– Своя девчонка ближе к телу, – Плахов приставил горлышко пивной бутылки к металлической ограде и стукнул по пробке ладонью.
– Фигня, Игорюх, женщины – не та проблема, на которую стоит тратить наши драгоценные нервные клетки. Не получилось с этой, получится с другой. Вон их сколько ходит, красавиц. Если из-за каждой убиваться, в тридцатник ляжешь в яму. Во, смотри, смотри, какая краля покатила. Эй, девушка, вы на самокате умеете кататься? Могу научить.
Игорь оторвался от горлышка:
– Семь лет все-таки… Это не в киношку сбегать. Правда, все к этому и шло, но я пытался… Все для нее. А! До сих пор очухаться не могу.
– Значит, не любила! Кто любит, тот терпит. И общагу, и тараканов, и зарплату. Тебе ж не пятнадцать лет. Тридцатник скоро, должен в людях разбираться, тем более в женщинах. Видишь такое дело – ставь вопрос ребром, а не бегай за ней с соплями по колено. Чо те надо? Что ты хошь? И все!
– Да ладно, Ильюх, у меня не тот случай.
– Хочешь единственно верный дружеский совет? Не прыгай перед бабами козликом! Все они по своей сути лживы в большей или меньшей степени. Потерял одну – найдешь другую. Идешь сегодня в ночник, снимаешь деваху, тащишь на «хату» и, как говорится, получаешь полное моральное удовлетворение. А там, глядишь, зародится новое светлое высокое чувство. Главное, подарок не подцепи. Безопасный секс – это так же естественно, как чистить зубы. Завтра же позабудешь про все свои совершенно напрасные переживания, проснувшись утром бодрым, жизнерадостным чуваком, со всех сторон полезным мировому сообществу. Поверь, проверено не единожды. Хочешь – проснемся вместе. У меня по графику секретная засада. С «хатой» только напряг. Жена вчера от предков вернулась, у меня нельзя. Ну что, ищем светлое чувство?
– Пиво разбавлено, – поморщившись, ответил Игорь.
– При чем здесь пиво, старина? Ты сегодня какой-то несобранный.
Старший оперуполномоченный управления уголовного розыска Илья Виригин, или просто Ильюха, взял у Игоря бутылку и сделал глоток.
– Пиво как пиво. Теплое немного. Он вернул бутылку приятелю и достал сигареты. Виригин был маленьким крепышом с чересчур выпирающим животом и стрижкой «завтра на фронт». Если у Плахова ремень на брюках присутствовал по причине слишком стройной фигуры, то у Виригина причины присутствия ремня были полностью противоположными. Короче, ни тот, ни другой не тянули на сформированный киноиндустрией образ суперполицейского, да даже просто полицейского. К тому же ни тот, ни другой не обладали черными, зелеными или, на худой конец, красными поясами всяких там единоборств, а стреляли из рук вон плохо – на последних стрельбах Плахов ни разу не попал в мишень, потому что стрелял в чужую. В которую, впрочем, тоже не попал.
Виригин, не имея красного пояса, имел красный нос, но шибко по этому поводу не убивался. Вообще он был толстокожим и непробиваемым, никогда на людях не показывал своих чувств и, в отличие от Плахова, близко к сердцу всякую чепуху не принимал. Выслушав в свой адрес какие-либо непотребные замечания, он доверительно улыбался и мягко отвечал: «Успокойтесь, товарищ, все там будем. Кого принесут, кого приведут, кого прилетут».
Пять лет назад Плахов познакомился с Виригиным в территориальном отделе, когда только пришел на службу. Виригин к тому времени уже отмолотил трояк на земле и считался аксакалом, дедушкой. Но в ментуре, не то что в краснознаменной, дедовщина не прижилась, и Илья на первых порах совершенно искренне наставлял Плахова на путь истинный, в самом хорошем смысле этого слова. Игорь, естественно, не стал слепо копировать методы Ильи, стараясь найти свой стиль работы, что вполне нормально для человека творческого, а работа опера – это прежде всего творчество.
Виригин же к четвертому году службы от творчества несколько отошел, все чаще используя принцип «мозговой атаки», как он это называл. Атака производилась не в отношении своего мозга и не в переносном смысле. «Ну если человек настолько тупой, что по-другому ему совершенно ничего не объяснить?! У меня интеллект не резиновый, на каждого дурака не хватит».
