Артура Шоукросса опросили в камере два врача. Они зафиксировали, что его коэффициент интеллекта слегка ниже нормы, и обнаружили психические расстройства, толчок к развитию которых дала, по всей вероятности, служба во Вьетнаме. Чарли Кубински было приказано сопроводить заключенного в больницу сестер милосердия для проведения эхограммы черепа, рентгена и неврологического обследования. Ответы по всем пунктам были получены негативные. Врачи признали обвиняемого дееспособным, и, следовательно, он мог предстать перед судом за убийство Карен Энн Хилл.
Назначенный судом адвокат защиты Пол Дж. Дирдорф тут же подал ходатайство о снятии обвинений на том основании, что подзащитный «по причине низкого уровня умственных способностей не способен свободно и разумно пользоваться своим правом хранить молчание и получать юридическую помощь».
Единственным доказательством, как утверждал адвокат, были «неприемлемые и незаконные признания», сделанные обвиняемым детективу Кубински во время допросов, длительность которых выходила далеко за разумные пределы. Вдобавок ко всем другим пробелам в деле, сказал Дирдорф, обвинение не представило ни одного свидетеля, который смог бы связать Шоукросса и убитую Карен Энн Хилл.
Когда это ходатайство было отклонено, адвокат подал еще несколько. Помимо прочего, ему удалось убедить судью опустить занавес для «Шоу Арта и Чарли», запретив Кубински или кому-либо еще опрашивать Шоукросса без присутствия адвоката.
На предъявлении обвинения адвокат защиты проинструктировал своего клиента не признавать себя виновным и безуспешно добивался освобождения под залог. Убедительно ходатайствуя об усилении мер безопасности, Дирдорф напомнил судье о телефонных звонках с угрозами и отметил присутствие в зале суда шумной толпы зрителей. Он также сослался на редко используемый закон штата Нью-Йорк о досудебной гласности, закладывающий основу для исключения прессы и общественности из предварительного слушания. Снова и снова упорный молодой адвокат боролся за интересы своего клиента, иногда ценой своей личной популярности среди разгневанных жителей Уотертауна.
Чарли Кубински пытался укрепить позицию штата, но добился не слишком значительного прогресса. Его главный источник информации, то есть сам обвиняемый, больше не реагировал на его приветствия. Шеф полиции Лофтус все еще делал ставку на обвинительный приговор и пожизненное заключение, но у ведущего детектива были сильные сомнения, что это случится. В судах округа Джефферсон случались странные вещи. Он удвоил свои усилия. Он не хотел жить в городе, где человек может убить кого-то и потом выйти на свободу.
Когда я пришла навестить Арта в тюрьме, помощник шерифа схватил меня за руку и сказал:
– Шериф хочет видеть вас наверху.
– Мне нечего сказать, – ответила я.
– Что ж, вы не сможете увидеть мужа, пока не поговорите с шерифом.
– Ладно, подумаешь, поговорю.
Шериф Энджел и пара помощников шерифа разговаривали со мной полтора часа. Они хотели подключить меня к делу на случай, если Арт скажет что-нибудь компрометирующее. Шериф сказал, что копам больше не разрешают допрашивать Арта, но, может быть, я смогу заставить его признаться.
Я не собиралась им помогать; мой муж был невиновен.
Энджел продолжал настаивать. Он рассказал мне о полицейском досье Арта и о двух годах, которые он провел в «Аттике» и «Оберне» за поджог и кражу со взломом. Я не поверила ни одному его слову. Все эти люди, должно быть, спятили. Я не выходила замуж за бывшего заключенного; не может быть, чтобы я настолько плохо разбиралась в людях.
Шерифу и его прихлебателям не понравилось мое отношение к ним. Это были законченные ублюдки, грубые, высокомерные, властолюбивые. Они были полны решимости заставить меня помогать им. «Ну вы и кретины», – думала я. Я разозлилась, начала кричать и плакать, и они, наконец, отстали от меня.
Арт был напряжен и постоянно повторял: «Я этого не делал, я этого не делал». Он утверждал, что его подставили, потому что у него были какие-то проблемы с полицией в детстве, и все в таком роде. Он даже заплакал. Его поместили в изолированную камеру, и он не понимал, что имеют против него другие заключенные.
Боже, как плохо мне стало из-за него! Я думала только об одном: как побыстрее убраться из этой тюрьмы.
