Совсем близко к американской военной базе «Голубые цветы» Пауль подъезжать не стал. Он остановился за несколько кварталов и заглушил мотор.
– Вам – туда, – указал он Муромцеву и Рябову. – Это недалеко. Извините, что не подвез вас ближе. Не хотелось бы, чтобы на мою машину кто-то обратил слишком пристальное внимание. Ваши подвиги на базе, какими бы они ни были, могут логически связать с машиной, а через нее могут выйти и на нас.
– Мы понимаем, – сказал Муромцев.
– Тогда – удачи, – пожелал Пауль.
– Да и вам она не помешает, – заметил Рябов, выбираясь из автомобиля.
– О да! – согласился Пауль, заводя мотор.
Машина развернулась, и скоро ее не стало видно. Какое-то время Рябов и Муромцев стояли и молча смотрели в темноту.
– И что будем делать дальше? – спросил Муромцев.
– Мыслю так, – сказал Рябов. – Подойдем к базе поближе, осмотримся, что к чему. А затем будем думать, как на нее проникнуть.
База «Голубые цветы» располагалась на городской окраине. Правда, между нею и крайними городскими зданиями было пространство шириной метров восемьсот, а то и целый километр. Несмотря на темноту, база хорошо была видна издалека. Где-то над землей (наверное, на стенах или на крыше) парили широкие полосы прожекторов. Кроме них светились еще какие-то огни, назначение которых издалека было определить сложно. От города к базе вела асфальтированная дорога, смутно различимая в темноте.
– Чтобы проникнуть на базу, есть два способа, – в раздумье произнес Рябов. – Способ первый – это окольный путь. Перелезть через стену, влезть в окно и так далее. Но только это – дело долгое. Пока обойдешь базу, пока найдешь этот путь… А нам все нужно сделать до рассвета. В темноте оно сподручнее.
– Понятное дело, – согласился Муромцев.
– И потом, – продолжал развивать свою мысль Рябов. – А вдруг нас кто-нибудь заметит из господ бывших союзников? А что это, спросят, вы тут околачиваетесь? Зачем лазите по стенам? И – погорели мы с тобой…
– Значит, пойдем другим путем, – улыбнулся в темноте Муромцев. – То есть внаглую, через главные ворота. А куда деваться?
– Так-то оно так, – в раздумье проговорил Рябов. – Да вот только – опасное это дело! Тут надо как следует все обдумать!
– Теоретически рассуждая, наше с тобой дело не то что опасное, а прямо-таки безнадежное! – беспечно махнул рукой Муромцев. – Нас двое, а их – как муравьев в муравейнике. Так что тут думай – не думай…
– Это, конечно, так, – согласился Рябов. – Но все же хоть какой-нибудь завалящий планчик у тебя имеется?
– Завалящий имеется, – сказал Муромцев. – Предлагаю поступить так. Выходим из нашего укрытия и топаем по этой самой дороге прямо к центральным воротам. Не скрываясь, не таясь… При этом я громко буду рассказывать тебе любовную историю на английском языке. Не забывай, я знаю английский язык. Говорят, у меня ярко выраженный техасский акцент. Что ж, тем лучше… Я, значит, рассказываю тебе любовную историю, а ты изредка похохатываешь.
– А вдруг я захохочу невпопад? – засомневался Рябов.
– Об этом не беспокойся, – сказал Рябов. – Я буду рассказывать тебе пикантную историю о том, как я в Техасе соблазнил одну милую особу по имени Сьюзи. Со всеми подробностями. Так что можешь хохотать, сколько хочешь. В любом месте моего рассказа. А рассказывать я ее буду громко, чтобы было слышно издалека. Чтобы те, кто на вахте, смогли хорошенько убедиться, что мы – веселые и беспечные американские парни.
– Затем мы подходим к проходной, или как там это дело у них называется… – продолжил мысль Рябов.
– …и я продолжаю рассказывать тебе историю про милашку Сьюзи… – сказал Муромцев. – Ты – продолжаешь ахать, охать и хохотать…
– А дальше – как получится, – закончил мысль Рябов. – В общем, сплошная импровизация.
– Вот именно, – согласился Муромцев. – Кто может подумать, что мы – чужие? Разве какие-нибудь диверсанты станут проникать на охраняемую базу таким идиотским способом? Глядишь, нас и пропустят…
– Но если они все же засомневаются… – предположил Рябов.
– …то наши шпаги при нас! – дополнил Муромцев. – Ну что, пошли?
