Убийца Шута - читать онлайн

3. Падение Фаллстара

Цыплята пищали, козлята блеяли, и аппетитный запах шкворчащего мяса витал в летнем воздухе. Купол синего летнего неба простерся над рыночными прилавками на рынке Дубов-у-воды, самого большого торгового города вблизи от Ивового Леса. Дубы-у-воды стояли на перекрестке путей, в долине вокруг них располагались фермы, а рядом проходил охраняемый Королевский тракт, который вел к порту на Оленьей реке. Товары приходили из верховий и низовий реки, а еще из окрестных деревень. Ярмарки десятого дня были самыми многолюдными, и телеги фермеров заполняли ярмарочный круг, в то время как продавцы поскромнее устанавливали прилавки или расстилали одеяла на деревенской лужайке под раскидистыми дубами у веселого ручья, давшими городку его название. Самые простые торговцы раскладывали свежие овощи или кустарные изделия прямо на ковриках, расстеленных на земле, в то время как фермеры с более крупных владений устанавливали временные лавки, предлагая корзины с крашеной шерстью, сырные круги или ломти копченой свинины.

Позади прилавков ярмарки десятого дня располагались торговые заведения жителей Дубов-у-воды. Была там мастерская сапожника, ткацкая лавка и лавка лудильщика, а также большая кузница. Трактир «Королевские псы» расставил скамьи и столы снаружи, в тени. Торговец тканями разложил на козлах материю и мотки крашеной шерсти на продажу, кузнечная мастерская предлагала товары из жести, железа и меди, а сапожник поставил свою скамью рядом с лавкой и шил, сидя на ней, красную дамскую туфельку из мягкой кожи. Приятный гул, рождавшийся от того, как люди торговались и обменивались слухами, волнами прибывал и убывал, касаясь моих ушей.

Я сидел за одним из трактирных столов под дубом, у моего локтя стояла кружка с сидром. Мои дела были завершены. Пришло послание от Джаста – первое, достигшее нас за много месяцев. Они с Хирсом покинули дом почти три года назад. Со свойственным юности изящным пренебрежением к тревогам старшего поколения парни посылали письма лишь от случая к случаю. Джаст закончил первый год обучения у тележника в Дюнах, и учитель был весьма доволен им. Он написал, что Хирс нанялся на речной паром и эта работа его, похоже, устраивает. Мы с Молли обрадовались новости, что Хирст наконец-то нашел себе место и у него все в порядке. Но Джаст прибавил, что потерял свой любимый поясной нож, с костяной рукоятью и тонким, слегка изогнутым лезвием, который кузнец в Дубах-у-воды сделал для него, когда ему было тринадцать. Две недели назад я заказал нож на замену и сегодня забрал его. Этот единственный маленький пакет был у моих ног, рядом с целой кучей покупок Молли.

Я наблюдал за сапожником и гадал, не захочет ли Молли пару красных туфелек. Но эта пара явно была предназначена для кого-то другого. Пока я смотрел, стройная молодая женщина с копной непослушных темных кудрей неторопливым шагом отделилась от рыночной толпы и остановилась перед мастером. Я не слышал, о чем они говорили, но он сделал еще три стежка и узел, откусил нить и протянул ей туфельку вместе с парной. Лицо девушки озарила широкая и дерзкая улыбка, она положила на скамью столбик медяков и немедленно присела, чтобы примерить свои новые туфли. Обувшись, встала, приподняла юбки почти до колен и сделала на пыльной улице несколько танцевальных па.

Я ухмыльнулся и огляделся вокруг в поисках кого-то, кто разделил бы мое удовольствие от ее беззастенчивой радости. Но два старых пахаря за другим концом стола жаловались друг другу, что дождь то ли будет, то ли нет, а моя Молли была где-то среди посетителей рынка, увлеченно торговалась у немудреных прилавков. В прошлом, когда мальчики были моложе, а Пейшенс еще жива, рыночные дни становились куда более сложными путешествиями. Но менее чем за год мы потеряли мою мачеху, а потом парни уехали, чтобы начать самостоятельную жизнь. Первый год, думаю, мы с Молли оба были потрясены резкой переменой. Почти два года после этого дом казался нам слишком большим, и мы в тоске бродили по пустым коридорам. Лишь недавно мы осторожно начали исследовать нашу новую свободу. Сегодня мы сбежали от ограничений, свойственных жизни хозяев имения, чтобы посвятить день самим себе. Мы все хорошо спланировали. У Молли был короткий список покупок. Мне не требовался список для напоминания о том, что этот день предназначен для праздности. Я предвкушал музыку за ужином в трактире. Если мы слишком задержимся, можем даже остаться на ночь и отправиться в путь в Ивовый Лес на следующее утро. Что интересно, мысль о том, что мы с Молли останемся наедине ночью на постоялом дворе пробудила во мне чувства, которые больше подошли бы пятнадцатилетнему мальчишке, а не пятидесятилетнему мужчине. Это заставило меня улыбнуться.

Фитц Чивэл!

Зов Силы был криком в моем разуме, нетерпеливым возгласом, неслышным для кого-то еще на рынке. Я мгновенно понял, что это Неттл и что ее переполняет беспокойство. Такова природа Силы: множество сведений передается в один миг. Часть моего разума отметила, что дочь назвала меня Фитцем Чивэлом, не Томом Баджерлоком, просто Томом или даже Сумеречным Волком. Она никогда не звала меня отцом или папой. Я утратил право на эти звания много лет назад. Но «Фитц Чивэл» означало, что речь о делах, скорее связанных с короной Видящих, нежели с нашими семейными узами.

Что случилось?

Я устроился на скамье и нацепил пустую улыбку, одновременно потянувшись с помощью Силы далеко-далеко, к Оленьему замку на побережье. Я видел вздымавшиеся ветви дуба на фоне синего неба – и ощущал вокруг себя темную комнату, где находилась Неттл.

С Чейдом беда. Мы думаем, он упал и, возможно, ударился головой. Его нашли этим утром распростертым на ступеньках, ведущих к Саду Королевы. Мы не знаем, как долго он там пролежал, и мы не сумели привести его в чувство. Король Дьютифул желает, чтобы ты немедленно явился.

Я готов, – заверил я свою дочь. – Позволь мне увидеть его.

Я сейчас к нему прикасаюсь. Ты его чувствуешь? Я не смогла, и Дьютифул не смог, а Олух в полном замешательстве. «Я его вижу, но он не здесь», – так он нам сказал.

Холодные щупальца страха потянулись к моему сердцу. Старое воспоминание о королеве Верити, Кетриккен, упавшей с той же лестницы – она стала жертвой заговора, целью которого было убийство ее нерожденного ребенка, – всплыло из глубин моей памяти. Мне сразу же пришел на ум вопрос, было ли падение Чейда случайностью. Я попытался спрятать эту мысль от Неттл, когда через нее попробовал нащупать Чейда. Ничего.

Я его не чувствую. Он жив? – спросил я, цепляясь за видимость спокойствия.

Я задействовал больше Силы и лучше рассмотрел комнату, где Неттл сидела рядом с кроватью под балдахином. Шторы на окнах были задернуты, в комнате царил полумрак. Где-то рядом горела маленькая жаровня – я ощущал острый запах укрепляющих трав. Я сидел на свежем воздухе, но чувствовал вокруг себя душное, запертое помещение. Неттл перевела дух и показала мне Чейда, каким видела его. Мой старый наставник лежал под одеялами такой прямой, словно его уложили на погребальном костре. Лицо у него было бледное, глаза запали, на виске темнел синяк, и лоб с той стороны опух. Я видел советника короля Дьютифула глазами своей дочери, но не испытывал полного ощущения его присутствия.

Он дышит. Но не просыпается, и ни один из нас не ощущает, чтобы он был здесь. Я как будто касаюсь…

Грязи, – закончил я ее мысль. Так это выразил Олух много лет назад, когда я умолял его и Дьютифула применить Силу и помочь мне исцелить Шута. Для них он был мертв. Мертв и уже начал снова превращаться в землю. – Но он дышит?

Я уже сказала тебе, что да! – Яростное нетерпение, граничащее с гневом, проскальзывало в ее словах. – Фитц, мы бы не обратились к тебе, если бы дело было в простом исцелении. А если бы он умер, я бы так и сказала. Дьютифул хочет, чтобы ты пришел как можно скорее. Даже с помощью Олуха круг Силы не смог до него дотянуться. Если мы не сможем дотянуться, мы не сможем его исцелить. Ты – наша последняя надежда.

Я на рынке в Дубах-у-воды. Мне придется вернуться в Ивовый Лес, упаковать кое-какие вещи и взять вьючную лошадь. Я приеду через три дня или быстрей.

Так не пойдет. Дьютифул знает, что эта идея тебе не понравится, но он хочет, чтобы ты пришел через монолиты.

Ни за что. – Я заявил это с уверенностью, уже зная, что ради Чейда рискну, чего не делал за все годы с той поры, как потерялся в камнях.

От мысли о том, чтобы войти в ту блестящую черноту, волоски у меня на задней стороне шеи и руках встали дыбом. Я испытывал почти болезненный ужас, просто думая об этом. Ужас. И искушение.

Фитц. Тебе придется. Это единственная надежда, какая у нас есть. Лекари, которых мы призвали, совершенно бесполезны, но в одном они пришли к согласию. Чейд… тонет. Мы не можем достичь его с помощью Силы, и лекари твердят, что, согласно их опыту, через пару дней он умрет, его глаза вылезут из орбит от удара по голове. Если ты явишься сюда через три дня, то увидишь, как он горит на погребальном костре.

Я приду. – Я послал эту мысль вяло. Смогу ли себя заставить? Придется.

Через камни, – настаивала она. – Если ты в Дубах-у-воды, то до камня Правосудия на Висельном холме недалеко. Наши карты показывают, что там есть знак для наших Камней-Свидетелей. Ты легко можешь оказаться здесь до заката.