Справедливости ради стоит отметить, что в отличие от некоторых коллег Илья дубиной без разбора не махал и беспредел не устраивал, тонко чувствуя черту, за которую нельзя переступать, зная, что «необходимо», а что «достаточно». И расходиться с человеком старался мирно, без обид. Подумаешь, подрались, теперь зато водку пьем. Обиды, конечно, все равно были, Илью таскали в прокуратуру, на суды в оргинспекторский отдел, однако никаких крупных неприятностей у него не было. Все всё прекрасно понимали, тем более что жалобщики в результате оказывались за решеткой, а победителей, как известно, не судят.
«Запомни, Игорюха, кого не таскают, тот ни фига и не раскроет, акромя убийства мухи на столе, да и то если муха выживет и даст показания…»
На «мозговую атаку» глаза закрывали еще и потому, что Виригин считался ментом идейным, пришедшим раскрывать преступления, а не «ставить крыши», «сажать на заказ» либо «стричь бабки».
Три года друзья просидели в одном кабинете, глотая общий сигаретный дым, а потом Илье предложили место в управлении, куда он и перешел, посчитав, что на земле засиделся – «королевство у нас маловато, разгуляться негде».
В последнее свое дежурство, хохмы ради, он сделал из своей одежды чучело, набив ее газетами, и повесил на люстру спиной к дверям. Все, в общем-то, прошло нормально, не считая, что первой утром в кабинет вошла уборщица Зинка, которую потом успешно увезли на «скорой». Плахова же вид висящего на люстре коллеги не смутил, он без всяких эмоций снял чучело, разделал, газеты выкинул, а одежду аккуратно сложил на столе.
В управе Виригина посадили на линию убийств. Именно ему досталось убийство Салтыкова, как он от него ни отбрыкивался. С Игорем Илья виделся почти каждый день, штаб по раскрытию базировался в актовом зале их родного отдела.
Двадцать минут назад, столкнувшись в коридоре, опера решили пропустить по пивку – долгожданное солнце превращало кабинеты в сауны, и организмы требовали влаги.
Илья извлек из кармана пиджака свою бутылку, обручальным кольцом сковырнул пробку и сделал пару долгих глотков.
– Чегой-то утомился я, Игорюха, с этим Салтыковым. Каждое утро в управу на доклад летаю. «Что за сутки наработано, что собираетесь предпринять?..» От планов и цифр скоро наступит полное и необратимое половое бессилие. Проку от них, как от бюста Дзержинского в нашем сортире.
– Хоть что-то реально выплывает?
– Откуда там реальному взяться? Куда ни сунешься, сразу по рукам бьют. Связи же у Леопольда сам знаешь какие. Могу записную книжку дать полистать. Попробуй, бля, вызови кого… Сразу звонок сверху – а зачем это вы господина Писькина вызываете? Больше не вызывайте, он себя ни в чем виноватым не считает, поэтому от винта. А первого, кого следовало бы поколоть, – так это нашего папу-мэра. Но разве ж дадут? И при этом каждый день долбят – когда раскроете, когда раскроете? Сами бы и раскрывали.
– Ладно тебе страдать. Обход-то доделали?
– Растягиваю удовольствие. Людей нагнали со всего города, надо ж чем-то озадачивать. Когда выйду на пенсию, напишу бестселлер «Как раскрывалось убийство Салтыкова». Стану миллионером. Большего бардака я не видел.
– Классики говорили – если есть бардак, значит, он кому-то нужен.
– Соглашусь. Глянь, какая пошла. Эх… Виригин допил пиво и поставил бутылку на асфальт.
– Версий по Салтыкову, конечно, до задницы, не знаешь, за какую уцепиться. Чего ради к нему прокуратура нагрянула, причем генеральная? Когда последний раз в наше захолустье наведывались столь высокие гости?
– В газетах писали, что ищут компромат на Мэра.
– Фигня. Салтыков знал, что приезжает команда из Москвы, и никакой папочки у него никто бы не нашел. Мэру совершенно не выгодна смерть своего чиновника. Леопольд был ключевой фигурой по финансированию его избирательной кампании. Разумеется, по теневому финансированию.
– Откуда информация?
– Городок у нас маленький. Так вот, в приехавшую бригаду входила не только прокуратуре. но еще ОБЭП и налоговая. И приехали они с очень точной наколкой в кармане. Не бросились проверять все подряд, а нагрянули в конкретные коммерческие структуры, так или иначе связанные с Салтыковым. К примеру, в самое крупное городское агентство недвижимости, фактическим хозяином которого был Леопольд, на пищевой комбинат, организовавший в прошлом году массированную продажу акций народу. Моя бестолковая супруга купила парочку, за что неделю замаливала грехи на кухне. И знаешь, что ребята выкопали? Огромную финансовую дыру. Граждане, сдавшие деньги в агентство на покупку квартир, остались без денег. Счета банка, где хранились их вклады, оказались пустыми. То же самое произошло и с акциями.
