Газета Le Petit Marseillais, среда, 26 декабря 1888 года:
«Местные новости, Арль. В канун Рождества, Сочельник, стояла приятная и мягкая погода. Сильный дождь, который до этого шел не переставая четыре дня, закончился, и жители вышли за покупками к праздничному столу и в церковь, поэтому на улицах и в храмах было много людей. Была атмосфера удивительного спокойствия и умиротворения. Наряды полиции закончили обходить город в 5.00, не зафиксировав ни одного случая пьяного поведения на улицах»1.
Когда утром в понедельник, 24 декабря 1888 года, начальник полиции Жозеф д’Орнано пил свою первую чашку кофе, на улице было еще темно. Это было его любимое время дня. Ранним утром жизнь в полицейском участке уже кипела. Начальник полиции посмотрел в окно и увидел, что во дворе участка конные полицейские наряды готовятся к выезду на патрулирование города2. За день до этого шел сильный дождь, и на улицах было малолюдно, но в то утро перед Рождеством погода была мягкой и светило солнце3. Через несколько часов все полицейские сядут за праздничный стол. Рождественские каникулы начинались самым прекрасным образом.
На сделанном из орехового дерева рабочем столе начальника полиции лежали составленные прошлой ночью протоколы и рапорты, которые он должен был просмотреть. Среди обычных рапортов с перечислением драк и семейных ссор он увидел один протокол с описанием весьма необычного инцидента, который произошел незадолго до полуночи в воскресенье, 23 декабря, на улице Бу Д’Арль. Эта улица располагалась в самом центре района красных фонарей, и практически все двенадцать стоявших на ней зданий были борделями или домами, в которых проживали проститутки4. Начальник полиции начал читать протокол и обратил внимание на то, что рядом с ним лежит неряшливо завернутый в газету небольшой сверток. То, что случилось в ту ночь на улице Бу Д’Арль, оказалось таким неожиданным и странным, что все имевшие отношение к этому событию вспоминали о нем до конца жизни.
Около 23.45 патрульного полицейского вызвали в один из официальных городских борделей под названием «Дом терпимости № 1», расположенный на углу улиц Гласье и Бу Д’Арль. В протоколе сообщалось, что в инциденте был замешан мужчина, и в результате всего произошедшего одна девушка лишилась чувств. Мужчина – виновник произошедшего – жил в доме, расположенном напротив участка, и начальник полиции попросил своего помощника направить кого-нибудь по этому адресу. Приблизительно в 7.15 это задание поручили одному полицейскому5.
Фасад стоявшего на одной из главных площадей города дома был обращен на восток, и его освещали первые лучи зимнего солнца. Окна первого этажа не были закрыты ставнями, и полицейский заглянул внутрь помещения. Казалось, что там никого не было. Комната была обставлена очень скромно: стол, несколько стульев и пара мольбертов. Полицейский не заметил ничего подозрительного. Когда солнце поднялось чуть выше и стало светлее, полицейский обратил внимание на темные пятна и подтеки на стенах и ворох грязных тряпок на полу. Он вернулся в участок и сообщил начальству о том, что увидел в доме.
Начальника полиции перевели в Арль незадолго до этого происшествия. Жозеф д’Орнано родился на Корсике. Он был невысокого роста, тучного телосложения, и ему уже исполнилось сорок пять лет. В Арле корсиканец быстро заслужил репутацию человека честного и справедливого6. Начальник полиции внимательно выслушал своего молодого подчиненного и отпустил его. Жозеф д’Орнано откинулся на спинку стула, посмотрел на лежащий на его рабочем столе пакет и решил, что должен сам заняться расследованием этого странного происшествия. Он надел шляпу-котелок, взял трость, вышел из здания участка в сопровождении двух полицейских и подошел к дому № 2 на площади Ламартин.
