– Само в руки приплывает лишь дерьмо, за жемчугом придется нырять…
Я выронила из рук кисточку для нанесения румян и нагнулась за ней, случайно задев локтем даму не самого юного возраста, которую при помощи макияжа почти превратила в Джульетту.
– Надеюсь, ты не собираешься накладывать мне грим дрянью, которая побывала на грязном паркете? – тут же спросила она с недовольным видом.
– Конечно, нет, Розалия Марковна, – смиренно ответила я.
Актриса скривилась так, словно хлебнула уксуса, и повторила:
– Само в руки приплывает только дерьмо, за жемчугом приходится нырять. Когда в театр приглашают первую попавшуюся девицу-неумеху, то не стоит ожидать, что она тебя искусно загримирует. Но Льву Яковлевичу не хочется лишний раз напрягаться, чтобы найти первоклассного специалиста. Да и денег ему жалко, практикантке-то можно платить копейки. Где француз? Мне обещали, что со звездами будет работать… мм… Д’Артаньян или как там его зовут. И что? Сегодня я увидела не пойми кого. Девушка, вы займетесь наконец моими глазами?
– Предпочитаете более яркий макияж? – осторожно поинтересовалась я.
Дама воздела руки к потолку:
– О, боги Эллады, пожалейте Елену Прекрасную! Впрочем, я сейчас Елена Ужасная. Оказывается, с помощью неумелого макияжа можно испортить даже мое красивое лицо. Где металлические тени?
– Металлические? – удивленно переспросила я.
– Золотые, похожие на лак, – неожиданно мирно уточнила скандалистка. – Вчера Светка Мускатова с такими появилась, и наивная публика устроила ей овацию. Вот никак не пойму, почему Лев Яковлевич эту лошадь к нам в театр пригласил. За каким дьяволом он Светлану в «Небеса» привел и дает ей роли? Чем эта бездарь пленила нашего хозяина и главного режиссера? Возится с ней на репетициях, как курица с яйцами. А чего стоит эта Ольга Таткина, дура-костюмерша, тоже из новеньких… Полная идиотка, все путает, никогда вовремя наряд для спектакля не принесет! Хорошо еще, Таткина на сцену не лезет, хотя твердит, что хочет стать актрисой. Господи, спаси нас от подобных кривляк! Мускатова глупа и бесталанна, не умеет ни говорить, ни двигаться, аплодисменты ей на премьере «Ромео и Джульетты» достались исключительно благодаря мастерству гримера. Конечно, Светку-то размалевал Д’Артаньян, а я стала жертвой его сто пятьдесят девятого подмастерья с двумя левыми руками. О, боги Эллады, почему вы так жестоки к Дездемоне?
Я не смогла удержать смешка. Розалия Марковна недавно отметила тридцатипятилетие. Не знаю, сколько лет грымзе на самом деле, но по внешнему виду все семьдесят, и с возрастом память вздорной мадам стала давать сбои. Фраза «О, боги Эллады» взята ею из какой-то драмы, посвященной Древней Греции, а вот Дездемона – главная героиня пьесы Шекспира «Отелло». Бедная, задушенная ревнивым супругом жена никак не могла жаловаться на немилость Зевса, Афины и иже с ними.
– Что вы нашли забавного в моих трагичных справедливых словах? – мигом обозлилась Розалия. – Смех без причины признак дурачины, любезная.
– Франсуа Арни не работал со Светланой, – возразила я. – К сожалению, главный креативный стилист фирмы «Бак» заболел гриппом.
– Кто? – заморгала прима.
– Д’Артаньян слег с температурой, – пояснила я.
– Вот уж необходимая информация! – возмутилась звезда театра «Небеса». – Мне без разницы, что произошло с каким-то гримером, не царское это дело знать о насморке, который он подцепил. Немедленно бегите к своему шефу и скажите: «Великая русская актриса Розалия Глаголева-Мирская-Багратион требует, чтобы с ее лицом работал человек, превративший крокодилью морду Светланы Мускатовой, способной демонстрировать на сцене только свои убогие сиськи, в ангельски прекрасный лик». Ну что стоите? Рысью, девушка! Приказы ведущей актрисы, на которой держится весь репертуар театра, выполняются сразу же после их озвучивания.
