И резиновой палкой можно указывать путь.
Следователь, проработавший лет десять и более, как правило, становится профессиональным занудой. Иван Куроедов исключением не был. Баздырев знал его еще по девяностым годам. Вместе распутывали серийные убийства, которых по столице всегда хватало. Работали бок о бок. Правда, если Иван медленно, ступенька по ступеньке шел по служебной лестнице в московской прокуратуре, то у Васи был свой стиль – мотоциклиста-эсктремала, покорявшему эту «лестницу» на сумасшедшей скорости как вверх, так и вниз.
Время от времени судьба разлучала Баздырева и Куроедова. За творческие порывы и новшества «в особо циничной форме» – Васю с треском переводили из главка на «землю», в ОВД какого-нибудь микрорайона.
Вася же, по обыкновению, не показываясь на новой службе, дня три пил, потом приходил, принимал стол, стул и «висяки» – незавершенные уголовные дела.
Один вид опера Баздырева, больше похожего на медведя, нежели на человека, мог внушить трепет. При знакомстве с арестантом Максимыч всегда импровизировал, в зависимости от фигуранта. Мог доверительно сказать: «Я – парень простой, из деревни, звать меня Вася, без высшего образования, мозгов нет. Но вот кулаки у меня, как два кочана. И вот я, согласно закону физики о сближении однородных тел, как дам сейчас по твоему „кочану“. И мне ничего не будет, у меня две контузии: одна, когда я орехи гранатой колол, а вторая, когда выпал с пятого этажа и ударился головой. Видишь, как она у меня распухла. (И действительно, голова у Василия была, как медный казан.) И вот, голуба, тебе решать, или ты мне все сразу расскажешь, или же мне, рабоче-крестьянскому сыну со справкой из психиатрической больницы, все равно ничего не будет.
И арестант, глядя на каменную физиономию Баздырева, в которой не находил ни малейшего сочувствия, торопливо просил ручку и бумагу. И излагал «чистуху» – чистосердечное признание.
Все беды – от адвокатов. Васины импровизации о собственном душевном нездоровье и «неадекватности» однажды стали известны защитникам арестантов. И Баздырева направили в психиатрический диспансер на обследование. Несмотря на приемлемые результаты, его на всякий случай опять убрали из главка в территориальный отдел милиции.
И по итогам года в этом ОВД показатели раскрываемости убийств и прочих тяжких преступлений ощутимо повышались; бандиты, убийцы, маньяки при молчаливом сочувствии Баздырева писали покаянные, чисто, понимаешь, сердечные признания. И Максимыча, как его звали для краткости, вновь забирали или в главк, или в УВД административного округа. Потому что Вася Баздырев признан был одним из лучших «кольщиков» Москвы: «раскалывал» жуликов «до пупа», а то и ниже, не применяя, между прочим, никакого физического насилия.
Уже находясь в звании майора милиции, Максимыч по просьбе руководства и в соответствии с демократическими веяниями разработал и ввел в практику новый, прогрессивный метод работы с подследственными. Назвал его – «Детерминированный экспрессивно-психологический допрос». Где он выкопал такое мудреное название, Максимыч, как ни пытались его разговорить коллеги, молчал, храня на лице привычное чугунное спокойствие.
О новом методе стало известно не только в главке, но и в министерстве. Вскоре из МВД пришла директива: обобщить и распространить опыт старшего оперуполномоченного майора милиции Баздырева В.М. Более того, одному чиновнику пришла идея рассказать о методе и его создателе в средствах массовой информации. И не просто рассказать, а устроить перед журналистами показательный допрос какого-нибудь реального жулика.
Баздырев как мог сопротивлялся, ссылался на секретность метода, который ни в коем случае нельзя разглашать, что жулик непременно настучит адвокатам и будет скандал, и так далее.
Но все же уговорили. Арестанта подготовили в одном из отделов милиции Северного административного округа. Максимыч поставил условия: секретные уловки при допросе он применять не будет, фамилию подследственного изменят, а журналистов представят, как стажеров или следователей.
Про арестанта, некого Беридзе, Максимычу предварительно сообщили, что он специализировался на старушках-пенсионерках. В день получения пенсий злодей караулил их возле сберкасс, шел следом и, выбрав момент, ударом в лицо сбивал бабушку с ног, забирал сумку с деньгами и документами, тут же садился на троллейбус или автобус и ехал грабить в другой район Москвы.
...В назначенный день приехали корреспонденты: сытая девица в синих очках и легинсах – из молодежной газеты, славящейся своей ненавистью к милиции. Вторым был нагловатый мужчина из правозащитного журнала, название которого Баздырев тут же забыл.
Пока ждали арестанта, Баздырев по просьбе правозащитника ознакомил визитеров с основными постулатами своего метода.