Копии протокола о вскрытии Блейка получили обе стороны.
Работая с побелевшими, несколько месяцев пролежавшими в земле костями и считаными сотнями граммов гниющей плоти, патологоанатом Ричард С. Ли не смог точно определить конкретную причину смерти. В представленном им отчете говорилось:
«Попытки скрыть тело полосками коры, а также разбросанная одежда, на которой нет следов продуктов разложения тканей, указывают с высокой степенью вероятности, что умерший был раздет перед смертью. Эти же факты дают основание предполагать, что умерший либо был насильно раздет, либо его принудили раздеться… Учитывая эти выводы, ведомство вынесло заключение об убийстве, хотя причина смерти не установлена».
Неофициально бюро судебно-медицинской экспертизы выдвинуло предположение о том, что смерть мальчика наступила в результате асфиксии или удушения. Дата предварительного слушания по делу об убийстве Карен Энн Хилл приближалась, но никаких обвинений по делу Блейка предъявлено так и не было. Как и предупреждал Кубински, доказательства были слишком слабыми.
Я отвезла Карен домой в Рочестер, похоронила ее и как будто бы перестала замечать, что происходит вокруг. Потом по радио сообщили, что полиция кого-то арестовала.
Я пыталась выяснить, где этот Шоукросс схватил моего ребенка. Карен никогда бы не полезла через железный забор, чтобы подойти к незнакомому мужчине. Никогда, никогда, никогда, никогда. В Рочестере она каждый день проходила пешком семь или восемь кварталов до школы; она знала, как вести себя, кому можно доверять, а кому нельзя. Я бы поставила свою жизнь на то, что она не перелезала через то ограждение добровольно. Она могла бы наклониться и посмотреть на реку, могла бы помахать рукой или сказать «привет», но никогда бы не спустилась с берега без очень веской на то причины.
Я решила, что этот человек, должно быть, заманил ее каким-то образом. Парень, который видел, как она карабкается по перилам, сказал, что в руках у нее почти наверняка ничего не было. Что же случилось с белым кроликом? Она бы никогда не опустила его на землю, никогда бы не рискнула, не допустила, чтобы он убежал. Этого не могло быть. Но зачем ей тащить кролика на берег реки? Это же бессмысленно. Я понимаю, Шоукроссу нравилось насмехаться над детьми, дразнить их, доводить до слез. Может быть, он схватил кролика и убежал. Тогда она наверняка последовала бы за ним вниз по берегу. И ее бы никто не остановил.
Проведя несколько недель дома в Рочестере, я вернулась в Уотертаун. Что-то заставило меня поехать туда. Я не чувствовала ни ненависти, ни гнева – только оцепенение. Я чувствовала, что от меня зависит, выйдет ли убийца сухим из воды. Да, знаю. Это было иррациональное решение.
Я пошла домой к Линде Майлз, и первым делом она показала мне пустую кроличью клетку. Мы подумали, что Шоукросс мог бросить его в реку или угрожал это сделать, и Карен побежала вниз по набережной, чтобы спасти его.
Она была бесстрашной и без ума любила животных.
Я пошла в суд, чтобы взглянуть на убийцу. У меня дрожали колени. Я никому не говорила, кто я такая, потому что не хотела привлекать к себе внимание.
Едва я успела сесть, как судья распорядился вывести всех из зала. «Погодите минутку! – подумала я. – Я ее мать! У меня есть право…» Я гордилась тем, что не заплакала.
Артур Шоукросс сидел в напряженной позе за столом защиты, глядя прямо перед собой. На предыдущие заседания он приходил в обычных брюках и рубашке с открытым воротом, но на предварительное слушание Пол Дирдорф одел его в аккуратную голубую рубашку, отглаженные голубые брюки и синюю спортивную куртку. Подсудимый больше походил на молодого бизнесмена, чем на бывшего заключенного.
Отвечая на вопросы помощника окружного прокурора Хью Гилберта, детектив Чарльз Кубински изложил свою версию, а потом почти час отбивался от агрессивных атак защиты. Пытаясь убедить судью в том, что допрос, продолжавшийся всю ночь, превысил установленные законом пределы и что все это время задержанный был лишен юридической помощи, Дирдорф приводил данные по длительности каждой сессии. Этот дерзкий молодой адвокат также установил, что одежда и велосипед Шоукросса были изъяты без предъявления ордера на обыск. Затем он подверг критике следственные действия на месте преступления.
