Каролина
Я запомнила того ублюдка. Он нереально белый с льдистыми глазами. Нет, не холодными, а именно бесцветными, словно куски льда вместо глаз. Волосы, брови абсолютно белые, но ресницы черные.
Разве у альбиносов так бывает?
Я не могу говорить, только хриплю. Воротник полностью сковывает мне шею и плечи, я не могу повернуться, приходится вертеться всем телом.
Женщина, которую Тень прислал мне, кормит меня из трубочки. Я послушно пью, хотя не чувствую ни вкуса, ни запаха. Она же не дает мне сходить в туалет. Я терплю, мне унизительно мочиться в судно.
Не могу спросить ее, сколько еще буду прикована к постели. Хотя какая это постель?
Усмехаюсь и тут же жмурюсь от боли.
Когда входит Тень, мне становится страшно. Я не знаю, кто был тот белый убийца, но оставил он меня только по приказу Тени.
Хоть в подвале и горит тусклая лампочка, лица Тени снова не разглядеть. На нем всегда капюшон и маска. Зачем он носит их в своем же доме? Чтобы я потом его не узнала? Значит, собирается выпустить меня?
Не убьет?
– Ты принадлежишь мне, – хрипло говорит он. – Хочешь жить – слушайся.
У него хриплый скребущий голос. Мне не нравится. Мне все в нем не нравится, но я соглашаюсь. Мне просто надо дотянуть, пока отец разыщет меня.
Тень уходит, и я вздыхаю спокойнее.
На три дня о нас как будто забыли. Все.
Я радуюсь, что могу вставать и сама ходить в ведро. Что пусть шепотом, но говорю. Женщина отказывается помочь мне. Ее никакими деньгами не перекупить. Она боится. Пусть не говорит, я вижу это по глазам.
Каждый день она ставит мне капельницу. Когда я пытаюсь отказаться, предупреждает, что позовет Тень и все равно проведет процедуру.
Лучше капельница, чем Тень.
Но больше всего меня беспокоит, что отец так и не объявился. Я жду его каждую минуту, когда не сплю. Сколько ему нужно времени, чтобы вычислить и убить Тень?
Больше, чем есть у меня.
На четвертый день Тень возвращается. Кивком головы в капюшоне прогоняет сиделку. Присаживается на корточки рядом со мной. Я молчу. Снова вздрагиваю.
– Завтра приедет врач, – говорит он. – Переоденься.
Только теперь я замечаю в его руке пакет.
Я все еще в испорченном свадебном платье. Точнее, в корсете от него. Пока мне было плохо, я не замечала. Меня больше волнует грязь и запах. Я мечтаю о душе и о своей постели.
Но попросить об этом похитителя не решаюсь.
Я беру протянутый пакет и не двигаюсь. Он тоже сидит. Ждет.
Чего?
– Он снимет тебе ошейник и проверит шею.
– Хорошо, – шепчу я.
Тень подается вперед, и теперь я вижу, что он в маске. Зря старается. Я узнаю его по глазам. Из тысячи человек – его глаза я узнаю сразу!
– Теперь переодевайся, Карина.
И только тут я понимаю, что он останется смотреть. Я беспомощно оглядываюсь. Что если потушить свет? Пусть он тусклый, но даже его слишком много, когда за мной собирается подглядывать чужой и неприятный мне тип.
– Я могу потом?.. – шепчу, прижимая пакет к груди.
– Нет, – ожидаемо хрипит он в ответ.
– Тогда я останусь в своем, – отшвыриваю принесенную им одежду.
– Нет.
– Я не могу раздеваться при тебе, – в последней попытке отговориться объясняю ему.
– Я твой муж, – насмешливо отвечает он, – хочу видеть.
– Ненадолго, – вспыхиваю я, хотя обещала сама себе не вступать с ним в разговоры.
– Разве? Я буду связан с тобой на веки вечные, дорогуша, как в сказке про принцесс. Папа читал тебе на ночь такие?
– Папа найдет меня и расторгнет брак, – плюю я ему в скрываемое лицо.
