– Я только что нашла потрясающую специалистку. Необычайно точные предсказания.
– Кто это?
– Дженет Портер.
Звоночек не прозвонил.
– У меня нет с собой номера телефона, в справочнике найдете. Она живет на побережье, позвоните завтра, я вас ей представлю. Наверняка удивитесь.
Давно уже не сосчитать медиумов, к которым Грейс обращался за девять с половиной лет после исчезновения жены. Почти всех восторженно рекомендовали. Никто из них ничего определенного не сказал. Один заявил, будто Сэнди сотрудничает в духовном мире с неким целителем и с большой радостью воссоединилась с матерью. Неувязочка состояла в том, что мать Сэнди по сей день жива и здорова.
Немногочисленные медиумы, внушавшие доверие, твердо уверяли, что Сэнди нет в мире духов. Это значит, что она жива. Сегодня он пребывает в таком же неведении, как в момент исчезновения любимой жены.
– Спасибо, Джули, я подумаю. Понимаете, как бы решился жить дальше.
– Разумеется, Рой. Понимаю.
Джули отошла, а Грейс ненадолго остался один, не спуская глаз с нового главного констебля Тома Мартинсона, приехавшего в Сассекс лишь несколько недель назад. Надо улучить момент для беседы. Грейс подцепил кусок ветчины, зачерпнул ложку картофельного салата, съел все это одним махом, поставил тарелку, чтобы с ней не расхаживать. Оглянулся – за спиной стоит Клио со стаканом газировки в руке, улыбается лучезарно, в полном контрасте с холодностью по телефону.
– Привет. Молодец, не слишком опоздал. Как дела?
– Замечательно. Надюшка обещала подождать со вскрытием до утра. А ты как?
Клио кивнула, не переставая улыбаться, предлагая следовать за собой.
Главный констебль направился к шведскому столу. Идеальная возможность для знакомства. Но Клио зовет, манит – не стоит рисковать, вдруг еще кто-нибудь заведет с ней беседу. Отчаянно хочется знать, что случилось. Грейс шел за ней, петляя в битком набитой коллегами оранжерее, приветствуя знакомых коротким кивком. Вечерний воздух в саду за домом показался еще холоднее, чем в гавани. Компания мужчин и женщин наполняла его табачным дымом. Славный запах – будь у него при себе сигареты, закурил бы с большим наслаждением. Страшно хочется.
Клио толкнула калитку, прошла вдоль боковой стены мимо мусорных баков и въезда в гараж, остановилась у «Форда» Уилкинсона. Они наконец оказались наедине.
– Ну, – сказала она, – я хочу сообщить тебе новость. – Вздрогнула, обхватила себя руками, но не от холода, а явно нервничая.
– Говори.
Она снова поежилась.
– Не знаю, как ты отнесешься… – И опять улыбнулась, на этот раз с каким-то детским изумлением и надеждой. – Я беременна.
Высокий мужчина поднялся по винтовой лестнице, остановился на миг наверху, удостоверившись, что квитанция на парковку и мытье машины, номерок на пальто в гардеробе надежно уложены во внутренние кармашки бумажника из крокодиловой кожи. Неторопливо, внимательно, на манер полицейского, оглядел роскошный этаж казино «Рандеву».
Тело почти в пятьдесят гибкое, натренированное, грубое морщинистое лицо, редеющие угольно-черные волосы гладко зализаны назад. В приглушенном электрическом свете мужчина выглядит привлекательно, среди белого дня похуже. Клетчатая рубашка без ворота под кашемировым черным блузоном, на голой шее массивная золотая цепь, дорогие джинсы, сапоги из змеиной кожи на высоких скошенных каблуках и фирменные солнечные очки, хоть он и в помещении, а время близится к десяти. На одном запястье золотой браслет с крупными звеньями, на другом – большие часы.
Будучи одним из постоянных посетителей казино, он тем не менее озирался, как будто случайно забежавший завсегдатай других заведений, гораздо шикарней. Жуя жвачку, осмотрел четыре рулетки, столы для блек-джека, для покера, игровые автоматы. Глаза за темными очками ощупали каждое лицо, оглядели обедавших в ресторане в дальнем конце. Наконец, полностью удовлетворившись, он медленно направился к издавна облюбованному счастливому столу.
Колесо рулетки медленно вращалось, шарик катался у ободка. Высокий мужчина бросил на стол пачки пятидесятифунтовых купюр общей суммой на десять тысяч, не сводя глаз с крупье.
Крупье взял пачку, ловко пересчитал, практически без надобности, и без того зная сумму благодаря своему многолетному опыту.
– Десять тысяч фунтов, – четко провозгласил он для понтера и звукозаписывающей аппаратуры, потом закрутил колесо – по инструкции это следует делать каждые девяносто секунд, – другие игроки потянулись, также ставя свои фишки.
Шарик вброшен.
Сообщение оператора из пункта видеонаблюдения на нижнем этаже прозвучало в наушниках коротко и ясно:
– Клинт явился.
– На обычном месте? – тихонько спросил директор казино, едва шевеля губами.
– За четвертым столом.
Вся трудовая жизнь Кэмпбелла Маколея прошла в казино. Он поднялся по лестнице от крупье до распорядителя, затем до управляющего и в конце концов до всесильного руководителя. Любит свою работу, спокойную и одновременно накаленную атмосферу, деловую сторону игорного бизнеса. Иногда понтерам выпадает крупный выигрыш, иногда их ждет крупный проигрыш, но в целом система на редкость стабильная.
Существуют лишь две проблемы. Во-первых, маньяки, которые разоряются в его и других казино, в конечном счете не принося бизнесу ничего хорошего. И во-вторых, звонки среди ночи в выходные дни, извещающие, что регулярный клиент или случайно заскочивший незнакомец только что сделал крупную ставку – тысяч шестьдесят. При этом частенько это мошенник. Поэтому за подозрительными посетителями ведется наблюдение.
Хороший игрок, досконально знающий правила, способен существенно сократить проигрыш. Опытным любителям блек-джека или игрокам в кости удается поддерживать приблизительный паритет с казино. Однако большинству клиентов не хватает умения или терпения, и прибыль заведения возрастает с нескольких процентов до приблизительно двадцати от общих ставок.
Всегда безупречно причесанный, Маколей, в обязательном строгом темном костюме, идеально чистой рубашке с элегантным шелковым галстуком и сверкающих черных туфлях, скользил, почти невидимый, по покерным залам на нижнем этаже казино «Рандеву». Сегодня здесь полно народу – проводится очередной регулярный турнир. Только в центральном зале пять столов, за каждым десять игроков. Не особо шикарные, скорее неряшливые, в джемперах, джинсах, бейсболках и мокасинах. Впрочем, все местные, платежеспособные, выкладывают за вход хорошие деньги.
Когда Маколей двадцать семь лет назад начинал карьеру, в казино были приняты строгие правила насчет одежды, и его огорчает нынешняя небрежность. Хотя, стремясь привлечь клиентов, он понял, что надо идти в ногу со временем. Если в «Рандеву» их не примут, то с большой радостью перехватят другие.