– Вы проверили мост на наличие отпечатков пальцев? – спросил он Кубински.
– К тому времени, когда мы были готовы сделать это, такой возможности уже не было из-за [общественной] активности в этом районе.
– Мост не проверяли на наличие отпечатков пальцев? – повторил вопрос Дирдорф.
– Нет.
Далее адвокат озаботился работой Редстоунского капрала, полицейской ищейки.
– Его водили под мост?
– Нет, сэр, – ответил Кубински.
– Под мостом его не было? Он был на мосту?
– Он был на мосту.
Через несколько минут Дирдорф снова вернулся к этой теме.
– Собаку отводили к месту обнаружения тела?
– К месту обнаружения тела ее не отводили.
Следующим вопросом адвокат еще раз заострил внимание на этом пункте.
– Собака была на мосту, – повторил он. – Она спускалась под мост?
– Нет, сэр.
После того как Кубински ответил на все вопросы, настала очередь помощника судмедэксперта, которого вызвали на мост в ночь убийства. От него Дирдорф добился удивительных признаний.
Вопрос: Доктор, не могли бы вы перечислить действия, которые вы проводили, если проводили, с телом девочки?
Ответ: Я провел вскрытие и взял мазок из влагалища.
Вопрос: Вы определили группу крови девочки?
Ответ: Нет.
Вопрос: Смогли ли вы установить причину смерти?
Ответ: Да.
Вопрос: Это было удушье?
Ответ: Асфиксия и удушье, да.
Вопрос: Проводили ли вы какие-либо измерения для определения времени смерти?
Ответ: Нет, не проводил. Я не делал никаких измерений для определения времени смерти.
Вопрос: Можете ли вы приблизительно определить время смерти?
Ответ: При выраженных трупных пятнах и трупном окоченении определить точное время смерти трудно. Я бы сказал, от восьми до двенадцати часов.
Вопрос: Вы измеряли температуру тела?
Ответ: Нет, я этого не делал.
Вопрос: Это обычное исследование, которое проводится для определения времени смерти?
Ответ: Одно из исследований.
Вопрос: Есть ли другие?
Ответ: Да. Осмотр трупного окоченения и трупных пятен. В зависимости от температуры на улице.
Вопрос: По вашим оценкам, время смерти составило от восьми до двенадцати часов?
Ответ: Да.
Вопрос: С какого момента?
Ответ: С того момента, когда я осмотрел тело, скажем, примерно в 11:50. В это время я осматривал тело. Я не уверен на сто процентов, но, по моим оценкам, время смерти составляло от восьми до двенадцати часов на тот момент.
Вопрос: Во время вашего исследования вы обнаружили сперму во влагалище девочки?
Ответ: Да.
Вопрос: Вы проводили какие-либо анализы спермы?
Ответ: Мы не брали сперму для анализа. Обнаружена сперма и сперматозоиды.
Вопрос: Пытались ли вы как-то сопоставить или классифицировать эти образцы?
Ответ: Нет.
Вопрос: …В то время вы не проводили никаких химических исследований с помощью микроскопа или чего-либо подобного?
Ответ: Нет.
Вопрос: Ознакомились ли вы с какими-либо результатами экспертиз в лабораториях штата?
Ответ: Нет. Мы только исследовали мазки в больнице сестер милосердия. Никаких результатов других тестов мы не получали.
Неточность медицинских показаний серьезно ослабила значимость остальных доказательств, представленных обвинением. В деле об изнасиловании и убийстве нет ничего более важного, чем сравнение группы крови обвиняемого с группой, обнаруженной в сперме. А замер температуры тела для определения времени смерти является стандартной процедурой.
С каждым последующим свидетелем Дирдорф подчеркивал еще один момент: на протяжении всего четырехчасового промежутка, в пределах которого наступила смерть, по железному мосту шел постоянный поток транспорта. Шоукросс и его велосипед могли находиться на мосту, и подсудимому могла представиться хорошая возможность убить девочку, но то же самое можно сказать и о десятках других граждан.
После того как показания дал последний свидетель, судья городского суда Джордж Инглхарт спросил Дирдорфа, хочет ли его клиент выступить в качестве свидетеля.