– И каковы же размеры финансовой дыры?
– Проверка пока еще копает, но уже на сегодняшний день порядка ста «лимонов» нарыли…
– Лихо. – Плахов улыбнулся и поставил свою бутылку рядом с виригинской.
– Причем в те конторы, где все более-менее благополучно, ребята даже не совались. А отсюда вывод: они заранее имели установку, которую и воплощали в жизнь.
– И куда же уплыли денежки?
– Кабы знать… Хотя с учетом политической ситуевины предположить можно. Все средства клиентов тут же пускались в оборот, а дивиденды шли на предвыборную кампанию. Прокручивал «бабки», вероятно, сам Салтыков, который обладал непосредственным доступом к деньгам, то есть держал в своих цепких ручках все финансовые нити. Нет Салтыкова – машина выходит из строя.
– Он что, один знал, где деньги?
– Второй – это тот, кто дал наколку. Вот этого второго я и пытаюсь вычислить. И искать его надо в окружении самых реальных претендентов на кресло мэра. Пока я не могу понять, зачем надо было натравливать органы – не проще ли хлопнуть Салтыкова и воспользоваться деньгами? Реальных кандидатов двое – барыга Боголепов, неизвестно откуда выплывший, и коммунист П6-тухлов. Как я погляжу, на агитацию народа Боголепов денег не жалеет. С его же подачи в прессу попала идея с компроматом. Этот журналюга Карасев уже, в общем-то, и не скрывает, на чьей стороне работает. Вероятно, жирный кусочек ему заслали.
– Наметки есть на человечка?
– Искать его можно либо через прокурорскую бригаду, хотя, скорее всего, они втемную получили команду, либо копаться в связях претендентов. Что тоже весьма сложно, человек не дурак засвечиваться.
– Способ стремный какой-то. Я имею в виду способ убийства. Не проще ли по старой доброй привычке снайпера где-нибудь посадить или бомбу заложить под «тачку»?
– Да как сказать? Снайпер, даже очень квалифицированный, не дает стопроцентной гарантии, всякое бывает – заметить могут, шнурок у объекта развяжется. Бомба тоже штука ненадежная – сколько примеров, когда клиент жив оставался. А тут нужен стопроцентный успех. Салтыков последние полгода с ОМОНом ползал, они даже дежурили по ночам под его окнами. Но в тот вечер часиков в шесть вечера он ребят отпустил – чуть ли не в приказном порядке. Чего ради? На следующий день у Леопольда прилетала жена, то есть последняя свободная ночь…
– Кобельнуть решил?
– Вполне может быть. А девочку под него поставили центровую и без твоих вот комплексов. Довела мужичка до оргазма и мозговую атаку провела. Грабеж – это так, для отмазки. Но начальство который день спрашивает, сколько судимых за грабежи проверено на причастность. Все мои расклады им до одного места, главное – объем работ показать.
Илья проводил взглядом еще одну длинноногую подружку.
– На Востоке мудрые люди запрещают своим бабам ногами светить. В этом что-то есть. У тебя на рынке, слышал, чудак какой-то завелся. Валит людей ни за член собачий.
– Да, четвертая мокруха.
– Ну, жди пятой. Совсем, что ль, глухо?
– Пока да. Завтра встречусь на рынке с человечком своим. Там этих продавцов-посредников штук двадцать. За последние двенадцать дней продано девять «тачек». Результат – четыре трупа. Кое-кто все-таки донес денежки до дома. Освободившиеся вакансии были тут же заняты новыми людьми.
– И не боятся ведь…
– Я толковал с продавцами. А что им делать? Хоть какой-то кусок хлеба. Конечно, бомбит кто-то из своих, четко знающий, что продавец заработал.
– Место блатное?
– Не сказал бы. Но чужаков на рынок стараются не пускать.
– Так, может, обиженный появился?