Директор быстро прошелся по кухне, где вовсю шла работа, столбом стоял пар, кивнул шеф-повару и кое-кому из помощников, осмотрел поднос с коктейлем из креветок и копченой лососиной, предназначенный для гостиной, направился оттуда к центральному нижнему залу.
Зал полон – очень хорошо. Почти две трети автоматов в игре. Все столы для блек-джека и покера заняты. Рулетки тоже. Отлично. Перед Рождеством часто бывает затишье, но сейчас бизнес идет в гору – вчерашний доход почти на десять процентов выше, чем на прошлой неделе.
Он прошел мимо каждого стола, по очереди показавшись каждому крупье и распорядителю, потом поднялся в лифте к роскошному директорскому кабинету. Наверху увидел прямо перед собой Клинта, стоявшего, словно дозорный, за своим постоянным столом. Приходит как минимум трижды в неделю, является часов в десять, уходит где-то между двумя часами ночи и четырьмя утра. Прозвище носит с легкой руки помощницы Маколея, Жаклин, которая увидела в нем сходство с актером Клинтом Иствудом.
До запрета курения в общественных местах клиент по прозвищу Клинт, подобно самому актеру в его первых вестернах, всегда держал в зубах тонкую сигару. Теперь жует жвачку. Иногда бывает один, иногда с женщиной – редко с одной и той же, хотя все его спутницы как бы вышли из одной литейной формы. Сегодня в одиночестве. Два дня назад с ним была юная высокая красотка с волосами как вороново крыло, в мини-юбке и кожаных сапогах выше колена. Похоже, как и остальные, снятая на час.
Клинт приезжает в спортивном черном «Мерседесе», дает служителю за парковку и мойку десять фунтов чаевых по приезде и при отъезде, независимо от выигрыша или проигрыша. Ровно столько же выдает гардеробщице на входе и выходе.
От него никогда ничего не услышишь, кроме бурчания и односложных слов, при нем всегда одна и та же сумма наличными. Покупает фишки за столом, а закончив игру, сдает внизу кассиру.
Сегодня купил фишек на десять тысяч, поставил всего на две – все равно в десять раз больше среднего игрока. В игре разбирается, ставки делает крупные, но осторожно, на разные номера, что обеспечивает небольшой выигрыш, но и малый проигрыш. Порой поднимается в верхние залы, иногда остается внизу. Согласно компьютеру, ежемесячно в среднем теряет около десяти процентов от общих ставок. Получается шестьсот фунтов в неделю, значит, в год тридцать тысяч.
Поистине хороший клиент. Но Кэмпбелла Маколея гложет любопытство, и поэтому, когда есть время, он наблюдает за Клинтом на видеомониторе. У него есть какая-то цель, а какая – понять невозможно. Обчистить казино не намерен, иначе, по мнению директора, давно бы уже это сделал. Шулеров чаще тянет к столам для блек-джека, за которыми легче мошенничать, как показывает многолетний опыт. Отмывание денег – самое вероятное в случае Клинта. Если так, то это не касается директора казино, который к тому же не хочет потерять клиента.
В казино по давней традиции принимают наличные, и служащие не расспрашивают посетителей о происхождении денег. Тем не менее Кэмпбелл звякнул однажды сержанту Вочопу, начальнику лицензионного отдела местной полиции. Скорее чтобы прикрыть свою задницу, если Клинт действительно что-то задумал, чем из чувства гражданского долга. Его первый долг – обеспечивать интересы гигантской компании «Харрас» в Лас-Вегасе, которая бдительно за ним присматривает.
В регистрационной книге Клинт значится под именем Джо Бейкер, поэтому директор сильно удивился, когда начальник лицензионного отдела в качестве ответной любезности сообщил по секрету, что черный спортивный «Мерседес» зарегистрирован на некоего Влада Космеску.
Это имя Маколею ничего не сказало, но давно стояло на заметке у Интерпола. Ордера на арест пока не выдано. В полиции нескольких стран оно попросту значится в списке лиц, представляющих интерес.
Шофер гулко захлопнул дверцу «Мерседеса». В неожиданной тишине автомобильного салона, на большом мягком сиденье, вкусно пахнувшем кожей, Симона на мгновение почувствовала себя в безопасности. Спасший ее мужчина открыл дверцу с другой стороны и закрыл с таким же гулким стуком.
Сердце ее отозвалось глухим ударом.
Водитель сел за руль, повернул ключ зажигания, автомобиль мягко пошел вперед, рядом послышался звонкий щелчок, как бы от дверного замка. Что это? Кто этот мужчина?
Отгороженный от нее широким подлокотником, он с улыбкой спросил мягким успокоительным тоном:
– Ну, цела?
Симона кивнула, совсем сбитая с толку развитием событий в последние пять минут.
– Голодная?
Она еще слегка опасалась, ей все так же не нравилось самодовольное выражение лица незнакомца, но на плохого человека он не похож. Иногда встречаются богатые люди, дают денег, еду. Не часто, но бывает. Похоже, именно такой случай.
– Как тебя зовут?
– Симона.
– Чего хочешь съесть? Что особенно любишь?
Она пожала плечами, не зная, что особенно любит. Никто никогда не спрашивал.
– Мясо? Свинину?
– Угу, – нерешительно подтвердила Симона.
– Картошку? Жареную колбасу?
Она снова кивнула.
Мужчина потянулся к стоявшему перед ним мини-бару, достал стакан, плеснул туда виски и сунул ей в руки. Она сделала долгий глоток, изумленно застыла, почуяв огонь, обжигающий горло. Через минуту внутри разлилось приятное тепло. Симона вытянула ноги, еще хлебнула, допила до дна.
Однажды она пробовала виски – Ромео украл в магазине бутылку, – но это гораздо вкуснее.
Мужчина ответил на звонок мобильника, обсуждая деловые вопросы с кем-то в Америке, опять налил стакан.
Шофер молча вел машину. Волосы подстрижены так коротко, что остался лишь легкий пушок. В свете фар встречной машины Симона разглядела татуировку. Змея с раздвоенным языком вылезает справа из-под воротничка рубашки, обвивает шею, тянется к подбородку, готовясь к броску. Мимо проплывают огни Бухареста, дождь мягко стучит в стекла.
Она никогда не была в самолете и теперь гадала, не так ли себя чувствуют люди в полете. Из динамика за головой льется музыка, поет какой-то мужчина, англичанин или американец, точно не скажешь. Звучный вкрадчивый голос выпевает: «Впитываю тебя всей кожей», но Симона не понимала смысла английскихслов.
Посмотрела в окно, стараясь сообразить, где находится. Мимо проплывает огромный дворец, выстроенный, по словам Ромео, для бывшего президента. Ромео сказал также, что дворец называется «Народным», только она ни разу там не была. Дворец существует в другом мире, принадлежит другим людям, точно так же, как этот непостижимый и недоступный автомобиль и его владелец, точно так же, как непонятная песня.
