УЧЕНИК БОГА
(Драма в одном действии)
Совпадение имён и фамилий в драме может быть только случайным.
Действующие лица:
1. Илья Кишеневский – студент, 22 года.
2. Бриль Игорь Ефимович – кандидат медицинских наук, ему за сорок.
3. Бардова Ольга Николаевна – актриса (оперная певица).
Действие происходит в первой половине 80-х годов прошлого столетия.
1.
Перед нами научная лаборатория кафедры патологической физиологии. Это, довольно, просторное помещение с высокими потолками, но по тому, как оно заставлено всем необходимым, без чего сейчас немыслима современная научная лаборатория, то оно кажется немного даже тесноватым. Если убрать одну из стен, прямо будет два огромных, вытянутых ввысь, окна. Справа – массивная резная, старинная двустворчатая дверь. Над ней портрет известного патофизиолога – А. А. Богомольца. Рядом с дверью – телефон. Вся левая стена выполнена высоким застеклённым книжным шкафом работы прошлого века. Шкаф полностью забит современной и антикварной научной литературой. Вообще, здесь только приборы и различные препараты, необходимые для работы, относятся к современным, все же остальные подсобные предметы и мебель старинной работы в стиле ретро. Они занесены сюда в начале ХХ века. Это здание, в котором находится лаборатория, спланировано архитектором К. Л. Мюфке. Лаборатория на втором этаже, в окна видны строения великолепной архитектуры.
Поздняя осень. За окнами проливной дождь. У рабочего стола, который больше сдвинут к левому окну, согнувшись над микроскопом, сосредоточенно изучая препарат, стоит молодой человек. Мы не видим его лица, он спиной расположился к нам, но по тому, как он согнулся, мы уже можем сказать, что он высок ростом. Большой белый халат свисает с него… (как часто молодые высокие люди бывают худыми). Когда молодой человек отрывается от микроскопа, он резко поворачивается, (иногда он очень резок в движениях) и медленно направляется к двери.
Итак, это Илья Кишеневский. Он, действительно, худ и высок ростом. Чёрные, зачесанные назад, волосы. Жиденькая, такого же цвета, как и волосы, юношеская борода, аккуратно стриженная. На нём – чёрные брюки, синяя рубашка и в тон ей галстук. Не доходя до двери, он разворачивается и уже быстро идёт к микроскопу и снова склоняется над ним.
Неожиданно за сценой раздаются аплодисменты, звук их глухой и едва достигает лаборатории, но различим, чтобы можно было понять, что это рукоплескания и ничто другое. Распахивается одна из створок двери, теперь уже отчетливо слышен шум рукоплесканий. Входит невысокий мужчина, Игорь Ефимович Бриль. Закрывает за собой дверь. На этом рукоплескания медленно стихают. Он никого не замечает. Проходит вправо и опускается в кресло. На нём – белый халат, серый костюм-тройка, темно-бордовая сорочка и галстук. Он замирает в кресле, закрывает глаза, вид его: уставший и болезненный, лицо бледное, чисто выбритое. Волосы чёрные как смоль, в короткой причёске. В руках он держит план-конспект только что прочитанный лекции.
ИЛЬЯ (не отрываясь от микроскопа). Вы знаете, на мой взгляд, эти клетки удивительно ведут себя.
БРИЛЬ (встаёт и быстро отгоняет от себя усталость, словно, устыдившись её). Ты уже здесь?
ИЛЬЯ (отрывается от микроскопа). Нет, видимо, я не здесь, видимо, я там (показывает на препарат).
БРИЛЬ. Ты систематически начал пропускать занятия.
ИЛЬЯ. Ерунда. Чему меня смогли научить в институте за четыре года, теперь это же по несколько раз повторяют.
БРИЛЬ. Нужно верить в свой талант, но не быть самоуверенным.
ИЛЬЯ. Игорь Ефимович, и, всё-таки, не сочтите за труд взглянуть на эти клетки. Вам это, я, думая, не будет безразлично.
БРИЛЬ (подходит к книжному шкафу и кладёт план-конспект лекции, вынимает оттуда журнал). Да, я взгляну на твоё открытие в его натуральную величину, но дважды открытие уже не открытие.
ИЛЬЯ. То есть?
БРИЛЬ. Ты не задумывался над тем, почему ты начал заниматься наукой? Это, возможно, странный вопрос до некоторой степени. Но не знаю, где ещё… а в науке есть бог. И вот к какому богу ты протягиваешь руки, стало непонятно, и не только мне…
ИЛЬЯ. Я атеист, и аллегория с богом мне тоже непонятна.