Когда начальник полиции подошел к дому, перед ним уже собралась небольшая группа местных жителей, которые увлеченно обсуждали происшествие. Полицейские открыли дверь. Внутри стояла зловещая тишина. Вошедшие почувствовали резкий запах масляных красок и скипидара. Они вошли на кухню, которую художник также использовал в качестве мастерской. Вдоль стены стояли ряды ярких и красочных полотен, рядом с ними – кисточки в банках, наполовину использованные тюбики из-под масляной краски и перепачканная краской ветошь. На одном из мольбертов стояло большое зеркало, с противоположной стороны от него – горелка с эмалированным кофейником, дешевая глиняная посуда, там же лежали трубка и трубочный табак. На подоконнике вошедшие увидели зажженную масляную лампу, словно хозяин дожидался позднего возвращения кого-либо или визита гостя7. Несмотря на то что к тому времени в дома был проведен газ, в том числе и для освещения, его перекрывали по всему городу в полночь. В доме было по-ночному сумеречно, и холсты в подрамниках отбрасывали тень на пол из красной глиняной плитки.
В комнате царил полный беспорядок. На полу были разбросаны тряпки, покрытые темно-коричневыми пятнами. Дорожка из капель засохшей крови на плиточном полу вела к покрашенной синей краской деревянной двери, ведущей в коридор. В этом коридоре за коричневой дверью находилась узкая лестница. Тем ранним утром ее освещали скупые косые солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь ставни на большом окне второго этажа. Придерживаясь рукой за металлические лестничные перила, начальник полиции начал подниматься вверх. На стене лестничного проема засохли коричнево-ржавые капли, словно кто-то случайно уронил на пол смоченную краской большую кисть. На втором этаже с правой стороны располагалась дверь. Начальник полиции потянул на себя ручку двери и вошел в небольшую заставленную вещами, похожую на чердак комнату, в который царил полумрак8.
Начальник полиции приказал жандарму открыть ставни, и в спальне стало светло. Здесь стояла двуспальная кровать, сколоченная из дешевых сосновых досок9. На столе в углу комнаты стоял кувшин для умывания с емкостью для слива воды, а над столом на стене висело зеркало. На стенах полицейские увидели несколько картин – пару портретов и один пейзаж. В отличие от комнаты на первом этаже в спальне был полный порядок. На кровати частично накрытый скомканным одеялом лежал мужчина. Он сжался, словно ребенок в животе матери, и подтянул колени к груди. Мужчина лежал на боку, и его голова была закрыта тряпками. Полицейские увидели, что матрас и подушка перепачканы запекшейся кровью10. Как потом писали в местной газете, мужчина «не подавал признаков жизни».
Жозеф д’Орнано открыл дверь, за которой находилась гостевая спальня. В ней на стуле стоял открытый большой кожаный саквояж. Можно было подумать, что проживавший здесь человек собирал вещи перед отъездом. На стенах висело несколько картин в ярко-желтой гамме, из-за чего комната в тот зимний день казалась светлее11. Кровать в гостевой спальне была аккуратно застелена синим одеялом и подушки взбиты, поэтому начальник полиции понял, что в предыдущую ночь в этой кровати никто не спал12. Жозеф д’Орнано сказал жандармам, что увидел все, что ему было нужно, вернулся в спальню, в которой лежал мужчина, и проследовал по лестнице вниз на первый этаж. В небольшом и тихом городке слухи о странном происшествии очень быстро стали достоянием общественности.
Около 8 часов утра 24 декабря, практически в то же время, когда начальник полиции осматривал Желтый дом, по парку шел импозантного вида господин средних лет. Он был одет в длинное элегантное шерстяное пальто и держался, как истинный джентльмен. Проходя мимо
Кавалерийских ворот и городского парка, он услышал впереди приглушенные звуки возбужденных голосов. По мере движения эти звуки становились все громче. Когда мужчина подошел к площади Ламартин и Желтому дому, в котором жил со своим коллегой-художником, он увидел, что на улице около дома собралась большая толпа.
Начальник полиции сделал выводы из всего того, что увидел внутри Желтого дома. Окровавленные тряпки, капли крови на стенах и на полу, а также отсутствие второго жильца говорили о том, что эксцентричного рыжего художника убили. Жозефу д’Орнано не надо было долго искать убийцу, потому что тот собственной персоной шел к нему через площадь.
Когда в то солнечное утро 24 декабря 1888 года Поль Гоген подошел к Желтому дому, его незамедлительно арестовали по обвинению в убийстве художника Винсента Ван Гога13.