось – Уолт несколько недель проболел гриппом и во Францию попал только 4 декабря, когда война уже закончилась. Тем не менее прежде чем вернуться в Чикаго, Дисней отслужил почти год на французской автобазе.
Время, проведенное во Франции, показалось Уолту чем-то вроде расширенной версии его работы на поездах торговцем-разносчиком. Наблюдалась явная перекличка с прежним опытом – новые товарищи сразу после прибытия во Францию устроили празднование семнадцатилетия Уолта в баре с коньяком и гренадином – и оставили его расплачиваться по счету. Весь этот год он спал на полу грузовика, «без подушки или перины», «не беспокоился о том, где поесть»… Спустя много лет Дисней сказал, что выдержал все только потому, что был очень молод: «…в двадцать это было бы уже для меня пыткой».
Тем не менее это было и новым опытом.
«Я не жалею, что вкалывал так, как вкалывал. Даже не помню, чтобы это мне досаждало. Не помню, чтобы когда-либо чувствовал себя несчастным. Я оглядываюсь назад и понимаю, что всегда был доволен, был просто в восторге от того, что делал».
Кстати, Уолт Дисней никогда не сетовал и на то, что формальное образование закончилось для него восьмым классом школы: «Не знаю, как ребята выдерживают, мне кажется, они там не знают отдыха и чертовски устают. Не понимаю, как они могут оставаться все эти четыре года в колледже, не пытаясь применить в практической жизни что-то из того, что они изучили».
Трудовой энтузиазм не мешал Диснею стремиться к работе без тяжелого физического труда, который с момента переезда семьи в Канзас-Сити неизменно присутствовал в его жизни. Во Франции, пока его приятели играли в кости, Дисней ежедневно рисовал картинки, которые посылал в юмористические журналы вроде Life и Judge. В основном он получал отписки с отказами, но иногда ему всё же удавалось заработать, рисуя «то, что нужно было этим парням»: карикатуры и декоративные изображения.
Ко времени возвращения домой Уолт уже был уверен – он станет художником. И в Чикаго он не только отказался работать на фабрике желе за 25 долларов в неделю, но и вообще покончил со всяким физическим трудом, и отправился в Канзас-Сити. «Этот город был меньше, там я в большей степени чувствовал себя дома». К тому же в Канзас-Сити жил Рой, он служил там в банке кассиром. Уолт поселился в прежнем семейном доме с Роем, Хербертом, женой и дочерью Херберта.
Сразу после приезда в Канзас-Сити Дисней стал искать работу в «Стар», газете, которую он разносил многие годы. Он крутился возле газетных художников «Стар», когда был разносчиком: «…они отдавали мне свои старые рисунки, которые я забирал домой». Однако работы в художественном отделе не находилось.
По воспоминаниям Уолта, в октябре 1919 года один из коллег Роя по банку посоветовал Уолту попытать счастья в студии «Песмен-Рубин Коммершел Арт Студио», – вроде бы там вакантно место ученика. Уолт показал Луису А. Песмену и Биллу Рубину образчики своего творчества, «пошлые вещи с парнями, ищущими вшей», – и получил работу. Позже должно было решиться, на какую оплату он может рассчитывать.
«Я стоял за чертежной доской весь день без перерыва, – рассказывал Дисней в 1956 году. – Если мне нужно было в туалет, я терпел до полудня». В конце первой недели Рубин подошел посмотреть на его работу. Уолт был уверен, что его сейчас уволят. Но, похмыкав и побормотав что-то, Рубин предложил ему 50 долларов в неделю. «Я готов был его расцеловать», – сказал Дисней. Ему не в первый раз предлагали деньги за рисование, но впервые речь шла о настоящей работе, связанной с поприщем художника.
Дисней работал на новом месте недолго, вероятно, немногим больше месяца. Все закончилось, когда у Песмена и Рубина, спешно готовивших иллюстрации для каталогов, не осталось заданий для Уолта. Тем не менее Дисней счел время, проведенное в студии, чрезвычайно ценным для себя, ведь он научился стольким «приемам коммерческого искусства». Он обнаружил, что секрет успеха не в совершенстве рисунка: «Ты вырезаешь что-то, наклеиваешь, подскребаешь бритвой… Выбор легких путей, динамичность – вот чему я научился за шесть недель».
После увольнения, в конце ноября или начале декабря 1919 года, Уолт быстро нашел работу в почтовом отделении: он разносил письма во время рождественского ажиотажа. А потом дома, на улице Бельфонтейн, он экспериментировал, применяя новые навыки, создавал образчики художественного творчества, намереваясь открыть свой бизнес.