БРИЛЬ. Ученик превзошёл учителя.
ИЛЬЯ. Естественная диалектика жизни: «научи ученика, чтобы было, у кого учиться».
БРИЛЬ (открывает журнал). «Иммунобиологические механизмы острого лейкоза»…
ИЛЬЯ. Игорь Ефимович, не продолжайте дальше, я хорошо знаю содержание этой статьи.
БРИЛЬ. Вот в этом я меньше всего сомневался.
ИЛЬЯ. Вам доставляет удовольствие говорить со мной загадками?
БРИЛЬ. Кто автор статьи? Может быть однофамилец? Кишеневский?
ИЛЬЯ. А что, такого не может быть?
БРИЛЬ. Ты даже в этом хочешь польстить себе? Какая редкая или звучная фамилия? Да, однофамилец у тебя может быть, но такую статью мог написать только один человек.
ИЛЬЯ. Два.
БРИЛЬ. Это твоя работа, о которой я хорошо знаю, но афишировать этим преждевременно.
ИЛЬЯ. Это наша работа.
БРИЛЬ. Тем более.
ИЛЬЯ. Игорь Ефимович, вы учёный, и это не только призвание. Вы должны заниматься, для этого нужна соответствующая лаборатория. Для большого учёного нужны другие масштабы.
БРИЛЬ (всплыв). Чёрт побери… я знаю, что мне нужно.
Короткая пауза.
(Более спокойно). Когда узнает заведующая кафедрой, чем мы занимаемся, она выгонит нас обоих. Если ты ничего не теряешь, кроме кружка, то для меня это работа. Наша кафедра не занимается лейкозами, мы далеки от этого.
ИЛЬЯ. Статью написал я, с меня и спрос. Не мучайте себя. В конце концов, я написал в статье свои предположения, свои… и не заимствовал их ни у кого.
БРИЛЬ (скручивает журнал и ходит по лаборатории). Илья, вы, безусловно, стоите на верном пути. Так, как вы ведёте эксперимент, до этого ещё не доходил никто и это, в данный момент, ваше самое гениальное открытие. Но что вас ждёт дальше, трудно предположить. Наука тем и сложна: когда кажется, что ты абсолютно прав, эксперимент может разбить все твои надежды и ожидания.
ИЛЬЯ. Вот поэтому я разжёг у них, сначала интерес, а теперь докажу им…
БРИЛЬ. Я вижу, ты не хочешь, понять… тогда я приведу и другие доводы. Чем мы с тобой сейчас занимаемся и наша неудача – это наше личное дело, но продуктивные результаты, вдруг, нашего эксперимента, я громко скажу, это становится вопросом общегосударственным, даже мировым, поэтому ты необдуманно может поставить под удар всю работу. Это может, в конце концов, оказаться государственной тайной!
ИЛЬЯ. Четыре года назад, когда я впервые пришёл в лабораторию, я не думал об этом. Я пришёл под впечатлением прочитанной вами лекции. И как сейчас на каждую вашу лекцию, что я сбегал с других занятий, как делают теперь и другие студенты, и вы тогда стали для меня богом! Потом работа в кружке, жажда открытия – и это мой второй бог! Стремление доказать всем свое «я», прославиться – третий бог! Загородная вилла, машина, материальная обеспеченность – мой четвертый бог! И, наконец, больные, которых я часто вижу перед своими глазами, даже если их нет рядом, у меня в голове только одно желание – дать им жизнь, и я невольно сам должен стать богом, и вот тут, я понял что-то большее. И теперь ни одному предыдущему богу я не могу протянуть руки.
Пауза…
БРИЛЬ. Хорошо, я думаю, мы об этом ещё сможем поговорить. (Неловко хлопает журналом по ладони. Идёт к книжному шкафу и кладёт журнал.) И всё-таки, решение этого вопроса имеет одну существенную сторону. В случае применения нашими противниками современного нейтронного оружия, в живом организме возникает сложный каскад метаболических ошибок. Последствием станет опухолеподобный процесс. И разгадка патолого-физиологических механизмов, происходящих в иммунобиологической системе организма – одно из эффективных средств борьбы против него.
Пауза.
Бриль занят книгами.
ИЛЬЯ. Я вам больше не нужен и могу идти?
БРИЛЬ. Если тебе куда-то нужно, я не держу.
