Глава 4

Марина Петровна позвонила на следующий день.

– Полина, ты сделала отворот?

– Конечно, еще вчера. – бодро соврала я. – Но подействует он лишь через месяц. А вы пока постарайтесь с девочкой подобрей обращаться. А то она назло вам не захочет из вашего дома уходить, даже если Паша ее разлюбит.

Пашина матушка что-то буркнула в трубку – я толком не разобрала, поблагодарила или отчитала – и отрубилась. Я в душе порадовалась своей находчивости. Через месяц, скорее всего, девчонка от Паши сбежит. А если нет – ну что же, за это время Марина Петровна к ней, возможно, уже привыкнет. В таких приятных раздумья я вышла в коридор салона. Клиентов сегодня было мало, к тому же на работу не вышла Аня-Эсмеральда. Я подошла к Синтии:

– А Анечка сегодня загуляла?

– Сама удивляюсь, девочка вроде бы исполнительная. Я ей на мобильный звонила – отключен. А дома трубку никто не берет.

– Она одна живет?

– Ну да, еще хахаль туда периодически наведывается.

– Надо бы ему позвонить…

– А где телефон узнать? В магическом кристалле?

– А что, о нем ничего неизвестно?

– Ну как же, известно, как он над ней издевался. Анечка меня часами разными историями развлекала. Я слушала и радовалась, что не замужем и постоянного бой-френда не имею. А вот фамилия, телефон, домашний адрес – увы… Зато у меня для тебя приятный сюрприз.

С таинственным видом Синтия залезла в ящик стола и достала оттуда женский журнал. На его обложке красовалось загадочное девичье личико с миндалевидным разрезом огромных серых глаз. Подпись гласила: «Сенсация года! Снежная королева уверена – если бы три года назад гадалка Земфира не предсказала ей мировую славу, она никогда не решилась бы выйти на Большую эстраду!»

– Ты ей предсказала мировую славу? – невинно поинтересовалась Синтия.

– А не ты ли сама относила в газеты объявления, где я Пугачевой помогала мужчин привораживать?

– А что это за Снежная королева?

– Это девушка Маша, которая умеет петь.

– Да, тут написано, что рядом с ней Эдит Пиаф отдыхает. Что, правда так хорошо поет?

– Да как сказать… Мы с тобой поем не намного хуже.

– Так чего же ты другим мировую славу предсказываешь? Выходи на Большую эстраду сама!

– Стара я уже для Большой эстрады, меня и на Малую не выпустят. К тому же, для Большой эстрады большие денежки нужны. За Машу добрый дядя согласен заплатить, а за меня – фигушки.

– А у твоего кавалера что – кишка тонка?

– Тонка, Синтия, тонка, нет у него таких денег. Да и потом, лучше быть хорошей гадалкой, чем плохой певицей.

– Не все так думают. – вздохнула наша администраторша. – Да что там далеко ходить, я сама вот, в свои тридцать с хвостиком, пошла бы на сцену не задумываясь. Полька, давай Машиного хахаля ко мне приворожим, а?

Я вздрогнула. Маленькой, достаточно полной Синтии, на мой взгляд, было далеко за сорок. Впрочем, выглядела она для своего возраста довольно мило, такая румяная и уютная тетенька, но вот для сцены… Особенно по сравнению с сероглазой Машей… Правда, пышный белокурый парик «под Аллегрову» у нее был хорош, но не сильно монтировался с небольшой головой и пухлыми щеками. Я невольно представила, как запыхавшая Синтия, держась одной рукой за серце, а другой поправляя съезжающие на бок кудри, карабкается на сцену, почему-то под пародию «ОСП-студии»:

Она была актрисою, но совершенно лысою

Ей ни один парик не налезал.

Какая тут Каренина, играла только Ленина…

Я невольно потрясла головой, пытаясь отогнать наваждение. А в самом деле, может, предложить Маше взять Синтию в подтанцовку, для комического эффекта? А что, кто сказал, что в подтанцовке должны быть лишь смазливые мальчики и девочки? Нет, надо срочно перевести разговор на другую тему, а то разная фигня в голову лезет.

– Синтия, ты что, веришь в любовные привороты?

– Да шучу я, Полька, что-то у тебя юмор в последнее время периодически отрубает…

– Наверное, я Маше обзавидовалась. – предположила я. – Была бы я фарфоровой красоткой, наверное, не отказалась бы от сцены. Ладно, пошла-ка я к себе в кабинет.