Через камни. – Я попытался скрыть горечь и страх в своих мыслях. – Твоя мать здесь, на рынке со мной. Мы приехали в двуколке. Придется отослать ее домой одну.

Снова нас разлучали дела Видящих, снова простые удовольствия в виде совместного ужина и вечера с песнями менестреля в трактире были украдены у нас.

Она поймет. – Неттл старалась успокоить меня.

Поймет. Но ей это не понравится. – Я освободил свои мысли от Неттл.

Я не закрывал глаз во время разговора, но теперь почувствовал себя так, словно открыл их. Свежий воздух и шум летнего рынка, пестрые пятна яркого солнечного света, падавшего сквозь дубовую листву, даже девушка в красных туфельках как будто вторглись в мою мрачную реальность. Я понял, что, пока был во власти Силы, мой невидящий взгляд был устремлен на девушку. Теперь она смотрела в ответ, вопросительно улыбаясь. Я поспешно опустил глаза. Пора идти.

Я быстро допил остатки сидра, с шумом поставил пустую кружку обратно на стол и поднялся, взглядом выискивая в суете рынка Молли. Заметил ее в тот же миг, когда она заметила меня. Когда-то она была такой же стройной, как девушка в красных туфельках. Теперь Молли перешагнула тот рубеж, что принято звать средним возрастом. Она двигалась сквозь толпу уверенно, пусть и не проворно, маленькая, крепкая, с яркими темными глазами и решительным выражением рта. Она несла отрез мягкой серой ткани, перебросив его через руку, как военный трофей, добытый с большим трудом. Залюбовавшись Молли, я на миг забыл обо всем – просто стоял и смотрел, как она приближается. Она улыбнулась и похлопала по своей покупке. Я пожалел лавочника, не сумевшего победить ее в искусстве торга. Она всегда была бережливой и хозяйственной; превращение в леди Молли из Ивового Леса ничего в этом смысле не изменило. Солнечный свет играл на серебряных нитях в ее темных волосах.

Я наклонился, чтобы поднять остальные покупки Молли, лежавшие у моих ног. Там был горшочек с ее любимым мягким сыром и пучок листьев калки для душистых свечей, а еще аккуратно завернутый пакет с яркими красными перцами, которые, как она предупредила меня, нельзя было трогать голыми руками. Молли купила их для бабушки нашего садовника – та уверяла, будто знает рецепт снадобья, способного облегчить боль в узловатых старых пальцах, и Молли хотела попробовать. В последнее время у нее ныла поясница. Рядом с пакетом был закупоренный сосуд с чаем от малокровия.

Подхватив с земли покупки, я повернулся и столкнулся с девушкой в красных туфельках.

– Простите, – сказал я, отступив от нее, но она взглянула на меня с веселой улыбкой.

– Ничего страшного, – заверила она меня, склонив голову набок. Потом губы незнакомки еще круче изогнулись в улыбке, и она прибавила: – Но если вы хотите возместить то, что едва не наступили на мои новехонькие туфли, можете купить кружку сидра и разделить его со мной.

Я ошеломленно уставился на незнакомку. Она думала, что я глазел на нее, когда на самом деле погружался в Силу. Впрочем, да, я и правда любовался ей, но она перепутала это с заинтересованностью, какую мог проявить мужчина к миловидной девушке. Каковой она и была. Миловидная, молодая – куда моложе, чем мне показалось, когда я впервые ее заметил. В точности как я был намного старше, чем предполагал ее заинтересованный взгляд. Ее предложение одновременно льстило и сбивало с толку.

– Могу принести в качестве возмещения только свои извинения. Меня ждет моя леди. – Я кивком указал на Молли.

Девушка обернулась, взглянула прямо на Молли и снова посмотрела на меня.

– Ваша леди-супруга? Или вы имели в виду свою матушку?

Я уставился на девушку. Всякое очарование, каким для меня обладали ее молодость и красота, покинуло мое сердце.

– Простите, – холодно проговорил я и направился от нее к Молли.

Знакомая боль стиснула мое сердце. С этим страхом я сражался каждый день. Молли старела и удалялась от меня, годы уносили ее все дальше и дальше, будто медленное и непреклонное течение. Я приближался к пятидесяти, но мое тело упрямо удерживало форму тридцатипятилетнего мужчины. Исцеление Силой, случившееся много лет назад, все еще неослабно пробуждалось и неистовствовало во мне, когда бы я ни причинил вред самому себе. Из-за его влияния я редко болел, а порезы и синяки заживали быстро. Прошлой весной я свалился с сеновала и сломал предплечье. Той ночью я отправился спать с рукой в крепком лубке, а проснулся, обуреваемый жутким голодом и худой, как зимний волк. Рука болела, но я мог ей пользоваться. Нежеланная магия сохраняла меня сильным и моложавым – жуткое проклятие, ведь на моих глазах Молли медленно сгибалась под гнетом прожитых лет. После обморока во время Зимнего праздника ее старение как будто ускорилось. Она быстрее уставала и время от времени испытывала приступы дурноты, а зрение ее тускнело. Это печалило меня, ибо она предпочитала не обращать внимания на проявления нездоровья и отказывалась обсуждать их позже.

Приближаясь к Молли, я заметил, что ее улыбка застыла. Она не упустила из вида обмен репликами, случившийся между мной и девушкой. Я заговорил прежде нее, так, чтобы только ее уши расслышали в шуме рынка мои слова:

– Неттл призвала меня с помощью Силы. Это Чейд. Он тяжело ранен. Они хотят, чтобы я отправился в Олений замок.

– Уедешь сегодня?

– Нет. Прямо сейчас.

Молли посмотрела на меня. Переживания сменяли друг друга на ее лице. Досада. Гнев. А потом, о ужас, – смирение.

– Ты должен идти, – сказала она.

– Боюсь, должен.

Она напряженно кивнула и взяла несколько своих покупок из моих нагруженных рук. Мы вместе прошли через рынок к трактиру. Наша маленькая двуколка стояла снаружи. Лошадь я сразу поставил в стойло, лелея надежду, что мы проведем здесь ночь. Теперь, складывая покупки под сиденье, я сказал:

– Знаешь, тебе не обязательно спешить домой. Можешь остаться и повеселиться вечером.

Молли вздохнула:

– Нет. Я скажу конюху, чтоб вывел нашу лошадь прямо сейчас. Я не ради рынка приехала, Фитц. Я приехала, чтобы провести день с тобой. А эти планы теперь рухнули. Если мы отправимся домой сейчас, успеешь пуститься в дорогу до вечера.

Я прочистил горло и сообщил ей неприятную новость:

– Дело слишком срочное для такого. Мне придется воспользоваться монолитом на Висельном холме.

Молли уставилась на меня с открытым ртом. Я встретил ее взгляд, пытаясь спрятать собственный страх.

– Мне бы этого не хотелось, – проговорила она сбивчиво.

– Мне тоже, но придется.

Ее глаза еще некоторое время вглядывались в мое лицо. На миг Молли сжала побледневшие губы, и я решил, что она начнет со мной спорить. Потом она сухо проговорила:

– Приведи лошадь. Я отвезу тебя туда.

Я и пешком без труда дошел бы до холма, но не стал спорить. Молли хотела быть там. Хотела увидеть, как я войду в камень и скроюсь от ее глаз. Она никогда не видела, как я это делаю, и не хотела смотреть. Но раз уж пришлось, она посмотрит, как я ухожу. Я знал, о чем она думает. Если моя Сила выйдет из-под контроля, больше Молли меня не увидит. Я предложил ей единственное утешение, какое мог:

– Я попрошу Неттл послать птицу из Оленьего замка, как только окажусь там в безопасности. Так что тебе не надо переживать.

– О, я буду переживать. Полтора дня, пока птица не долетит ко мне. Это у меня получается лучше всего.

Тени только начали удлиняться, когда я помог ей спуститься с повозки подле вершины Висельного холма. Молли держала меня за руку, пока мы шли по крутой тропинке на самый верх. Дубы-у-воды не могли похвастать кругом стоячих камней, как Баккип. Здесь была только старая виселица, чьи серые потрескавшиеся доски жарились на летнем солнцепеке, а вокруг опор росли неподобающие веселые маргаритки. А позади виселицы, на самом гребне холма, имелся единственный стоячий камень, мерцающий чернотой и пронизанный жилами серебра: камень памяти. Высотой он был почти в три человеческих роста. У него было пять граней, и на каждой – единственный высеченный знак. С той поры как мы открыли истинное предназначение монолитов, король Дьютифул разослал отряды очистить каждый камень, перерисовать знаки и записать, куда обращен каждый из них. Знаки символизировали место назначения. Мы знали смысл лишь отдельных знаков из множества. И даже после десяти лет изучения свитков о забытой магии Силы, большинство тех, кто применял ее, считали путешествия через портальные камни опасными и подтачивающими здоровье.

Мы с Молли обошли вокруг камня, рассматривая его. Солнце ударило мне в глаза, когда я увидел знак, который должен был отправить меня к Камням-Свидетелям возле Оленьего замка. Я уставился на него, чувствуя, как в животе сгущается холодный ком страха. Я не хотел этого делать. Но должен был.

Монолит стоял, черный и неподвижный, и манил меня, как спокойный пруд в жаркий летний день. И, как глубокий водоем, он мог затянуть в свои бездны и утопить навсегда.

– Возвращайся ко мне, как только сможешь, – прошептала Молли. А потом заключила меня в объятия и неистово сжала. Проговорила, уткнувшись мне в грудь: – Ненавижу дни, когда нам приходится расставаться. Ненавижу долг, который по-прежнему тебя не отпускает, и ненавижу то, как нам из-за него вечно приходится отделяться друг от друга. Ненавижу, как ты бросаешься по первому зову, чтобы исполнить его. – Она говорила эти слова яростно, и каждое вонзалось мне в сердце маленьким ножом. Потом она прибавила: – Но я люблю то, что ты из тех людей, кто всегда верен своему долгу. Наша дочь зовет, так иди же к ней. Мы оба знаем – ты должен. – Она глубоко вздохнула и покачала головой из-за собственной вспышки. – Фитц, Фитц, я по-прежнему ревниво требую каждую минуту твоего времени. И чем больше я старею, похоже, тем сильнее цепляюсь за тебя. Но иди. Сделай, что должен, и возвращайся ко мне как можно быстрей. Но не через камни. Возвращайся ко мне безопасным путем, радость моя.