Кишеневский уходит. Звонит телефон.
(Снимает трубку.) Игорь Ефимович Бриль. Да… слушаю… нет, вероятно, вы ошиблись… да… да, кафедра патологической физиологии. Кишеневского?.. К сожалению, он только что вышел… нет, не сказал. Как вам с ним встретиться?.. Простите, это лучше вам узнать у него. (Вешает трубку. Направляется к книжному шкафу, приставляет лестницу, залезает на неё, чтобы воспользоваться верхней полкой).
Продолжительная пауза.
Вбегает Кишеневский, у него победное настроение, словно несёт шумную реляцию.
ИЛЬЯ. Итак, Игорь Ефимович, открытие состоялось.
БРИЛЬ. Бегал в виварий?
ИЛЬЯ. Да, бегал, и один кролик себя прекрасно чувствует.
БРИЛЬ. Но он ведь только один.
ИЛЬЯ (бросается в кресло). Один, но какой он для меня радостный. Я был бы куда больше огорчён, если бы они все себя прекрасно чувствовали. Это было бы неправдоподобным. А он один и такой глупый, сидит, смотрит на меня своими красными тупыми глазами и хлопает ушами. Нет, он просто не понимает, что я бы с ним снялся на цветное фото сейчас и разослал по всему миру. «Смотрите, это великий учёный и его подопытный», – вот такими (показывает) буквами написал бы.
БРИЛЬ. И правильно бы сделал. Если ты сейчас в таком состоянии сфотографируешься со своим кроликом, и не подпишешься, то я думаю, никто не разберёт, кто среди вас учёный.
ИЛЬЯ. Ха-ха, шутите, но что-то ваши шутки не очень остры. (Поднимается, подходит к микроскопу.) Я с утра смотрю на этот препарат и мне не верится, но нет… нет, живёт кролик, значит, анализы подтверждают клинику. (Смотрит в микроскоп.)
БРИЛЬ (наконец находит нужную ему книгу и раскрывает её, не слезая с лестницы). Да, кстати, тебе, звонили, спрашивали Кишеневского и как с тобой встретиться.
ИЛЬЯ (не отрываясь от микроскопа). Ну, я думаю, вы им объяснили, что со мной можно встретиться в одном месте – в лаборатории.
БРИЛЬ. Но до этого ещё никто у нас не назначал свидание в лаборатории.
ИЛЬЯ (отходит от рабочего стола). Да? А что, звонила девушка? Это интересно. Вот чёрт, связался с наукой, даже не нахожу времени для свиданий. А ведь девушки, это, видимо, прекрасно. Вы что на это скажете?
БРИЛЬ. Ничего, кроме того, что «это, видимо, прекрасно».
ИЛЬЯ. Игорь Ефимович, так вы сегодня взглянёте на моё творение?
БРИЛЬ. Пожалуй, если я этого не сделаю, ты мне порядочно надоешь. (Освобождается от книг и спускается.)
ИЛЬЯ. Мудрое решение.
БРИЛЬ. Ты к этому принуждаешь. (Смотрит в микроскоп.)
ИЛЬЯ (отходит к окну). В этом году дождливая осень. Плохо. Навевает грусть.
БРИЛЬ (отходит от микроскопа). Ты должен понимать, что один кролик может быть случайностью. Хотя, мы можем уже за что-то зацепиться. Но с помощью этого микроскопа, как известно, открытия уже не сделаешь. Все, что можно было открыть, в своё время открыл Левенгук.
ИЛЬЯ (садится в кресло). А-а, всё чепуха. Суета сует. Зачем нужны вообще открытия? Ничего не хочется делать. Вот так сразу, почему-то пропало желание что-то делать.
БРИЛЬ. Это от погоды. Чай будешь?
ИЛЬЯ. Пожалуй, вы правы, нужно выпить чаю.
Бриль идёт в правый угол лаборатории и ставит чайник.
Я сегодня не иду в общежитие, вы предупредите на вахте, что я останусь в лаборатории.
БРИЛЬ. Ты уже третью ночь здесь остаешься. Это что, обязательно нужно?
ИЛЬЯ. Нужно продумать постановку нового опыта.
БРИЛЬ. Продумаешь у меня дома.
ИЛЬЯ. Нет, спасибо, я уже решил остаться.
Звонит телефон.
Бриль снимает трубку.
БРИЛЬ. Да, здесь. (Кишиневскому.) Тебя.
