В то утро, когда родные начали съезжаться к Масальскому, стоял сильный мороз. Диана, навестив Ефима Яковлевича в его комнате, принесла с собой мобильник и сказала: «Посмотрите, какая красота!» – и сунула сотовый в руки Масальскому. Перед его глазами и впрямь предстала удивительная, редкостная картина – солнце меж столбов. Такое чудо могли сотворить только ударившие сильные морозы.
– Ты когда это снимала? – спросил Масальский.
– Только что, – ответила женщина.
– Кто-нибудь уже приехал? – перевел Ефим Яковлевич разговор на интересующую его тему.
– Пока только Маша и Ираида с мужем. Да вы не волнуйтесь, скоро и другие подтянутся, – невесело усмехнулась Овчинникова.
– С чего это ты, Диана, взяла, что я волнуюсь? – пожал плечами Масальский.
– Это я так, к слову, – отозвалась домоправительница. – Просто вспомнилось «Гости съехались на дачу».
Масальский понимающе кивнул.
Семья в полном составе собралась у дяди к обеду. Женщины наперебой предлагали Диане Артемьевне помощь, но она отнекивалась. Все, что нужно было сделать, было сделано заранее. В доме была хорошая кухарка и две старательные горничные. Вносила свою лепту и постоянно жившая в особняке Ольга Геннадьевна Мелихова. Несмотря на то что у Ефима Масальского не было с ней родства, он звал ее тетей и не собирался лишать крыши над головой, даже жалел старуху, ведь она так же, как ее родная племянница Мария, лишилась дочери и зятя, оставшись с внучкой на руках. Но если у Марии внучка уже не только выросла, но и замуж вышла, Ольге Геннадьевне предстояло еще растить и растить свою внучку. Дочь ее замуж вышла рано, но родила поздно. К тому же внучка Сонечка часто болела, ей требовались дорогие лекарства и хорошее питание. Все это семье, состоявшей из бабушки и внучки, предоставлял Ефим Яковлевич.
Ольга Геннадьевна в буквальном смысле слова молилась на него и за него. В храме, который она регулярно посещала, Мелихова не забывала ставить свечки за здравие Ефима.
Да вот только молитвы ее мало помогали. Названому племяннику становилось все хуже. Маша недавно шепнула тетке, что Массальский проживет недолго.
– Что же тогда с нами со всеми будет? – не на шутку перепугалась Ольга Геннадьевна.
Маша, Мария Павловна Климова скорбно поджала губы и сказала:
– Молитесь, тетя Оля, чтобы Ефим главной наследницей сделал Ираиду.
– Лучше бы уж тебя, Машенька, – вздохнула Мелихова.
– Или меня, – не стала спорить Климова. – Мы-то уж Сонечку не оставим.
Ольга Геннадьевна согласно закивала. Она была во всем согласна с племянницей, верила каждому ее слову. Ираиду, внучатую племянницу свою, она любила, как и собственную родную внучку Сонечку. Да и как не любить, если молодая женщина была добра к ней самой и о Сонечке заботилась. Взять хотя бы прошлое лето. Ираида вместе с мужем Юрой летали отдыхать в Турцию и Сонечку брали с собой. После проведенных на солнышке дней и купания в Черном море девочке стало значительно лучше, да и повеселела она. Сколько дней потом щебетала бабушке, как они с тетей Ирой и дядей Юрой ездили на экскурсии, были на всевозможных аттракционах, а главное, научили девочку плавать и с трудом вытаскивали из воды.
Так что да, конечно, Мелихова будет от всей души молиться о том, чтобы бог вразумил Ефима и он переписал все на племянницу и ее дочь.
Родных у Ефима много, но детей-то нет. «Так кто же ему ближе Маши, – думала старая женщина, – не Захар же?!» Захара Ольга Геннадьевна недолюбливала. Может, подсознательно считала его соперником Марии. Ведь Захара и Марию кровные узы не связывали. Отцы и матери у них были разными. Если что и связывало их, то только тоненькая ниточка через брата Ефима. Мелихова считала, что Мария Ефиму роднее, так как у них общая мать. Но за то время, что прожила она в доме Масальского, она успела уяснить, что Ефиму Яковлевичу желаннее наследники мужского пола. Очень жаль, что Маша, кроме Ирочки, не родила еще и сыночка. Хорошим в сложившихся обстоятельствах было то, что у Захара вообще не было детей. «Наверное, это у них наследственное, – думала Мелихова, – раз ни один из братьев не смог обзавестись потомством».