– Нет, ваша честь, – ответил адвокат и потребовал, чтобы все обвинения были незамедлительно сняты с его подзащитного. – Нет ничего, что могло бы связать моего клиента со смертью этой девочки. Самая важная косвенная улика – велосипед, который найден в этом районе и похож на велосипед моего подзащитного. Примечательны показания врача, из которых следует, что определить точное время смерти не удалось. Днем обвиняемого видели на мосту в течение всего нескольких минут. Я не считаю это достаточным основанием для того, чтобы суд задержал моего подзащитного по обвинению в убийстве.
Люди, знакомые с ситуацией изнутри, уже знали, какое решение вынесет судья. В холле уже звучали голоса горожан, желавших проводить Шоукросса к ближайшему дереву. Для судьи снятие обвинений означало бы неминуемое отстранение от должности.
– Ходатайство отклонено, – решительно объявил Инглхарт. – Доказательства в основном косвенные, но в ходе заседания подняты фактологические вопросы, которые, по мнению суда, требуют решения жюри присяжных. Я считаю обоснованным обвинение подсудимого в совершении убийства и потому намерен передать дело на рассмотрение большого жюри без отпуска подсудимого под залог.
Чарли Кубински чувствовал себя так, словно смотрел последнюю сцену одного из тех выпендрежных фильмов, где копы выставляются мошенниками, а плохие парни побеждают. Каждому честному полицейскому бывает горько наблюдать за тем, как тот или иной преступник выходит победителем в столкновении с американской системой правосудия. На предварительном слушании адвокат защиты умело пробивал бреши в деле Карен Хилл, и в то же время никто даже не вспомнил о Джеке Блейке. Кубински содрогнулся при мысли о том, как Арт Шоукросс возвращается на игровую площадку позади «Кловердейл апартментс»: водит детей на рыбалку, шлепает их, борется с ними на лужайке, засовывает траву им в штаны, изображает дружелюбие, а сам думает только о том, чтобы сорвать с них одежду и насмерть изнасиловать.
Заседание большого жюри не развеяло дурных предчувствий. Двадцать три его участника предъявили Шоукроссу обвинения по двум пунктам: в намерении совершить убийство Карен Энн Хилл и в причинении смерти ребенку во время совершения акта изнасилования. Но дело об убийстве Блейка даже не было упомянуто.
Будучи главным следователем по обоим делам, Кубински обратился к окружному прокурору за разъяснениями. Маккласки посоветовал ему не беспокоиться – мол, мы кое-что придумываем на этот счет.
– Ты же не имеешь в виду… сделку о признании вины? – спросил Кубински.
Маккласки попросил его набраться терпения.
В психиатрическом центре Святого Лаврентия заключенного осмотрели и признали дееспособным для предания суду. По словам психолога, Шоукросс согласился с тем, что нуждается в психиатрической помощи. Он заявил, что не только слышит голоса, которые приказывают ему делать определенные вещи, но также предчувствует то, что вот-вот произойдет. Он утверждал, что ни при каких обстоятельствах не хочет, чтобы его отпускали на свободу до тех пор, пока он не пройдет длительный курс психиатрической помощи.
Ознакомившись с медицинскими заключениями, окружной прокурор Маккласки решил встретиться с подсудимым в тюрьме округа Джефферсон. Этим решением он предопределил собственную политическую кончину. Целью встречи, о чем не говорилось открыто, было достижение сделки о признании вины.
В протоколе он записал так:
«Сегодня 16 октября 1972 года. Я, Уильям Дж. Маккласки, окружной прокурор округа Джефферсон. Вы, Артур Шоукросс. Также присутствуют адвокат Пол Дирдорф… и шериф Ирвинг П. Энджел. Арт, цель этой сегодняшней беседы – поговорить о Джеке Блейке и о том, что происходило 7 мая 1972 года. Мы не ставим здесь целью обсуждение дела Карен Хилл. Для протокола я заявляю о намерении изменить предъявленное вам обвинение на непредумышленное убийство первой степени, имея в виду смерть Карен Хилл и Джека Блейка. Вы понимаете это, Арт?»
Шоукросс ответил «да», после чего начался допрос, проходивший в спокойном, вежливом тоне.
Вопрос: Итак, прежде всего, хотите ли вы рассказать нам о том, что случилось в воскресенье седьмого мая?
Ответ: Да, хочу.