ИЛЬЯ (неохотно подходит к телефону). Кишиневский вас слушает… Увидеть меня? Зачем? Даже так? Простите, но я не кинозвезда, и вас ждёт полное разочарование… Свободное время? Что вы! Я рад его иметь, но в этом случае, я употребил бы его на что-то другое. Самоуверен? Вы не сделали для меня открытия… Ваше право. Могу поделиться с вами тайной: наш вахтёр слаб на всё то, что повышает настроение… Да? Если вам это удастся, к вашим услугам. (Вешает трубку.) Все знают, как меня найти. Удивительно!
БРИЛЬ (готовит чай). Тебе заварить крепко?
ИЛЬЯ. Пожалуйста, если не трудно.
БРИЛЬ. С лимоном?
ИЛЬЯ. И с сахаром тоже. (Направляется к микроскопу и снова смотрит в него.)
БРИЛЬ (расставляет чашки с чаем на круглый стол справа на переднем плане сцены). Что ты хочешь там увидеть ещё? Не жди от микроскопа больше, что с помощью его можно узнать. Или ты хочешь, чтобы он ещё и заговорил? Тогда приставляй к нему не глаз, а ухо.
ИЛЬЯ (отходит от микроскопа и идёт помочь разливать чай). После того, как мы стали с вами изучать защитные силы самого организма, пошли по давно уже проторенному пути самой природой, я думал, мы близки к цели. И, действительно, зачем выдумывать и гадать, если природа давно уже выработала свои защитные механизмы и остаётся их только увидеть и научиться усиливать. Но всё оказалось сложней… Организм борется с любым недугом…
БРИЛЬ (расставил чай и положил печенье). Всё готово, можешь продолжать сидя. (Садится за круглый стол.)
ИЛЬЯ. Спасибо. (Садится напротив.) … И я не ошибусь, если скажу, что вот как организм борется – это самые универсальные механизмы, которые тысячелетиями создавала природа.
Бриль вприкуску с печеньем пьёт чай.
А человек, в свою очередь, изучает фармакологию, физиологию, биохимию. Он создаёт науку. Но как далеки мы ещё от сложнейших механизмов в организации человека, и рак остаётся проблемой века. И человек, порою, очень рано умирает. Но ведь, наверное, никто из нас не знает, в какое время и сколько раз мы переболели им. Мы с вами не знаем, как излечить, или привиться от него, а природа давно это знает и виновата ли она в том, что мы этого не знаем, что не научились понимать её?
БРИЛЬ. Не лучше ли, Илья, если мы будем молча заниматься. Учёный не оратор, чтобы громко об этом говорить.
ИЛЬЯ. Но разве вы никогда не задумывались над этим? Любое открытие, прежде чем оно сформируется органически, должно созреть в общефилософской форме. Случайных открытий не бывает, может быть только случай… (Встаёт и ходит.) Вот мне и приходит в голову мысль, что учёный проникает в тайны Природы, будучи уже готовым к этому открытию, и высшее счастье удовлетворения он испытывает именно в этот момент, в момент озарения, а не тогда, когда его мысли формулами ложатся на листы бумаги…
БРИЛЬ. Твой чай уже остыл.
ИЛЬЯ. Хорошо, я выпью его залпом.
БРИЛЬ. Видишь ли, важен факт результата твоего труда. Как ты смог к этому прийти, интересует историков, а современникам нужен продукт твоего труда, и он должен иметь прикладное значение. Зачем идеи, в которых…
ИЛЬЯ. Для будущего.
БРИЛЬ. Будущее живёт настоящим.
ИЛЬЯ. А настоящее живёт будущим.
БРИЛЬ. Логика парадоксальная.
ИЛЬЯ. «И гений парадоксов друг».
БРИЛЬ. Из нас двои каждый по-своему прав. И вот поэтому я верю только одному – своему желанию думать и работать, работать и думать. Зачем это, для чего? Трудно объяснить. Легко было объяснять, когда я начинал, но сейчас у меня точное представление всех моих трудностей и, видимо, неточное представление трудностей других. Но знание конкретных взаимосвязей в определенной области деятельности позволяет создать общее представление и целостность взаимосвязей разного рода человеческого труда.
ИЛЬЯ. Вы хотите сказать, праведник разнолик, а порок схож?
БРИЛЬ. Не только…
Короткая пауза.