Я постаралась сохранить внешнее спокойствие.
– Мускатову гримировала я, Арни никогда ею не занимался. Вот уже месяц, как именно я работаю со всеми артистами. И с вами тоже.
Розалия поджала губы.
– Немедленно положите мне на веки золотые лаковые тени.
Мне совсем не трудно выполнить желание скандалистки, да только она с таким раскрасом будет похожа на оживший кошмар кладбищенского сторожа. Вздорная актриса не вызывала у меня добрых чувств, но профессиональная гордость не позволяла сотворить на лице мегеры ужас.
Я прислонилась к столику, заваленному коробками с косметикой, и попыталась объяснить:
– Лак на веках имеет обыкновение скатываться, забиваться в морщины, что визуально старит лицо. Кроме того, после… э… тридцати разумнее избегать излишне яркого макияжа, даже работая на сцене. Лучше высветлить…
– Морщины? – заорала Розалия. – У меня?
Я поняла, что ляпнула глупость, и кинулась ее исправлять:
– Человек рождается со складкой на верхнем веке, которая вовсе не является признаком возраста…
Скандалистка вскочила, движением руки смела на пол штук десять палеток с тенями и румянами, раздавила их и ринулась вон из гримуборной. Когда синяя от злости актриса подлетела к двери, та распахнулась, и на пороге появилась пожилая дама в фиолетовом платье. Розалия и не подумала уступить дорогу. Она, чуть не сбив гостью с ног, выскочила в коридор и с воплем «Лева! Лева!» – кинулась в кабинет главного режиссера.
– Маме-медведице забыли предложить мед на завтрак? – весело спросила актриса Иратова, переступая порог. – Чем ты ее, Степонька, разозлила? Хотя это глупый вопрос. Розе, чтобы взлететь ракетой, особого повода не требуется.
– Здравствуйте, Софья Борисовна, – сказала я, – рада вас видеть. Жаль, что Лев Яковлевич не дал вам роли в новой постановке, я бы вас загримировала.
– О, слава богу, душенька, что я в «Ромео и Джульетте» не занята. Кого мне там играть? Мое амплуа – комическая старуха, а не юная героиня, – ответила актриса.
Я присела на корточки и стала собирать обломки палеток. Не так давно я, Степанида Козлова, училась в педагогическом вузе, сдавала экзамены по зарубежной литературе. И конечно, проштудировала всего Шекспира. Я отлично помню, что Джульетте было четырнадцать, ее матери подкатывало к тридцати, а кормилице едва исполнилось сорок. В шестнадцатом веке люди рано умирали, поэтому, вступив в возраст, который в наши дни называется подростковым, считались уже взрослыми людьми. Роль Джульетты обычно дают молодой актрисе, и меня удивляет, что Лев Яковлевич Обоймов, главный режиссер театра «Небеса», поручил Глаголевой изображать юную влюбленную. На мой взгляд, Розалии больше бы подошла роль одной из трех ведьм в бессмертной трагедии «Макбет».
– Душенька, у меня к тебе просьба, – сказала Софья Борисовна.
Я выпрямилась:
– Для вас что угодно!
– Ой, милая, это опасное заявление, – засмеялась актриса и достала из кармана юбки тюбик. – Пожалуйста, попытайся сделать так, чтобы Иван Сергеевич воспользовался перед сегодняшним спектаклем этим средством.
Я удивилась:
– Что это?
– Гель для фиксации зубных протезов, – смущенно пояснила Иратова.
Я машинально взяла упаковку, увидела, что название написано иероглифами, и повторила:
– Гель для фиксации зубных протезов? Мне надо вручить его Ивану Сергеевичу Клюеву, который сегодня играет Ромео?
– Верно, солнышко, – кивнула Софья Борисовна. – Сейчас все объясню. Ваня вчера получил от стоматолога новые челюсти. Прежние-то он сломал, вцепился ими в жесткое яблоко и – готово. Вот уж верно говорят, старый, как малый, ума совсем нет. Я ему сто раз твердила, что с пластиковыми клыками аккуратней надо обращаться, а он в ответ вечно шипел: «Отстань! Почему ты решила, будто у меня своих зубов нет?»