Простые слова, и я по сей день так и не понял, почему они так придали мне храбрости. Я прижал ее ближе к себе и собрался с духом.

– Со мной все будет хорошо, – заверил я. – В тот раз я потерялся в камнях только потому, что перед тем слишком много ими пользовался. Сейчас будет легко. Я войду здесь и неуклюже вывалюсь из Камней-Свидетелей возле Оленьего замка. И первым делом велю послать птицу в Ивовый Лес, чтобы сообщить тебе, что я на месте.

– Ей понадобится по меньшей мере день, чтобы попасть сюда. Но я буду ждать ее появления.

Я снова поцеловал Молли и высвободился из ее объятий. Колени мои дрожали, и внезапно я пожалел, что не помочился перед путешествием. Одно дело – оказаться лицом к лицу с внезапной и неизвестной опасностью, но совсем другое – намеренно обречь себя на ранее испытанное и точно опасное для жизни предприятие. Все равно что осознанно войти в большой костер. Или прыгнуть за борт корабля во время шторма. Я мог умереть. Или хуже – не умереть и остаться навсегда в той холодной, черной неподвижности.

Еще четыре шага. Я не мог потерять сознание. Я не мог показать свой ужас. Я должен был это сделать. Два шага. Я поднял руку и помахал Молли на прощание, но не осмелился оглянуться на нее. Во рту у меня пересохло от чистейшего ужаса. Я опустил ладонь той же руки на поверхность монолита, прямо под знаком, который должен был перенести меня в Олений замок.

Грань камня была холодна. Меня неописуемым образом наполнила Сила. Я не вошел в камень; он поглотил меня. Мгновение черноты и искрящейся пустоты. Не поддающееся определению чувство благости ласкало и искушало меня. Я был на пороге понимания чего-то чудесного; всего один миг – и я бы мог постичь его целиком. Я бы не просто его понял. Я бы сделался им. Стал бы целым. Ничто и никто уже не удостоилось бы моего внимания никогда. Я бы достиг совершенства.

Потом я вывалился наружу. Первая моя связная мысль, когда я выпал из камня на поросший влажной травой склон холма возле Оленьего замка, была такой же, как последняя мысль перед тем, как я вошел. Я спрашивал себя, что видела Молли, когда я покинул ее.

Выйдя из монолита, я упал на колени – ноги не держали меня. Поначалу я даже не пытался шевельнуться. Потом огляделся, вдохнул воздух с легким привкусом морской воды из Оленьей бухты. Здесь было прохладнее и воздух был более влажным. Недавно прошел дождь. На холме передо мной паслись овцы. Одна подняла голову, посмотрела на меня и снова принялась щипать траву. Я видел черные стены замка за неровными каменистыми пастбищами и редкими деревьями, искореженными ветром. Крепость из черного камня стояла, словно была тут всегда, ее башни смотрели на бескрайнее море. Я не видел, но знал, что к крутым скалам под замком липнет город Баккип, точно ползучий лишайник из людей и построек. Дом. Я был дома.

Мое сердце постепенно успокоилось и забилось ровно. Скрипучая повозка заехала на холм и направилась к воротам замка. По стене крепости над воротами медленно вышагивал часовой. Время было мирное, но Дьютифул оставил караул в силе. Хорошо. Хоть Калсида и занята собственной гражданской войной, ходят слухи, что герцогиня уже подчинила себе большую часть своенравных провинций. И как только Калсида помирится сама с собой, она, несомненно, опять попытается затеять войну с соседями.

Я обернулся и посмотрел на монолит. Меня охватило внезапное желание войти в него снова, опять окунуться в то тревожное блаженство искрящейся черноты. Там было нечто огромное и чудесное, нечто, с чем я жаждал соединиться. Я мог шагнуть назад и отыскать его. Оно ждало меня.

Я глубоко вздохнул и потянулся Силой к Неттл:

Отправь птицу в Ивовый Лес. Сообщи Молли, что я здесь, живой и здоровый. Выбери самую быструю, которая точно долетит домой.

Сделано. А почему ты мне не сообщил перед тем, как войти в камень? – Я услышал, как моя дочь говорит кому-то в комнате: «Он здесь. Пошлите за ним парня с лошадью, сейчас же». Потом она снова сосредоточилась на мне. – Что, если бы ты выбрался оттуда без чувств и онемев, как было много лет назад?

Я пропустил упрек мимо ушей. Она была права, конечно, и Чейд на меня всерьез разозлится. Нет. Мысль пришла с леденящим душу волнением. Чейд, возможно, больше никогда на меня не разозлится. Я пошел в сторону замка и против воли пустился трусцой. И снова связался с Неттл с помощью Силы:

Часовые на воротах знают, что я иду?

Сам король Дьютифул приказал им ждать помещика Баджерлока с важным сообщением для меня от моей матери. Никто тебя не задержит. Я пошлю мальчика с лошадью.

Пока он выведет ее из конюшни, я буду уже на месте.

Я бросился бежать.

Спальня Чейда выглядела величественной. И оцепенелой, как сама смерть. Она располагалась на том же этаже, что и королевские покои Дьютифула, но я сомневался, что комнаты моего короля столь же отвечают его склонностям, как те, в которых обитал старый убийца, ныне – советник. Мои ноги утопали в толстых коврах цвета мха. Тяжелые шторы на окнах не пропускали ни единого луча дневного света. Вместо них мигающие свечи наполняли помещение запахом тающего пчелиного воска. Из мерцающей латунной жаровни возле кровати лился дым укрепляющих трав, делая воздух еще тяжелей. Я кашлянул и на ощупь пробрался к прикроватному столику. Там стояли кувшин и полная чашка.

– Только вода? – спросил я у топтавшихся рядом лекарей, и кто-то ответил утвердительно.

Я осушил чашку и опять закашлялся – так и не отдышался после того, как взбежал по широкой замковой лестнице.

Король Дьютифул шел где-то позади меня, как и Неттл. Олух сидел на табурете в углу, кончик его языка лежал на нижней губе, и заплаканное простецкое лицо источало печаль. Его музыка Силы была приглушенной погребальной песнью. Он задержал на мне взгляд прищуренных глаз, и его лягушачий рот растянулся в приветственной улыбке.

– Я тебя знаю, – сказал он мне.

А я знаю тебя, старый друг, – ответил я посредством Силы.

Я скрыл из своих мыслей то, что время его не пощадило; с такими, как он, обратное случалось редко. Он и так прожил дольше, чем предполагал любой целитель в Баккипе.

Старик Чейд ведет себя так, словно умер, – нетерпеливо сообщил мне Олух.

Мы сделаем все возможное, чтобы его разбудить, – заверил я маленького человечка.

Стеди, сводный брат моей Неттл и маг королевского круга Силы, стоял рядом с Олухом. Я быстро кивнул ему в знак приветствия. Протолкался через толпившихся лекарей и их разнообразных помощников к кровати Чейда. В комнате было нечем дышать от запаха обеспокоенных людей: они давили на мой Дар, словно я бродил по загону, полному животных, ожидавших своей очереди на бойню.

Я отбросил сомнения:

– Раздвиньте эти занавески, и окна тоже откройте. Впустите сюда немного света и воздуха!

Один из лекарей сказал:

– Мы рассудили, что темнота и тишина могут наилучшим образом способствовать…

– Откройте их! – рявкнул я, внезапно испытав прилив воспоминаний о моем первом короле, Шрюде: как он лежал в душной комнате, полной укрепляющих средств и снадобий. Лекарственный запах наполнил меня старым страхом.

Лекари уставились на меня с неприязнью, ни один из них не пошевелился. Кто этот чужак, что вошел в комнату лорда Чейда, выпил из его кружки и принялся распоряжаться ими? Они с трудом сдерживали негодование.

– Откройте их, – сказал Дьютифул, точно мое эхо, войдя в комнату, и лекари с помощниками бросились выполнять королевский приказ.

Я повернулся к нему и спросил:

– Можно их всех убрать отсюда?

Кто-то ахнул.

– Пожалуйста, мой король, – поспешно добавил я.

В пылу момента я забыл, что во мне видят всего лишь Тома Баджерлока, помещика из Ивового Леса. Вполне возможно, они понятия не имели, с чего вдруг меня вызвали советоваться по поводу здоровья Чейда. Я попытался взять себя в руки и заметил, как Дьютифул криво и устало улыбнулся краем рта, отдавая распоряжения, чтобы очистить комнату от скопища лекарей. Когда свет и воздух освежили помещение и народа стало поменьше, давление на мои чувства ослабело. Не спросив разрешения, я распахнул балдахин над кроватью. Неттл помогла мне. Последние лучи заката озарили постель и черты моего былого учителя, моего старого друга, моего двоюродного деда, Чейда Фаллстара. Во мне всколыхнулось отчаяние.

Он выглядел как труп. Рот его распахнулся, нижняя челюсть свисала набок. Закрытые глаза запали. Синяк, который я заметил во время сеанса Силы с Неттл, расплылся на половину лица. Я взял старика за руку и обрадовался, когда Дар принес ощущение жизни. Пусть слабое, но оно было! Орда скорбящих лекарей, когда я только вошел, не дала мне сразу ощутить его. Губы Чейда выглядели пересохшими, язык казался сероватой подушечкой во рту. Я нашел возле кровати чистую тряпицу, намочил ее водой из кувшина и коснулся его губ, одновременно закрыв ему рот. Вытер его морщинистое лицо. Он воспользовался Силой, чтобы замедлить старение, но никакая магия не могла обратить вспять течение времени или стереть следы, оставленные им прежде. Сколько же ему лет? Он казался мне старым, когда только взял меня в ученики примерно сорок лет назад. Решив, что лучше не знать ответ, я сосредоточился на том, что действительно могло помочь. Снова смочив тряпку и аккуратно приложив ее к синяку, я спросил:

– Вы уже пытались исцелить это? Даже если мы не можем дотянуться до него с помощью Силы, исцеление тела может освободить его разум, и он вернется к нам.