– Может. Гадать не буду, договорюсь с человеком, тот просигналит, когда «тачка» уйдет. Работать, правда, не с кем. Молодые какие-то ненадежные, по-моему, они еще не поняли, куда работать пришли. Опять вчера отличились. Зацепили возле вокзала черного, притащили в отдел и давай колоть на теракт в Буденновске. А черный и не черным вовсе оказался, а дипломатом, арабским, как потом выяснилось. Безумный Макс ему пальцы под гирю сует – говори, обезьяна, где Шамиль Басаев прячется. А араб по-русски еле-еле, в штаны наложил с перепугу. Надо ж, попал в «рашн полис». Пришлось сына пустыни до утра водкой отпаивать, несмотря на ихний сухой закон, чтобы конфликта международного избежать. В общем, то еще у нас пополнение. Серега Фролов в вашей бригаде, а Петька в отпуске.
– Да какой базар? Скажешь – подмогнем.
– Лады, попробую зарядить человека. Илья взглянул на часы:
– Ну чо, в ночное-то идем? Если мне память не отшибает, у тебя вчера произошла личная драма.
– Блин, только отвлекся, так ты опять.
– Сердечные раны надо выжигать каленым железом. Значит так, «хату» я найду, на бутылку водки тоже, встречаемся в девять возле «Отвертки». Баб там немерено, и все хотят. Вопрос будем решать конкретно – либо-либо, аморе-аморе.
Илья, плюнув на работу, направился к автобусной остановке. Плахов постоял немного, бездумно рассматривая рекламный щит водки «Блудофф», затем, очнувшись и вздохнув, двинул через парк к дому.
«Здравствуйте, меня зовут Сергей, мне тридцать два года. Это моя жена и мои дочки. Правда, они хорошие? Не так давно я занялся бизнесом. Красивая жизнь, красивые города, красивые женщины. Когда я вернулся домой, то узнал, что меня ищет братва. Полгода я скрывался. Потом меня убили. Очень жаль.
Фонд защиты молодых бизнесменов от организованной преступности».
Артем еще раз пробежал глазами текст, раздраженно скомкал лист и выбросил в ведро. «He то, где-то это уже было. Хуже нет работать на заказ. Я что, сочинитель рекламы?!»
Артем вылез из-за стола, выключил компьютер. Несмотря на наличие техники, некоторые наброски журналист предпочитал делать на бумаге.
Он пошел на кухню поставить кофе, решив сделать вынужденный перерыв в творчестве. Творчество без вдохновения все равно что кошелек без денег. А вдохновение пропало час назад. когда позвонили из редакции и заявили, что гонораров сегодня не будет и завтра, возможно. тоже. В банке какие-то проблемы. Интересное дело. Статья вышла неделю назад, народ покупал, читал, получал удовольствие, а в банке до сих пор проблемы. Но Артем Карасев здесь при чем? Гению журналистики теперь приходится сочинять всякую рекламную ахинею, чтобы не протянуть ноги.
Гению шел двадцать третий, жил он в однокомнатной квартире скончавшейся недавно бабушки и второй год подавал надежды в «Вечернем Новоблудске». В журналистику он пришел по зову сердца, решив стать трибуном униженных и оскорбленных, а конкретнее – освещать криминальные события в родном городе.
Мастерство давалось нелегко. После первого же освещения убийства какого-то авторитета Артему подсветили глаз. Чтобы лучше видел проблему. Начинающий журналист, прочитав сводку происшествий, где сообщалось об упомянутом убийстве, мгновенно построил собственную версию, которую и изложил в свежем выпуске газеты. Версия больно затронула определенные круги, и круги, в свою очередь, больно затронули автора.
Автор не сдался, однако собственных версий больше не строил, предпочитая выяснять их в соответствующих органах. Но благодаря нападению о журналисте заговорили, он попал в струю и был зачислен в штат «Вечернего Новоблудска», в криминальный отдел. Особенно удавались Артему статьи о сексуальных маньяках и убийствах на религиозно-фанатической почве, когда можно было порадовать читателя сценами кровавого насилия над беззащитной жертвой. С каждой публикацией Артем шлифовал перо, его статьи «Кровавая кукуруза», «Маньяк ползет по следу», «Беспредел на кухне» и другие нашли отклик в сердцах простых и очень простых новоблудцев и принесли автору служенные авторитет и уважение.
Когда не хватало фактуры, репортер не унывал. Интервью с киллером, потрясшее читателей пугающей откровенностью, он забацал сидя перед зеркалом. Вопрос – ответ…
Задержки с гонорарами вызывали у Артема искреннее удивление и досаду. Не юнец же, но мастер.