Вот я и говорю о прикладном значении науки. Где, как не в медицине, мы обращаем всё для человека, для его телесного и духовного здоровья. Но если бы мы были всесильны…
Кишеневский садится на рабочий стол.
(Начинает ходить.) Да, как далеки мы ещё от этого. В прошлом году, в конце года, подошёл ко мне студент четвёртого курса. Ты, вероятно, его знал, его фамилия…
ИЛЬЯ. Полькин?
БРИЛЬ. Да, Полькин. Я вёл семинары в параллельной группе, и мы проходили тему: «Заболевание белой крови». В этот день я вёл две группы сразу, одновременно, и с начала занятия раздал каждому анализы развёрнутой картины крови и каждому задание – поставить диагноз… (Задумывается.) Так вот… дальше это и случилось. Он подошёл ко мне, протянул анализы, где, как по его словам, он затруднялся поставить диагноз, и я, не задумываясь, обратил его внимание на характерные признаки, которые не могли заставить хоть чуть-чуть сомневаться… Тут же выясняется, что это анализы его, и он, в сущности, сам себе поставил диагноз. Потом уже было поздно и глупо говорить о возможности лейкемоидной реакции, если до этого я их учил так, как правильно ставить диагнозы, а не как утешать больных. Ты спросишь, почему он подошёл ко мне? Может быть, он хотел услышать, к примеру, нет ли такой спасительной таблетки у меня, которую ему необходимо принять. Нет… нет у меня этой таблетки. И всё-таки, тогда я не чувствовал своей вины, хотя меня никто и ни в чём не обвинял, он не кончил жизнь самоубийством, не закатил истерику, я настоял на его госпитализации в клинику гематологии, но пользы в этом не было никакой, развели руками – острый лейкоз, злокачественная форма.
Пауза.
ИЛЬЯ (скорбно). Его хоронили всем классом.
БРИЛЬ (останавливается). Он был твоим одноклассником?
ИЛЬЯ. Два последних года мы учились в одном классе и в один год поступили в институт. Правда, разные факультеты: он – педиатрический, я – лечебный. (Спрыгивает со стола.) Последний раз мы встретились на экзамене по оперативной хирургии, и я слышал, как он отвечал. Тогда он уже знал о своей болезни, но на нём не было ни малейшего признака обреченности. И когда ему стали ставить оценку «хорошо», он попросил ещё один билет и ответил на «отлично».
Короткая пауза.
БРИЛЬ (смотрит на часы). Так, ну мне пора. (Идёт к вешалке.)
Звонит телефон.
(Снимает трубку.) Бриль, слушаю вас… (Кишеневскому.) Ну, ты счастливчик, третий раз, и снова тебя.
ИЛЬЯ (берёт трубку). Кишеневский к вашим услугам… Снова вы? Я догадался.
Бриль одевается, надевает плащ, шляпу, берёт в руки «дипломат».
Как пройти? А где вы? Внизу? И вас не пропускает вахтёр? Потому что вы забыли моё предупреждение… Хорошо… Подождите… (Вешает трубку.)
БРИЛЬ (направляется к выходу). Буду нужен, звони.
ИЛЬЯ. Игорь Ефимович, сделайте одолжение…
БРИЛЬ. Нет уж, уволь… Что ты хочешь, чтобы я её пригласил в кино?
ИЛЬЯ. Нет, попросите, чтобы её пропустили. Но объясните, что я очень занят, и если это её успокоит, я хотел бы сегодня заняться делом.
ГРИЛЬ. Рассчитываешь на благоразумие женщины?
ИЛЬЯ. На что ещё можно рассчитывать в этом положении.
БРИЛЬ (у выхода). Имей в виду, кроликов больше нет, и для нового эксперимента нужно будет покупать их на рынке.
ИЛЬЯ. Даже сын миллионера не позволил бы себе такую роскошь.
БРИЛЬ. В этом твои плюсы перед сыном миллионера.
ИЛЬЯ. Лучше иметь его минусы.
БРИЛЬ. До завтра. (Уходит.)
Кишеневский идёт к книжному шкафу и взбирается на лестницу. Он открывает книгу и листает её. Он полностью занят своим делом. Стук в дверь… Кишеневский не реагирует. Стук повторяется, и дверь в этот момент открывается. Входит молодая статная женщина. В руке она держит зонтик, на плече женская сумочка. На ней чёрный кожаный плащ, узконосые чёрные полусапожки и кожаная, тоже чёрная пилотка. Из-под пилотки – русые волосы, хотя естественнее её было бы видеть блондинкой. Прямые черты лица, большие глаза – в том, что она привлекательная, двух мнений быть не может, – она актриса, и это, безусловно, помогает ей держаться в обществе, особенно мужчин, свободно, но с достоинством. Её имя многие знают из афиш, где можно прочесть: «Арию Кармен исполняет Народная артистка СССР Ольга Бардова».