Виски устроило все самым лучшим образом. Ей все больше нравился мужчина, машина, город, по которому она недавно слонялась, замерзшая и голодная. Теперь это ушло в прошлое. Возможно – возможно, – мужчина поможет ей изменитьжизнь.
Вскоре автомобиль свернул на незнакомую улицу, притормозил, въехал в открывшиеся ворота, остановился перед освещенным подъездом высокого дома.
Шофер открыл дверцу со стороны Симоны, забрал у нее пустой стакан. Опьяневшая, она вышла под ветер и дождь, пошатываясь на нетвердых ногах. Мужчина обхватил ее за плечи и осторожно повел по каменной лестнице к парадной двери, которую открыла женщина средних лет в форменной одежде – видно, прислуга.
В холле, как в музее, пахло политурой.
– Ее зовут Симона, – объявил мужчина. – Накормите и приготовьте горячую ванну.
Женщина ласково улыбнулась:
– Пойдем со мной. Сильно проголодалась?
Девочка кивнула.
Коридор с мраморным полом, увешанный с обеих сторон красивыми картинами, привел в необъятную современную кухню. Симона с восторженным изумлением оглядывалась по сторонам. Она никогда не бывала в таком потрясающем доме, как на картинках в журналах, которые показывали в одном заведении.
Женщина усадила ее за стол, принесла обалденную, сроду невиданную еду. Жареное мясо и колбаса, сало, сыр, маринованная дыня, помидоры, картошка, большие хрустящие рогалики, бутылка кока-колы…
Симона набивала рот обеими руками, боясь, что сказка вот-вот кончится. Севшая напротив женщина молча смотрела, одобрительно кивая время от времени.
– На улице живешь?
– У трубы отопления, – объяснила она с набитым ртом. – Там хорошо.
– Есть нечего?
Симона энергичным кивком подтвердила.
– Когда в последний раз мылась?
Она пожала плечами, прожевывая хрустящую мясную корочку. Когда мылась? С последнего побега из приюта прошли годы. Когда не слишком холодно, подмывалась водой из бутылок, набранной в городских колонках.
Переполненный живот заболел, голова закружилась, подступила легкая тошнота.
Женщина встала, жестом приказала следовать за ней. Симона вытерла руки о спортивные штаны и пошла по широкой мраморной лестнице и дальше по просторному коридору с картинами, к ванной, на пороге споткнулась и остолбенела.
Невероятная красота, роскошь, размеры. Невероятно, что она здесь стоит. На потолке нарисованы ангелы в облаках, стены и пол выложены черно-белой мраморной плиткой, посередине огромная ванна на несколько человек, в которой пузырится, булькает вода, вокруг расставлены на постаментах обнаженные мраморные мужчины и женщины.
– Ох, красота! – прошептала Симона.
Женщина улыбнулась:
– Повезло тебе, девочка. Господин Лазарович хороший человек. Всем помогает. Он очень хороший.
Она сняла с нее одежду, окунула с головой в горячую – даже слишком горячую – воду, намочила волосы, капнула, вспенила душистый шампунь, смыла и вновь проделала ту же самую процедуру.
Расслабившись от еды и от виски, почти засыпая, Симона лежала в несказанном блаженстве, глядя на ангелов и гадая, не так ли живут эти самые ангелы. Чуть ли не потеряла сознание, пока женщина ее намыливала и споласкивала, потом помогла вылезти из ванны, завернула в большое мягкое белое полотенце, старательно вытерла насухо и повела в роскошную спальню, которая была еще великолепнее ванной.
Главный предмет – гигантская кровать с пологом. Симона изумленно разглядывала эротические картины на стенах – женщины, мужчины, в одиночку и парами. Мужчина с женщиной занимаются любовью. Две женщины занимаются оральным сексом. Двое мужчин занимаются содомией. Еще в спальне высокие окна до потолка с пышными складчатыми гардинами, шезлонг и другие чудесные вещи.
– Нравится? – спросила женщина.
Симона с улыбкой кивнула.
Женщина сняла с нее полотенце, уложила на белые шелковые простыни и ушла.
Вошел мужчина, который ее сюда привез, – господин Лазарович. Голый под черным шелковым халатом, распахнутым спереди. Под заметным брюшком торчит возбужденный член.
– Ну как ты, прелестный ангел с Северного вокзала? – пропел он, направляясь к кровати.
Расслабленность сменилась тревогой.
– Классно, – пробормотала Симона. – Большое спасибо за все. Я устала.
Член прикоснулся к левой щеке.
– Отсоси, – неожиданно приказал господин Лазарович.
Она внутренне ощетинилась. Под глазами у него лежали темные круги, зрачки были зловещими, чернильно-черными.
– Отсоси, – вновь потребовал он. – Разве ты мне не благодарна? Не хочешь проявить благодарность?
Он залез на кровать и пристроился прямо над ее лицом. Правой рукой она испуганно и осторожно направила вставший член к себе в рот. Вкус сладковатый, затхлый.
Получила обжигающую пощечину.
– Соси, сучка!
Она обхватила член губами, принялась облизывать.
– У-у-ух, паскуда, хочешь, чтоб я тебе зубы повыбивал?
Симона вмиг отрезвела.
Господин Лазарович вдруг толкнул ее в подбородок и высвободился.
– Сучонка неблагодарная!
Схватил за плечи, грубо перевернул, уткнул лицом в подушку – она вскрикнула от боли, боясь, как бы он ее не задушил. Пальцы полезли во влагалище, потом в задний проход. Туда же попытался протиснуться член, ее чуть не стошнило. Визжа от боли, она чувствовала, как он продвигается дальше и дальше.
– Нет!.. Гогу! – кричала Симона, захлебываясь желчью.
Казалось, она разрывается пополам.
Дальше, дальше.
Она отчаянно вертела головой, выворачивалась, пробуя освободиться. Он схватил ее за мокрые волосы, прижал к подушке с такой силой, что было почти невозможно дышать. Дальше, дальше.
Она задыхалась, плакала, кричала, звала Гогу, боролась, несмотря на боль. Боролась, чтобы дышать.
– Вот тебе, сучка неблагодарная, – прошептал он ей в ухо.
Она повернула голову, хватая ртом воздух, крича в агонии.
– Вот тебе, сука, – шипел он.
Она завизжала, он ткнул ее лицом в подушку, преградив доступ воздуха. Симона силилась поднять голову, но он держал крепко. Сквозь боль нахлынула паника. Она затряслась от удушья, грудь разрывалась. Он рванул ее за волосы, впился поцелуем в губы, и она всасывала воздух из его легких.
Он отстранился.
– Скажи, что тебе нравится. Скажи, что ты мне благодарна. – Он крепко прижался лицом к ее щеке. – Скажи, что благодарна мне за спасение. Скажи! Скажи спасибо!
– Ненавижу! – выдохнула она.
Он воткнул большой палец ей в щеку, ударил кулаком в глаз. Схватил обеими руками за волосы, чуть не выдрав, и держал, выливая сперму. Тогда ее стошнило по-настоящему.