А в следующую секунду он рывком поднимает меня с матраса и придавливает к холодной бетонной стене. Не глядя разбивает единственную лампу, и мы тонем в кромешной темноте.
Вот тогда я чувствую его злое дыхание. Тень снял маску, но я все равно не вижу его лица, зато слышу злорадный шепот.
– Расторгнет? На каком же основании, если ты сама дала согласие выйти за меня?
Я молчу. Знаю, что своими словами сделаю только хуже.
– Я тут подумал, – продолжает Тень, – что и с медовым месяцем откладывать не стоит.
До меня доходит, что он собирается сделать. Я упираюсь ему ладонями в грудь и кричу:
– Не-е-ет…
Голос тут же срывается, а сопротивление мерзавец даже не замечает.
Он срывает с меня корсет и подкидывает за бедра выше. Я захлебываюсь в беззвучных рыданиях, шепча одними губами «нет-нет-нет».
Он не целует, не пытается как-то смягчить насилие. А я и не жду. Он с самой первой минуты приговорил меня к этой участи. Или с ним, или со всеми его наемниками.
Только я надеялась, что папа успеет… Что заберет меня раньше, чем…
Тень резко опускает меня, и я реву, бьюсь в его руках, раздираю сломанными ногтями плечи, впиваюсь в лицо.
Это больно, это неприятно.
Тень перехватывает мои руки и поднимает над головой, удерживая их свой ручищей. Он рычит и ругается. Но мне плевать. Я чувствую себя беспомощной, распятой, поруганной. Теперь на мне грязь, которую не смыть.
Папа опоздал.
Мой жених не захочет взять меня в жены…
Но я ничего не знала о боли.
Тень двигается во мне, и я не могу ни кричать, ни плакать. Я задыхаюсь и мысленно молюсь, чтобы все быстрее кончилось…
Он вздрагивает и отбрасывает меня на матрац. Обесчещенную, оскверненную.
– Оденься. Завтра придет врач, осмотрит тебя. Можешь не благодарить.
Он уходит.
Я даже не пытаюсь найти свой разорванный корсет. Заворачиваюсь в одеяло и перестаю считать дни.
Моя жизнь все равно кончена.
Тень
Я бы мог сказать, что это было неприятно. Но хрена собачьего! У меня на нее встал сразу же, как только я вошел.
Грязная, сломанная, но все такая же гордая и упрямая.
Еще вчера мой друг предупредил, что без секса брак запросто признают незаконным. Друг у меня юрист, и я ему верю.
Вначале я не решил, хочу ли серьезно этого брака. Ведь женился я на ней чисто для пафоса. Даже представлял как она в первую брачную ночь увидит мое настоящее лицо и завизжит от ужаса.
Оставлять ее я не хотел. По плану не хотел.
Но тут всплыли интересные подробности про делишки ее папаши. Тот не просто выдавал дочь замуж, а сливал свои активы с другой небедной семьей.
И тогда я сообразил. Принцесса ведь единственная наследница. Если она станет моей женой по-настоящему, то план придется немного подкорректировать, но я гораздо основательнее ударю по ее отцу! Не только морально уничтожив, но и отобрав деньги, которые изначально принадлежали нам!
Нашей семье!
Вопрос подтверждения брака отпал сам собой.
А после ее тугой узкой щелки я вообще потерял покой. Я уже не хочу, чтобы Карина увидела меня и испугалась…
Наутро встречаю доктора, прошу о небольшом одолжении и провожаю к пленнице. Тот снимает с нее ошейник, осматривает синюшную шею, но удовлетворенно кивает.
– Отек спал. Еще неделю на укрепление и к ней вернется голос, – сообщает Карлсон. – Капельницы отменяем, сиделку можно отпустить.
И это отличная новость.
Я провожаю доктора, возвращаюсь в подвал и достаю шприц.
Принцесса задирает подбородок.
– Наркотики? Опять? – шепотом сипит она, но я не отвечаю.
Подхожу и делаю укол.
– Противозачаточный. Или ты хочешь от меня наследника? – усмехаюсь я.
Но она не видит моего лица. Пока. Зато я вижу, как кривится ее губа и начинает мелко подрагивать.