…– И тогда я ей говорю… – громко, так что было слышно почти за километр, рассказывал Муромцев на английском языке. – Сьюзи, крошка, говорю я ей, если уж мы с тобой сговорились, если оказались в этом сарае, то твое дальнейшее сопротивление бесполезно! Да! Да и смысла, говорю, в твоем «не знаю» и «что скажет мама» нет никакого. Зачем нам что-то говорить твоей маме? Это – дело между нами…
– О-хо-хо! – во весь голос хохотал Рябов. – Ха-ха-ха!
– Ну и вот, – продолжал Муромцев. – Тогда она мне и говорит: отвернись, мол, а то я тебя стесняюсь! Джек, старина, ты представляешь ситуацию? Она меня стесняется! Тогда я ей и говорю…
Подошли к посту на входе. Навстречу им поднялся часовой и с глуповатой улыбкой стал слушать рассказ Муромцева. Муромцев же продолжал как ни в чем не бывало:
– Тогда, значит, я ей и говорю… Крошка, говорю, поздно бояться! Бояться, говорю, надо было раньше. А сейчас, говорю, чем ты будешь смелее, тем лучше. А она и спрашивает: а кому, мол, будет лучше? Ну что за вопрос? Джек, старина, вот как бы ты ответил на такой вопрос?
– О-хо-хо!.. – во все горло расхохотался Рябов.
– Вот и я сказал ей то же самое… Тебе же, говорю, и будет лучше. А заодно и мне. Ну, тогда она стала снимать с себя юбку… А что это ты на меня так уставился? – Этот вопрос предназначался уже часовому. – И вообще – почему это ты сейчас на посту, а не Майк? Ведь должен быть Майк…
– Майк меня будет менять, – лениво ответил часовой. – Через два с половиной часа.
– Значит, я перепутал, – беспечно произнес Муромцев. – Давай-ка пропускай нас.
– Где это вы шатались так долго? – спросил часовой.
– Тебе скажи, так и тебе туда захочется! – Муромцев старался, чтобы его голос звучал как можно веселее. – Туда, старина, пропускают только избранных. С твоей рожей тебя туда не пропустят ни при каком раскладе.
– А может, мне туда и не нужно! – беззлобно проворчал часовой, снимая цепочку с турникета.
– А тогда и не задавай глупых вопросов, – таким же беззлобным тоном посоветовал Муромцев. – Передавай привет Майку. Я должен ему бутылку виски, так ты скажи, что я это помню.
Цепочка с турникета была снята, и можно было проходить. Муромцев и Рябов шагнули через турникет.
– С Техаса, что ли? – настиг их голос часового.
– А что, заметно? – с усмешкой посмотрел на него Муромцев.
– Не так заметно, как слышно! – сказал часовой и рассмеялся, довольный своей шуткой. – Говоришь так, будто ты с какого-нибудь самого отдаленного ранчо. Где-нибудь рядом с мексиканской границей. Только там сейчас так говорят. Я слышал…
– Ну, так я и есть оттуда, – сказал Муромцев. – Ранчо «Сломанная подкова». Может, слышал?
– Нет, – покачал головой часовой.
– А ранчо «Дохлая лошадь»? – спросил Муромцев. – Это рядом, всего полдня езды… Что, тоже не слышал?
– Нет, – ответил часовой.
– Да и ладно! – махнул рукой Муромцев. – Ну, значит, сняла она с себя юбку… – последние слова предназначались уже для Рябова.
– О-хо-хо! – поддержал его Рябов.
– Кажется, прорвались! – выдохнул Муромцев на русском языке. – А ведь сработал наш метод! Кто бы мог подумать!
– Нахальство – второе счастье, как говаривал мой дед Прокопий, – сказал Рябов. – Похоже, что так оно и есть. В нашем случае – так уж точно. Теперь нам надо укрыться среди каких-нибудь кустиков – и доставай свою аппаратуру. А я буду наблюдать в четыре глаза.
Они свернули с безлюдной асфальтированной дорожки и притаились за штабелем аккуратно сложенного кирпича. Место было вполне надежное. С дорожки их видно не было, сзади них темнели густые кусты – следовательно, Муромцева с Рябовым не было видно и с той стороны. К тому же была ночь, на небе не просматривалось ни единого просвета, редкие электрические фонари также находились далеко – в общем, место было вполне подходящим.
Муромцев торопливо стал доставать аппаратуру из-под одежды. Рябов, держа автомат на изготовку, внимательно всматривался в темноту.