– «Детерминированный экспрессивно-психологический допрос» – это прогрессивный метод, ставящий своей целью прежде всего попытаться заглянуть в душу человека, в силу каких-то обстоятельств оказавшегося в заключении. Эти люди, даже несмотря на самые тяжелые преступления, как правило, раскаиваются, и им нужно немедленно протянуть руку помощи, разобраться и понять сложность и ранимость их души. Ведь совершив преступление, так называемые злодеи получают серьезную психическую травму, и, как правило, более тяжелую, чем так называемая жертва. И после преступления эти люди нуждаются в социально-психологической реабилитации.
– Вы правда так считаете? – искренне удивился мужчина из правозащитного журнала.
– Истинно так.
– Знаете, несколько неожиданно. Гуманистические идеи, человеколюбие – даже по отношению к преступнику?
– Неожиданно – для стандартного примитивного милиционера? – уточнил Баздырев.
– Ну, что вы! Вы для нас, Василий Максимович, милиционер новой формации! – вставила девушка.
– Мерси... Теперь, если позволите, о тактике допроса. Она у меня детерминирована с библейской мудростью: «Не суди, и не судим будешь». Разъясняю: если я вижу, что допрашиваемому человеку неприятны мои вопросы о его проступке, я извиняюсь и перехожу на другие темы, которые ему более по душе.
Правозащитник просто расцвел от баздыревских речей.
К счастью, очередной постулат пояснять Баздыреву не пришлось. Ввели задержанного – смуглого мужчину лет тридцати, обросшего до глаз щетиной, в черной кожаной куртке, мятых брюках и лаковых туфлях. Он исподлобья глянул на присутствующих.
– Здравствуйте! Присаживайтесь, – вежливо предложил Баздырев. – Назовите себя, пожалуйста, гражданин.
– Беридзе Тамаз Хризантемович.
– Вы не Беридзе, – спокойно заметил Баздырев.
– А кто же?! – удивился арестант.
– Вы, гражданин, – говно!
– Чего?!
– Повторяю: говно!!! На совковой лопате. Урод, о которого даже ноги вытереть противно. Ты зачем приехал в Россию, незваный гость из независимой Грузии? Почему дома у себя не работаешь, генацвале? Потому что Россия кормить вас перестала? Трудиться не любишь, да? Что ж ты у себя в солнечной Грузии старух не грабил? Западло или обнищали все? На меня смотри! Ты приехал в чужую страну, великую страну убивать наших матерей! На самое святое руку поднял! В глаза смотреть! Я с тобой канителиться долго не буду. Психологический допрос закончен. Сейчас ты очень быстро напишешь «чистуху» по всем эпизодам, вспомнишь все. А не будешь, хорошо, я тебя отпущу. Да-да, отпущу прямо на улицу. Но у ворот тебя встретят сыновья этих старушек, которых ты бил в лицо и у которых отбирал нищенскую пенсию... Они ждут тебя. Не веришь? Можешь глянуть в окно.
Баздырев вдруг проворно вскочил, схватил грузина за шиворот и волоком подтащил к распахнутому окну. Во дворе на скамейке сидели четверо крепких мужчин зрелого возраста.
– Вот он! – крикнул им Баздырев, показывая сопротивляющегося арестанта.
Мужики, подскочили, как подброшенные пружиной.
– Давай его к нам, на шашлык поедем. Тащи этого урода...
– Ходи к нам, чача пить будем! К белий дэвочка поедем!
Удовлетворившись, Баздырев таким же образом вернул «гостя» на место.
– Вот видишь, какой у нас гостеприимный народ!
– Давай бумагу, писать буду, – шумно выдохнув, произнес Беридзе. На его лице выступила морось пота.
Журналисты оцепенели. Девушка выронила ручку и даже не заметила этого. Человек из журнала изумлено таращился то на Баздырева, то на арестанта. Он, явно хотел вмешаться в события, но, кроме неожиданной отрыжки, ничего издать не смог.
Беридзе хмуро глянул на Баздырева.
– В камере писать будешь. И смотри, без фокусов. А то, – Максимыч со значением посмотрел на журналистов, – у меня и второй постулат есть. Это, когда сначала привязывают к стулу...
Беридзе увели конвоиры. Журналисты молчали. Пауза затянулась.
– Ну, как вам мой метод? – закурив, поинтересовался Баздырев.
– Это ужасно! – взвизгнула девица. – Это же какой-то ГУЛАГ! Психическая пытка! А я-то думала, что вы действительно – милиционер-новатор, с демократическими убеждениями.
Очнулся и правозащитник.
– Если это в МВД считается самым гуманным методом, то что же считается обычной милицейской практикой? В общем, не говорите, мы знаем!!! Я не удивлюсь, если этот Беридзе повесится в камере.
– Ну и хрен с ним, пусть вешается! Разрешили, я б ему и веревку дал. Но по инструкции, к сожалению, не положено.
– Как вы можете так говорить? – ужаснулась девица. За синими очками глаза ее были, как у утопленницы.
– Могу, потому что я видел этих несчастных старух, с выбитыми последними зубами, травмами головы. Я вас есть мать? Я не желаю, чтобы она оказалась на пути вот такого джигита.