Через какое-то время – потеряв ощущение времени, – Симона снова сидела на заднем сиденье большого черного автомобиля. Играла та же музыка, которую она слышала прежде, тот же звучный голос пел те же слова, не имевшие для нее смысла: «Впитываю тебя всей кожей».
За окнами пролетает та же бухарестская ночь. Все болит жуткой болью. Лицо распухло, голова раскалывается. На Северном вокзале она чувствовала себя грязной с головы до ног. Теперь снаружи чистая, внутри грязная. Липкая.
Хочется плакать, только слишком больно. И не хочется, чтобы водитель со змеиной татуировкой, который по-прежнему молча сидит за рулем, но без конца поглядывает на нее в зеркало и улыбается гадкой улыбкой, принял слезы за знак поощрения.
Хочется только попасть домой. К Ромео, псу, плачущему младенцу. К людям, которые о ней беспокоятся. К своей семье.
Шофер остановил машину. На незнакомой улице темно. Он открыл заднюю дверцу, влез, придвинулся к ней, держа в руке деньги, ухмыльнулся.
– Хорошие деньги…
Сунул бумажки ей в руку, расстегнул «молнию» на ширинке. Симона таращила глаза, пока он вытаскивал из трусов вставший член. Смотрела на татуировку, на изготовившуюся к броску змею, выползавшую из-под воротника рубашки.
– Хорошие деньги, – повторил он, схватил ее за волосы, как тот, другой мужчина, притянул лицом к члену.
Она взяла в рот головку, изо всех сил куснула, почувствовав вкус крови. В ушах зазвенело от мужского вопля. Симона рванула ручку дверцы, вывалилась и побежала в ночь.
На бегу в слепой панике она не замечала, что черная машина рывками следует за ней, держась на безопасном расстоянии.
Покружившись какое-то время по беспорядочно застроенной территории Королевской больницы Южного Лондона, Линн в отчаянии остановила «Пежо» у отделения «Скорой помощи».
Она растерянно оглядывала окружающие корпуса. Нужный корпус Росслин, куда, согласно полученному разъяснению, можно попасть через корпус Баннермана, нигде не упоминался.
– По-моему, мы не туда попали, – объявила Кейтлин, не отрывая глаз от дисплея, с лихорадочной сосредоточенностью тыкая в кнопки.
– Думаешь? – добродушно переспросила Линн, хотя в душе царило отчаяние.
– Угу. Если б попали туда, тогда там бы и были, правильно?
Несмотря на страх, усталость, растерянность, Линн насмешила забавная логика дочери.
– Разумеется, правильно.
– Я всегда права. Просто спрашивай. Я как бы, типа, оракул.
– Наверное, оракул сказал бы, куда теперь ехать.
– Для начала давай задний ход.
– Где же Баннерман, черт побери?
Кейтлин покосилась на нее от дисплея:
– Остынь, женщина. Знаешь, это вроде игры по телевизору.
– Терпеть не могу этого выражения!
– Про игру по телевизору? – поддразнила ее дочка.
– Остынь, женщина! Мне неприятно.
– Ну ты здорово завелась. Теперь меня заводишь.
Линн оглянулась и снова дала задний ход.
– Жизнь – игра, – провозгласила Кейтлин.
– Игра? Что это значит?
– Просто игра. Выиграл – живешь, проиграл – умираешь.
Линн резко затормозила и повернулась к Кейтлин:
– Ты в самом деле так думаешь, милая?
– Угу. Моя новая печень как бы спрятана в лабиринте. Ее надо найти. Если найдем вовремя, буду жить. Если нет – полный облом.
Линн фыркнула, обняла дочь за плечи, притянула, чмокнула в висок, вдохнув запах шампуня и геля.
– Господи боже, до чего я люблю тебя, детка!
Кейтлин передернулась и невозмутимо заметила:
– Да, я заслуживаю настоящей любви.
– Иногда, – поправила Линн. – Только время от времени.
Девочка равнодушно кивнула и вновь начала набирать сообщение.
Линн доехала задним ходом до Денмарк-Хилл, направилась вперед, отыскав подъездную дорожку, где наконец увидела указатель к корпусу Баннермана. Через пару минут, с вещевой сумкой, она вошла в подъезд с колоннами. Кейтлин, в зеленовато-желтой куртке с капюшоном, полосатых джинсах с обтрепанными обшлагами и расшнурованных кроссовках, тащилась следом.
Парные вертикальные таблички из органического стекла извещали, что здесь находится Королевская больница Южного Лондона. В ожидании Линн оглянулась вокруг.
Озадаченный с виду мужчина с красным вещевым мешком в одной руке и с черной сумкой в другой идет куда-то, шаркая тапочками. Слева в зале ожидания сбились в кучку люди – старик в инвалидной коляске; другой, в тюбетейке и спортивных штанах, сгорбился на зеленом стуле, опираясь на трость; юнец в серой куртке с капюшоном и джинсах поглощен тем, что льется ему в уши из наушников; молодой человек в голубой футболке, джинсах и кроссовках скорчился на скамье, в отчаянии зажав руки между коленями, как бы ожидая кого-то или чего-то. Чуть дальше магазинчик, нечто вроде супермаркета с цветами и сластями. Пожилая женщина в нейлоновом костюме с подсиненными волосами открывает шоколадный бар. Атмосфера пропитана ночной усталостью, молчаливым страданием.
Дежурная за справочным столом приветливо взглянула на Линн:
– Чем могу помочь?
– Спасибо. Нас ждет Шерли Линсел в корпусе Росслин.
– Фамилия?
– Беккет. Кейтлин Беккет. А я ее мать, – представилась Линн.
– Сейчас сообщу. Поднимитесь на лифте на третий этаж, она вас там встретит. – Женщина махнула рукой, указывая на коридор.
В конце коридора находился лифт со стальными дверцами, залитыми радужным сиреневым светом, напоминающим не то дискотеку, не то декорации к фантастическому фильму.
Кейтлин оторвалась от дисплея, одобрительно кивнула:
– Круто, – и взволнованно выдохнула: – Слушай, мам, тут разгадка!
– Какая? – переспросила Линн.
Дочка затрясла головой.
– Типа силового поля в «Звездном пути». – Она загадочно усмехнулась. – Все это как бы для нас специально устроено.
Линн вопросительно на нее посмотрела:
– Допустим. Но зачем?
– На третьем этаже узнаем. Там будет очередная подсказка.
В медленно поднимавшемся лифте Линн радовалась, что Кейтлин оживилась, воспрянула духом. Настроение у нее всегда резко меняется, а в последнее время особенно.
На третьем этаже их встретила женщина тридцати с лишним лет, с классическим симпатичным английским румяным лицом, обрамленным длинными темными волосами, в белой блузе и черных брюках. Она тепло улыбнулась Кейтлин. Линн обратила внимание на лопнувший сосудик в ее левом глазу.
– Кейтлин? Привет! Меня зовут Шерли, я твой координатор. Буду за тобой здесь присматривать.
Девочка ее внимательно оглядела, ничего не сказала, вернулась к своим бесконечным телефонным текстам.
