26 сентября, среда
Гленн Брэнсон, Норман Поттинг, Велвит Уайльд и детектив-констебль Кевин Холл сгрудились вокруг стола в кабинете Роя Грейса, разглядывая распечатки фотографий, присланных по электронной почте детективом Кулленом из мюнхенской уголовной полиции.
На первом фото были запечатлены две гламурного вида женщины в вечерних платьях: блондинка – в белом, а брюнетка – в красном.
– Марсель сказал, что жертва – это та, которая в белом, – объяснил Грейс.
На остальные фотографии, сделанные под разными углами профессионалом из команды экспертов-криминалистов, нельзя было смотреть без содрогания. Первая серия снимков показывала жертву in situ[8], прямо на улице. Один кадр был снят на широкоугольный объектив и охватывал все место преступления, дальше шли крупные планы. Блондинка лет сорока, в шортах и окровавленной футболке, висела на ограде, пронзенная насквозь. Кровь лужицами цвета нефти собралась под жертвой и запеклась на подбородке, как будто прикрыв его бородой.
Вторую серию снимков сделали уже в морге. На одном был показан крупным планом рот покойницы, с почерневшим обрубком, оставшимся от языка.
Окинув взглядом бледные лица коллег, Грейс вспомнил слова своего бывшего начальника, которые тот произнес много лет назад: «Никакой мундир не сможет защитить тебя от потрясения».
Всего несколько раз за долгие годы работы с Поттингом Грейс видел его таким неразговорчивым.
Лицо Уайльд словно бы покрылось пеплом. Кевин Холл тоже молчал.
– Да уж, не лучшее зрелище, – пробормотал Брэнсон.
– Шеф, а вам не кажется, что отрезанный язык должен иметь символическое значение? – осведомился Поттинг.
– Своего рода предупреждение, что не надо болтать лишнего, да, Норман? – ответил Грейс. – Вполне может быть.
– Точно! – воскликнул Кевин Холл, до поступления в полицию работавший продавцом книг. И добавил: – Кстати, есть хорошая цитата, уж не помню, где это читал: «Острое слово хуже меча. Раны от клинка заживают, а от злого языка – нет». Ну это, конечно, не совсем к нашему случаю подходит. – Высказавшись подобным образом, Кевин смущенно замолчал.
Норман Поттинг достал из кармана длинную коробочку, тонкую и черную, несколько раз затянулся и выпустил дым в потолок. А потом постучал электронной сигаретой по столу.
Грейс укоризненно посмотрел на него, но отчитывать не стал. После таких фотографий он и сам бы не отказался закурить.
– Наверняка здесь и впрямь присутствует определенный символизм. Возможно, что-то вроде предупреждения другим. Я так понимаю, что это и есть та самая дама, которой Джонни Фордуотер передал все свои сбережения… или, по крайней мере, думал, что передал их именно ей. Он ведь был уверен, что его возлюбленную зовут Ингрид Остерман, но теперь мы знаем, что это Лена Уэлч, жертва из Мюнхена, а преступники не только воспользовались ее обликом, но и саму тоже обманули.
Поттинг посмотрел на время и дату, значившиеся на фотографиях с места происшествия.
– Шеф, эти снимки сделаны в половине одиннадцатого вечера в понедельник. В это время мы с констеблем Уайльд опрашивали майора Фордуотера в аэропорту Гэтвик. Получается, что у него надежное алиби, так ведь?
– Ну да, полагаю, что так, – согласился Грейс.
– Что нам точно известно, сэр? – спросила констебль Уайльд, снова почувствовав себя неуютно при взгляде на фотографии. – Какова причина смерти?
– После вскрытия мы будем знать больше, – ответил Грейс. – Мюнхенская полиция заинтересовалась показаниями соседки, которая заметила в коридоре некоего мужчину: он шел в сторону квартиры Лены Уэлч незадолго до того, как ее обнаружили мертвой. Полагаю, женщина дала достаточно подробное его описание, включая красную обувь, и начальник мюнхенской бригады криминалистов работает с ней над составлением фоторобота.
– Я ведь уже говорил, шеф, хотя Фордуотер и бывший солдат, и до сих пор может самостоятельно добраться до туалета, но сейчас он не способен никого убить, особенно если речь идет о преступлении, совершенном в понедельник вечером в Мюнхене. Если только он не способен телепортироваться.
– Думаю, Норман, версию с телепортацией мы можем отбросить.
Грейс снова посмотрел на Уайльд, и та опять кивнула:
– Тут я полностью на вашей стороне, шеф.