В том, что вся родня сегодня съехалась в дом Ефима, ничего удивительного и тем более настораживающего не было, родственники на каждый праздник приезжали в этот дом. Вероятно, для того, чтобы держать руку на пульсе и не давать дяде забыть о своем существовании. «Вот и Светка Лопырева со своим приплодом регулярно приезжает. Хотя, казалось бы, чего она здесь забыла! Ефиму она никто! Подумаешь, младшая сестра жены Ефима. Так Люсьены уже почитай тридцать лет как в живых нет. Так эта хитрая лиса как терлась с самого начала возле Ефима, так и сейчас отирается!» И что больше всего возмущало Мелихову, так это то, что Светлана вела себя в доме Масальского как полноценная родственница. Надеялась, что Ефим не забудет и ее упомянуть в своем завещании. А с чего бы ему ее упоминать! «Вот и Анну с собой притащила!» – думала старая тетка. Нет, против Анны, Анны Даниловны Федотовой – подруги жены Ефима Люсьены, Мелихова ничего не имела. Она хорошо помнила, как та любила Люсьену и горевала о ней. При этом, утешая Ефима, а скорее горюя вместе с ним, Анна никогда не пыталась залезть к нему в постель, в отличие от младшей сестренки Люсьены Светланы. Все эти годы Ефим поддерживал с Федотовой дружеские отношения, старался помочь ей. Много денег на эту дружбу не уходило, так как Анна с самого начала отказалась принимать от мужа погибшей подруги дорогие подарки и тем более деньги.
Мелихова подозревала, что Лопырева изо всех сил пытается перетянуть Федотову на свою сторону и воспользоваться имеющимся у нее влиянием на Ефима. В то же время старая тетка видела, что Анна не поддается на ее уговоры. Она и Марию предупредила, чтобы та не пыталась отвадить Анну от дома Масальского. «Анна нам не помеха», – часто говорила она племяннице, и Мария, разобравшись в отношениях Анны и Ефима, соглашалась с ней.
Дарья, дочь Светланы Лопыревой, вообще никакая не претендентка на наследство Ефима. Видно было и то, что ездит она сюда с неохотой. Мелихова давно приметила, что Лопырева таскает сюда дочь на канате. А на этот раз умудрилась и жениха дочери притащить. Видно, хочет познакомить его с Ефимом. Говорят, что парень занимает солидный пост в какой-то фирме. Вот Лопырева и надеется произвести на Ефима хорошее впечатление будущим зятем. «Ох, и лиса, – думала Мелихова. – А Ефим что, он с самого появления Дарьи на свет записал ее в свои племянницы. Хотя какая она ему племянница?» – старая тетка мысленно сплюнула от досады.
Еще одной претенденткой на наследство могла стать Диана Артемьевна Овчинникова. Ну и что, что она всего лишь помощница по хозяйству. На самом деле весь дом в ее руках. Сам Масальский зовет ее домоправительницей. Судя по всему, в руках Дианы не только дом. Не зря она присутствует на всех совещаниях Ефима с его поверенными и нотариусом.
Мелихова не раз пыталась подслушать, о чем беседует Ефим с деловыми людьми. Но услышать ей мало что удавалось, так, одни обрывки, которые она исправно пересказывала племяннице Марии. Потом они вдвоем судили, рядили, пытались составить общую картину. Обеим женщинам казалось, что Ефим Масальский уже не единожды менял свое завещание. Судя по тому, что удалось услышать Мелиховой о предпоследнем завещании, в нем все делилось между всеми условно родными Ефиму. Племянницу Машу это никак не устраивало. Потом просочилось уточнение, что основная часть достанется Ираиде, сколько-то Диане и Артемию.
С Артемием вообще была непонятка, отчество у парня было Ефимович, хотя, исходя из известных им фактов, Артемий никак не мог быть сыном Ефима. И все-таки Ефим его любил и заботился о нем, как о родном сыне. Оставалось неизвестным, сколько именно отпишет Диане и Артемию Масальский. Всем остальным полагались крохи. В том числе и Мелиховой.
Ольге Геннадьевне было обидно не за себя, а за Сонечку. Она жаловалась племяннице и плакала: «Маша, ты ведь знаешь, сколько лет я при вашей семье. Не всегда Ефим как сыр в масле катался. Помню я, как Яша, отец его покойный, надрывался, чтобы семью прокормить. А хозяйство было на нас с тобой».