Вопрос: Ходили ли вы в тот день на рыбалку?
Ответ: Нет.
Вопрос: Что вы делали в тот день?
Ответ: Я вышел из дома около двенадцати часов дня, у меня с собой была одна удочка без лески. Я прошел по Хорд-стрит и Брэдли-стрит, и Джек Блейк следовал за мной примерно в паре сотен метров… Я пошел вдоль железнодорожного полотна, хотел оторваться от него и спустился почти к «Лонгуэйс», но он все еще шел за мной по рельсам. Я свернул в лес. Он последовал за мной. Я велел ему идти домой, но он отказался. Я разозлился и ударил его по лицу тыльной стороной ладони, он упал и ударился о дерево. Тогда я испугался, положил его на землю, накрыл сверху корой и убежал.
Вопрос: На нем все еще была одежда?
Ответ: Нет.
Вопрос: Он снял ее?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: Вы не завязывали узлом рукава его пиджака?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: Были ли вы вообще на рыбалке в тот день?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: Вы после этого встретились с человеком по имени Билл Меррок?
Ответ: Когда я вышел из леса, то прошел вдоль забора, перебрался, не замочившись, через ручей, пересек автомагистраль 81 и оказался позади «Мотеля 47» и заправочной станции.
Вопрос: Заправочная станция находится рядом с мотелем?
Ответ: Да.
Вопрос: Вы зашли туда и провели там какое-то время?
Ответ: Да. Я пробыл там около двадцати минут.
Вопрос: И вы разговаривали там с человеком, который работал на заправке? Вы знали его тогда?
Ответ: Я не был с ним знаком, но я знал, что это за место. У него там было заведение самообслуживания ресторанного типа, автоматы с оплатой монетками…
Вопрос: В рамках расследования этот человек рассказал в департаменте шерифа, что вы были в грязной обуви и испачканных брюках. Это так?
Ответ: На штанах грязи не было. Грязными были только ботинки.
Вопрос: Насчет ваших брюк – вы не проходили через болото или какое-то болотистое место?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: А потом, после мотеля, вы пошли домой?
Ответ: Нет. Оттуда я пошел к дому своего тестя… Примерно в пятистах метрах, около ста метров по Брэдли-стрит.
Вопрос: Долго вы там оставались?
Ответ: Примерно до четверти одиннадцатого.
Вопрос: И как же вы потом добрались домой?
Ответ: Мой тесть привез нас домой.
Вопрос: Вы сказали «нас»? Ваша жена тоже была там?
Ответ: Да.
Вопрос: Возвращались ли вы когда-нибудь на место того происшествия с Джеком Блейком?
Ответ: Нет, сэр. Я проходил мимо, но никогда там не останавливался.
Вопрос: Вы сказали, что он ударился головой о дерево, когда вы сбили его с ног. Сильно ли он ударился? Вы поняли тогда, что он умер? Думали ли вы об этом?
Ответ: Нет, сэр, не знал. Я так думал.
Вопрос: Ирв, у вас есть вопросы?
Вопрос (шериф Энджел): Что сказал вам Джек Блейк, когда наконец догнал вас? Он дал понять, что хочет пойти с вами?
Ответ: Да. Он сказал, что хочет порыбачить. Он думал, что я иду на рыбалку.
Вопрос: Вы когда-нибудь раньше ходили на рыбалку с Джеком Блейком?
Ответ: Да, сэр. Я ходил с ним на рыбалку. Он пошел за мной на рыбалку первого апреля, в день открытия сезона ловли форели. Он и его брат.
Вопрос: Вы тогда с ним ссорились?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: Вы проверяли, дышит ли он, прежде чем оставить его в лесу?
Ответ: Нет, сэр. Я испугался и ушел.
Вопрос: Предпринимали ли вы какие-либо попытки помочь ему?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: Вы не пытались нести его?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: Рассказали ли вы своей жене о случившемся, когда добрались до родственников жены? Или когда вернулись домой? Вы рассказали, что произошло?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: Вы когда-нибудь рассказывали кому-нибудь то, что рассказываете нам сейчас?
Ответ: Нет, сэр.
Ответ (Дирдорф): Кроме меня.
Вопрос: Кроме вашего адвоката? Знали ли вы о поисках этого мальчика, которые велись, скажем, в первые два-три дня?
Ответ: Да.
