Отель «Имперо» представлял собой сочетание современного псевдояпонского дизайна и экоархитектуры. В коридорах звенели декоративные водопады, а на крыше пятнадцатиэтажного дома росла трава. Под отель было перестроено конторское здание начала девятнадцатого века, расположенное в переулке поблизости от Корсо – главной торговой улицы Рима – и в двух шагах от Алтаря Мира. На краю внутреннего сада с претензией на японский стиль и дзен-буддистской тропинкой из белых камней была размещена застекленная веранда, где находился бар.
Коломба пересекла мраморный холл. В джинсах и с рюкзаком за плечами она чувствовала себя не в своей тарелке. Будучи при исполнении, она привыкла размахивать удостоверением, которое, как по волшебству, открывало перед ней все двери, но в качестве гражданского лица ощущала в обществе определенную неловкость. Нужно было слушать внимательнее, когда мать объясняла ей, как ведут себя воспитанные девушки.
– У вас должна быть забронирована комната на имя господина Торре, – сказала она портье за стойкой, в то время как мимо проплывал целый гарем девушек в чадре в сопровождении двух бородатых телохранителей.
Портье сверился с компьютером и расплылся в улыбке:
– Конечно, синьора. Управляющий сейчас же проводит вас в номер люкс.
Состроив невозмутимое лицо, Коломба подумала: «Люкс?!» Она начала было доставать документы, но портье только всплеснул руками:
– Что вы, ничего не нужно. Если вам угодно пока присесть…
– Я буду в саду.
– Прекрасно, синьора. Не желаете ли выпить?
– Нет, спасибо. Мне и так неплохо.
Слегка ошарашенная, она вышла в сад, где среди карликовых пальм и олеандров ее дожидался Данте. Он покуривал сигарету и изучающе разглядывал тюнингованную блондинку за соседним столиком. Чтобы справиться со стрессом от переезда, Данте под завязку накачался ксанаксом. Взгляд у него был довольно осовелый.
– Скажи-ка, сколько у тебя бабла? – спросила Коломба.
– Если ты возьмешь меня за лодыжки и перевернешь вверх тормашками, из моих карманов не вывалится ни гроша.
– Брехня. Без платиновой карты тебя здесь даже в мусорке порыться не пустили бы.
– Помнишь, я рассказывал про девушку, уехавшую на фургончике Скуби-Ду?
– От маразма не страдаю.
– Это дочь владельца отеля. Я согласился принять оплату бартером. Теперь стоит мне снять трубку – и меня ждет номер люкс, даже если отель переполнен. Бесплатно.
– На черта тебе это надо, если ты из дому не выходишь?
– Это производит впечатление на девушек.
– Типа блондинки, что сидит позади меня? Тут, кроме платиновой карты, тебе ничего не поможет.
– Дай помечтать.
Появился управляющий и едва не отвесил им земной поклон, двое носильщиков загрузили чемоданы Данте и рюкзак Коломбы на тележку для багажа и исчезли в направлении грузового лифта, а их самих проводили к красовавшейся посреди холла стеклянной кабине лифта, который должен был отвезти их на верхний этаж. Кабина была совершенно прозрачной и двигалась так плавно, что Данте, хоть и не скрывая некоторого беспокойства, решился в нее войти.
– Это мой первый лифт за десять лет, – радостно объявил он.
Воспользовавшись медленным подъемом, Коломба сверху оглядела охрану отеля. Она заметила в холле по меньшей мере четырех охранников в темных костюмах и с гарнитурой в ушах, широкоплечих, как бывшие военные. Учитывая ранг клиентуры, они должны действовать эффективно и замечать малейшие отклонения от нормы. Неспроста все они уставились на нее, как только она вошла. Не спрячь она пистолет в косметичку – для пиджака день был жарковат, – они бы точно его заметили.
Лифт остановился напротив двери в люкс, которую распахнул перед ними остановившийся на пороге управляющий.