– Это будет бомба! – уже не слушая, пробормотала девица.
– Весь мир содрогнется! – в тон добавил Баздырев.
Мужчина из журнала поднялся и, помахав пальцем, произнес:
– Вы зря, иронизируете, господин майор. Когда выйдет моя статья в международном журнале «Правозащитник Вселенной» это будет о-очень большой скандал. Я не хочу угрожать, но у меня есть принципы. Точнее, это международные принципы, и вашим сотрудникам, в том числе и вам, необходимо их знать. Женевская конвенция, Конвенция против пыток, статья первая, «запугивание и принуждение» называет пытками, к вашему сведению. А то, что мы видели, как назвать, если не запугиванием человека? Скажите, будьте так любезны!
Баздырев, стал терять терпение.
– Все эти документы, конвенции, протоколы у меня есть. Вот на той полке, книги из Международного комитета Красного Креста прислали. А вот это, – Баздырев показал на гору папок, – восемь нераскрытых убийств. В том числе, двух девочек. И они висят на мне. И пока я их не раскрою, не могу спать спокойно. Так что, извините, мне надо работать.
Обещанный скандал случился. Молодежная газета вышла с гигантским заголовком: «В МУРе – 1937 год!» А «Правозащитник Вселенной» выступил с более основательной статьей «МВД: детерминированный садизм и психические пытки».
Баздырева вызвали в главк к генералу. Начальник МУРа на своем веку немало чего повидал, раскрыл не одну сотню убийств и других преступлений. Не жаловал «теоретиков» и далеких от практики ученых, которые, по его словам, занимались «юристикой». Генерал стучал кулаком по столу и кричал:
– Баздырев, черт бы тебя взял! Ну, на кой хер ты устроил этот спектакль?
Максимыч и не оправдывался:
– А я по-другому, товарищ генерал, и не умею. Я простой, как валенок: что думаю, то и говорю.
Министерство внутренних дел по поводу этой истории разразилось специальным распоряжением.
1. Отменить Распоряжение от 12 июля 200... года № 133/23 «Об обобщении и распространении опыта старшего оперуполномоченного майора милиции Баздырева В.М. по проведению „детерминированного экспрессивно-психологического опроса“.
2. Запретить старшему оперуполномоченному майору милиции Баздыреву В.М. проводить в своей работе так называемый «детерминированный экспрессивно-психологический опрос» задержанных по подозрению в совершении преступлений.
3. В связи с большим негативным резонансом, вызванным публикациями в некоторых изданиях материалов о «показательном опросе», проведенном старшим оперуполномоченным майором милиции Баздыревым В.М., запретить вышеуказанному сотруднику общаться с представителями СМИ, давать интервью, какую-либо служебную или иную информацию, а также фотографироваться для газет или журналов и позировать перед видеокамерой – до особого распоряжения.
4. Строго указать старшему оперуполномоченному майору милиции Баздыреву В.М. на непрофессиональные, некорректные и недопустимые методы проведенного «показательного опроса», выразившиеся в грубости, оскорблении личности и запугивании подследственного Беридзе Т.Х.
5. Объявить старшему оперуполномоченному майору милиции Баздыреву В.М. строгий выговор за недопустимые методы проведенного «показательного опроса» подследственного Беридзе Т.Х.
6. Обязать старшего оперуполномоченного майора милиции Баздырева В.М. тщательно изучить главу «Тактика ведения опроса и допроса» учебного пособия «Криминалистика» с последующей сдачей зачета.
7. Главному специалисту Методического центра ГУК полковнику внутренней службы Кукиришкину О.О. объявить служебное несоответствие за инициативную пропаганду и внедрение в практику заведомо ненаучного метода так называемого «детерминированного экспрессивно-психологического опроса».
На этот раз Баздырева решили не понижать в должности. Да и наказывать-то, по правде, было не за что. Тем более что метод таки оправдался: потрясенный Беридзе сознался во всех своих восемнадцати нападениях на старушек.
...Оперская молодежь была восхищена. Особенно тем, как быстро Максимычу удалось (а для Москвы это дело не простое) собрать сыновей потерпевших женщин. Баздырев обещал рассказать, если «проставятся». И добавил, что водку он пьет с огурцами и докторской колбасой.
Ребята сбегали. Накрыли экспресс-стол. Тут же выпили. Все, по словам корифея, было просто.
– Видите вон тех мужиков, – подойдя к окну, показал Максимыч. – Вон, у киоска пиво пьют? Вот к таким же подошел, нормальные наши мужики, внятные, объяснил им ситуацию, рассказал про урода из Грузии, что старушек-пенсионерок наших забивал. И вот, говорю, мужики, надо его припугнуть, чтоб раскололся. Как узнали, в чем дело, так все, кто там был, сразу согласились помочь родной милиции. Привел их во двор. Вот и все...
Очередной тост выпили за Максимыча.