Вопрос: Вы знали о них? Как вы о них узнали?
Ответ: К моему дому приходили разные люди.
Вопрос: В какой-то момент вас задержали и допросили сотрудники полицейского управления Уотертауна?
Ответ: Да, сэр.
Вопрос: Вы отрицали, что знаете что-то о его местонахождении?
Ответ: Да, сэр.
Вопрос: Вас также задерживали и допрашивали детективы этого отдела, верно?
Ответ: Да, сэр.
Вопрос: Всего через несколько дней после его исчезновения?
Ответ: Да, сэр.
Вопрос: И вы снова отрицали, что знаете о его местонахождении?
Ответ: Да.
Вопрос: Предполагали ли вы в тот конкретный момент, что он, вероятно, мертв?
Ответ: Да, сэр, предполагал.
Вопрос: Вы когда-нибудь приставали к этому мальчику в сексуальном плане?
Ответ: Нет.
Вопрос: Вы приставали к нему в сексуальном плане во время предыдущих контактов с ним?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: Он когда-нибудь просил вас об этом?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: Он вам отказывал?
Ответ: Нет, сэр.
Вопрос: Я думаю, что это все.
Вопрос (Маккласки): Ты хочешь что-нибудь добавить, Пол? Хорошо, всем спасибо.
Прочитав расшифровку вопросов и ответов, Чарли Кубински взорвался. Насколько он понял из протокола, Маккласки и шериф беспрепятственно позволяли убийце городить одну небылицу за другой.
Детектив покачал головой, прочитав категорические опровержения Шоукроссом фактов сексуального домогательства к мальчику. «Боже мой, – подумал он, – если бы я только мог там задать ему несколько вопросов. Эй, Арт, а кто же разбросал одежду этого парня? Бурундуки? Почему его нашли раздетым? Что вообще ребенок и взрослый мужик делали в том лесу? Загорали? Наблюдали за птицами? Голышом?»
Для матерого копа это было простое и ясное дело об изнасиловании и убийстве ребенка, и оно подлежало рассмотрению в суде. По общему признанию, расследование не было идеальным, но разве всегда бывает идеальное расследование? Кубински презирал тех, кто заключал такие сделки. Читая стенограмму допроса, он представлял, какие требования выставил Дирдорф во время переговоров: вы можете спросить моего клиента об этом, но вы не будете спрашивать его о том. Вы можете копаться вот в этом, но не копайтесь вот в том…
«Ладно, – сказал себе Кубински, – адвокат защиты и должен защищать своего клиента, но какое оправдание у Маккласки? Почему он решил сделать такой поворот? Он ведь ходил на железный мост в ту ночь, разве нет? Он видел кровь, грязь, эти тоненькие голые ноги. Разве он не понял, с каким чертовым маньяком мы имеем дело? Разве он не понимает, что Шоукросс до смерти избил Джека Блейка и надругался над ним?»
Он высказал свои жалобы шефу полиции Лофтусу, и тот посоветовал ему помалкивать. Он пожаловался своему непосредственному начальнику, заместителю шефа Киллорину, тот похлопал его по спине и поблагодарил за то, что он довел дело до конца.
Гнев требовал выхода, и Кубински отправился прогуляться на городскую площадь, где столкнулся возле статуи нимфы с дружелюбно настроенным Маккласки. Эти двое были в том числе и деловыми партнерами: Маккласки представлял интересы Кубински в сделке с недвижимостью и проделал хорошую работу.
– Билл, – сказал детектив, – я бы хотел, чтобы вы передали дело Блейка большому жюри.
Окружной прокурор ответил, что его беспокоит отсутствие улик. Представители всех правоохранительных служб оказывали сильное давление, требуя поскорее закрыть оба дела и отправить Шоукросса в исправительное учреждение. Каждый раз, когда его доставляли в суд, толпа угрожала линчевать этого человека. Коммутатор окружного прокурора был забит возмущенными звонками. Ситуация становилась взрывоопасной.
– Мы получим больше доказательств, – запротестовал Кубински. – Ради бога, Билл, не сдавайся.
– Мы заключили сделку, – признался Маккласки, – по которой он получит двадцать пять лет за непредумышленное убийство по делу Хилл. В свою очередь, он признается в убийстве мальчика. Думаю, общественность должна об этом знать. Мы никогда не смогли бы доказать это в суде.