– Конечно, мы пытались. – (Я простил Дьютифулу раздражение в голосе. Вопрос был очевидным, и он дал мне очевидный ответ.) – Мы пытались проникнуть внутрь его, но безуспешно.

Я отложил тряпку и присел на край кровати. Рука Чейда в моей руке была теплой. Я закрыл глаза. Своими пальцами я ощущал кости, мышцы и плоть. Я пытался прорваться сквозь физическое осознание его тела к Силе, чего не делал много лет. Я пытался мысленно проникнуть в него и достучаться до самой жизни в течении его крови и шелесте его дыхания. Я не мог. Я давил, но барьеры не поддавались.

Барьеры. Я отпрянул от них и открыл глаза. Вслух сказал то, что вызвало во мне испуг:

– Он огорожен стенами. Намеренно закрыт от воздействия Силы. Как Баррича закрыл Чивэл.

Олух раскачивался в углу. Я посмотрел на него, и он сильнее втянул свою круглую голову в плечи. Его маленькие глаза встретились с моими.

– Да. Да. Закрыт, как ящик. Не могу залезть внутрь. – Он мрачно покачал головой, вытянул кончик языка над верхней губой.

Я окинул комнату взглядом. Король молча стоял возле постели Чейда, его молодой волкодав вольготно привалился к колену хозяина. Из королевского круга Силы присутствовали только Неттл и Стеди. Это подсказало мне, что его официальный круг уже собирался и пытался пробиться внутрь Чейда. И потерпел неудачу. То, что Неттл вызвала меня и привела Олуха, говорило весьма о многом. Как мастер Силы, она решила, что все обычные виды магии не возымели действия. Те из нас, кто собрался здесь, были способны прибегнуть к опасным и малоизученным способам применения Силы, если понадобится.

Олух, любимый наш дурачок, был необычайно талантлив в магии, хотя и обращался с ней не очень изобретательно. Способности короля были внушительными, в то время как наиболее сильным даром Неттл было управление снами. Ее сводный брат Стеди был для нее резервуаром Силы, и ему можно было доверить любой секрет. И все они глядели на меня, одиночку, незаконнорожденного Видящего с диким и хаотичным талантом, – глядели так, как если бы я один знал, что надо делать.

Но я не знал. Мне было известно не больше, чем в прошлый раз, когда мы пытались использовать Силу, чтобы исцелить запечатанного человека. Мы не преуспели. Баррич умер. В молодости Баррич был правой рукой Чивэла и источником сил для будущего короля. И потому король запечатал Баррича, чтобы враги Видящих не использовали его в качестве ключа к открытию секретов Чивэла. Но вышло так, что стена не пропустила магию, которая могла бы его спасти.

– Кто это сделал? – Как я ни старался говорить ровно, в моем голосе послышались обвинительные интонации. – Кто так запечатал его от Силы?

Предательство внутри круга было самым правдоподобным объяснением. Я похолодел при одной лишь мысли об этом. Мой разум убийцы уже связал запечатывание с его падением: двойное предательство, чтобы убить старика. Отрезать его от магии, чтобы он не смог позвать на помощь, а потом позаботиться о том, чтобы он получил тяжелую травму. Если Чейд стал мишенью для такой измены, не король ли окажется следующим?

Дьютифул скривился, выражая изумление и смятение:

– Если его и правда запечатали, то я впервые слышу об этом. Но ты ошибаешься. Всего пару дней назад мы с ним провели маленький эксперимент по использованию Силы. Я дотянулся до Чейда без усилий. В тот раз он точно не был запечатан! Даже несмотря на весь его опыт, он так и не обрел значительных способностей к применению Силы, хотя с тем скромным талантом, какой у него есть, обращается весьма умело. Но чтоб отгородиться от всех нас? Сомневаюсь, что он… – Я увидел, как Дьютифула охватили те же подозрения, что и меня. Король подтащил стул к другой стороне кровати Чейда. Сел и уставился на меня через его постель. – Кто мог сотворить с ним такое?

– Что это был за «маленький эксперимент»? – резко спросил я.

Все взгляды устремились на короля.

– Ничего дурного! У Чейда был небольшой брусок черного камня, камня памяти из древней цитадели Элдерлингов на острове Аслевджал. Он вложил в камень мысль и через посланца передал камень мне. Я сумел вытащить сообщение из камня. Это был просто маленький стишок, что-то про то, где искать фиалки в Оленьем замке. Я связался с Чейдом при помощи Силы, чтобы он подтвердил правильность послания. Он без особых трудностей вложил тот стишок в камень памяти и получил мой ответ. В тот день он не был запечатан.

Мой взгляд привлекло легкое движение. Едва заметное. Стеди открыл рот и снова закрыл. Неважная зацепка, но я решил ее проверить. Я резко посмотрел на него, ткнул пальцем и требовательно спросил:

– Что Чейд тебе велел никому не рассказывать?

Его рот снова приоткрылся лишь на один предательский миг и опять закрылся. Стеди безмолвно покачал головой и стиснул зубы. Он был сыном Баррича. Он не мог солгать. Я набрал воздуха, чтобы прижать Стеди, но его сводная сестра оказалась проворней. Неттл пересекла комнату в два шага, схватила младшего брата за плечи и попыталась встряхнуть. Выглядело это, как будто котенок напал на быка. Стеди не шелохнулся под ее стремительной атакой, лишь втянул голову в широкие плечи.

– Расскажи нам свой секрет! – потребовала она. – Я знаю это выражение твоего лица. Ты все расскажешь, и немедленно, Стеди!

Он опустил голову и закрыл глаза. Его загнали на мост, который рушился с обоих концов. Он не мог солгать и не мог нарушить обещание. Я проговорил медленно, спокойным тоном, больше обращаясь к Неттл, чем к нему:

– Стеди не нарушит слово. Не проси его об этом. Но дай-ка я угадаю. Талант Стеди заключается в том, чтобы одалживать Силу тому, кто ее применяет. Быть так называемым «человеком короля», если тому потребуется дополнительная мощь в минуту великой нужды в магии Силы.

Стеди наклонил голову – это было явное согласие с тем, что мы уже знали про него. Когда-то я служил в этом же качестве королю Верити. Он нуждался, а я был неопытен и позволил ему осушить себя, и он рассердился, обнаружив, как близко подошел к тому, чтобы причинить мне невосполнимый ущерб. Но Стеди был не таким, как я; его специально учили для этой роли.

Я старательно громоздил одно умозаключение на другое, опираясь на знания о Чейде:

– Итак, Чейд вызвал тебя. И воспользовался твоей Силой… для чего? Чтобы сделать нечто такое, что выжгло из него магию?

Стеди сидел совершенно неподвижно. Значит, дело не в этом. Меня вдруг осенило:

– Чейд воспользовался твоей Силой, чтобы запечатать самого себя?

Стеди сам не заметил, как его голова чуть качнулась вперед, и я понял, что угадал. Дьютифул вмешался, разгневанный моим предположением:

– Это какая-то бессмыслица. Чейд всегда желал получить больше Силы, а не огораживаться от ее использования.

Я тяжело вздохнул:

– Чейд любит свои секреты. Вся его жизнь – замок, полный тайн. Сила – это путь в разум человека. Если могучий мастер Силы застигнет кого-то врасплох, он может вложить в его голову любую идею, и человек в нее поверит. Скажут, что корабль повстречался с сильной бурей, – и внушаемый повернет обратно, к безопасной гавани. Убедят военачальника, что его армия уступает противнику числом, – и тот изменит тактику. Твой отец, король Верити, провел множество дней, используя Силу именно таким способом, чтобы отвратить от наших берегов красные корабли. Подумай обо всех путях, какими мы использовали Силу на протяжении этих лет. Нам известно, как поднимать стены, чтобы другие мастера Силы не могли проникать в наши жизни. Но тот, чей талант невелик… – Я не договорил.

Дьютифул застонал:

– Он найдет помощника и выстроит стену помощнее. Такую, которую нельзя будет сломать без его согласия и которую лишь он сам сможет опустить, если захочет.

– Если будет пребывать в сознании, – тихо уточнил я.

По щекам Стеди текли слезы. Он был так похож на своего отца, что у меня перехватило дыхание. Неттл бросила попытки сломить младшего брата и уткнулась лбом ему в грудь. Магическая музыка Олуха превратилась в бурю отчаяния. Я пробился сквозь нее, навел порядок в мыслях и обратился к Стеди:

– Мы знаем, что случилось. Ты не нарушил своего обещания, не выдал секрет. Но у меня есть еще один вопрос. Если ты помог мастеру Силы запечатать самого себя, знаешь ли, как пробиться сквозь эту стену?

Он плотно сжал губы и покачал головой.

– Человек, достаточно сильный для того, чтобы построить стену, должен быть достаточно сильным и для того, чтобы ее сломать, – сухо предположил Дьютифул.

Стеди опять покачал головой. Когда он заговорил, его голос был полон боли. Теперь, когда мы знали секрет, он почувствовал, что может объяснить детали.

– Лорд Чейд прочитал про такую защиту в одном из старых свитков. Она предназначена для магов королевского круга, защищает их от внешнего воздействия. Она создает стену, которую может опустить только сам мастер Силы. Или король, или королева, или тот, кто знает ключевое слово.

Я тут же обратил взгляд на Дьютифула. Он сказал:

– Я его не знаю! Чейд не говорил мне никакого ключевого слова!

Король уперся локтем в колено, положил лоб на ладонь и внезапно сделался очень похожим на встревоженного мальчика. Это меня не обнадежило.

Заговорила Неттл:

– Если он не сказал Дьютифулу, то должен знать ты, Фитц. Ты всегда был к Чейду ближе всех. Слово знает один из вас двоих. Кому бы еще он его доверил?