И это, мать его, самое эротичное зрелище, которое у меня было.
– Надень это, – протягиваю ей маску для глаз. – Снимать нельзя. Сиделка отведет тебя в душ.
Я уверен, что она откажется. Но Карина облегченно вздыхает и с готовностью надевает маску.
Только в душ ее поведет не сиделка.
Сиделке также надевают мешок на голову, чтобы вывести из дома и рассчитаться за услуги.
В душе свою жену буду мыть я сам.
Она не понимает до самого конца, что с ней иду я.
Я провожаю ее по лестнице, я направляю ее в комнату, я ставлю ее в душ и снимаю купленную ночнушку.
Только в этот момент, стыдливо прикрываясь руками, она спрашивает:
– Теперь я могу снять повязку, как думаешь?
– Нет, – отвечаю и выдаю себя с головой.
Принцесса дергается, а я включаю душ на полную, обдавая ее водопадом.
И снова Карина преображается. На секунду забывает обо мне, запрокидывает голову, подставляя лицо струям воды. Отнимает руки от груди и умывается, задевая маску.
– Маску не снимать, – ворчу я, а сам не могу отвести взгляда от упругих округлых грудей.
Они совершенны. Белая плоть с вершинками-вишенками, которые нестерпимо хочется пососать. Да и с чего бы мне терпеть?
Я толкаю ее к стене. Карина тут же вспоминает, где она и с кем. Вскрикивает и закрывает свое совершенство руками. Но я уже знаю, что это не поможет.
Отнимаю ее руки от груди, настойчиво поднимаю их вверх и приказываю:
– Не смей опускать. Про расплату ты знаешь.
Наверное, можно уже не угрожать, но мне хочется проверить ее послушность и сообразительность.
Я с тоской провожу кончиками пальцев по изуродованной синяками шее. Где-то они еще темные, где-то начинают желтеть, но все равно напоминают мне о насилии брата.
Принцесса не двигается и, кажется, не дышит.
А я опускаю ладони ниже и обхватываю полные нетронутые груди. Стискиваю, отпускаю. Вижу, как на коже сразу появляются красные отпечатки моих лапищ. Ну и пусть. Я мечтаю оставить на ней и другие следы. Пусть привыкает.
Снова сжимаю, свожу вместе, мысленно вставляя каменный стояк в ложбинку между грудью. Не сдерживаю стон, наклоняюсь и обхватываю губами одну вишенку. С наслаждением облизываю ее, сосу и переключаюсь на вторую.
Они твердеют на моем языке. Мне нравится эта реакция. Девушка может быть неискушенной, но тело точно знает, что и как ему хочется.
А этому телу совершенно точно хочется секса. Развратного, грязного долгого секса. И я чертов волшебник, который может это устроить.
Я развязно трусь о ее сиськи, оставляю засосы, играю с сосками. Губами, зубами, совершенно отрываясь от реальности. И в какой-то момент ловлю ее первый прерывистый стон.
Поднимаю голову. Чувствую ее руки на своих плечах. Но маска остается на глазах.
Это подстегивает к большему.
– Я не разрешал опускать руки, – рычу я.
Карина ойкает, снова поднимает руки, но я уже отталкиваю ее к другой стене, где вверху прикручены полотенцедержатели.
– Будешь держаться за них. И ни в коем случае не отпускай.
Она снова передо мной как на ладони. Но я хочу начать с другого. С удовольствия.
Момент боли и принуждения она уже испытала на себе. Пусть теперь попробует на вкус оргазм.
А я попробую на вкус ее. Дочь моего врага…
Я встаю на колени, раздвигаю руками ее бедра. Открываю себе полный вид ее полудевственных складок. Кудряшки намокли, зазывая зарыться в них пальцами и трахнуть.
Легкий хрип выходит из ее пухлых губ.
– Что ты делаешь?
– Все, что захочу. Помнишь?
Ее запах действует на меня одурманивающе.
Я с ухмылкой смотрю, как до нее наконец доходит мое намерение. Она пытается сдвинуть ноги. Не пустить меня к своей киске.