– Не плачь, тетя Оля, – говорила племянница, – разве теперь кто помнит добро.
– Как же Сонечка? – спрашивала тетка.
– Сонечку мы не бросим, – уверяла ее племянница.
А в последние полгода к Ефиму зачастил какой-то мужик. Кто он, узнать Ольге Геннадьевне никак не удавалось. Диана молчала как партизан, хоть Мелихова подкатывалась к ней с разных сторон, и ластилась, и обиду выказывала, мол, она не чужой человек, а от нее в доме секреты держат.
– Секреты это сугубо деловые, – сухо отвечала домоправительница, – и вас они, Ольга Геннадьевна, никаким боком не касаются.
– Да как же такое может быть? – всплескивала руками старая тетка. Но Овчинникова отмалчивалась, давая понять, что она уже все сказала.
– Вот и думай что хочешь, – ворчала себе под нос Мелихова. Однажды она даже решилась на отчаянный поступок, подкараулила мужика этого, когда он вышел из кабинета Ефима, и предложила ему попить чаю. Дианы в это время поблизости не было.
Мужик как-то странно посмотрел на Ольгу и, не проронив ни слова, вышел из дома, сел в свою машину и уехал.
– Даже спасибо не сказал, – жаловалась она потом на невоспитанность незнакомца племяннице.
– А ты сама, тетя Оля, что о нем думаешь? Кем он может быть?
– Понятия не имею, – пожимала плечами Мелихова, – так-то он вроде на полицейского похож.
– Господь с тобой, тетя Оля, – испуганно вскрикивала Мария Климова, – какие у Ефима могут быть дела с полицией?
– Никаких, – соглашалась тетка.
Несмотря на то что до встречи Нового года оставалось еще много времени, часы не так давно пробили полдень, вся разношерстная семья собралась в большой гостиной, где стояла наряженная елка, упираясь пикой в потолок. Большой стол еще не только не был накрыт скатертью, но даже и не разложен. Это никого на данный момент не волновало, так как обедать гостям было предложено в столовой. Но час обеда пока не наступил.
Собравшиеся люди держались не все вместе, а кучками, как сейчас говорят, по интересам. Только Захар Яковлевич Масальский, брат хозяина, сидел в полном одиночестве на плюшевом диване темно-зеленого цвета и делал вид, что поглощен чтением газеты.
На самом деле никакая газета его не интересовала и глаза его, не двигаясь, смотрели между строк. Захар чувствовал себя на этом сборище, как он называл про себя собрание родственников, неуютно. Ему с самого начала не хотелось сюда ехать. Когда ему позвонила Диана Овчинникова, он сказал ей, что плохо себя чувствует и не приедет на этот раз на семейный новогодний ужин. Но потом позвонил сам брат Ефим и голосом тяжелобольного человека попросил Захара приехать, намекнув на то, что, возможно, это будет их последняя встреча. Отказать брату Захар не смог. Он взял взаймы у друга приличный костюм и приехал.
И вот теперь ему казалось, что костюм мал ему в плечах, да и рукава коротки, не говоря уже о брюках. Захар поджимал ноги, словно хотел их спрятать под диван.
У него крутилась в мозгу мысль о том, чтобы сейчас подняться к брату, поговорить с ним, а потом уехать отсюда к чертовой бабушке, пока светло и до автобусной остановки пройти каких-нибудь двадцать минут.
Он ловил на себе осуждающие взгляды старшей сестры Марии. Хотя какая она ему сестра! И тетка Ольга Геннадьевна не была родной ни ему, ни Ефиму.
И вообще все в доме брата казалось Захару ненастоящим и претенциозным. Взять хотя бы эту роскошную елку. Зачем, спрашивается, сгубили такую красавицу ради минутной прихоти много чего возомнивших о себе полуродственников хозяина. Захар считал, что елку нужно ставить для детей. А в этом доме из детей только Сонечка, внучка Мелиховой. Да и та к елке не подходит. Мыслимо ли ребенку задирать голову на три метра. «Полуметровой, скромно украшенной игрушками из их детства ребенку хватило бы за глаза», – думал Захар.
Наконец ему надоело, что на него стали пялиться и другие гости. Он поднялся с дивана, швырнул так и не прочитанную газету на мягкое сиденье и отправился искать Овчинникову.