Кубински подумал об убийцах, которые, отсидев свой срок, убивали снова.
– Шоукросс не изменится, – сказал он. – Его следует отправить за решетку на всю жизнь.
Прокурор согласился.
– Предоставь мне доказательства, Чарли, – сказал Маккласки все тем же любезным тоном. – Я всегда говорил, что окружной прокурор, который чего-то стоит, может привлечь к ответственности кого угодно даже за бутерброд с ветчиной. Но… не в этом случае.
Он добавил, что добиться обвинительного приговора по делу об убийстве Карен Хилл вряд ли удастся – прежде всего из-за недостатка свидетелей.
– А как же те девочки, которые видели его на мосту? – удивился Кубински.
– На том мосту было много людей, – ответил Маккласки. – Я не могу их всех обвинить в убийстве.
– Но Терри Тенни видел, как странно Шоукросс себя вел, глядя через решетку. И ведь люди видели его велосипед!
Маккласки ответил, что не может предъявить обвинение велосипеду.
Они спорили несколько минут, прежде чем Кубински вернулся к больной теме – к делу Блейка.
– У нас есть заявление о том, что он повел ребенка в лес. Как быть с этим?
– А кто подал это заявление, Чарли? Никто ведь так и не объявился. Оно ничем не подкреплено.
– Хорошо, а как насчет Билла Меррока?
– Он видел, как Шоукросс выходил из леса в грязных ботинках. Не с окровавленными руками, Чарли, а в грязных ботинках. И в точной дате он не уверен.
– Парень видел, как Карен карабкалась по железным перилам моста.
– Да, но он не видел ее с Шоукроссом. И никто другой не видел ее с Шоукроссом.
Окружной прокурор упомянул еще об одном слабом месте дела: неточности патологоанатома относительно времени смерти.
– Подумай сам, сколько народу пересекло мост за этот четырехчасовой промежуток времени, – сказал он детективу. – К тому же это был праздничный день.
Кубински рассказал о жестоком обращении убийцы с детьми, о том, как он приставал к этому мальчику Блейку, о его подозрительном поведении на детской площадке. В конце концов, все сотрудники правоохранительных органов на севере штата Нью-Йорк в глубине души знали, что этот человек – безжалостный убийца.
Окружной прокурор снова согласился с этими доводами, но сказал, что не может привлечь полицейских и выслушать их мнение, как не может и представить суду досье бывшего заключенного, пока обвиняемый не выступит в качестве свидетеля, чего он, конечно же, не сделает. Кроме всего прочего, в случае с Блейком никто не установил ни причину, ни время смерти. Полиции даже не удалось обнаружить четкую взаимосвязь Джека с Шоукроссом.
– Разве ты не можешь просто предъявить ему обвинение и посмотреть, что будет дальше? – спросил детектив.
– Это слишком большой риск, Чарли. Если мы обратимся в суд и проиграем, то уже никогда не сможем предъявить обвинение по этому делу.
Кубински подумал, что этот проклятый закон о двойной ответственности прекрасно защищает права преступников. Но кто, черт возьми, защищает права обычных людей?
Получив наконец останки Джека, мы организовали похороны с помощью похоронного бюро Харта. Мы ждали нашего священника, отца Доста, но он прислал своего помощника. Думаю, что-то случилось.
В похоронном бюро было холодно, священник не знал Джека и не знал, что о нем сказать. Что сказать о мальчике, которого ты никогда не видел, о маленьком человечке, которого убили, а полиция даже никого не обвинила?
Там были мы, члены семьи, и несколько одноклассников Джека из пятого класса школы Уайли. Конечно, гроб был закрытым. Останки Джека наверняка еще лежали в пластиковых пакетах в холодильнике муниципального здания. Позже мы с моей подругой Джозефин говорили о том, чтобы выкопать гроб и посмотреть, действительно ли они его похоронили.
Я старалась быть спокойной, но когда услышала, как плачут другие мои дети, тоже заплакала. Нам так не хватало Джека. Через месяц, 18 октября 1972 года, ему исполнилось бы одиннадцать лет.
Мой брат Ирвин был смотрителем на кладбище Норт-Уотертаун, недалеко от того места, где нашли тело Джека. Ирвин поставил на могилу бетонный блок, и люди начали собирать деньги на обычное надгробие, но шеф полиции Лофтус наложил на это запрет. Во всяком случае, так я слышала. Точно я знаю лишь то, что мы не увидели ни цента из этих денег. Со свиномазыми мы в то время не разговаривали.