– Не мне, – резко ответил я.

Я не стал уточнять, что мы не разговаривали друг с другом несколько месяцев даже при помощи Силы. Между нами не случилось размолвки, просто так сложилось со временем. Мы медленно теряли связь на протяжении последних лет. О, в смутные времена Чейд без колебаний обращался к моему разуму и требовал моего мнения или даже моей помощи. Но с годами ему пришлось смириться с тем, что меня не удастся втянуть назад в замысловатый танец, каким была жизнь в Оленьем замке. Теперь я сожалел о том, что мы так отдалились друг от друга.

Я потер лоб и обернулся к Олуху:

– Лорд Чейд не говорил тебе особенного слова, Олух? Чтобы ты запомнил? – Я сосредоточился на нем, попытался ободряюще улыбнуться. Услышал, как позади открылась дверь, но не отвел взгляда.

Олух поскреб свое маленькое ухо. От сосредоточенности высунул язык. Я велел себе быть терпеливым. Потом он улыбнулся, встрепенулся. Подался вперед и сказал мне:

– Пожалуйста! Он велел мне запомнить слово «пожалуйста». И «спасибо». Эти слова нужны, чтобы получить от людей то, чего ты хочешь. Нельзя просто хватать вещи. Надо говорить «пожалуйста», прежде чем возьмешь что-то.

– Неужели все так просто? – изумленно спросила Неттл.

У меня за спиной раздался голос Кетриккен:

– В деле замешан Чейд? Полагаете, что все просто? Безусловно, нет. Этот человек никогда не делает ничего простого.

Я повернулся, чтобы взглянуть на мою прежнюю королеву, и, несмотря на сложность нашего положения, не смог не улыбнуться ей. Кетриккен была такой же прямой и царственной, как всегда. Королева-мать одевалась с простотой, подобающей скорее служанке, нежели особе ее положения, только вот носила она свои одежды с куда большим достоинством. И властностью. Ее светлые волосы, рано посеребренные сединой, струились незаплетенными по спине, по синему платью, в цветах Оленьего замка – еще одна необычность. Она поощряла Шесть Герцогств заниматься торговлей, и за свою жизнь я увидел, как наше королевство приняло все, что огромный мир мог предложить. Экзотическая еда и приправы с островов Пряностей, причудливые стили одежды из Джамелии и земель за ее пределами, а еще чужеземные техники работы со стеклом, железом и глиной изменили каждую сторону жизни в Оленьем замке. Шесть Герцогств поставляли пшеницу и овес, железную руду и чугунные чушки, бренди из Песчаных пределов и отличные вина из Внутренних герцогств. Строевой лес из Горного Королевства превращался в древесину, которую мы, в свою очередь, отправляли в Джамелию. Мы процветали и с радостью принимали перемены. Но вот передо мной бывшая королева, невосприимчивая к собственным нововведениям, одетая просто и старомодно, как служанка из моего детства, даже без диадемы, символизирующей ее положение матери короля.

Кетриккен подошла ко мне через всю комнату, и мы с ней крепко обняли друг друга.

– Фитц, – сказала она мне на ухо. – Спасибо. Спасибо, что пришел и что так сильно рисковал, чтобы явиться побыстрей. Когда я услышала, что Дьютифул велел Неттл призвать тебя немедленно, то пришла в ужас. И преисполнилась надежды. До чего же мы эгоистичны, что отрываем тебя от безусловно заслуженного покоя и требуем, чтобы ты снова пришел к нам на помощь.

– Всегда готов помочь вам, чем могу.

Затянувшееся раздражение из-за того, что меня вынудили воспользоваться монолитами, исчезло при ее словах. Таков был ее талант. Королева Кетриккен всегда признавала жертвы, совершенные другими на службе трону Видящих. Взамен она была неизменно готова поступиться собственным комфортом и безопасностью ради тех, кто был ей верен. В ту минуту ее благодарность казалась справедливой платой за опасность, которой я подвергся.

Она отпустила меня и отступила на шаг:

– Итак. Думаешь, ты сумеешь ему помочь?

Я с сожалением покачал головой:

– Чейд запечатал самого себя – это похоже на то, как Чивэл запечатал Баррича от действия Силы. Чейд воспользовался Силой Стеди, чтобы сделать это. Если бы мы смогли сломать барьер, то сумели бы использовать нашу объединенную Силу, чтобы помочь его телу исцелиться. Но он отгородился от нас и лишился сознания, а без сознания он не может ни впустить нас, ни исцелиться самостоятельно.

– Понимаю. И что с ним происходит?

– Он слабеет. Я почувствовал, как убывает его жизненная сила, даже за то короткое время, что провел здесь.

Кетриккен вздрогнула от моих слов, но я знал, что она высоко ценит честность. Бывшая королева развела руками, словно указывая на всех собравшихся:

– Что мы можем сделать?

Заговорил король Дьютифул:

– Почти ничего. Мы можем призвать лекарей обратно, однако они, похоже, способны только пререкаться друг с другом. Один говорит, что надо охладить его при помощи влажных тряпиц, другой – зажечь очаг и укрыть одеялами. Один хотел пустить ему кровь. Не думаю, что кто-то из них на самом деле знает, как исцелить такую травму. Если мы ничего не предпримем, подозреваю, Чейд умрет меньше чем через две ночи.

Он снял корону, пробежался пальцами по волосам и снова ее надел чуть набекрень.

– Ох, Чейд… – сказал он с упреком и мольбой и повернулся ко мне. – Фитц, ты уверен, что не получал сообщений на бумаге или посредством Силы, в которых содержался бы намек на то, какой ключ откроет его для нас?

– Никаких сообщений. Вот уже много месяцев.

Кетриккен окинула комнату взглядом:

– Один из нас знает. – Она говорила медленно и уверенно. Она посмотрела на каждого, неспешно и вдумчиво, а потом прибавила: – Сдается мне, это все-таки ты, Фитц.

Вероятно, она была права. Я посмотрел на Стеди:

– Как использовать это ключевое слово, если знать его?

Молодой человек выглядел неуверенным.

– Об этом он мне ничего не говорил, но я подозреваю, что слово надо передать при помощи Силы, тогда оно позволит войти.

Сердце мое упало. Неужели и у Баррича было ключевое слово – что-то, что могло бы позволить мне достичь его? Ключ, который Чивэл унес в могилу после своего «несчастного случая» во время поездки верхом? Мне подурнело при мысли о том, что я мог бы спасти Баррича от смерти, если бы знал этот ключ. Что ж, такое не должно повториться. Кетриккен права. Чейд – слишком умный человек, чтобы запереться на замок, не доверив кому-то из нас ключ.

Я заключил руку Чейда в свои ладони. Посмотрел на его осунувшееся лицо, на губы, чуть подрагивавшие с каждым вздохом. Сосредоточился на нем и снова потянулся к нему с помощью Силы. Моя мысленная хватка была нетвердой, скользила, как будто я пытался схватить стеклянный шар намыленными руками. Я стиснул зубы и сделал то, что он всегда порицал. Я отыскал его при помощи Дара, сосредоточился на животной жизни, на ее токе сквозь тело, а потом вонзил в него Силу, как иглу.

Я начал со списка имен:

Чивэл. Верити. Шрюд. Фаллстар. Видящий. Баррич. Кетриккен.

Я назвал каждого, кто был нам дорог, надеясь хотя бы на судорогу в знак ответа. Ничего не произошло. Под конец я упомянул леди Тайм, лорда Голдена и Проныру.

Потерпев неудачу со списком, я открыл глаза. В комнате вокруг меня было тихо. Король Дьютифул по-прежнему сидел по другую сторону кровати. В окне позади него солнце клонилось к закату.

– Я отослал всех, – тихонько проговорил он.

– У меня ничего не вышло.

– Я знаю. Я слушал.

Воспользовавшись тем, что мы остались наедине, я присмотрелся к своему королю. Они с Неттл были почти одного возраста, и между ними существовало определенное сходство, заметное для сведущего человека. У обоих были темные кудрявые волосы, типичные для Видящих. У нее был прямой нос и решительный рот, как и у него. Но Дьютифул вымахал выше меня, в то время как Неттл была лишь чуть-чуть выше матери. Дьютифул сейчас сидел, сложив руки пирамидкой и кончиками пальцев касаясь рта, взгляд у него был мрачный. Мой король. Третий Видящий король, которому я служил.

Дьютифул встал, со стоном размял спину. Его собака, подражая хозяину, встала и потянулась, низко припав на передние лапы. Он прошел к двери, открыл ее и сказал:

– Еды, пожалуйста. И миску воды для Гонца. И немного хорошего бренди. Две чашки. Передайте матушке, что пока наши действия не возымели успеха. – Он закрыл дверь и повернулся ко мне. – Что? Почему ты улыбаешься?

– Каким же ты стал королем, Дьютифул! Верити бы гордился тобой. Он тоже мог сказать «пожалуйста» слуге, занимающему самое низкое положение, без намека на иронию. Итак. Мы не разговаривали много месяцев. Как тебе корона?

Вместо ответа он ее снял и тряхнул головой. Положил на прикроватный столик Чейда и сказал:

– Иногда кажется тяжелой. Даже эта, а официальная, которую я должен надевать, когда рассматриваю споры, еще хуже. Но кто-то должен ее носить.

Я знал, что он говорит не о весе как таковом.

– А твоя королева и принцы?

– С ними все хорошо. – Он вздохнул. – Она скучает по дому и той свободе, что была у нее, когда она еще не стала королевой Шести Герцогств, а оставалась нарческой. Теперь вот снова отправилась с мальчиками навестить материнский дом. Знаю, это в традиции ее народа, материнская линия имеет главенствующее значение. Но моя мать и Чейд оба считают, что я безумец, раз позволяю так часто рисковать обоими сыновьями в море. – Он печально улыбнулся. – Однако мне по-прежнему тяжело отказывать жене, когда она чего-то желает. И, как она отметила, они в той же степени ее сыновья, как и мои. После того как Проспер прошлой зимой неудачно упал с лошади во время охоты, она сравнила то, что я с ними делаю, с тем, как берет их с собой в путешествие по воде. И она переживает, что так и не родила дочь для своего материнского дома. А ведь мне в каком-то смысле легче из-за того, что у нас только сыновья. Если мне не придется решать, где моя дочь будет расти, я сочту это благословением. Но она волнуется, что вот уже четыре года не беременеет. Вот такие дела.