– А и правда, почему? – воскликнула я. И тут же прикусила язык, подумав, что бестактно задавать этот вопрос.
Софья Борисовна засмеялась:
– Ах ну да, ты же, душенька, небось не в курсе… Мы ведь с Иваном десять лет в законном браке прожили, и он еще тогда перед сном обе челюсти в стакан клал. Сомневаюсь, что после нашего развода что-либо изменилось.
Я попыталась отказаться от ее поручения.
– Отчего вы сами к Клюеву не подойдете? Мне это не очень удобно. Иван Сергеевич может обидеться, если к нему ни с того ни с сего подскочит посторонняя девица и предложит это средство.
Софья Борисовна криво улыбнулась:
– Ваня хорош собой, талантлив, добр, щедр, но, к сожалению, не умен. И главное, привык за годы нашей совместной жизни рассчитывать во всем на меня. Пять лет назад мы расстались, он ушел к молодой красотке. Я его предупреждала: «Милый, одумайся!» Но нет, ударила дурачку страсть в голову. Или, вернее, пониже пояса. Живет теперь Ванечка в большой семье: супруга, теща, тесть, кузены, кузины. Никто из них не работает, все сидят у Клюева на шее. Ну и, конечно, очень ему хочется юным казаться. Этаким зеленым горошком. Моих советов он не слушает. Прямо как глупый подросток, готовый с матерью спорить по любому поводу только потому, что та ему самый близкий, родной человек. Если я ясным солнечным утром воскликну: «Ах, какой чудесный день!» – Иван живо закричит: «С ума сошла? Альцгеймер подцепила? Ночь на дворе!» Он нынче при каждой возможности говорит окружающим, что его бывшая супруга Соня дряхлая баба-яга, а он – белый лебедь. Смешно, право… Стоматолог у нас один, он намедни мне позвонил и предупредил: «Соня, внуши глупцу, что заказанные им протезы плохо держатся. Надо было делать те, что я ему рекомендовал. Но они на порядок дороже, а с Ваней его новая фифа заявилась и все талдычила: «Зачем много платить? И так сойдет. Орехи мужу не грызть, деревья не точить, он не белка и не бобер».
Софья Борисовна перевела дух и продолжила:
– Дантист мне гель дал. Я, старая дура, действительно чувствую ответственность за Ваню. Десять годков совместной жизни со счетов не сбросишь. Вот и волнуюсь. Протезы-то, что называется, с пылу, с жару, позавчера получены, а сегодня Иван в них впервые играть собрался. А ну как челюсти потеряет? Ты, Степа, девочка умненькая, придумай, как болвану объяснить: раз уж попалась ему жадная жена, пусть посадит свои дешевые пластмассовые зубы на качественный японский гель. Тебе, наверное, кажется странным, что я о бывшем муже забочусь? Но нас многое связывает, есть общие воспоминания. Ну, например, как мы вместе пришли сюда, в «Небеса». Было столько надежд! Нас, ветеранов, с кем Лев Яковлевич театр создавать начинал, всего трое осталось: мы с Иваном Сергеевичем да Гриша Ершов.
– А Розалия Марковна? – полюбопытствовала я.
Иратова улыбнулась:
– Глаголева позже появилась. И сразу велела себя примой величать. Я думала, она у нас надолго не задержится, ан нет, укоренилась. А вообще-то в театре большая текучка. Вот не так давно Обоймов Светлану Мускатову взял. Талантливая актриса… Ой! Телефон!
Софья Борисовна выхватила из кармана мобильный.
– Петяша, ты где? Мама уже бежит…
Продолжая разговаривать с сыном, Иратова выскочила в коридор. Я опять присела и принялась собирать раздавленные палетки.
Наверное, настало время объяснить, каким образом я, правая рука Франсуа Арни, главного креативного стилиста косметической фирмы «Бак», и одновременно его самая любимая мордочка для раскрашивания, очутилась за кулисами театра «Небеса» в роли гримера. Что меня сюда занесло?