– Вы Шерли Линсел? – уточнила Линн.
– Да. А вы Линн, мама Кейтлин?
– Рада познакомиться, – улыбнулась Линн.
– Провожу вас в палату. Кейтлин, ты несколько дней пробудешь в отличной одноместной палате, и для вас, миссис Беккет, приготовлено спальное место. Ну а теперь задавайте вопросы, – добавила женщина, обращаясь к обеим, – пожалуйста, спрашивайте обо всем, что хотели бы знать.
– Я умру? – спросила Кейтлин, не сводя глаз с дисплея.
– Что ты, милая, конечно, нет, – всполошилась Линн.
– Я не тебя спрашиваю, а Шерли, – отрезала дочь.
На миг смутившись, координатор уточнила:
– Почему ты так думаешь?
– Я была бы полной идиоткой, если б не думала, правда?
Рой Грейс следовал за хвостовыми огнями мчавшейся впереди черной «Ауди». Видно, Клио понятия не имеет об ограничении скорости. Равно как и о сигналах светофора.
Черт побери! Он вдруг испугался. В несущемся на запредельной скорости автомобиле находится не только Клио, но еще их ребенок.
Он остановил у светофора казенный «Форд Фокус» без опознавательных знаков. Сердце бешено колотилось, хотелось окликнуть Клио, приказать сбросить скорость. Бесполезно – она вечно так ездит. За пять месяцев их связи выяснилось, что она водит машину гораздо рискованнее, чем его друг и коллега Гленн Брэнсон, который сдал недавно экзамен по скоростному преследованию и при каждой возможности демонстрирует Рою свое мастерство за рулем – или, скорее, отсутствие оного.
Зачем так бесшабашно рискует рассудительная и пунктуальная Клио? Если рассуждать логично, понятно, что работники морга, почти ежедневно имеющие дело с исковерканными трупами жертв дорожных происшествий, должны водить машину с особенной осторожностью. Однако доктор Найджел Черчмен, консультант-патологоанатом Брайтона и Хоува, переехавший недавно на север, по выходным участвовал в автогонках. Возможно, решил Грейс, работая в такой близости к смерти, начинаешь испытывать желание бросить ей вызов.
Светофор переключился. Убедившись, что патрульные не преследуют проскочившую Клио, он проехал перекресток и прибавил скорости, помня, впрочем, о камерах наблюдения на следующем отрезке. Клио полностью игнорирует всякие ограничения. Его это пугает. Даже невозможно подумать, что с ней может что-то случиться.
После исчезновения Сэнди он почти десять лет не завязывал серьезных отношений с женщинами, пока не появилась Клио. Все это время отчаянно разыскивал пропавшую жену, ожидал известий, надеялся на звонок, надеялся, что в один прекрасный день она вернется в их дом. А теперь положение дел иное. Он любит Клио так же, если не больше, чем Сэнди. Даже если она вдруг объявится, преподнеся любые объяснения, вряд ли он ради нее откажется от Клио, потому что душой и сердцем уже живет дальше.
И вот невероятная новость – Клио беременна! Шесть недель. Говорит, накануне получено подтверждение. Она носит его ребенка. Его ребенка.
Ирония судьбы. За время их совместной жизни Сэнди не могла зачать. В первые годы они об этом не задумывались, решив чуть подождать, прежде чем заводить полноценную семью. А когда попытались, ничего не вышло. Ей назначили курс лечения, хоть и предупредили, что шансов меньше пятидесяти процентов. Она огорчилась, чувствуя себя ущербной. Сэнди всегда старалась взять на себя ответственность. Возможно, поэтому тоже любила быструю езду, самостоятельно распоряжаясь дорогой. Именно она обставила дом в минималистском стиле дзен, разбила сад, устраивала их совместные поездки. Иногда кажется, что бесплодие угнетало ее сильней, чем его. Может, в этом причина исчезновения?
Очень много безответных вопросов.
Теперь пустота в его жизни заполнилась. Близость с Клио подарила счастье, в которое он перестал уже верить. И в новое событие трудно поверить!
Впереди видна ее машина, на этот раз остановившаяся у светофора на пересечении с Шерли-Драйв, где установлена камера наблюдения.
Милая, не гони, умоляю! Не попади в аварию, когда наша жизнь лишь начинается! Когда в тебе зреет новая жизнь.
Он увидел, как вспыхнули тормозные огни «Ауди» у следующего светофора, наконец догнал ее и дальше поехал следом.
Клио отыскала парковку неподалеку от своего дома. Грейс тоже вышел из машины, догнал ее у ворот бывшего склада, перестроенного под квартиры, где она жила, обнял за плечи, когда она нажимала кнопки домофона, сунул руку под длинный плащ, нащупал ладонью живот и сказал:
– Потрясающе.
Клио бросила на него испытующий взгляд:
– Действительно не возражаешь?
– Всей душой и сердцем за. Не только не возражаю, а невероятно счастлив. Не знаю даже, что сказать. Самое что ни на есть немыслимое событие. По-моему, ты будешь потрясающей матерью. Изумительной.
– По-моему, ты будешь потрясающим отцом.
Они поцеловались. Он вновь огляделся – было уже поздно и холодно.
– Единственное замечание.
– Какое?
– Насчет сумасшедшей езды.
– Хорошее замечание со стороны мужчины, свалившегося в машине с Бичи-Хэд, – фыркнула она.
– Ну ладно, я серьезно. Ты ехала на восьмидесяти при ограничении в сорок, вдобавок проскочила на красный свет вообще неизвестно зачем.
– Ну и что? Арестуешь меня?
– Какая же ты порой бываешь мерзавка, – усмехнулся он.
– А ты порой настоящий подонок.
– Люблю тебя.
– Правда, Грейс?
– Люблю и обожаю.
– Сильно?
Он прижал ее к себе и шепнул на ухо:
– Зайдем в дом, разденешься – увидишь.
– Самое заманчивое предложение за весь вечер, – шепнула она в ответ, набрала код, ворота открылись.
Они прошли к подъезду по вымощенному двору. Клио отперла дверь, вошла в дом. Вокруг царил разгром. Пролетел черный смерч, взмыл в воздухе, врезался ей в живот, чуть не сбив с ног.
– Лежать! – закричала она. – Лежать, Хамфри!
Грейс не успел приготовиться – собачья голова ударила в пах. Он завертелся, попятился.
– Хамфри! – прикрикнула Клио на щенка, помесь лабрадора и бордер-колли.
Пес метнулся в разгромленную гостиную, вернулся, держа в зубах клубок розовой веревки.
Рой, отдышавшись, оглядел безупречную прежде комнату. На полу перевернутые горшки с цветами, с двух красных диванов сброшены разодранные подушки, полированный дубовый пол усыпан пенопластом и перьями, свечи наполовину съедены, кругом обрывки газет и номер «Сассекс лайф» без первой страницы.
– Плохой, дурной мальчик, – выговаривала псу Клио.
Тот вилял хвостом.
– Я тобой недовольна. Сержусь на тебя. Понимаешь?