– Она еще молода, – уверенно сказал я. – Тебе сколько, чуть за тридцать? А она еще моложе. У вас есть время.

– Но у нее было два выкидыша… – Он умолк и уставился на тень в углу. Пес у его ног заскулил и посмотрел на меня с укоризной. Дьютифул наклонился и погладил его. На минуту мы все затихли. Потом, явно меняя тему разговора, король кивком указал на Чейда. – Он тонет, Фитц. Что нам теперь делать?

Нас прервал стук в дверь. На этот раз я поднялся и отправился открывать. Вошел паж, неся поднос с едой. За ним еще трое, один нес графин теплой воды, тазик и полотенца, другой – бренди и чашки. Последней, немного пыхтя от натуги под тяжестью столика, вошла девочка. Дьютифул и я молча ждали, пока нам подготовят трапезу и воду для умывания. Пажи построились, дружно поклонились и подождали благодарностей Дьютифула, прежде чем уйти. Когда дверь закрылась, я взмахом руки указал на столик. Гонец уже был у своей миски и шумно лакал.

– Поедим. Попьем. И попробуем опять, – сказал я королю.

Так мы и сделали.

Глубокой ночью, при свете свечей, я намочил тряпицу и увлажнил губы Чейда. Теперь я чувствовал себя так, словно совершал бдение у смертного одра. Я давно забросил поиски отдельного слова и просто завел с ним длинный разговор обо всем, что помнил с той поры, когда он учил меня быть убийцей. Меня постепенно унесло с рассказа о том, как он учил меня смешивать яды, к нашей сумасбродной поездке к Кузнице. Я прочитал наизусть несколько учебных стишков о целительных свойствах растений. Я вспомнил наши ссоры, а еще минуты, когда мы были наиболее близки, все еще надеясь, что случайное слово окажется ключом. Ничего не сработало. Дьютифул бодрствовал вместе со мной. Другие появлялись и исчезали на протяжении ночи, входя и выходя из комнаты, точно тени, движущиеся вместе с прохождением солнца. Олух посидел с нами немного, бестолково предлагая слова, которые мы уже опробовали. Неттл наведалась в старый кабинет Чейда и перерыла свитки и другие предметы на его столе. Принесла их нам, чтобы изучить. Ни один не дал зацепки. Напрасные часы сдирали с нас надежду, как пропитанную гноем повязку с незаживающей раны. Мой робкий оптимизм сменился желанием, чтобы все закончилось.

– Названия растений мы пробовали?

– Да. Помнишь?

– Нет, – признался Дьютифул. – Я слишком устал. Не могу думать о том, что мы попробовали, а чего не попробовали.

Я положил руку Чейда на медленно вздымавшуюся и опускавшуюся грудь старика и перешел к столику, где в беспорядке громоздились предметы с его рабочего стола. Наполовину сгоревшие свечи озаряли свиток о том, как вложить сообщение в камень с помощью Силы, свиток об изготовлении сыра и старый пергамент о предсказании будущего по изображению в миске с водой. Вдобавок к этому имелся брусок камня памяти, чистый от каких-либо воспоминаний или сообщений, сломанное лезвие ножа и винный бокал с засушенными цветами в нем. Дьютифул встал и присоединился ко мне.

– Сломанное лезвие? – спросил он.

Я покачал головой:

– Пустяки. Он всегда спешил, пытаясь открыть что-нибудь при помощи ножа. – Я ткнул брусок камня памяти. – Откуда это? С Аслевджала?

Дьютифул кивнул:

– За последние пять лет он совершил несколько путешествий туда. Его в высшей степени интересовало все, что ты ему рассказал о цитадели Кебала Робреда и Элдерлингах, которые ее создали и жили там много веков назад. Никто из нас не одобрял его поисков приключений, но ты же знаешь Чейда. Ему не нужно ничье согласие, кроме собственного. Потом он внезапно перестал туда ездить. Подозреваю, что-то случилось, он испугался и вспомнил о здравомыслии, но никогда об этом не говорил. Наверное, гордость не позволяла ему признаться, ведь тогда кто-то из нас мог бы сказать: «Мы же тебя предупреждали». Во время одного из путешествий на остров он нашел комнату с разбросанными брусками камня памяти и привез обратно небольшой мешок с образцами оттуда. В некоторых нашлись воспоминания, в основном поэзия и песни. Другие оказались пусты.

– И недавно он что-то поместил в один из них и послал тебе.

– Да.

Я уставился на Дьютифула. Он медленно выпрямился, испытывая смятение пополам с облегчением.

– Ох! Так это и есть ключ, верно?

– Ты помнишь, о чем там говорилось?

– Безусловно. – Он подошел к кровати Чейда, присел и взял его за руку, чтобы легче установить связь посредством Силы. Произнес вслух: – Где фиалка на платье у леди цветет, мудрый старый паук ловушку плетет.

Мы оба улыбались. Но когда улыбка на лице Дьютифула поблекла, я спросил его:

– Что не так?

– Никакого ответа. Он все так же невидим для моей Силы.

Я быстро пересек комнату, сел и взял Чейда за руку. Сосредоточился на нем и использовал голос и Силу одновременно:

Где фиалка на платье у леди цветет, мудрый старый паук ловушку плетет.

Ничего не произошло. Рука Чейда безвольно лежала в моей.

– Может, он слишком слаб, чтобы ответить, – предположил Дьютифул.

– Тише.

Я выпрямился и надолго умолк. «Фиалка на платье у леди… Фиалка на платье у леди…» Было в этом что-то, что-то давно забытое. Потом я вспомнил. Статуя в Женском саду. В дальнем углу, под густой сенью сливового дерева. Там, где тени были густыми и холодными даже в разгар лета, стояло изваяние Эды. Богиня сидела, небрежно сложив руки на коленях. Она была там уже давно. Я припомнил маленькие папоротники, проросшие в мшистых складках ее платья. И да, у нее на коленях были фиалки.

– Мне нужен факел. Я знаю, где он спрятал ключ. Я пойду в Женский сад, к статуе Эды.

Чейд внезапно судорожно втянул воздух. На миг я испугался, что это его последний вздох. Потом Дьютифул, оживившись, проговорил:

– Вот и ключ! Старый паук – это Чейд. Эда, в Женском саду.

Когда он произнес имя богини, как будто разошлись тяжелые шторы и Чейд открылся Силе. Дьютифул отправил магический призыв Неттл, Олуху и Стеди, но не стал ждать, пока прибудет остаток королевского круга.

– Ему хватит сил? – резко спросил я, отлично зная, что принудительное исцеление безжалостно выжигает резервы человеческого тела. Сама магия не исцеляет; она всего лишь вынуждает тело ускорить процесс.

– Мы можем позволить, чтобы остаток его сил был медленно поглощен умиранием, или можем сжечь все, пытаясь его исцелить. Что бы ты предпочел на месте Чейда?

Я стиснул зубы и не ответил. Я не знал. Но зато знал, что Чейд и Дьютифул однажды приняли это решение за меня и его последствия все еще сказывались на мне: мое тело рьяно восстанавливалось после любого ущерба, хотел я того или нет. Но разумеется, я могу сделать так, чтобы Чейда не постигла подобная участь: я пойму, когда остановить исцеление. Я пообещал это себе и отказался гадать, что выбрал бы сам Чейд.

Я установил с Дьютифулом крепкую магическую связь, и мы вместе окунулись в Чейда. Я смутно осознавал, что Неттл пришла и присоединилась к нам, а потом появился Олух, растерянный спросонок, но покорный зову, и наконец Стеди влился и прибавил свою Силу к нашим совместным усилиям.

Я был ведущим. Я не был среди них самым могущественным мастером Силы. Им был Олух, чей природный талант прятался за внешностью простофили. За ним шел Стеди, кладезь мощи для мастера Силы, пусть даже сам он не мог проникнуть внутрь и использовать ее по своему усмотрению. Дьютифул был лучше обучен различным видам использования Силы, чем я, а Неттл, моя дочь, владела ею с бо́льшим искусством. Но я вел, опираясь на опыт прожитых лет и дорогой ценой полученные знания об устройстве человеческого тела. Сам Чейд обучил меня этим вещам, пусть и не как лекаря, но как ученика убийцы – ведь убийце необходимо знать, где прижать палец, чтобы человек задохнулся, или где вонзить нож так, чтобы с каждым ударом сердца из раны извергался фонтан крови.

Но, несмотря на все это, я не мог «заглянуть» внутрь тела Чейда при помощи Силы. Скорее я прислушался к его телу и почувствовал, где оно пыталось исправить себя. Я наделил эти попытки силой и целью и воспользовался своими знаниями, чтобы применить их там, где нужда была наиболее серьезной. Боль – не всегда лучший указатель ущерба. Сильная боль может обмануть разум, который решит, что она возникла там, где повреждения сильнее всего. И потому, связанные с Чейдом посредством Силы, мы плыли против течения его боли и страха, чтобы увидеть скрытое повреждение внутри его черепа – место, где раньше кровь текла свободно, а теперь ей что-то препятствовало, и она собралась там ядовитым пузырем.

За мной стояла совокупная сила умелого круга, чего я раньше никогда не испытывал. Это было опьяняющее чувство. Я привлек их внимание к тому, что хотел исправить, и они объединили усилия, чтобы убедить тело Чейда сосредоточить там свою энергию. Это было так просто… Передо мной, точно роскошный гобелен, развернулись безграничные возможности, искушая. Что я мог сделать! Я мог переделать человека, вернуть ему молодость! Но тело Чейда не принадлежало мне, чтобы я мог распоряжаться его богатством. У нас Силы хватало с запасом для такого дела, но не у Чейда. И потому, когда я почувствовал, что мы одолжили его телу столько своей магии, сколько оно могло использовать и действенным образом перенаправить, я отвел круг назад, выгнал из плоти Чейда, словно они были стайкой цыплят, забредшей в запретный сад.