БАРДОВА. Так вы позволите, наконец, мне сегодня войти сюда?
ИЛЬЯ (замечает её). Вы не успели войти, но вам уже мало стало того, что вы вошли.
БАРДОВА. Это так вам показалось сверху.
ИЛЬЯ. Сверху, говорят, видней.
БАРДОВА. Да? Но кто вам это мог сказать? На самом верху, говорят, только Всевышний.
ИЛЬЯ. И вам тоже «говорят»?
Бардова мило и непринуждённо рассмеялась.
Чем могу служить? И чем я обязан такому, скажем, визиту?
БАРДОВА. Могу ли я видеть Кишеневского?
ИЛЬЯ. Смотрите…
БАРДОВА. Но…
ИЛЬЯ. Но я же предупреждал вас – не красавец, далеко даже не красавец.
БАРДОВА. Но нет, почему же…
ИЛЬЯ. Умён, как сто чертей, но видно это не сразу, так что не пытайтесь прищуривать глаза…
БАРДОВА. У вас здесь слабый свет, я не привыкла к такому.
Звонит телефон.
ИЛЬЯ. Возьмите трубку и скажите, что меня нет.
Бардова берёт трубку, слушает, и тут же кладёт её обратно.
Что они сказали?
БАРДОВА. Они сказали: «Илья, кролик сдох».
Кишеневский меняется в лице. Это известие доставляет ему душевную боль…
Ну что, вы так и будете продолжать сидеть на своём небесном троне, или спуститесь на землю?
ИЛЬЯ. Так, по-вашему, я сейчас на небе? Если бы так легко было подниматься к нашему Всевышнему, я бы уже давно занял его кресло. (Пытается слезать с лестницы.) Но день подходит к концу, и пора взглянуть, чем занимаются грешники в моё отсутствие. (Срывается и падает.)
БАРДОВА (участливо). Вы живы?
ИЛЬЯ (поднимается). Ещё не знаю.
БАРДОВА. Вот видите, как это вам вскружило голову.
Кишеневский подходит к ней и представляется.
ИЛЬЯ. Имею честь представиться – Илья Кишеневский.
БАРДОВА (в тон ему). Имею честь знать вас (протягивает руку для поцелуя) — Бардова Ольга Николаевна.
Кишеневский целует ей руку.
ИЛЬЯ. Ну, знать меня не настолько большая честь.
БАРДОВА. Но я вас представляла очень древним старичком и обязательно профессором.
ИЛЬЯ. Тем и другим я обязательно буду, с вашей лёгкой руки.
БАРДОВА. Дай вам бог.
ИЛЬЯ. Бог, надеюсь, услышит ваши слова. Итак, чем, всё-таки, я могу быть вам полезен?
Бардова не находит, что сказать, но нисколько этим не смущена, а, напротив, даже этим молчанием умеет показать своё достоинство. С иронией глядит Кишеневскому в глаза, и взгляд её говорит, что она полна восхищения… Кишеневский, которому не свойственно смущение, сдаётся перед её взглядом красивых глаз, предлагает гостье пройти и сесть в кресло.
Прошу…
Бардова справа от себя вешает на оленьи рога, прибитые на стену, сумочку и хочет куда-нибудь положить зонтик. Кишеневский опережает её…
Разрешите?.. (Берёт у неё зонтик и вешает на крючок рядом с телефоном.) Не возражаете?
БАРДОВА. Нет, я очень рада, что вы нашли для него такое «удобное место».
ИЛЬЯ. Ради вас это было не трудно.
Она быстро расстёгивает плащ, и Кишеневский, как джентльмен, помогает ей освободиться от плаща и головного убора – и всё это вешает на оленьи рога. Бардова предстаёт перед нами в вязанном шерстяном платье цвета беж, которое ей очень идёт и её женственность от этого только выигрывает.
Проходите, садитесь.
БАРДОВА. Вы разумно поступаете. (Проходит к круглому столу.)
Кишеневский поспешно убирает со стола чашки, печенье, чайник – пытается навести порядок.
ИЛЬЯ (из правого угла, куда он относит всё со стола