По-прежнему виляя хвостом, Хамфри снова на нее прыгнул. Она обхватила руками собачью морду, упав на колени, крикнула:
– Плохой!
Не сдержавшись, Грейс рассмеялся.
– Черт побери, – тряхнула головой Клио. – Безобразие!
Пес вывернулся, вновь налетел на Грейса, который на сей раз приготовился, схватил его за лапы.
– И я тоже тобой недоволен, – объявил он.
Хамфри, дьявольски собой довольный, вильнул хвостом.
– Черт, – повторила Клио. – Потом приберем. Хочешь виски?
– Хорошее предложение, – кивнул Рой, отталкивая щенка, который рвался зализать его насмерть.
Клио вытащила пса за шкирку на задний двор и захлопнула дверь. Они пошли на кухню, оборудованную по последнему слову техники. Хамфри завыл на заднем дворе.
– Собаки должны гулять два часа в день, – сообщила Клио. – Но только когда им исполнится год. Иначе можно повредить суставы, особенно тазобедренный.
– А иначе можно повредить мебель.
– Очень смешно. – Она погремела у холодильника ледяными кубиками в двух высоких стаканах, налила в один виски «Гленфиддиш», в другой тоник. – Думаю, мне больше пить не стоит. Подвиг, правда?
Грейсу страшно хотелось курить, он машинально пошарил в карманах и в который раз вспомнил, что сознательно не носит с собой сигареты.
– По-моему, малыш не будет возражать, если мы по глотку примем. Пусть сразу привыкает.
Клио протянула стакан.
– Будь здоров, лопоухий!
– Твое здоровье, длинноносая, – провозгласил Грейс, взмахнув стаканом.
– До дна, парень! – закончила она тост.
Они выпили, глядя друг на друга. Снаружи доносился нескончаемый вой Хамфри. Кто там, мальчик или девочка? Грейс об этом еще не подумал. Кто бы ни был, он будет обожать ребенка. Разумеется, Клио станет замечательной матерью, но получится ли из него хороший отец? Она осматривала разоренную гостиную, он следил за ее взглядом.
– Хочешь, помогу убрать?
– Нет, – сказала она, наградив его долгим чувственным поцелуем в губы. – Мне жутко хочется оргазма. Можешь обеспечить?
– Я? С закрытыми глазами.
– Сукин сын.
Влад Космеску жевал жвачку, не сводя глаз с шарика из слоновой кости, прыгавшего в рулетке. Сначала он без конца дребезжал, с замедлением колеса застучал и внезапно умолк, остановившись в ячейке.
Двадцать четыре. Черное.
Поправив на переносице темные очки фирмы «Авиатор», он с удовлетворенной улыбкой смотрел на свою стопку пятифунтовых фишек, стоявшую на линии между двадцать третьим и двадцать четвертым номером. Крупье сгреб проигравшие фишки с других номеров, в том числе его собственные. Космеску поддернул рукав, посмотрел на часы, которые показывали десять минут первого. Пока дело идет плоховато – проиграл тысячу восемьсот, почти дойдя до установленного на сегодня предела. Впрочем, может быть, после этого выигрыша – второго подряд – к нему повернется удача.
Он добавил половину выигранных фишек к оставшимся и выложил на стол следом за рискующей китаянкой и еще несколькими недавно прибывшими игроками. Почти все номера покрыты, колесо закрутилось, крупье крикнул:
– Ставки сделаны!
Космеску придерживался определенного правила. Делал безопасные ставки на номера, расположенные на трети колеса напротив зеро. Тут много не выиграешь, но много и не проиграешь. Такая стратегия позволяет часами стоять у стола, совершенствуя систему, которая старательно разрабатывается годами. Он очень терпеливый. Всегда все планирует с исключительной тщательностью.
Система основана на сочетании математики и вероятности. На европейской рулетке тридцать семь номеров, включая зеро. Но известно, что шанс выпадения всех этих тридцати семи номеров при последовательном запуске колеса тридцать семь раз составляет один к миллиону. Одни выпадают за несколько пусков два, три, даже четыре раза, а иногда и чаще, другие вообще не выигрывают. Поэтому он ставит только на уже выпавшие числа и комбинации, которые наверняка выпадут еще раз.
Снова глядя на номер двадцать шесть, он дважды нажал большим пальцем ноги устройство в правом ботинке и шесть раз в левом. Дома перебросит данные с чипа, который лежит в кармане, в компьютер.
Система далеко еще не идеальна, он часто проигрывает, хотя в целом потери становятся меньше и реже.
Прорыв наверняка близок. Можно будет сколотить состояние. Больше не придется служить наемным лакеем. Впрочем, даже если ничего не получится, игра дает возможность приятно проводить время, которого у него полно. Слишком много.
Ему нравится одинокая жизнь в этом городе. Он работает дома, в огромной постройке из стекла и стали, живет сам по себе, сознательно держась в стороне от других. Ждет распоряжений хозяина, выполняет, сливает по инструкции в казино часть наличных. Хорошее дело. Шеф нуждается в человеке, которому можно верить, в крутом парне, годном для дела, который в то же время его не ограбит. Вдобавок они говорят на одном языке.
Фактически на двух – на румынском и на языке денег.
Кроме денег, у Влада Космеску мало интересов. Книг и журналов он не читает, порой смотрит кино по телевизору, любит экшен и саспенс, эпопею «Перевозчик», где Джейсон Стейтем играет такого же одиночку. Время от времени просматривает порнофильмы вместе с какой-нибудь девушкой. Дважды в неделю занимается гимнастикой по полной программе. А все прочее скучно, даже еда. Еда – просто горючее, поэтому он ест по мере необходимости, только чтобы наесться, не больше. Вкусом не интересуется, не понимает одержимой страсти британцев к кулинарным телевизионным шоу.
Казино любит ради денег. Здесь их видишь, дышишь ими, чувствуешь запах, трогаешь, даже слышишь в воздухе вкус гораздо изысканнее и пикантнее, чем у любой еды. Деньги дают свободу и силу. Возможность сделать что-нибудь со своей жизнью и с жизнью своих родных.
Деньги позволили перевезти больную сестру Ленуту из дома призрения в государственную больницу в деревушке Платарешти в двадцати пяти милях к северо-востоку от Бухареста, потом в прекрасный дом в горах над Монтрё в Швейцарии, откуда открывается вид на Женевское озеро.
Когда он ее впервые увидел десять лет назад после долгих поисков, выложив большие деньги на взятки, она считалась неизлечимой. Одиннадцатилетняя девочка лежала на рваной пеленке на старой зарешеченной койке, питалась только дроблеными зернами, залитыми молоком. Скелетик с раздутым от голода животом напоминал жертву из концентрационного лагеря.
В комнате с оглушительной вонью поноса и рвоты стояли впритык друг к другу тридцать коек, как клетки для лабораторных животных. Были дети покрепче, некоторым лет по пятнадцать и больше, но все равно отсталые и увечные в том или ином отношении, с такими же бутылками молока с дробленым зерном. Досасывали жидкую пищу, просовывали руки сквозь прутья, забирали бутылки у младших и слабых. Единственная неквалифицированная, ни на что не способная нянька не обращала на них внимания, сидя в своей загородке.