– Господин Торре отлично знает нашу гостиницу, поэтому я избавлю вас от экскурсии. Если вам что-то понадобится, прошу вас, обращайтесь ко мне, – сказал он.
Коломба протянула было ему документы, но управляющий притворился, будто их не заметил, и с улыбкой вошел в лифт. Снова почувствовав себя не в своей тарелке, Коломба спрятала их в карман.
– Почему они не спрашивают у меня удостоверение личности? – спросила она Данте.
– Я уже зарегистрирован, а мои гости вправе рассчитывать на конфиденциальность. Это дополнительное преимущество.
– Это незаконно.
– Господи, какая же ты зануда!
– Когда в следующий раз его увидишь, объясни ему, что я не одна из твоих любовниц.
Номер состоял из двух спален, к каждой из которых примыкала сибаритская ванная комната, и просторной гостиной с камином, возле которого прибывшие через пять минут рабочие установили профессиональную кофемашину и электрическую кофемолку.
– Дай угадаю, – сказала Коломба. – Еще одно дополнительное преимущество.
– Точно.
– Может, тебе еще и спинку трут в душе?
– Только по особому запросу, – ухмыльнулся Данте.
Он выделил Коломбе спальню поменьше, которая была размером с половину ее квартиры, а сам обосновался в большой, объяснив, что в ней гораздо больше окон и есть терраса, джакузи и сауна.
– Там я и буду спать.
– А как же круглая кровать? – спросила Коломба, которая видела такие кровати только в кино.
– Она не для сна, – подмигнул он. – Если ты понимаешь, о чем я.
– Нет, не понимаю, – фыркнула Коломба и выглянула на террасу: та выходила во внутренний сад.
Других зданий поблизости не было. Конечно, на сто процентов она уверена не была, но, учитывая потребности Данте, выбор стоял между этим отелем и сном под открытым небом где-нибудь в полях.
– Задергивай шторы, когда ложишься спать, о’кей? – сказала она. – И не включай свет в спальне, иначе снаружи будет видно твою тень.
– Боишься, что меня пристрелит снайпер? – спросил он, неуверенный, будет ли уместно пошутить.
– Ничего я не боюсь, просто делай, как я сказала.
– Да, мама.
Коломба пошла к себе, чтобы распаковать вещи. Кровать в ее спальне была обычной прямоугольной формы, зато размера «кинг-сайз» и с пышным стеганым покрывалом. На одной стене висел плазменный телевизор, вдоль другой стояли сейф и книжные полки. Вот уже в сотый раз за день она спросила себя, был ли смысл перевозить неуравновешенного затворника из-за какой-то невнятной опасности, или ей просто передалась его паранойя. Она надеялась, что это выяснится до того, как она вляпается в еще большие неприятности. Положив в ящики гардероба смену одежды и оставив туфли в ванной, она вернулась в гостиную.
Данте заметил, что она снова повесила на пояс кобуру, но предпочел промолчать. Он вытаскивал из чемоданов пакетики с зерновым кофе, расставляя их в алфавитном порядке в барном шкафу за эспрессо-машиной. «Блю маунтин», выдержанный колумбийский, «мерида»… По комнате распространился аромат жареного кофе.
– Над нами прекрасный бассейн с подогревом и, представь себе, со стеклянной крышей. Можем поплавать там и выпить по аперитиву, – сказал он.
– У меня предложение получше. Возьмемся за работу.
Данте вздохнул:
– А ты не слишком-то любишь радости жизни.
Меньше чем через полчаса предупрежденный об их переезде Альберти уже выгружал в лобби две коробки документов. Коломба спустилась, чтобы их принять. Альберти был одет в штатское.
– Ты же на личной машине приехал?
– По правде сказать, у меня нет машины. Но я одолжил машину у друга.
– Молодец.
Его нос уже не казался таким распухшим, хотя и ясно было, что прежним ему не стать. Однако, по мнению Коломбы, выглядел Альберти не так уж плохо. Теперь он казался более взрослым. Агент помог ей дотащить коробки на этаж и с любопытством поглядел на дверь люкса:
– Госпожа Каселли, вы и правда здесь живете?