Я открыл глаза и увидел темную комнату и встревоженные лица, озаренные свечами. По лицу Стеди текли струйки пота, и воротник его рубашки промок. Он дышал, точно гонец, который только что доставил сообщение по эстафете. Неттл подпирала подбородок обеими руками, растопыренными пальцами обхватив щеки. Олух разинул рот, а мой король покрылся потом с ног до головы. Я моргнул и почувствовал далекий барабанный бой приближающейся головной боли. Я улыбнулся всем тем, кто помогал мне.

– Мы сделали, что могли. Теперь надо оставить его в покое и позволить телу восстановиться не спеша. – Я медленно поднялся. – Идите. Идите и сейчас же отдохните. Ступайте же. Здесь теперь нам нечего делать. – Я выгнал их из комнаты, не обращая внимания на то, как неохотно они уходили.

Стеди теперь опирался на руку сестры.

– Покорми его, – шепнул я, когда они проходили мимо, и моя дочь кивнула.

– Ага, – от всего сердца согласился Олух и последовал за ними.

Только Дьютифул осмелился воспротивиться мне и снова сел рядом с кроватью Чейда. Пес зевнул и упал на пол у ног короля. Я покачал головой, глядя на них, сел на свое место и, забыв отданные кругу приказы, потянулся к сознанию Чейда:

Чейд?

Что случилось? Что случилось со мной? – Его разум был растерян и блуждал в потемках.

Ты упал и ударился головой. Потерял сознание. И поскольку ты запечатал себя от Силы, нам пришлось попотеть, чтобы добраться до тебя и исцелить.

Я ощутил его мгновенную панику. Он потянулся к своему телу, как человек, который охлопывает карманы, чтобы убедиться, что его не ограбил какой-нибудь воришка. Я знал, что он обнаружил следы, оставленные нами, и что они обширны.

Я очень ослабел. Я почти умер, верно? Дай воды, пожалуйста. Почему вы позволили мне уйти так глубоко?

От его укора я на миг разозлился, но сказал себе, что сейчас не время для обид. Поднес чашку к губам Чейда, одновременно приподняв ему голову. Не открывая глаз, он слабо коснулся губами края чашки и шумно всосал воду. Я снова наполнил чашку, и на этот раз он пил медленнее. Когда Чейд отвернулся от нее, давая понять, что выпил достаточно, я поставил чашку на столик и спросил:

– Почему ты повел себя так бестолково? Даже не сообщил никому из нас, что запечатал себя от воздействия Силы. И зачем вообще ты это сделал?

Он был все еще слишком слаб, чтобы ответить вслух. Я снова взял его за руку, и его мысли коснулись моих:

Защищал короля. Я знаю слишком много его секретов. Слишком много секретов Видящих. Не могу оставлять такую щель в доспехах. Все круги следует запечатать.

Тогда как мы сможем общаться друг с другом?

Защита действует только во сне. Бодрствуя, я бы почувствовал, кто ко мне тянется.

Ты не спал. Ты был без сознания и нуждался в нас.

Маловероятно. Просто… немного не повезло. И даже если так… ты пришел. Ты разгадал загадку.

Его мысли таяли. Я знал, как он устал. Мое собственное тело взывало ко мне об отдыхе. Магия Силы – тяжелый труд. Такой же выматывающий, как охота. Или бой. Это и был бой, верно? Вторжение в личные владения Чейда…

Я вздрогнул и проснулся. Я все еще держал руку Чейда в своей, но теперь он погрузился в глубокий сон. Дьютифул, распростершись в своем кресле по другую сторону кровати, тихонько похрапывал. Его пес поднял голову и на миг уставился на меня, а потом снова опустил ее на передние лапы. Мы все были без сил. При свете догорающих огарков свечей я изучил изнуренное лицо Чейда. Он выглядел так, словно постился много дней. Лицо так исхудало, что были видны кости черепа. Рука, которую я все еще держал, была связкой костей в мешке из кожи. Он будет жить, но ему придется много дней восстанавливать свое тело и силы. Завтра им овладеет ненасытный голод.

Я со вздохом откинулся на спинку, но спина ныла после сна в кресле. Ковры на полу комнаты выглядели толстыми и манящими. Я вытянулся возле кровати Чейда, точно верный пес. И уснул.

Я проснулся оттого, что Олух наступил мне на руку. Я подскочил, выругавшись, и чуть не выбил поднос у него из рук.

– Нельзя спать на полу! – упрекнул он меня.

Я сел, сжимая пострадавшие пальцы другой рукой. Возразить Олуху мне было нечего. С трудом поднявшись, я рухнул в знакомое кресло. Чейда уже успели немного приподнять в постели. Старик был худ как скелет, и ухмылка на его изможденном лице при виде моего неудобства выглядела жутковато. Кресло Дьютифула пустовало. Олух устраивал поднос на коленях Чейда. Я унюхал чай с печеньями и подогретым джемом. В миске на подносе были яйца всмятку с небольшим количеством масла, сдобренные солью и перцем, бок о бок с рядком толстых ломтей бекона. Мне захотелось броситься на еду и все съесть. Думаю, это отразилось на моем лице, потому что костлявая усмешка Чейда сделалась шире. Он не заговорил, но взмахом руки отпустил меня.

В былые времена я бы первым делом отправился на кухню. Мальчишкой я был любимчиком поварихи. Сделавшись юношей, а затем и молодым мужчиной, я стал есть со стражниками в их шумной и неопрятной столовой. Теперь я связался с Дьютифулом при помощи Силы и спросил, поел ли он. Меня немедленно пригласили присоединиться к нему и королеве-матери в их личных покоях. Я пошел, предвкушая еду и хорошую беседу в придачу.

Кетриккен и Дьютифул меня ждали. Кетриккен, верная традициям Горного Королевства, встала рано и уже слегка перекусила. И все же она сидела с нами за одним столом, и перед ней исходила паром чашка с прозрачным чаем. Дьютифул был столь же голоден, как и я, и устал сильней, потому что пробудился раньше, чтобы поделиться с матерью подробностями об исцелении Чейда. Прибыл маленький караван пажей с едой. Они накрыли на стол, Дьютифул отпустил их, и дверь закрылась, оставив нас в относительном уединении. Не считая утреннего приветствия, Кетриккен хранила молчание, пока мы наполняли свои тарелки, а потом и животы.

Когда мы опустошили первые блюда, Дьютифул начал говорить, иногда с набитым ртом, а я продолжал есть. Лекари навестили лорда Чейда, пока я спал. Они были в ужасе от того, как он похудел, но его аппетит и вспыльчивость убедили их в том, что он поправится. Король запретил Стеди одалживать Чейду силы, если он снова попытается запечатать себя. Дьютифул надеялся, что этого хватит для предотвращения будущих несчастных случаев. Втайне от него я подозревал, что Чейд всегда сможет отыскать способ подкупить или обмануть Олуха, чтобы тот ему помог.

Когда мы начали есть помедленнее и Кетриккен в третий раз наполнила наши чашки чаем, она тихонько проговорила:

– И опять, Фитц Чивэл, ты ответил на наш отчаянный зов. Видишь, как сильно мы по-прежнему нуждаемся в тебе. Знаю, ты теперь наслаждаешься своей спокойной жизнью, и я не стану подвергать сомнению то, что ты ее заслужил. Но я попрошу тебя подумать о том, чтобы проводить, быть может, один месяц каждого времени года здесь, в Оленьем замке, с нами. Уверена, леди Молли понравится быть ближе к Неттл и Стеди на протяжении этого времени. Свифт тоже часто бывает здесь наездами. Она, наверное, скучает по сыновьям, а я знаю, что мы бы с удовольствием приняли тебя здесь.

Это был старый разговор. Мне делали это предложение множество раз, во всевозможных формах. Нам обещали комнаты в замке, милый дом на скалах, с удивительным видом на воды внизу, уютный коттедж на краю овечьих лугов, а теперь предлагали гостить здесь четыре раза в год. Я улыбнулся им обоим. Они прочли ответ в моих глазах.

Для меня вопрос заключался не в том, где я жил. Я просто не желал каждодневной близости с политикой, без которой не обходилась жизнь любого Видящего. Дьютифул ранее высказал мнение, что прошло достаточно времени, чтобы лишь малое количество людей заметило чудесное воскрешение из мертвых Фитца Чивэла Видящего, какой бы позор в прошлом ни навлекли на меня. Я в этом сомневался. Но, даже будучи скромным помещиком Томом Баджерлоком, даже в качестве лорда Баджерлока, как они предлагали, я не хотел снова отправляться в плавание по этим водам. Их течения неизбежно утопили бы меня, увлекли прочь от Молли и затащили в политику Видящих. Дьютифул и Кетриккен это понимали так же отчетливо, как я.

И потому я лишь сказал:

– Если я вам срочно понадоблюсь, то всегда приду. Я доказывал это раз за разом. И если уж пришлось использовать монолиты, чтобы быстро добраться сюда, если будет нужда, я, вероятно, сделаю это опять. Но не думаю, что когда-нибудь снова поселюсь в замке или стану советником при троне.

Кетриккен, похоже, хотела что-то ответить, но Дьютифул тихонько сказал:

– Мама.

Это был не упрек. Может, напоминание, что по этой тропе мы уже ходили. Кетриккен посмотрела на меня и улыбнулась.

– Очень мило с вашей стороны пригласить меня, – сказал я ей. – Мне правда приятно. Если бы вы этого не сделали, я бы испугался, что теперь вы считаете меня бесполезным.

Она ответила мне улыбкой, и мы закончили трапезу. Когда мы вставали, я сказал:

– Я собираюсь навестить Чейда и, если увижу, что за него можно не беспокоиться, хочу отправиться в Ивовый Лес сегодня.