Нашел он ее в прихожей. Диана зачем-то выходила на улицу и теперь стряхивала со своей песцовой куртки налипший снег. Так как и куртка и снег были белыми, Захару на миг показалось, что осыпается не снег, а вылезшие пучки шерсти. Он помотал головой, как уснувшая на ходу лошадь.
– Ты чего? – спросила его домоправительница, снявшая и куртку и полусапожки.
– Я хочу поговорить с братом, – сказал Захар.
– Поговоришь, – спокойно ответила Овчинникова.
– Сейчас! – с нажимом в голосе потребовал Захар.
– Сейчас не получится, – пожала плечами Овчинникова.
– Почему?
– Потому что в это время Ефим Яковлевич отдыхает после принятия процедур.
– Он может продолжать отдыхать и разговаривая со мной, – продолжал настаивать младший брат хозяина.
– Не может.
– Почему?
– Потому что он спит и будить его я не намерена.
– Но Ефим раньше никогда не спал днем.
– Не спал, – согласилась Диана, – но за последнее время Ефим Яковлевич так ослабел, что врач прописал ему дневной лечебный сон.
– Понятно, – пробормотал Захар.
– Ты пока пообщайся с остальными гостями…
– Глаза бы мои их не видели! – не слишком вежливо перебил женщину Масальский.
– Понимаю, – кивнула она, – тогда поднимись в свою комнату, отдохни, а когда Ефим Яковлевич проснется, я дам знать.
– Пожалуй, ты права. Я так и сделаю, – сказал Захар и, поднявшись по лестнице на второй этаж, открыл дверь в комнату, в которой всегда останавливался, приезжая к брату.
В ней было уютно, портьеры были опущены, ровным светом светился электрический камин. Захару показалось, что в комнате достаточно тепло. Он не любил духоты. Поэтому выключил камин. Раздеваться не стал, только пиджак снял и ботинки. Лег прямо на покрывало и сразу же уснул.
Отсутствие младшего брата хозяина дома заметила только Мария Павловна Климова.
– Тетя, ты не знаешь, куда делся Захар? – спросила она Мелихову, вернувшуюся в гостиную после хлопот по хозяйству.
– Я видела, как он с Дианой разговаривал, – поджав губы, ответила Мелихова.
– И чего хотел? – насторожилась Мария Павловна.
– С Ефимом поговорить.
– Поговорил?
– Нет, – покачала головой тетка, – у Ефима в это время лечебный сон и Дианка, конечно же, не стала будить его ради прихоти брата.
– Куда же он делся? Сюда, как ты видишь, он не вернулся.
– Краем уха я слышала, что Овчинникова посоветовала ему подняться в свою комнату.
– И он прислушался к ее совету?
– Да, я видела, как он пошел к лестнице. Наверное, завалился спать.
– Скоро обед.
– И что? Лично я будить его не собираюсь.
– Надеюсь, что Овчинниковой это тоже не придет в голову, – довольно хмыкнула Климова и с нежностью посмотрела на свою внучку, прохаживающуюся вместе со своим мужем вокруг елки.
– Юра, правда, красиво? – спросила тем временем Ираида своего мужа Юрия Маратовича Кротова, касаясь рукой то одной, то другой игрушки, висящей на елке.
– Ёлка могла бы быть пониже, – хмыкнул в ответ Юрий, – все-таки не на площади стоит, а в доме, да и игрушек было бы лучше повесить на нее поменьше.
– Ничего-то ты не понимаешь! – обиженно фыркнула в ответ Ираида. – Дядя хотел как лучше.
– Вообще-то, если быть точным, то он тебе не дядя, а дед.
– Какая разница, дядя, дед, важно то, что я его наследница!
– Очень может быть, – незаметно для Ираиды усмехнулся супруг. – Но тот же Захар Яковлевич более близкий родственник Ефиму Яковлевичу.
– Ну и что, что более близкий! – рассердилась Ираида. – Надо быть идиотом, чтобы завещать деньги дяде Захару. А дядя Ефим не идиот.
– В том, что Ефим Яковлевич не идиот, я не сомневаюсь, иначе он не нажил бы таких денег. И все-таки, Ира…
– Ираида! – перебила мужа Кротова.