Шарик снова задребезжал в металлических ячейках, и тут же у Космеску завибрировал мобильный телефон с выключенным звонком. Он вытащил его из кармана, одновременно видя выпавший номер – семнадцать. Черт! Номер несчастливый, полный проигрыш. Он чуть-чуть отошел от стола, посмотрел на дисплей. Пришел текст от шефа.
Надо немедленно поговорить.
Космеску выскользнул из казино, прошел через автомобильную стоянку к пивной «Везерспун», где имелся в вестибюле телефон-автомат, и переслал по мобильнику его номер шефу. Через минуту раздался звонок. В шумном пабе пришлось крепко прижать трубку к уху.
– Слушаю, – сказал он.
– Ты напортачил, – объявил голос на другом конце. – Крупно.
Поговорив несколько минут, Космеску вернулся к своему столу в казино, но уже не смог сосредоточиться. Проигрыши росли, превысили лимит, достигли двух тысяч трехсот, двух тысяч пятисот фунтов. Вместо того чтобы кончить игру, он лишь злился. Злился и делал глупости.
В двадцать минут четвертого утра, решившись наконец уйти, потерял больше пяти тысяч. Никогда так много не проигрывал за одну ночь.
Тем не менее по обычаю дал гардеробщице и служителю на стоянке и мойке по новенькой хрустящей десятифунтовой бумажке.
Рой Грейс в спортивном костюме, бейсболке, кроссовках вышел из парадного Клио около половины шестого утра. В свете уличных фонарей в предрассветных сумерках туман казался янтарным, холодный ветер бросал в лицо соленую морось.
Прошагав по двору, вышел в ворота, по полицейской привычке оглядел улицу вверх и вниз, выискивая что-нибудь подозрительное. Прослужив несколько лет, начинаешь автоматически постоянно фиксировать окружающее – на улице, в магазине, в ресторане. Грейс шутливо назвал эту привычку культурой здоровой подозрительности, и она ему не раз сослужила хорошую службу.
В это утро, в четверг в конце ноября, больше прежнего испытывая необходимость заботиться о Клио, он не увидел на пустых брайтонских улицах ничего внушающего тревогу. Игнорируя боль в спине и ребрах после падения в машине с обрыва Бичи-Хэд, бежал по засыпанным гравием узким пешеходным дорожкам Кенсингтон-Гарденс, мимо кафе и бутиков.
Добежав до пустой Норт-стрит, увидел свет фар, услышал рев мощного двигателя. Через пару-тройку секунд мимо промчался спортивный черный «Мерседес». Водителя едва видно за тонированными стеклами, можно распознать лишь худого и скорее высокого мужчину. Интересно, что он тут делает в такой час? Возвращается с вечеринки? Торопится на паромную переправу или в аэропорт? Нечасто увидишь в столь раннее утро дорогую машину. В основном выезжают дешевые автомобили, рабочие фургоны. Конечно, присутствие на дороге «Мерседеса» наверняка объясняется вполне резонными причинами, но Грейс все же запомнил номер: GX 57 CKL.
Он пересек дорогу, пробежал по узким улочкам и переулкам, добрался в конце концов до приморского бульвара. Постоял, вдыхая прибрежные запахи соли, мазута, гниющей рыбы, лодочной смолы, размокшего дерева, слушая плеск и гул моря. В лицо летели холодные брызги.
Это одно из самых любимых мест в городе, особенно сейчас, ранним утром, когда кругом пусто. Грейс пристрастился к морю, как к наркотику. Обожает его звуки, ароматы, краски, изменчивое настроение, а больше всего скрытые в нем тайны, секреты, которые оно порой выдает, как вчерашнее тело. Невозможно представить себе жизнь вдали от моря.
Дворцовый пирс – одна из крупнейших вех Брайтона и Хоува – еще освещен. Несколько лет назад новые владельцы переименовали его в Брайтонский пирс, но для Роя и тысяч других жителей города он навсегда останется Дворцовым. Десятки тысяч лампочек горят во всю длину, обрамляют надстройки, придавая гигантской беспорядочной структуре сходство с маяком, вздымающимся к небу. Интересно, скоро ли пирс обяжут выключать огни на ночь ради экономии электроэнергии?
Грейс повернул направо, нырнул в тень под темными массивными балками, где почти двадцать лет назад они с Сэнди впервые поцеловались. Может, его ребенок тоже будет здесь целоваться. Проделав еще полмили, повернул назад к дому Клио. Пробежка сегодня короткая, минут на двадцать, но все равно освежает, наполняет энергией.
Клио и Хамфри еще спят. Рой быстро принял душ, разогрел в микроволновке оставленную Клио овсянку, проглотил, пролистывая страницы вчерашнего «Аргуса», и направился в офис, где поставил машину без четверти семь на своем месте перед Сассекс-Хаус, штаб-квартирой уголовной полиции.
Если никто не помешает, остается целых полтора часа на просмотр электронной почты, поступившей за ночь, и самых срочных бумаг, прежде чем идти в морг на вскрытие «неизвестного мужчины», как пока обозначили тело, вытащенное вчера драгой. Через пару минут открылась дверь и прозвучал слишком знакомый голос:
– Эй, старичок! Рано пришел или поздно уходишь?
– Очень смешно, – буркнул Грейс, подняв глаза на друга, а отныне и постоянного квартиранта Гленна Брэнсона. Выглядит как обычно – костюм, туфли, будто в гости собрался. Высокий, чернокожий, с выбритой до блеска головой, похожей на бильярдный шар, одевается модно, со вкусом. Сегодня в сверкающем сером костюме-тройке с рубашкой в серо-белую полоску и алым шелковым галстуком, на ногах черные начищенные туфли, в руках кружка с кофе.
– Говорят, ты болтал вчера вечером с новым главным констеблем, – продолжал Брэнсон. – Или, лучше сказать, подлизывался?
Грейс улыбнулся.
– Да, мы с ним побеседовали, причем ты его очень сильно тревожишь.
– Я? – забеспокоился Гленн. – Почему? Что он тебе сказал?
– Говорит, любитель такой музыки, как правило, дерьмовый полицейский.
Сержант на секунду нахмурился, потом ткнул в друга пальцем:
– Вот гад! Хочешь меня завести?
Грейс усмехнулся:
– Ну, что новенького? Когда я получу обратно свой дом?
У Гленна вытянулась физиономия.
– Как? Ты меня выгоняешь?
– Кофе до смерти хочется. Можешь готовить мне кофе вместо платы за следующий месяц. Идет?
– Договорились. Отдал бы эту кружку, да она с сахаром.
Грейс неодобрительно сморщился:
– Погубишь себя этой отравой.
– Чем скорее, тем лучше, – мрачно кивнул Брэнсон и испарился.
Через пять минут он снова сидел в кресле перед столом суперинтенданта с кружкой кофе.