– Через камни? – спросила Кетриккен.

Я отчаянно хотел оказаться дома. Может, поэтому мысль о камнях искушала меня? Или меня манил быстрый и могучий ток Силы, скрывающийся за их резными поверхностями? Король и его мать внимательно смотрели на меня. Дьютифул негромко проговорил:

– Помни, что тебе сказал Черный Человек. Использовать монолиты слишком часто в течение недолгого времени опасно.

Я знал это и без него. Воспоминание о потерянных внутри монолита неделях заставило меня содрогнуться. Я чуть тряхнул головой, с трудом понимая, как я вообще задумался о том, чтобы использовать порталы Силы для возвращения домой.

– Могу я одолжить лошадь?

Дьютифул улыбнулся:

– Ты можешь взять себе любую лошадь в конюшне, Фитц. Ты это знаешь. Выбери хорошую, чтобы прибавить ее к своему табуну.

Я впервые услышал об этом, но не мог не оценить такой жест по достоинству.

Было уже за полдень, когда я отправился навестить старика. Чейд полулежал, опираясь на множество бархатных подушек всех оттенков зеленого. Полог его кровати был раздвинут и закреплен тяжелыми шнурами из витого шелка. Шнурок звонка поместили в пределах досягаемости больного, как и прикроватный столик с миской оранжерейных фруктов. Там были и незнакомые мне плоды и орехи – доказательство нашей оживленной торговли с новыми партнерами с юга. Волосы старика недавно расчесали и стянули в воинский хвост. Когда я впервые повстречался с Чейдом, в этом хвосте посверкивали серые пряди; теперь он ровно серебрился. Лиловый отек и синяк исчезли, оставив после себя лишь желтовато-коричневые тени. Его зеленые глаза были яркими, как полированный нефрит. Но эти признаки здоровья не могли восстановить плоть, потерянную из-за нашего принудительного исцеления. Он выглядит, подумал я, как весьма довольный жизнью скелет. Чейд читал какой-то свиток и отложил его, когда я вошел.

– Что это на тебе надето? – с любопытством спросил я.

Он окинул себя взглядом без тени неловкости.

– Кажется, это называется «ночная кофта». Подарок от джамелийской аристократки, которая прибыла вместе с торговым караваном несколько месяцев назад. – Он провел пальцами по рукаву, богато изукрашенному вышивкой. – Вообще-то, очень удобно. Она предназначена для того, чтобы согревать плечи и спину, если хочешь оставаться в постели и читать.

Я подтащил к его кровати табурет и сел:

– Похоже, у этого предмета одежды весьма узкое назначение.

– В этом он очень джамелийский. Ты знал, что они надевают особую одежду, когда молятся своему двуликому божеству? У нее нет переда или спинки, ее надевают одной стороной вперед, если о чем-то просят мужской аспект, или другой, если молятся женскому аспекту. И… – он прямее сел в постели, его лицо оживилось, как случалось каждый раз, когда он оседлывал какого-нибудь любимого конька, – если женщина ждет ребенка, она носит одну одежду, чтобы родился мальчик, и другую – чтобы родилась девочка.

– И это помогает? – Мне не верилось.

– Считается, что да, но не во всех случаях. А что? Вы с Молли все еще пытаетесь зачать ребенка?

С тех пор как Чейд узнал о моем существовании, он отказывался признавать, что какие-то стороны моей жизни его не касаются. И так будет всегда. Было проще ответить, чем упрекнуть его за вмешательство не в свое дело.

– Нет. Мы уже оставили надежду. Ее детородные годы далеко позади. Неттл останется нашей единственной дочерью.

Его лицо смягчилось.

– Мне жаль, Фитц. Мне говорили – ничто не делает жизнь человека такой полной, как дети. Знаю, что ты хотел…

Я перебил:

– Мне довелось вырастить Неда. Льщу себя надеждой, что справился неплохо для мужчины, заботам которого без предупреждения поручили восьмилетнего сироту. Он все еще поддерживает со мной связь, насколько это позволяют его путешествия и менестрельские дела. Неттл выросла хорошей, и Молли разделила со мной всех своих младших детей. Хирс и Джаст мужали у меня на глазах, и мы наблюдали, как они вместе уезжают. Это были хорошие годы, Чейд. Что проку тосковать по несбывшемуся? У меня есть Молли. И по правде говоря, мне ее достаточно. Она мой дом.

Последними словами я успешно опередил Чейда, не дав ему предложить немного задержаться или переехать обратно в замок всего лишь на сезон или на год-два. Его однообразные просьбы были столь же знакомыми, что и речи Кетриккен, с той лишь разницей, что он давил на совесть, а не на чувство долга. Чейд был старым человеком и все еще мог многому меня научить. Я всегда был его самым многообещающим учеником. Дьютифулу по-прежнему требовался вышколенный убийца, а я был уникальным оружием в том смысле, что молодой король мог общаться со мной безмолвно, посредством Силы. И была еще Сила как таковая. Столько неразгаданных загадок. Столько непереведенного, столько новых секретов и техник, которые можно было почерпнуть из клада со свитками, добытого нами на Аслевджале…

Я знал все его доводы и уговоры наизусть. За годы слышал их все. И выстоял. Но игру надо было продолжать. Таков был наш прощальный ритуал, входили в него и новые поручения Чейда.

– Что ж, если ты не останешься и не займешься со мной делом, – сказал он, как будто мы уже все обсудили, – тогда, быть может, хотя бы заберешь с собой часть?

– Как обычно, – заверил я.

Он улыбнулся:

– Леди Розмари упаковала для тебя несколько свитков и договорилась на конюшне о муле, чтобы их перевезти. Она собиралась сложить их в сундук, но я ей сказал, что ты отправишься верхом.

Я молча кивнул. Прошли годы с той поры, как Розмари заняла мое место в качестве ученицы Чейда. Она служила ему вот уже двадцать лет, выполняя «тихую работу» убийцы и шпионки при королевской семье. Нет. Еще дольше. Я рассеянно спросил себя, не взяла ли она теперь собственного ученика.

Но голос Чейда вернул меня к действительности: старик начал перечислять, какие травы и корни я должен втайне достать для него. Потом опять вернулся к своей идее о том, что королю следует поселить в Ивовом Лесу ученика мастера Силы, чтобы обеспечить быструю связь с Оленьим замком. Я напомнил ему, что могу обеспечить это сам, не привечая в своем доме шпиона. Он улыбнулся в ответ и увлек меня в беседу о том, как часто можно пользоваться монолитами и насколько это безопасно. Как единственный живой человек, который заблудился в камнях и выжил, я был более склонен к осторожности, чем экспериментатор Чейд. На этот раз, по крайней мере, он не подвергал сомнениям мою точку зрения.

Я прочистил горло:

– Секретное ключевое слово – плохая идея, Чейд. Если ты в нем нуждаешься, пусть его запишут и поместят под охрану короля.

– Все записанное можно прочитать. Все спрятанное можно отыскать.

– Это правда. Вот тебе еще одна правда: если кое-кто умрет, то уже не оживет.

– Я хранил верность Видящим всю свою жизнь, Фитц. Лучше мне умереть, чем допустить, чтобы меня использовали в качестве оружия против короля.

Мне было неприятно с этим соглашаться. И все же…

– Тогда, следуя твоей логике, каждого члена круга следует запечатать. Каждого – отдельным словом, скрытым в загадке.

Его руки, большие и все еще проворные, пробрались вдоль края покрывала, точно два костяных паука.

– Так было бы лучше всего, да. Но пока я сумею убедить остальных членов круга в том, что это необходимо, приму меры, чтобы защитить от тлетворного влияния самого ценного члена круга.

Чейд никогда не страдал от избытка скромности.

– Выходит, этот член – ты.

– Разумеется.

Я выразительно уставился на него. Он возмутился:

– Что? Ты не согласен? Знаешь, сколько секретов мне доверила семья? Сколько сведений относительно семейной истории и родословной, сколько знаний о Силе сейчас находятся только в моем разуме да в нескольких гниющих свитках, которые бо́льшей частью почти невозможно прочитать? Представь себе, что я окажусь под чьим-то влиянием. Представь, что кто-то похитит эти секреты из моего разума и использует их против Видящих.

Я похолодел, осознавая, что он абсолютно прав. Я ссутулился и погрузился в раздумья.

– Ты можешь просто сказать мне слово-ключ и поверить, что я сохраню его в тайне? – Я уже смирился с тем, что он разыщет способ повторить содеянное.

Чейд слегка подался вперед:

– Ты согласишься запереть свой разум при помощи Силы?

Я поколебался. Мне не хотелось идти на это. Я слишком живо помнил, как умер Баррич, отгороженный печатью от любых попыток его спасти. И как едва не умер Чейд. Я всегда полагал, что, имея выбор между исцелением при помощи Силы и смертью, выберу смерть. Вопрос Чейда заставил меня посмотреть правде в глаза: я хотел оставить за собой выбор. А сохранить возможность выбора скорее получится, если мой разум не будет отгорожен от тех, кто мог бы меня спасти.

Чейд прочистил горло:

– Что ж, пока ты не решишься, я буду поступать, как сочту наилучшим. Полагаю, ты тоже.

Я кивнул:

– Чейд, я…

Он пренебрежительно махнул рукой и сердито проговорил:

– Я все знаю, мальчик. И буду вести себя осторожнее. Займись этими свитками, как только сможешь, хорошо? Перевод сложный, но тебе вполне по силам. А теперь мне надо отдохнуть. Или поесть. Не могу понять, проголодался ли я или еще сильней устал. Это исцеление Силой… – Он покачал головой.

– Знаю, – напомнил я ему. – Я верну каждый свиток, как только переведу. И сохраню копию в тайнике в Ивовом Лесу. Тебе надо отдохнуть.

– Я отдохну, – пообещал Чейд.

Он откинулся на свои многочисленные подушки и закрыл глаза в изнеможении. Я тихонько выскользнул из комнаты. И еще до захода солнца преодолел немалую часть пути домой.