– Ладно, Ираида, – согласился муж, хотя ему осточертело называть жену полным именем. Ему больше нравилось уютное имя – Ира. – Я не понимаю, чего вы с бабушкой так цепляетесь за это наследство. Мы с тобой живем нормально, не бедствуем.
– Вот именно что не бедствуем! – с обидой в голосе воскликнула молодая женщина.
– Лучше бы ты ребенка родила поскорее, – не слушая ее, проговорил муж.
– Вот получу наследство от дяди и рожу.
– От деда, – машинально поправил Юрий.
– Пусть от деда! – капризно притопнула ногой Ираида.
– А если не получишь? – спросил Юрий.
– Даже думать об этом не смей! – вспылила молодая женщина.
Кротов мысленно махнул на все рукой и спросил:
– Тебе не кажется, что пора обедать?
– Вот-вот прозвучит гонг, – отозвалась жена.
– Бум ждать, – попытался пошутить Юрий, а про себя подумал, что следующий Новый год он точно встретит не в этом доме. Надоела ему вся эта родственная паутина, тщательно сплетаемая тещей и ее верной помощницей старой тетей Олей.
Не менее недовольной своим пребыванием в особняке Ефима Яковлевича Масальского была Дарья Ульяновна Лопырева – дочь Светланы Макаровны Лопыревой, младшей сестры жены Ефима Люсьены. Дарье, которую сам Ефим считал племянницей, дом Масальского вообще казался склепом.
Сколько Дарья себя помнила, столько времени мать таскала ее в гости к дяде Ефиму по поводу и без. Сначала Дарья не понимала, зачем это надо матери. Потом, повзрослев, догадалась, что мама хочет откусить свой кусочек наследственного пирога, даже если он будет не просто маленьким, но малюсеньким. Чем взрослее становилась Дарья, тем сильнее разрастался в ее душе протест против этих поездок, которые она со временем стала считать унизительными.
После того как Даша познакомилась с Костей – Константином Петровичем Долевичем и собралась за него замуж, она заявила матери, что если та по-прежнему хочет ездить к дяде Ефиму, то пусть ездит. Но без нее. Ее, Дашиной, ноги больше в дядином доме не будет.
– Но почему? Почему? – заламывала руки мать. – Чем тебе не угодил Ефим?
– Ничем, – отвечала девушка, – он и не должен мне угождать, так же как я ему. Просто у меня своя жизнь и я не хочу, чтобы она переплеталась с жизнью Масальских. Меня от этой семейки уже давно тошнит!
– Что ты такое говоришь, – хваталась за голову мать. – Подумай, что бы сказала твоя тетя Люсьена!
– Я никогда не видела тетю Люсьену, и она скончалась, не подозревая о том, что я появлюсь на свет, так что она ничего бы не сказала.
Споры с матерью длились довольно долго, и той хитростью удалось склонить на свою сторону жениха Даши. Костя простодушно заявил, что раз дядя болен, то можно сделать ему приятное и встретить один Новый год в его доме.
В конце концов Дарья сдалась, но категорично заявила матери, что едет к Масальскому в последний раз.
– Будь по-твоему, доча, – скорбно поджав губы, согласилась Светлана Макаровна, в глубине души уверенная в том, что найдет способ позднее переубедить дочь.
И вот теперь хмурая Дарья сидела в кресле у окна и смотрела, как за стеклом крупными хлопьями, похожими на лебединые перья, падал снег. Ей даже казалось, что уходящий месяц декабрь пишет печальные любовные сонеты красавице зиме, готовящейся упасть в объятия хмельного разудалого января.
– Даша, – услышала она шепот сидящего подле нее жениха, – ты такая хмурая, словно завтра наступает не первое января, а 32 декабря.
– Так и будет, – вздохнула Даша, – пока падчерица не принесет подснежники.
– А вот и нет, – улыбнулся Константин, – идем-ка со мной, – он поднялся и подал руку невесте.
– Куда идти-то? – спросила она, не двигаясь с места.
– Куда я скажу, – загадочно улыбнулся он.
Она вздохнула, но подчинилась и последовала за ним. Дарья не заметила, что мать смотрела им в спину.
Константин уверенно шел вперед, и девушка удивлялась про себя, когда это он успел сориентироваться в доме, ведь они только сегодня утром приехали. Вскоре они оказались в зимнем саду, где их встретил улыбающийся Артемий Овчинников.
– Вот. Привел! – торжественно объявил Константин и подтолкнул Дашу вперед.