Я сильнее нажимаю на внутреннюю поверхность бедер, раздвигая большими пальцами складки. Обнажая розовую кнопочку клитора. Жадно облизываюсь, предвкушая, как займусь этой маленькой жемчужинкой.
Я не вижу ее реакцию. Все мое внимание сосредоточено на ее киске. Я в нетерпении облизываю губы и наклоняюсь вперед, прижимаюсь губами к влажной сердцевине.
Боже, какая она вкусная… Сладкая и соленая одновременно. Я пронзаю ее своим языком и удивляюсь сдавленному звуку сверху.
Член тут же дергается в брюках навстречу зову. Но я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме бархатной кожи под моими губами.
Медленно, смакуя каждое движение, провожу языком по клитору и прикусываю блестящий бугорок. Принцесса дергается, насаживаясь мне на лицо.
Мне смешно. Она, наверное, хотела отодвинуться, а не испытать мой язык на всю длину.
Ее лицо уже краснеет. От щек, шеи нежный розовый оттенок спускается ниже по телу, до самых кудряшек.
– П-пожалуйста, не надо.
Черт побери! От этого «пожалуйста» я могу кончить в штаны.
– Мне нравится, как ты просишь, – хриплю я и крепче сжимаю ее ноги руками.
Снова наклоняюсь вперед, чтобы вылизать ее до капли. От клитора до входа в узкое влагалище. Я помню, как мне там было охрененно!
Щелкаю языком по клитору, выбивая из нее еще один пугливо-удивленный стон. Лижу ее, пока она не начинает выгибаться в моих руках. И тогда я чувствую, как ее бедра пытаются поймать заданный мной ритм.
Я переключаюсь с клитора на складки. Обхватываю их губами, посасываю, улавливая ее тихие постанывания.
Дыхание принцессы меняется. Становится резким и поверхностным. Я проталкиваюсь языком внутрь и быстрыми небольшими погружениями дразню ее текущую дырочку. Ее бедра дрожат в моих руках.
Принцесса шумно кончает, а на мой язык попадает еще больше ее сладкого сока. Я вылизываю, смакуя каждую каплю.
Когда она перестает дрожать, голова свешивается на грудь. Принцесса опять рыдает, хотя и выглядит при этом чертовски восхитительно.
Я мог бы сейчас вытащить член и с силой вдуть ей, чтобы она кончила снова. Но где-то в глубине души маячит предупреждение. Кричит, чтобы я не спешил, не давил слишком быстро и грубо.
Я встаю, прежде чем успеваю передумать и трахнуть готовую принцессу. Беру гель для душа, обильно лью на ладонь, растираю и обхватываю руками ее тонкое тело.
Она поднимает лицо, и по сведенным бровям понимаю, что будет просить.
– Не надо. Я сама…
Я усмехаюсь и отвечаю, не пытаясь скрыть гнева.
– Здесь я устанавливаю правила и порядки, принцесса. Чтобы больше не слышал, что надо, что не надо. Я отдаю приказ, и ты ему подчиняешься. Если ты исполняешь все правильно, я забочусь о тебе. Если сопротивляешься – накажу тебя.
Неожиданно Карина поворачивает голову на звук моего голоса. Ее губы останавливаются в опасной близости от моих. Я резко перевожу дыхание, чувствуя, что снова готов плюнуть на план не торопиться.
– А что было сейчас? Только что? Забота или наказание?
Я стискиваю зубы, чтобы не развернуть заразу, не нагнуть и не втащить ей по самые яйца. Вместо этого ощутимо шлепаю рукой по намыленной заднице и тут же щурюсь от удовольствия, стискиваю, сильно впиваясь пальцами в соблазнительные ягодицы.
– Уверен, что если повторить, ты сама разберешься.
– Я никогда не буду просить или нарываться. Тебе не придется повторять.
Я слышу в ее голосе вызов. Она словно нарочно провоцирует меня. И я реагирую, прежде чем подумать, хватая ее за шею рукой. Не сжимаю, но удерживаю у стены, заставляя принцессу стоять на самых кончиках пальцев.
– За ртом своим следи, или я заставлю тебя пожалеть о поспешно данных обещаниях.