Грейс подозрительно посмотрел в свою кружку:
– Сахар сыпал?
– Черт побери! Другую налью.
– Ладно, не надо. Не буду размешивать. – Он внимательно всмотрелся в сержанта, который выглядел ужасно. – Не забываешь Марлона кормить?
– Угу, – задумчиво кивнул Гленн. – Мы с ним прочно связаны. Родственные души.
– Правда? Только слишком близко не подходи.
Марлоном зовут золотую рыбку, которую Грейс выиграл на ярмарке девять лет назад. С тех пор Марлон по-прежнему остается крепким угрюмым антиобщественным существом, съедающим любого купленного для него компаньона.
– Что происходит в семействе Брэнсон?
Несколько месяцев назад в попытке спасти семейную жизнь Гленн на компенсацию, выплаченную за ранение, купил своей жене Эри дорогущую лошадь для вечерних прогулок, что привело только к краткому перемирию в бесконечной смертельной вражде.
– Требуются еще лошади?
– Вчера вечером я ходил повидаться с детьми. Она мне велела ждать письма от адвоката. – Брэнсон пожал плечами.
– От поверенного по бракоразводным делам?
Он уныло кивнул:
– Выпьем вечерком, поболтаем?
При всей любви к Брэнсону Грейс без всякого энтузиазма буркнул:
– Конечно…
Разговоры о его семейной жизни катятся по бесконечному кругу. Истина в том, что жена его больше не только не любит, но и не выносит. В душе Рой причисляет ее к типу женщин, которых никогда не удовлетворяют взаимные отношения, но, когда он пытается объяснить это другу, тот воинственно огрызается, как будто до сих пор еще верит в возможность уладить проблемы, пусть даже ненадолго.
– Скажи лучше, приятель, – спросил Грейс, – ты утром сильно занят?
– Есть дела, хотя пару часов подождут. А что?
– Драга вчера тело вытащила. Я назначил ответственной инспектора Мантл, а у нее сегодня и завтра занятия в полицейском колледже. Может, придешь на вскрытие?
Брэнсон в насмешливом изумлении вытаращил глаза, покачал головой:
– Ну, старик, ты умеешь поднять настроение огорченному человеку! Хочешь меня позабавить вскрытием «поплавка» сырым ноябрьским утром? Минута радости гарантирована.
– Возможно, полезно увидеть кого-то, кому еще хуже.
– Большое спасибо.
– Вскрытие, кстати, проводит Надюшка.
Кроме высокого профессионального мастерства и заразительной веселости, Надюшка Де Санча в свои сорок восемь лет потрясающе смотрится. Статная, рыжеволосая, с русской аристократической кровью, она выглядит на добрый десяток лет моложе, обожает флиртовать, несмотря на счастливый брак с известным пластическим хирургом, отличается прекрасным чувством юмора. Грейс не знает ни одного офицера в полиции Сассекса, которому она бы не нравилась.
– А! – внезапно оживился Брэнсон. – Так бы сразу и сказал.
– В таком кислом настроении сам решай.
– Ты босс. Как приказываешь, так и делаю.
– Правда? Что-то не замечал.
Сержант Таня Уайтлок дрожала на сквозняке. Из окна возле ее стола нещадно дуло. Правая щека заледенела. Она хлебнула горячего кофе, глянула на часы: десять минут двенадцатого. Почти полдня прошло, а на столе по-прежнему высится стопка рапортов и бланков, которые надо заполнить. Снаружи с серого неба нескончаемо сыплется морось.
За травянистой тропинкой видна автостоянка старейшего в мире гражданского Шорэмского аэропорта, построенного в 1910 году на западной окраине Брайтона и Хоува, которым нынче пользуются главным образом частные самолеты и летные школы. Несколько лет назад рядом раскинулась промышленная зона, где в одном из перестроенных складов располагается специальная поисковая бригада Сассекской полиции.
У маленькой худенькой двадцатидевятилетней Тани симпатичное живое лицо, длинные темные волосы. На ней овчинная синяя теплая куртка поверх форменной рубашки, широкие голубые штаны, рабочие ботинки. При виде изящной хрупкой девушки никому и в голову не придет, что пять лет до перевода сюда она провела в службе содействия полиции, которая работает на передовой, производит рейды и аресты, пресекает массовые беспорядки, занимается различными насильственными правонарушениями.
В специальной поисковой бригаде девять офицеров. Стив Харгрейв до прихода в полицию был профессиональным глубоководным ныряльщиком. Другие прошли подготовку в полицейской школе дайвинга в Ньюкасле. Среди них бывший моряк, бывший дорожный инспектор, ставший среди коллег легендой. Однажды он предъявил обвинение собственному отцу, не пристегнувшемуся ремнем безопасности. Таня – единственная женщина в бригаде, более того, она возглавляет ее, исполняя, по чьим-то словам, тяжелейшие обязанности во всей Сассекской полиции.
Члены бригады отыскивают и извлекают трупы, исследуют криминалистические свидетельства в местах, которые для простых полицейских недоступны или слишком опасны. Чаще всего их выуживают из колодцев, каналов, озер, рек и моря, прочих водоемов – всего даже не перечесть. В прошлом году успешно или неудачно – с какой стороны посмотреть – собрали сорок семь отдельных фрагментов тел после ужасной автомобильной аварии, в которой погибли шесть человек, и искореженные останки четырех жертв крушения легкого самолета. За окном на стоянке виден частично загороженный самолетами полицейский трейлер с мешками для трупов, которых должно хватить на случай крупной авиакатастрофы.
Чувство юмора помогает членам бригады сохранить рассудок. У каждого имеется прозвище. Таню прозвали Смурфом[8], поскольку она маленькая и под водой синеет. С каждым коллегой ее связывает любовь и взаимное уважение.
В рабочем помещении хранится глубоководное оборудование, включая огромный надувной плот, на котором помещается вся бригада, сушилку и грузовик, где находится все необходимое для работы, от альпинистского снаряжения до бурильного аппарата. Бригада пребывает в постоянной готовности двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.
Зимой здесь вечный холод, поэтому Таня в овчинной куртке. Несмотря на астматическое сипение обогревателя, пальцы замерзли так, что с трудом держат ручку. Наверняка на дне Ла-Манша теплее.
Заполняя бланки, она рассеянно ответила на телефонный звонок:
– Сержант Уайтлок слушает.
И тут же сосредоточилась. Звонит суперинтендант Рой Грейс из уголовного розыска. Вряд ли хочет поболтать о погоде.
– Привет, – сказал он. – Как дела?
– Отлично, – ответила Таня без особого энтузиазма.
– Говорят, собираетесь замуж?
– Будущим летом, – подтвердила она.
– Повезло какому-то счастливчику!
– Спасибо. Надеюсь, ему это кто-нибудь растолкует. Чем могу помочь?
– Я сейчас в брайтонском морге. Патологоанатом министерства внутренних дел проводит вскрытие тела, которое подняла вчера драга «Арко Ди» милях в десяти к югу от Шорэмской гавани.