– Остановилась всего на несколько дней. И за номер не плачу, – ответила она, с садистским удовольствием захлопывая дверь у него перед носом.
– А вот и Санта! – воскликнул Данте при виде коробок. – Почему вы никогда не оцифровываете информацию?
– По делу Мауджери у нас почти все оцифровано, – сказала Коломба, открывая коробки. – Но твое дело еще по большей части на бумаге. На оцифровку старой фигни не хватает ресурсов.
– Я не «старая фигня», – возмутился он.
Коломба протянула ему несколько папок:
– Радуйся, что Ровере хоть это достал.
– С чего начнем? – раскрыв одну из папок, спросил Данте. Внутри оказался отчет одного из следователей по его делу.
– С тебя. О твоем деле я знаю меньше.
– Я сварю кофе.
В следующие двадцать четыре часа, проведенные за непрерывным просмотром и обсуждением документов, Коломба и Данте выпили немало кофе. Они заказывали еду в номер и прерывались, только чтобы поспать. Комната Данте, куда он строго-настрого запретил входить горничным, постепенно покрылась слоем документов и фотографий. Чтобы сменить диспозицию, Коломбе приходилось лавировать между стопками бумаг и пустыми чашками, но большую часть времени она, лежа на кушетке Ле Корбюзье[8], расспрашивала Данте о его истории. Впервые с момента освобождения он рассказывал обо всем в мельчайших деталях.
Данте держали в силосной башне на ферме отставного капрала Антонио Бодини, получившего ее в наследство от родителей. Силосов для хранения пшеницы у отца Бодини было два, но незадолго до смерти он продал большую часть земли – теперь ее обрабатывала сельскохозяйственная компания, – и с тех пор ни один из них не использовался, по крайней мере официально. В те одиннадцать лет, что Данте провел в заточении, Бодини жил обычной жизнью: работал в огороде, кормил кур и получал пенсию на почте. Местные знали его как человека молчаливого и застенчивого, слишком неотесанного, чтобы завести семью. Он мог перекинуться парой слов с местными, когда заходил за покупками, но даже в баре всегда пил в одиночку. Летними вечерами можно было видеть, как он сидит за столом перед своим домом, в майке и потертых спортивных штанах. Известие о том, кем он был на самом деле и что совершил, потрясло всю округу. С тех пор его называли не иначе как психом. Могилу Бодини дважды оскверняли. Наконец его останки выкопали, кремировали и перезахоронили в общей могиле. По мнению следователей и экспертов, мотивом похищения Данте послужило неудовлетворенное желание Бодини иметь семью, которое со временем свело его с ума.
– Проблема в том, что он – не Отец, – сказал Данте.
Коломба полистала документы:
– Единственные найденные отпечатки принадлежат ему, силосная башня находилась в его собственности, и больше никого с ним никогда не видели.
– Какой у меня акцент? – спросил Данте.
– Акцент? – Коломба задумалась. – Вроде североитальянский, но иногда ты и римские словечки употребляешь. Хотя акцент у тебя почти незаметный.
– Я говорил с северным акцентом, уже когда сбежал из башни. Разве что римских выражений не употреблял.
– И что?
– Бодини закончил лишь пять классов начальной школы и почти всегда изъяснялся на кремонском диалекте. Он бы не мог дать мне образование.
За время заточения похититель научил Данте читать, писать и считать с помощью старых учебников. Некоторые из них позже обнаружила полиция: как выяснилось, это были издания начала шестидесятых годов, скорее всего купленные на каком-нибудь книжном развале. У Отца было весьма странное понятие об образовании.
– Иногда он заставлял меня вызубривать наизусть длинные отрывки из книг, которые я и в глаза не видел, – рассказывал Данте. – Приносил вырванные страницы и оставлял у меня в башне на ночь. Если на следующий день я ошибался, он лишал меня пищи и воды или… – Он поднял больную руку.