Все, что я хочу – развернуть ее к стене и трахнуть, пока мы оба не станем кричать. Но я пока не могу этого сделать. Не сейчас, когда принцесса по сути вынуждает меня к действиям.
Я прижимаюсь теснее, давая ей бедрами почувствовать эрекцию в намокших в душе штанах. Она задыхается, но я сохраняю ясность, спокойствие и собранность. Как будто она меня совсем не трогает. Как будто я не умираю от желания погрузиться по самые яйца в ее тепло.
– Если все еще хочешь принять душ, стой спокойно и молчи.
Я отпускаю ее и выжидаю несколько секунд. Карина не двигается. Она приняла условия. Снова намыливаю руки и начинаю водить ими по телу. Только теперь даже не пытаюсь беречь ее чувства, наоборот, задеваю их по полной, нагло задерживаясь на интимных местах и натирая там, где у нее повышенная чувствительность.
Ей трудно сохранять спокойствие, когда я ныряю пальцами между складок, задеваю клитор и специально проскальзываю во влагалище. Совсем чуть-чуть, только подразнить. Но принцесса приоткрывает губы и замирает с приоткрытым ртом.
И теперь мне хочется скользнуть туда чем-то другим. Поставить гордячку на колени и…
Конец нещадно ломит от пошлых, грязных мыслей. Должен ли я терпеть?
– Ты можешь остаться в подвале, – шепчу я ей, почти дотрагиваясь губами уха.
Я продолжаю кружить пальцами ей между ног и улыбаюсь, чувствуя, как она раскрывается, раздвигает ноги шире, наклоняясь вперед, чтобы я будто случайно задевал клитор рукой.
Мне невыносимо приятно не только зарываться пальцами в нежную плоть, но и чувствовать ее напряжение, ее отклик на мои движения.
– А можешь согласиться на милую спаленку на втором этаже. Но…
Я замолкаю, но пальцы не переставая кружат у входа и ныряют в пульсирующее влагалище.
Она хочет меня. Не признается, но хочет. Ни языка, ни пальцев, а на всю гребаную длину члена хочет. Даже если еще не понимает этого.
– Но? – подстрекает меня закончить фразу, а я закатываю глаза от волны секса в ее охрипшем голосе.
Мать твою! Кто тут великий соблазнитель – я или она?
– Но в подвале проще спрятать тебя от брата.
Она вздрагивает и выпрямляется, машинально прикрывая горло. Я с сожалением подтверждаю:
– Да, он. И он ненавидит тебя сильнее меня, принцесса.
Я тяжело вздыхаю и обхватываю руками ее талию, удивляясь, что могу запросто коснуться пальцами рук. Неужели она настолько похудела всего за неделю?
– Есть еще кое-что. Помимо брата.
– Что может быть страшнее твоего брата? – горько переспрашивает она.
– Я.
Она молчит, не понимает, что во мне может быть страшно.
– Как ты понимаешь, тебе все равно придется раздвигать для меня ноги. И не только.
Принцесса кривит губы. Похоже, теперь ей это не страшно.
– И поверь мне, в темноте подвала это будет проще, чем при свете дня.
– Мне все равно.
Но я вижу, что ей совсем не все равно.
– Запомни. Я предупредил.
Она кивает.
– Я хочу жить в нормальной спальне. Спать на нормальной постели. И ходить в нормальный туалет.
Я смеюсь:
– Ваше желание исполнено, принцесса. Теперь домывайся сама, – я сую ей в руки губку. – Маску можешь снять, когда я выйду.
Почти сразу же разворачиваюсь и ухожу, оставляя мокрые следы за собой. Иду в свой душ, скидываю мокрую одежду, врубаю напор на полную и ругаюсь на чем свет стоит!
Как я вообще поддался ей? Какого бы хрена не держать ее в подвале и дальше?
Но нет. Мне захотелось держать ее ближе, смотреть не только с камер наблюдения, а в живую. Укладывать в свою постель и вдавливать в матрас, вытрахивая из нее эти изумительные стоны.
Слабак!
Как теперь Кая удержать от Карины подальше?
Мудак, бля…