Мечтой молодого дарования по-прежнему оставалась информация, способная встряхнуть не только маленький Новоблудск, но и всю Россию, ведь, как известно, кто владеет информацией, тот владеет миром. А удивлять народ статьями о маньяках и грабителях становилось все труднее и труднее. Кровь и сперма приедались, и публика уже вяло реагировала на броские заголовки статей. Хотелось серьезной работы.
Шанс повысить свой рейтинг появился с началом предвыборной кампании, когда сенсации начали сами всплывать на поверхность, надо было лишь схватить их первому. У Артема же была масса возможностей. Его имя по-прежнему было на слуху, а массмедиа в предвыборной скачке – сила номер раз.
Поэтому Карасев, в общем-то, не удивился, когда пару недель назад в редакцию позвонил вежливый господин и бархатным голосом попросил к трубке Артема Вениаминовича. Господин представился Русланом Григорьевичем Мухаевым, помощником кандидата в мэры Боголепова, и предложил забить стрелку в испанском ресторане «Амиго» для сугубо конфиденциальной беседы. Артем охотно отреагировал.
Ресторан ему понравился. Руслан Григорьевич – тоже. В ходе уточнения устрицами господин Мухаев сообщил Артему, что у него имеется кое-какая информация о коррупции в нынешней администрации, и предложил поделиться с журналистом данными сведениями для последующего озвучивания в прессе. Эта информация, со слов помощника, имела такой же взрывной характер, как видеокассета о банно-прачечных похождениях одного бывшего министра.
– Что, тоже баня? – уточнил заинтересовавшийся Артем.
– Гораздо, гораздо интереснее, – интриговал Руслан Григорьевич, подкладывая гостю спаржу. – Вы прославитесь на всю Россию, а то и дальше.
– Почему вы обратились именно ко мне?
– Вы талантливы и правдивы.
– Да. это так. Можно еще устриц? Дальше беседа перешла в детовое русло, Руслан Григорьевич пояснил, что информация должна поступить со дня на день, имеется чисто техническая неполадка, но материал обязательно будет передан Артему Вениаминовичу. А пока она ожидается, не может ли Артем Вениаминович за отдельное вознаграждение продать, ой, виноват, предать огласке кое-какие фактики Артем гордо ответил, что он независимый журналист и втемную работать не желает. Такие убеждения
Руслан Григорьевич понял и назвал сумму отдельного вознаграждения. Через две микросекунды Карасев, хорошенько все обдумав, твердо ответил-
– Да.
Когда принципиальная договоренность была достигнута, собеседники испили кофе, выкурили по стомиллиметровой сигарете и, сказав друг другу «Грасиас», расстались.
Для начала Артем взял у кандидата интервью, затем написал о нем глубокую аналитическую статью с элементами драмы.
Затем последовал ряд публикаций, так или иначе направленных на укрепление позиций кандидата. Артем, получая полное творческое удовлетворение, не забывал и об обещанной ему информации. «Да, да, извините, дорогой Артем, – уверял Мухаев, – еще немного, и вы получите материалы. Не сомневайтесь в твердости наших слов».
Артем включил газ, поставил воду, бросил взгляд на штабель грязной посуды в раковине и забитое мусором ведро в углу. Вот она, суровая жизнь репортера, может из человека свинью сделать…
Он подошел к раковине, повернул кран, но приступить к помывке не успел – помешал звонок телефона.
– Артем Вениаминович, здравствуйте, это Руслан Григорьевич. Мы не могли бы сегодня встретиться? Я подготовил вам лекарства, можно приступать к лечению.
– К какому, черт возьми, лечению? – уронил челюсть журналист.
– Но мы же договаривались, Артем Вениаминович.
– А-а-а, – Карасев вспомнил, что Мухаев просил соблюдать конфиденциальность. – Да, я готов.
– Тогда в девять подходите к «Амиго», там вас будет ждать аптекарь в черном костюме. Он вам все объяснит. Постарайтесь, чтобы послезавтра лекарство попало к больному.
– Это невозможно. Я должен все изучить, литературно обработать, отдать редактору, в смысле главврачу, на проверку. В каждой избушке свои погремушки.
– Хорошо, но максимум, что у вас есть, это еще один день, потом лекарство может потерять лечебные свойства. Дорога пилюля к поносу.
– Фу… В девять подъеду. До встречи. Артем положил трубку и вернулся на кухню. Вода в турке закипела, он убавил огонь и засыпал кофе. Опять посмотрел на раковину. Ну не судьба. Делают, делают из человека свинью.