Отец заставлял его бить по ней розгой или ножом. Эта часть тела предназначалась для телесных наказаний. Данте выучил назубок отрывки из важнейших итальянских поэтов и писателей до начала девятнадцатого века и до сих пор мог цитировать их по памяти. Ему так никогда и не выпало возможности полностью прочесть некоторые из этих текстов. Отец был одержим Кремоной. Данте пришлось изучить каждую улочку на карте города как свои пять пальцев, а в качестве одной из мнемонических игр Отец показывал ему фрагменты фотографий памятников и палаццо, чтобы тот их назвал. По мнению экспертов, обследовавших Данте после освобождения, единственной целью подобных упражнений была демонстрация власти.
– Может, Бодини был самоучкой, который скрывал свою эрудицию от мира.
– Так и твои коллеги говорили. Но это совершенно неправдоподобно.
– К тому же на книгах нашли только его отпечатки. А также его ДНК, – сказала Коломба, сверяясь с отчетом. – Тут написано, что в конце девяностых была проведена экспертиза образцов. Это ты ее запросил?
– Да. Во время моего освобождения такие методы еще не использовались. Экспертизу пришлось оплатить самому, но все равно ничего не вышло.
– И все-таки ты убежден, что Отец и Бодини – два разных человека.
– Бодини лишь сдавал ему игровую площадку. В этом я уверен. В том числе потому, что видел его в лицо, и это был не Бодини.
Коломба поудобнее устроилась на кушетке. К вечеру второго дня их изысканий ей не удалось найти ни подтверждений теории Данте, ни явных неувязок в его рассказе. Мыслил он вполне здраво и до мельчайших деталей помнил все, что с ним произошло. И не только. У него вообще была отличная память.
– Расскажи мне, – попросила она.
– Здесь все написано.
– Не все. Сам знаешь.
Данте с притворным безразличием пожал плечами:
– Как пожелаешь. В бетонной стене силосной башни была трещинка. Маленькая, скрытая чердаком, где я спал. Я подглядывал в нее, когда был уверен, что Отец не заметит, и даже тогда… – Он покачал головой. – Я всегда был убежден, что он за мной наблюдает.
– Что ты оттуда видел? – спросила Коломба.
– Часть поля и другую башню. Она была точно такой же, как моя, но я думал, что она пуста.
– Но, как ты заявил в своих показаниях, она не пустовала.
– К сожалению, мои слова не нашли подтверждения. Входные двери в башни находились с противоположных сторон. Выглядели башни обыкновенно, но Отец или Бодини их звукоизолировал. По крайней мере, мою: снаружи меня было не слышно, даже когда я стучал кулаками в стену. Стучать я перестал уже через неделю заключения.
– Значит, и ты, в свою очередь, не слышал, что происходит снаружи.
– Да, до меня мало что доносилось. Грохот проезжающих по местной дороге грузовиков, сирены «скорой помощи», гром… Иногда крики птиц. Зато внутри каждый звук отдавался гулом, взлетал до самой кровли и обрушивался мне на голову. – Данте поежился. – Знаешь, что самое невероятное?
Боясь, что ее голос дрогнет, Коломба молча покачала головой.
– Что я выжил. Мне самому это кажется невероятным. Черт, ко всему привыкаешь.
Данте вышел на балкон покурить. Весь пол уже был завален окурками. Когда десять минут спустя он вновь вошел в комнату, к нему, казалось, вернулось спокойствие.
– Думаю, во вторую башню Отец заходил через дверцу с противоположной стороны, по крайней мере с тех пор, как я начал подсматривать в щелку. Может быть, он делал это с наступлением темноты, потому что я никогда не видел, чтобы он приходил с обратной стороны. Только в последний день. Он держал за руку мальчика моего возраста.
Историю о мальчике Коломба уже знала. Это была самая противоречивая часть показаний, которые дал Данте сразу после освобождения. На бумаге они казались неправдоподобными, но теперь, когда она услышала их своими ушами со слов Данте, у нее сложилось иное впечатление.