– Я уже заждался, – улыбка Артемия стала еще шире, – Даша! Это тебе, – сказал он и протянул девушке маленькую корзиночку.
Она заглянула в нее и ахнула – подснежники!
Мужчины довольно переглянулись.
– Артюша, ты просто волшебник! – воскликнула Дарья и, повиснув на шее у Овчинникова, чмокнула его в щеку.
– О, женщины! – притворно возмущенно проговорил Константин. – Не успела еще выйти замуж и уже прямо на глазах жениха виснет на шее у другого парня.
Даша звонко рассмеялась и спросила:
– Когда это вы успели познакомиться?
– Как приехали, так и познакомились, – ответил Артемий, – я как увидел тебя, так мне показалось, что тебя доставили сюда под конвоем, вот я и отловил твоего парня.
– Костя мой жених.
– Тем более, – хмыкнул Овчинников, – я его допросил, он раскололся, и мы решили сделать тебе сюрприз.
– Спасибо, мальчики, – улыбнулась Даша.
– Спасибо полагается ему, – кивнул Константин на Артемия.
– Я чего, я ничего, – ответил Артемий, – я пока не волшебник, а только учусь.
– Куда это твоя дочь ушла? – спросила Анна Даниловна Федотова Светлану Макаровну Лопыреву.
– Понятия не имею, куда ее мог увести Константин, ведь он в этом доме первый раз.
– Наверное, пошли прогуляться, – проговорила Федотова, – смотри, какой красивый на улице идет снег. Самое романтическое время для молодежных прогулок.
– Ты, наверное, права, – ответила Светлана Макаровна и вздохнула: – Хоть бы они уже скорее поженились.
– А что, день для свадьбы еще не выбрали?
– Нет пока. Дашка все думает. Хотя уже месяц прошел, как Костя ей предложение сделал.
– А ты, Свет, не гони лошадей, – сказала Анна Даниловна, – пускай молодые сами решают.
– Пускай, – вздохнула Лопырева, – я разве возражаю. Но меня иногда просто бесит Дашкина упертость.
– Да ладно тебе выдумывать, – отозвалась Федотова, – Даша чудесная девочка. Дай бог всякому такую дочку.
– Так-то оно так, – согласилась Светлана Макаровна, – да только она не хочет больше ездить к Ефиму, – пожаловалась Лопырева.
– Почему? – удивилась Анна Даниловна.
– Не хочет, и все! Говорит, что ее здешняя атмосфера угнетает.
Федотова тихо засмеялась.
– Тебе вот, Ань, смешно. А мне каково? Для меня Ефим не чужой!
– Я так думаю, что тебе Даша к нему ездить не запрещает.
– Не запрещает. Но ведь племянница-то ему она, а не я.
– Свет, я не хочу тебя обидеть, но это ты сама себе в голову вбила, что дочь твоя Ефиму племянница, а вообще-то нет.
– Как нет! – возмутилась Лопырева. – Моя сестра родная, Люсьена, жена Ефима!
– Но Люсьены нет, – грустно обронила женщина.
– И что, что нет, – не желала сдавать своих позиций Лопырева. – Если б она была жива, то никто бы не усомнился, что Дашка племянница Масальских. А если нет ее, так и от ворот поворот?
– Никто тебя никогда не гнал.
– Вот именно! Ефим сам мне сказал, что Даша ему племянница.
– Сказал и сказал. Что ты так расстраиваешься? Если Ефим сказал, то, значит, так оно и есть, – решила не спорить Данилова.
– Вот! А Дашка ездить к дяде не хочет, – на глаза Светланы Макаровны навернулись слезы.
– Светка! Да ты что?! – воскликнула Федотова. – Нельзя же из-за таких пустяков так расстраиваться.
– Никакие это не пустяки, – обиженно проговорила Лопырева.
– Извини, – Федотова тихонько постучала Светлану Макаровну по руке, – я тебя, Света, обидеть не хотела. Мне Ефима жалко до слез. Молодой еще совсем мужик и на тебе!
– И не говори! Я ему говорила, может, тебе, Ефимушка, в Израиль поехать полечиться. А он не хочет, говорит, что пустая трата денег. А чего их жалеть, деньги-то, если ему их даже оставлять некому.
– Были бы деньги, – утешила ее Федотова, – а наследники всегда найдутся.
– И не говори, – невольно согласилась с ней Лопырева, думая о своем.