В начале января 1920 года к Уолту пришел Аб Айверкс, коллега Уолта по работе у Песмена и Рубина. Его тоже уволили, и будущий создатель Микки-Мауса был очень расстроен, – денег не было, и он уже не мог помогать матери. Дисней предложил начать свое дело (не очень хорошо представляя себе, что это значит). Айверкс согласился.
Деньги в новый бизнес собирался полностью вложить сам Дисней, – у него было пятьсот долларов, которые хранились в Чикаго. Уолт написал родителям, и те неохотно выслали лишь половину суммы. Но этого хватило на покупку двух рабочих столов, пульверизатора, краски, чертежных досок и прочих необходимых предметов. Новая фирма, названная Айверкс – Дисней, получила за первый месяц 135 долларов дохода, довольно большую сумму, сравнительно с тем, что оба молодых человека зарабатывали у Песмена и Рубина.
Дисней, очевидно, унаследовал предпринимательский пыл своего отца, но у него, как у бизнесмена, было преимущество перед Элиасом: его не стесняли железные принципы. Уолт не был ни особенно религиозным, ни строгим приверженцем каких-либо политических взглядов. Он стал коммерческим художником, потому что в этой области у него обозначился некоторый талант. Для иной карьеры ему недоставало образования и соответствующего воспитания.
Когда «Компания диапозитивов Канзас-Сити» 29–31 января 1920 года опубликовала в газетах объявления о найме сотрудника, Дисней попытался заполучить «Компанию» в число клиентов. Вместо этого владелец компании Верн Коджер предложил ему место мультипликатора с жалованьем сорок долларов в неделю. Посовещавшись с Айверксом, Дисней согласился.
Компания производила диапозитивы для местных торговцев – рекламные объявления, которые показывали в кинотеатрах по всему Среднему Западу. Вскоре после зачисления Диснея в штат, она переименовалась в «Компанию рекламных фильмов Канзас-Сити». Короткие ролики для кинотеатров, аналог современной телерекламы, заняли место слайдов. Дисней отсчитывал начало своей карьеры в кино с февраля 1920 года, когда он стал сотрудником «Компании рекламных фильмов».
Айверкс поначалу оставался в «Айверкс – Дисней», но к марту 1920-го тоже поступил на работу к Коджеру.
В «Компании рекламных фильмов» Дисней работал с персонажами, вырезанными из бумаги, которые приводились в движение с помощью особого устройства. Поза менялась при съемках, – например, рука кадр за кадром поднималась. Когда отснятая пленка проецировалась на экран, получалась иллюзия самостоятельного движения. Фильмы были короткие, изображение – негативом, поэтому все, что должно было выглядеть на экране светлым, при съемке было темным, и наоборот. Такой метод позволял сэкономить на изготовлении позитивной копии фильма.
Дисней, конечно, уже знал, что такое анимация. Анимационные рисованные фильмы, короткие, с картинками, а не вырезанными фигурками, широко шли в кинотеатрах с 1915 года. В начале 1920-х они были на пике популярности, и «Парамаунт», крупнейший распространитель, начала производить собственную еженедельную программу анимационных фильмов. Но Дисней, лишь начав сотрудничать с «Рекламными фильмами Канзас-Сити», узнал, как делается анимация.
Уолт, аниматор-самоучка, чрезвычайно увлекся «механикой всего процесса». Первые сведения он почерпнул из книги «Анимированные рисунки: как их делают, их происхождение и развитие» Эдвина Г. Лутца, вышедшей в феврале 1920 года. В 1956-м Уолт Дисней отозвался об этой книге так: «Ну, особенно глубокой ее не назовешь, просто парень собрал вместе разные сведения, чтобы сделать на этом деньги. И все же в ней были кое-какие идеи».
Аниматоры тогда работали только на бумаге. Они делали серию рисунков, каждый из которых отличался от предыдущего. Затем их контуры копировались с небольшими смещениями. Картинки последовательно фотографировали, достигая иллюзии движения, которой в «Рекламных фильмах» добивались, манипулируя вырезанными фигурками перед камерой.
Лутц ратовал за использование целлулоидной пленки, чтобы сберечь усилия аниматоров. Те части изображения, которые оставались неподвижными, можно было рисовать на одной поверхности и накладывать на бумажные изображения движущихся частей. Такое техническое усовершенствование – а Лутц предлагал и другие – нашло отклик в душе Диснея, впечатленного коммерческими роликами Песмена и Рубина.