Вечером ко мне заглянул продюсер Петр Гринько. Он сообщил, что все объявления вышли, на завтра в полдень назначена пресс-конференция, на которой я буду сидеть рядом с Машей и отвечать на вопросы журналистов.

– Вот, подготовьтесь. – с надменным видом он протянул мне несколько листов компьютерной распечатки. – Завтра, в 11.30, за вами сюда заедет моя машина, вас отвезут на место, а после пресс-конференции отвезут обратно.

– Я поняла. Но мы так и не решили вопрос моего гонорара?

Гринько вздрогнул, как будто я его укусила.

– Какого гонорара?

– Мы вроде бы договаривались, что мое честное имя вы используете не за «спасибо»?

– Но это реклама и для вас!

– Пока что клиенты ко мне валом не повалили. Вероятно, они не верят, что я их тоже выведу на Большую эстраду.

– И какой гонорар вас устроит?

– Тысяча долларов за месяц. – наобум сказала я.

– Я обсужу этот вопрос с Виктором Исаевичем.

Мне надоел этот цирк.

– Обязательно обсудите. И давайте сделаем так. Когда завтра за мной приедет машина, шофер передаст мне запечатанный конверт с гонораром. Я оставлю его в салоне и поеду на пресс-конференцию. Если конверта не будет, будем считать, что наш договор расторгнут. Разумеется, в этом случае я никуда не поеду. Так пойдет?

– Вы ставите мне условия? – сухо спросил продюсер.

– Именно так. Почему вас это удивляет? – так же официально поинтересовалась я.

– Мне говорили о вас совсем другое… – задумчиво сказал Петр.

– Что же именно? Что мне неудобно было брать деньги с матерей, дети которых арестованы или погибли, и я помогала им бесплатно? Да, людей, у которых горе, мне искренне жаль, с них я денег обычно не беру. Но каким же образом, интересно, это относится к вам? Вы не производите впечатление сирого и убогого.

– Да, я в вас ошибся. – задумчиво протянул продюсер.

– Вероятно. А за ошибки надо платить. – философски заметила я.

– Я вас понял. Завтра шофер привезет вам деньги.

Гринько поднялся с места и, сухо кивнув, пошел к выходу. У самых дверей он остановился, повернулся и произнес:

– Но если вы завалите пресс-конференцию, мы вычтем половину из следующего гонорара.

Назавтра с самого утра меня начала бить нервная дрожь. Я представляла себе огромный актовый зал, в котором сидит добрая сотня злобных журналистов с фото- и телекамерами. Все камеры направлены на меня, сверкают вспышки, а я, забыв от ужаса все домашние заготовки, вместо внятных ответов на вопросы лишь мычу и заикаюсь. Я вновь и вновь перечитывала компьютерные листки, на которых была краткая биография Маши Теркиной и история нашего с ней знакомства.

Маша всего два года назад закончила школу, поступила в ВУЗ на заочный юридический факультет, отучилась полтора курса и поняла, что юриспунденция – не ее призвание. Тут она вспомнила о давнем предсказании гадалки Земфиры, где та ей обещала славу и Большую эстраду, и решила попробовать счастья на сцене. Ее тут же заметил знаменитый продюсер Петр Гринько, и предложил записываться на его музыкальной студии. Маша записала сольный диск, который уже попал в ротацию на двух самых популярных городских радиостанциях, и продюсер придумал ей псевдоним Снежная королева. Сейчас Снежная королева снимает видеоклип на одну из своих лучших песен. Этот видеоклип с нетерпением ждут сразу два российских музыкальных канала. Мне предстояло подробно рассказать про то, как я когда-то увидела в магическом кристалле сцену Кремлевского дворца и стоящую на этой сцене Машу. Про деньги богатого Виктора Исаевича в пресс-релизе не было сказано ни слова.

К половине двенадцатого мой страх достиг апогея. Наконец, в кабинет вошла Синтия с конвертом:

– Полина, за тобой приехали. Вот, мне передали конверт, и просили тебя выходить.

Я вскрыла конверт, пересчитала деньги и сунула конверт Синтии:

– Береги до моего возвращения! С собой брать не хочу, а то добрый Гринько может решить, что прессуха провалилась, и тут же вычесть у меня этот конвертик.

Затем я перекрестилась и на дрожащих ногах пошла навстречу опасности.

Загрузка...