Джек собирал красивые камни, и я нашла хороший камень, чтобы отметить им его могилу. Но Ирвин так и не положил этот камень. Не знаю, забыл ли он о нем или еще почему-то не сделал.
Однажды к нам домой зашел друг семьи.
– Привет, Мэри, хочу тебя прокатить.
– Куда? – спросила я.
– Не задавай вопросов. Просто поехали со мной.
– Не хочу я с тобой ехать, – сказала я. – Ты опять нюхал клей.
– Пожалуйста, Мэри, на этот раз я буду осторожен.
Я подошла к его машине, и мой пьяный муж уже сидел на заднем сиденье. Я поняла, они что-то задумали. Они отвезли меня на могилу Джека, и там стояла прекрасная статуя Иисуса и Девы Марии! Они сказали, что забрали ее с какого-то кладбища в Пенсильвании.
Несколько недель спустя статую кто-то украл. Никогда в жизни не слышала о большей мерзости.
Во вторник, 17 октября, в 8:00 утра, через две недели после ареста Артура Шоукросса, в кабинете окружного судьи Милтона Уилтса состоялось слушание за закрытыми дверями. Формально судебное разбирательство было открыто для публики, но в маленькой комнате столпилось так много представителей закона, что репортерам пришлось стоять в коридоре, вытягивая шеи.
В здании суда округа Джефферсон была усилена охрана. В течение нескольких дней офис шерифа и управление полиции принимали звонки от граждан, которые грозили учинить что угодно – от простой казни до публичной демонстрации причиндалов убийцы на площади. Шоукросс уже подвергся нападению со стороны кухонного надзирателя в тюрьме, после чего был заперт в своей камере по соображениям безопасности.
В ходе спокойного судебного разбирательства окружной прокурор Маккласки сообщил судье, что смягчил подсудимому обвинение в убийстве Карен Хилл до непредумышленного убийства первой степени. Он процитировал раздел уголовного законодательства штата Нью-Йорк, призывающий признавать непредумышленное убийство в случаях, связанных с «крайним эмоциональным расстройством». Он отметил два основных недостатка в деле об убийстве штата: признание Шоукросса было расплывчатым («Наверное, я это сделал, но на самом деле я не помню, как это делал»), и те немногие свидетели, с которыми удалось поговорить, не смогли указать взаимосвязь между обвиняемым и жертвой. Ни один суд присяжных не вынес бы обвинительный приговор на основании таких скудных улик.
Затем окружной прокурор перешел ко второму элементу сделки: признанию Шоукросса в том, что он убил Джека Блейка. Маккласки заметил, что не было иного способа закрыть дело Блейка, кроме как получить добровольное заявление, а все обеспокоенные родители в округе Джефферсон заслуживали того, чтобы знать – человек, совершивший это убийство, изолирован от общества.
Судья Уилтс обратился к Шоукроссу с вопросом:
– Отдаете ли вы себе отчет в том, что делаете?
– Да, ваша честь, – ответил убийца едва слышно.
На нем был тот аккуратный спортивный костюм, который он надевал вместо тюремного комбинезона для выступлений в суде. На вопрос, признает ли он себя виновным, Шоукросс ответил:
– Виновен, ваша честь.
Адвокат защиты Дирдорф потребовал, чтобы его подзащитному была назначена программа лечения, «а не длительный тюремный срок», утверждая, что никакое тюремное заключение не вернет погибших детей.
Пока Шоукросс, заняв свою обычную кроткую позу, смотрел в пол, судья Уилтс зачитал неокончательный приговор: до двадцати пяти лет лишения свободы. Чисто формально при назначении минимального наказания и по решению комиссии штата по условно-досрочному освобождению Шоукросса могли освободить уже через десять месяцев, но все в зале суда ожидали, что детоубийца получит по максимуму.
В 8:48, через восемнадцать минут после начала слушания, Шоукросса, скованного наручниками с судебным приставом, торопливо вывели через боковую дверь в окружении шерифа Энджела, заместителя шерифа, трех помощников шерифа и трех детективов. Старший детектив остался дома. Чарли Кубински все еще был убежден, что прокурор, как он выразился позже, «не пойдет на уступки».