В это время раздался гонг, приглашающий гостей к обеду.
Софья, внучка Мелиховой, вбежала в гостиную с криком:
– Пойдемте в столовую! Обед!
– Мы слышали гонг, Сонечка, – проговорила Мария Павловна, взяла девочку за руку и вместе с ней покинула гостиную. За ними потянулись к выходу и другие.
Первыми в столовой оказались Дарья и Константин, так как жених с невестой отправились туда сразу, не заходя больше в гостиную. Увидев дочь, Светлана Макаровна успокоилась и даже улыбнулась.
Хозяин дома на обеде не присутствовал по причине своей болезни. Будить Захара никто не стал.
Таким образом, обед прошел без обоих братьев. Диана Овчинникова тоже в столовой не показалась. Всем распоряжалась Ольга Геннадьевна, помогали ей две проворные горничные.
После обеда все разошлись по своим комнатам, чтобы отдохнуть и набраться сил. Ведь впереди была бессонная новогодняя ночь. И только Дарья Лопырева и Константин Долевич отправились на прогулку в заснеженную дубовую рощу, надев короткие охотничьи лыжи, имеющиеся в хозяйстве Ефима Яковлевича в количестве нескольких пар.
– Не заблудитесь, – напутствовала молодых Светлана Макаровна.
– Не заблудимся, – со смехом пообещала дочь. Подснежники, подаренные ей Артемием Овчинниковым, разогнали тучки, скопившиеся в душе девушки. Да и жениха своего она сильно любила, поэтому одно его присутствие поддерживало ее.
Сам Костя Долевич никак не отреагировал на беспокойство, проявленное будущей тещей.
Зато Анна Федотова, стоявшая рядом с Лопыревой, сказала:
– Света, не выдумывай, чтобы заблудиться зимой в дубовой роще, прилегающей к городу, надо обладать недюжинным талантом в этой области.
– Еще скажи, что нужно быть профессором заблуждений, – фыркнула Лопырева-старшая.
– А что, – рассмеялась Федотова, – хорошая идея.
Даша и Константин тем временем уже далеко отошли от дома и не слышали пикировки двух немолодых женщин.
– Знаешь, Костя, – сказала Дарья, – я бы прямо на лыжах сейчас же дошла до автобусной остановки и уехала домой.
– Дорогая, ты забыла, что мы приехали сюда на моей машине, – улыбнулся Долевич.
– Да помню я, помню, – отмахнулась от него девушка, – просто…
– Просто, – перебил ее жених, – машину свою здесь на произвол судьбы я бросать не собираюсь. А ты потерпи, уедем завтра после обеда.
– А почему не утром?
– Потому, что я не знаю, когда мы ляжем спать и когда проснемся. Даш, я прошу тебя, выбрось из головы все свои мрачные мысли, наслаждайся! Посмотри, как здесь хорошо! А какой воздух!
– Костя! Смотри, белка!
– Где, где?
– Да вон же! И еще одна.
– А мы с тобой растяпы, ничего съестного с собой не взяли.
– У меня печенье есть в кармане!
– Доставай скорей!
Вскоре они уже кормили белок с рук разломанным на кусочки печеньем.
– Я, Даш, не знал, что ты с собой в карманах еду таскаешь, – решил подшутить над невестой Константин.
– Это не еда, а печенье! И не мне, а Эдику!
– Какому еще Эдику? – с капелькой ревности в голосе переспросил Долевич.
– Хомячку!
– Хомячку? – брови парня поползли вверх.
– Ну что ты изумляешься, – рассмеялась Даша. – Эдик – хомячок моей подруги, Майи Рожковой. Он обожает именно эти печенья! Чтобы не забыть и не прийти в гости к Эдику с пустыми руками, я всегда держу парочку этих печений в кармане.
– А что, хомячок способен съесть два печенья? – не поверил Константин.
– Эдик на многое способен. Но я ему, конечно, не отдаю сразу все. Иначе он начнет набивать им свою кладовую.
Парочка так увлеклась прогулкой, что спохватилась только тогда, когда усилился ветер.
– Побежали скорее обратно, – воскликнула Даша, – а то нас здесь снегом заметет!
– И будут два снеговика! – рассмеялся Константин.
– Если бы снеговика, а то просто две снежные кучки, – фыркнула Дарья.
– За что я люблю тебя, Дашка, так это за оптимизм!